Вячеслав Харченко. Сталинский дом. — «Волга», 2019, № 3–4
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2019
В буднях и быте среднестатистического российского писателя нет ничего романтичного. Встаёт по будильнику, общественным транспортом добирается до работы (да-да, большинство отечественных писателей где-то трудятся — на гонорары нынче не выжить), затем — восьмичасовой рабочий день с перерывом на обед. Вечером надо в «Пятёрочку» за хлебом заскочить. Покормить кошку, не забыть заплатить за квартиру… Словом, жизнь самого обычного человека. Только писатель при этом ещё успевает подмечать и фиксировать мелочи жизни. Бумажное воплощение обретает многое из увиденного и услышанного. Старый рокер, ежеутренне встречающийся тебе на автобусной остановке, становится персонажем рассказа «Благородный дон», случайный диалог в сетевом универсаме отражается в новелле «Кассирша», а кошка оборачивается героиней миниатюры «Лизка».
Добрые знакомые Вячеслава Харченко говорят, что с ним нужно держать ухо востро: поделишься в дружеской беседе какой-нибудь пришедшейся к слову историей из собственной жизни — глядь, через несколько месяцев в хорошем литературном журнале выходит очередной его хороший рассказ с той самой личной историей, положенной в основу. Памятуя об этом, сразу веришь, что все персонажи его повести в рассказах «Сталинский дом» — не случайный набор колоритных фигур, а самые что ни на есть реальные соседи самого что ни на есть реального Вячеслава Харченко по самому что ни на есть реальному дому со счастливым номером 13, расположенному на проспекте 40 лет Октября в московском районе Люблино.
Люблино, в котором происходит действие повести, — один из районов на юго-востоке столицы. Далеко не самый богатый, далеко не самый благополучный, далеко не самый экологически чистый. Раньше бы его однозначно назвали рабочей окраиной. В былые десятилетия в окрестностях действовало несколько крупных заводов, значительную часть района занимала Люблинская станция аэрации с полями орошения, куда стекались сточные воды с юго-востока Москвы. В 1990-х и 2000-х бывшие поля орошения застроили многоэтажками, в старой же части района сохранились сталинские и хрущёвские пятиэтажки, большинство из которых попали в программу реновации ветхого жилья и теперь планируются к сносу в ближайшие годы. Реновация и стала поводом для того, чтобы герои повести «Сталинский дом» перезнакомились друг с другом и встали единым фронтом на защиту своего жилища: «Ведь никто не хочет, чтобы его крепкий тёплый домик с уютным тихим двориком заменили на тридцатиэтажную бездушную стандартную бетонную коробку». Соседи героя-рассказчика — сплошь красочные, рельефные персонажи с обозначенной лёгкими штрихами впечатляющей биографией: «то подсядет дзюдоист Егор, окончивший спортивную школу вместе с Путиным, то электрик Семёныч, запускавший космическую станцию “Мир”, то ковщик Павел, внучатый племянник Есенина, любящий цитировать “Собаку Качалова”, то Анна Михайловна из 111-й квартиры, увешенная одиннадцатью пекинесами».
Харченко создаёт портретную галерею, в которой кого только нет! Автор пишет обо всех этих людях с какой-то щемящей нежностью — он всех их искренне любит и заранее прощает возможные недостатки. Все простые, по-шукшински чудаковатые — но свои, родные люди, от которых никуда не хочется переезжать. Ощущение, будто попал в советское кино — самый правильный на свете двор, где все знают, как зовут дворовую кошку и местного участкового, где из окна несутся записи Булата Окуджавы и где рядом обязательно есть голубятня. Думается, люди, выступающие против реновации, в первую очередь боятся совсем не того, что на месте их дома появится чудовищная тридцатиэтажка. Они боятся потерять ту самую трогательную дворовую атмосферу.
Об утраченной атмосфере привычного места Харченко говорит в главке-новелле «Неформал». В парке «Люблино», где герой-рассказчик двадцать лет назад гулял с красивой девушкой, сидел на выцветшей лавочке и потягивал жигулёвское с воблой, теперь рассекают на гироскутерах пирсингованные подростки. Вместо родных кривых кустиков и деревьев, под которыми даже росли грибы, — пластмассовые сакуры, мигающие неоновыми огнями. Рыбаков у пруда больше нет, зато над ним барражируют запускаемые детьми автоматические дроны. Добавлю, что писатель забыл сказать про ежегодно обновляемые тротуарную плитку и бордюры. В таком мире человек из правильного советского двора чувствует себя чужаком. Иной автор в предлагаемых условиях давно бы затосковал. Но Харченко выглядит оптимистом. Рассказы «Сталинского дома» неизменно полны доброго юмора и иронии. Здесь дворничиха разговаривает с цветами, хозяйка одиннадцати пекинесов клянёт Фернандеса за нереализованный пенальти, а жэковский электрик нелепо и безрезультатно пытается ограбить ночной магазинчик.
Смешное Харченко находит даже в обыденном, не предполагающем улыбки. В новелле «Бассейн» изменение названия ближайшей к дому троллейбусной остановки вызывает у рассказчика тревогу, а его размышления по поводу столь радикальной перемены вызывают у читателя смех. Не зря в самом начале «Бассейна» проскальзывает фамилия Зощенко — его традициям Харченко верен. Можно упомянуть ещё и Хармса с обэриутами, имена которых упоминали критики, анализировавшие прежние произведения писателя. Как и предшественники, Харченко чутко улавливает наш житейский абсурд и активно использует его в своей прозе.
Необычное прозаик также гармонично вписывает в окружающую среду, переводя странное в абсолютно естественное. Автор видит, что жители больших городов научились ко всему привыкать и не замечать того, что попадает в писательский объектив. Латиноамериканцы, примостившиеся на скамейке в закоулочках московской окраины, чтобы распить один на всех пакет кефира «Домик в деревне», — во всех отношениях обычное зрелище. И поезд метро, почему-то не открывший двери на станции «Люблино», тоже никого не удивляет — значит, так надо. Возможно, если во двор дома 13 по проспекту 40 лет Октября прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино, зрители не соберутся. Подумаешь, волшебник! Подумаешь, вертолёт! А кино мы бесплатно и дома в интернетах посмотрим… Социальная проблема нащупывается, но Харченко дальше не идёт — он комфортно себя чувствует в рамках коротких рассказов, выстраивающихся в цепочку и не предполагающих эволюции.
Прозаик просто наблюдает за жизнью, используя проверенный приём игры в ассоциации. Для примера назову несколько слов: «кошка», «выборы», «пластиковая карточка». Наверняка у каждого есть своя занятная история, связанная с этими словами. Харченко подобные истории и рассказывает. Вроде совершенно не обязательные, но поднимающие настроение. Эти рассказы, наверное, даже и не вспомнят через сто лет. Автор не получит за них ни больших, ни малых литературных премий. И да — скорее мы имеем дело с «трамвайным» чтением, скрашивающим время в общественном транспорте. Но при этом рассказы безмерно притягательны. Их хочется читать ещё и ещё, хочется продолжения. Хочется, чтобы они обязательно вышли отдельной книгой. Тем более традиционные книжные объёмы позволили бы дописать ещё десяток-другой лёгких ироничных историй, которые можно было бы вставить в любое место этой самой книги — свободная структура произведения, где жёстко зафиксированы лишь первая и последняя главки-новеллы, подобное допускает. И получилась бы уже не повесть в рассказах, а роман в рассказах. Жанр, более востребованный издателями.