Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2019
Литературный клуб «Урал» в том виде, в каком он существует сегодня, — это наследник лучших традиций, методики и анализа литературного творчества начинающих знаменитого клуба «Лебядкинъ» (основателями которого были Борис Рыжий и Олег Дозморов), Нового Литературного Объединения при Уральском университете и творческого семинара при Союзе писателей России. За это время из стен редакции журнала «Урал», Дома писателя, Уральского университета вышло много хороших и талантливых стихотворцев, прозаиков, драматургов (это Олег Дозморов, Борис Рыжий, Елена Тиновская, Арсений Ли, Алла Поспелова, Павел Проскуряков, Ольга Фадеева, Надежда Болтачева, Артём Носков, Максим Сергеев, Олеся Савостова, Андрей Плотников, Татьяна Шорохова, Александр Пятков, Светлана Панина, Елена Алексеева, Алексей Кудряков, Константин Комаров, Артём Лебедь, Тамара Сальникова, Ольга Горшенина и многие другие). В поэтических подборках этого номера «Урала» мы публикуем стихотворения тех, кто остаётся постоянным участником творческого семинара. Кое-кого из них читатели уже знают, а кто-то публикуется впервые. Пожелаем всем, кто живет изящной словесностью, семь футов под килем — семь футов гармонии, смысла и красоты.
Юрий Казарин
Ольга Кручинина
Привыкаю понемногу…
Ольга Кручинина — родилась и живет в Свердловске—Екатеринбурге в пределах трех трамвайных остановок. По образованию — биолог. Первая публикация — в журнале «Юность» в 2011 году.
***
Ночью шуровала молния.
Плотно шнуровала небо.
Прогремело по краям.
Но не растрескалось —
Не разошлось по швам.
***
Утром, запеленутое крепко
В серое линялое тряпье
Туч состиранных,
Ревело небо…
Горько, безутешно.
***
А можно крестиком по пяльцам
А можно кольцами по пальцам
Или словесной паутиной
Лишь бы хватило…
***
А когда корабли все уйдут
Один за одним,
Вздернув гордые паруса,
Навстречу рассветам.
А ты отмашешь свое,
Простоишь тут еще полчаса,
А безжалостный бриз
Сорвет улыбку с лица
И отправит им вслед —
С чем останешься ты?
Из ладони в ладонь
Перекатывать гальки?
***
Перевернутые лица, перевернутые дни.
Мне так просто раствориться в безразличье толчеи.
Шаг, другой, а дальше в ногу,
Пусть не маршем, но в строю.
Привыкаю понемногу,
Все поют, и я пою.
На работу ровно в восемь,
Перед домом — в гастроном.
Все одно у Бога просим,
Все мечтаем об одном,
Все надеемся на чудо,
Все не верим в чудеса.
Я такой, как все, не буду?
Я уже такая вся!
Очень разные вопросы — а ответы все одни.
Перевернутые лица, перевернутые дни.
***
Постылый ветер дует с тыла.
— Болеешь?
— Нет, слегка простыла.
Сдувает напрочь то, что мило,
За что держалась, что любила.
Не верила — и не крестила.
— Так больно?
— Нет, уже остыло.
По ветру косы распустила,
Не плакала, как не грустила.
Открыла настежь — отпустила!
— Обидно?
— Нет, уже простила.
Вот только жаль, что упустила.
Жила, а будто бы гостила…
***
Раззвенелась, раскричалась,
Развенчалась в пух и прах.
Необузданную жалость,
Словно мир, держу в руках.
Разлетелась, раскрошилась,
Расплескалась через край.
— Эй, прохожий, коли надо,
То по каплям собирай.
Соберешь и склеишь, может,
Стану снова, как была.
Ну так что же, а, прохожий?
Или больше не мила?
А ты выбрось, чтоб со свистом,
Чтоб со звоном на куски.
Чтобы в каждом из обломков
Отражались лепестки.
