Стихи. Перевод Евгении Добровой
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2019
Кшиштоф Дариуш Шатравский — поэт, прозаик, культуролог, профессор Университета Вармии и Мазур в Ольштыне (Польша). Автор 8 книг стихов, рассказов и более 100 научных работ. Произведения переведены на русский, украинский, белорусский, английский, французский, немецкий, китайский и др. языки. Заслуженный деятель культуры Польши (1997), лауреат Международной Волошинской премии (2016) в номинации «За вклад в культуру» за переводы на польский язык произведений М.А. Волошина и других русских поэтов. В России публиковался в журналах «Арион», «Дети Ра», «Октябрь», «Звезда», «Журнал ПОэтов» и других периодических изданиях.
словно первый попавшийся
словно первый попавшийся в календаре
двухтысячный год начался
так, что это плохо запомнилось
может, оттого, что обещали конец света
и никакой музыки нам не хватало
и никакого желания мы не могли обуздать
могли напиться вдрызг
или на трезвую голову сделать что-то
настолько безумное, что при других обстоятельствах
нас связали бы и с кляпом во рту
бросили у дверей
ближайшего полицейского участка
или заперли в багажнике
и как можно скорее вывезли в лес
да что угодно нам хотелось сделать
ничто
ничто не могло унять наших желаний
даже промывание желудков, хотя, наверное, оно вышло из моды
в двенадцать по привычке были подняты тосты
и никто уже не говорил о конце света
бесповоротное свершение не успело прийти вовремя
и, возможно, уже никогда не успеет
пока в один прекрасный день не грянет без предупреждения
наше совершенно личное grande finale
но сейчас семь утра
первый день января, как и каждый год
в султанах пара мы набиваемся в такси
которое отвезет нас в неизвестном направлении
оставляя дыхание, оседающее на скользкой дороге
мир еще развлекается, еще ничего не закончилось
все делают вид, что гуляли за чужой счет
от начала и до конца
и поэтому гуляем до утра кричат позади из окна
словно не знают: сквозь такой подход
не просочится никакая радость
словно от страха, что настоящий праздник
закончился в полночь
они решили сойти с ума и объявить о том всему миру
по телевизору еще показывают вспышки фейерверков
и желают счастья на чужих языках
и я не могу ни заснуть, ни проснуться
одурманенный повышением дозы
ускользающего времени, счастья и любви
которых я не могу понять
я смотрю, как седеет в окне рассвет
угасает тысячелетие
старится мир
я переношу это все хуже
и я правда не знаю
чем я это себе заслужил
я твой должник
я твой должник, с тех пор как
ты подменил мою кровь
водой, а она превратилась в вино при первой же оказии
и теперь мы можем пить ее перед обедом
пока никто не сообразит, чья это кровь
я твой должник, коль скоро свое имя
нашел в твоих страданиях
но позже ты их обменял на голоса
на выборах в парламент вечности
и хотя это мое было имя
с тех пор оно стало похоже
на те кресты с оловянными фигурками
что отливал когда-то в гараже пан Зенек
пока налоговая не прикрыла его фирму
я твой должник, хоть позже
все сделалось невероятно простым
с тех крестов на меня смотрели
горестно вечные мученики и нерожденные дети
иудейские цари из люминесцентной пластмассы
светили над постелями умирающих
от старости или беспамятства
я видел их каждый день
в залах парламента или же в школьных классах
в которых запрещено думать, чувствовать и говорить
а потом там возьмут палку —
такой палкой можно сломать сомнения
вернуть гордецам скромность
окоротить тщеславие
можно даже разбить хрупкий сосуд души
ты же видел вытекающую совесть
ручьи крика и лужи надежды —
знаешь, если опустить туда конец палки
можно вырастить дерево вопросов без ответов
со вкусными красивыми плодами
чтобы потом выкорчевывать его огнем и сталью
я твой должник
ибо наша культура не ценит сомнений
не пускает к столу заплутавших
и так будет всегда
пока мы не признаем, что страдание было фальшивым
для успокоения совести
я твой должник навсегда
ибо всегда тоже когда-нибудь кончится
останутся одни должники
это они
в поисках займодавца
поджигают костер, на котором я сейчас стою
побережья южных морей
проникая в теплые воды южных морей
уходя от волны, в исступлении бьющей о берег
обжигая гостеприимные архипелаги
подступившей внезапно тоской
мы идем к беззубому диску солнца
хватаемся за краешек луны и тонем
в слезном прибое
в сонных ритмах песни
которую напевали однажды зимой
на автобусной остановке
мы движемся в ритме
и каждый момент драгоценен
в мире, полном пластмассовых сувениров
и дешевого алкоголя, где не ходят автобусы
пляж изнывает от жары
зато сигары сладкие, как мед в июле
и такое странное спокойствие
я даже не помню, какой день недели
просто рай
ну и что
что никто здесь не может выговорить наши имена
хотя мы хорошо заплатили
еще в начале сезона
ну и что, что никто нас не вспомнит
назавтра после отъезда
если это вообще имеет значение
волны бьют кирие элейсон из высокой мессы Баха
крабы готовы укоротить ноги шустрым официантам
за соседним столиком ловят взгляды
три девушки в ярких бикини
они громко смеются
но их смех на чужом языке
не утоляет печаль
и видимо, я потому пока еще живой, что
дым сигар подхватывает ветер
уносит в солнечный простор
а безакцизный коньяк умиротворяет
так хорошо, что можно забыть обо всей европейской нагрузке
поздно вечером в венецианской гондоле
смотреть на погруженный в золотую тишину
дворец Дездемоны
набережные прогибаются под тяжестью
туристов, жаждущих света