Может, кто-то пожалеет,
Смажет, склеит, соберет,
Ну, а поутру, трезвея,
Снова с треском разобьет!
Богдан Бейк
Бабочки
Богдан Бейк (1996) — родился и живет в Екатеринбурге. Студент пятого курса ЕГТИ по специальности «литературный работник».
1
Ночь. Смягчает все углы. Ночь — это золотой, красный, темно-вишневый, бурый. Ночь — это изнанка запертой двери, музыка sotto voce, знаки на желтом и акварельные пятна мальвы среди бетона и кирпича. Всего лишь спешный оттиск на губах. Звезды, спешно выплеснутые на небо. Увидеть их и поймать хоть одну глубиной глаза.
2
Что думал ветер — железный цвет. Ты небо, ты луна, ты снег костей, ты силуэт упавшей птицы. Лишь спешный оттиск соли на губах. Чернеют ветви и ресницы. Разомкнутых ладоней прощание. В том есть секрет и скрежет.
3
Утро. Густой и терпкий воздух от нарциссов — мутнеет, глотая холод. Щека полудня льнет к стене, и стены стынут, стены стонут. Только горько цветет черемуха.
4
Лепесток в чаше воды — что лодка для муравья. Крылья бабочек написаны на нерожденном языке. Эти книги я читать еще не умею.
5
Я на краю, на самом краю и в грязных ботинках. Я думаю о море, я слышу море, я чувствую море. Приближается… Вот-вот упадет на меня зеленая волна, другая, третья, я встречаю их, я бросаюсь на них вопреки. И море выточит из меня камень. Оно напевает мне песню. Море одиноко. Оно мне шепчет, шепчет, шепчет. Оно не знает, откуда оно появилось. Оно не знает, куда уйдет потом. Куда же уходишь ты?
6
Лето. Вот дерево. Его широкая спина. Молочная луна за ней во сне бледнеет. А мне лучше бы просыпаться. Скажи, ведь это раны терна на твоих локтях? Рука в огне. Приходишь из серой мглы табачных облаков. В твоих руках стал камнем хлеб. День — из металла и шагов. Мак в твоих глазах мне заменяет память, но какой сон ты прячешь в этой зеленой коробочке?
7
Слышишь: море поет свою песню. Слышишь: песок сквозь твои здоровые вены. Слышишь: разбиваются жизни о камни. Выдох — кода для боли. Но тише! Здесь, за углом, — слюдяной летний вечер.
8
Сеньо. Так наступает синий час. Прочь, прочь. Рождение тени от тени. Чертят сонные лбы на леденеющих окнах мандалу сумерек. (Паруса над крышами зданий.) Прочь, прочь. Твои объятия, Ночной Гаспар! Сплетение дрожащих лепестков, фарфор ладоней, скрип зубчатых колес. Мы задаемся вопросами о цвете глаз нашего Бога. Рассеянно кувшин роняет Бог. Он просыпается.
9
Имя на воде — оно водомеркой написано. Невечность.
10
Осень. Просят листья земли. Табак, вино, газеты. Осень — прерванный жизни ноктюрн, шелесты, шорохи, скрипы. Вино, твой голос на кассете, дым. Я оборачиваюсь и замираю: красный всполох ирги. И у нее есть сердце. Оно отстоялось в воде и станет скоро хрустальным.
11
Любовь — шкатулка физалиса. Пусть не коснется иней утренний травы. Нанизываю на нитку дождя спящих шмелей. Я подарю тебе эти бусы. Оставь мне шаги на снегу. Фонарь в глазах твоих гаснет. Значит, не будет конца. Терпкие ягоды.
12
Зима. Светит эхом луна мне дорогу. Зима — темнота сотни ночей. Тревога. День короток. Исчезает мир из мира, спускается рассвет под землю. Ты обронила то, что называют кровью. Она блестела. Я шел по следу твоей улыбки на губах чужих. Мера одиночества — глаза. Зима. Монотонный шум тишины.
13
Ночь. Проходит время: вчера, сегодня, завтра. Ночь — торговка прахом у стены.
14
Весна. В клейкой почке дерева зреют тысячи лет. Весна — рисунки целлофановых луж. Через веки мои наполняюсь миллиметрами солнца. Юная зелень робко выглядывает наружу сквозь острую наледь, окруженная золотистой дымкой рассвета. Изучает ладонь божья коровка. Улетела. А ладонь еще помнит. Весна. И вместо шепота — бархатный ветер.
15
Утро. Фужер тюльпана, лапа кошки, скрип ставней, две пиалы холодной манки, трава серебрится, — вся жизнь в пяти минутах. Догорает свеча. Струйка чистой синевы. Так и лица в конце своей жизни. Утро — ты возвращаешься. Хотя бы ненадолго.
16
И снова лето. Твое море, твоя спина, твои сны. В сложенных ладонях ты принесла холодной воды — мы поставили в нее незабудки. В сложенных ладонях ты принесла теплого солнца — мы поставили в него наше время. Под старым деревом целовались. Вновь открывается рана, подобно розе. Ты — цветок, что хочет быть срезанным.
17
Воспоминания. Песок и шорох. Ты всегда издалека приходишь. Я на краю, на самом краю, моя грудь не боится больше волны. Тронуто небо закатом — синий час наступает. Начать со знака «сеньо». Вот облако проплывает. И нет больше печалей. И нет больше смерти.
Алла Решетникова
Алла Решетникова — родилась в Башкирии, близ Уфы, в начале войны. Окончила среднюю школу, после — пищевой техникум. До недавнего времени работала в Управлении Свердловской железной дороги технологом. В «Урале» публикуется впервые.
***
Дюжина, полдюжины —
долгие жемчужины,
бесконечный свет,
словно проутюжено,
затерялся след.
***
Звезда сквозь тучи
пробивается челом.
Мир — огромный дом.
***
Звон колокольцев,
Стадо возвращается —
Вымя до земли…
Виктор Степанов
***
Виктор Степанов (1942) — родился в Казахстане. В 1948 г. переехал в Свердловск. Окончил школу-студию при Союзе художников. Работал художником-декоратором в Свердловском оперном театре. В 70-е годы работал художником в Ростовском театре драмы. Печатался в издательстве «Дон». Последующие годы работал художником на заводе. Не печатался, не издавался, не выставлялся.
Справа — охранник, слева —
уборщица.
Сзади жена от боли
корчится.
И я, безработный, рядом
топчусь:
где за-ра-бо-тать? Где денег
до-стать?
И здесь же, весь в белом,
какой-то гусь:
«Ещё есть возможность…
почку отдать».
Я в шоке, я в трансе,
что-то ору.
Что ж, почка — так почка…
Все. Точка. «RU»
***
Как странно видеть меж путей,
среди щебенки и мазута,
цветок, дитя оранжерей,
здесь оказался почему-то.
Какой разительный контраст:
и колоритно, и печально…
Да, это ветер. Изначально.
Ведь это он на все горазд.
***
Мне очень редко снятся сны…
но в этот раз, так явственно, пустыня —
на все четыре стороны,
местами жёлтая, как дыня.
Все остальное чистый снег.
Я видел страусиный бег,
как тройку русских лошадей.
О, кони-птицы! Птицы-кони…
в санях же что за лиходей?
И лейтмотивом крик вороний.
Я пробудился. Шум дождя.
Сажусь к мольберту у камина.
Наутро, как бы погодя,
была написана картина.
***
Когда-то… в давние года,
в века, точнее в тысячененастья,
вот так же падала звезда
предвестницей возможного несчастья.
За ней живые з е р к а л а
блеснули полусферами в пространство,
где степь от ковылей бела
на много верст. И никакого… царства.
Лишь только призрачный туман,
все тот же свет далекого заката,
а за спиной все та же тьма
естественна, как ныне и когда-то.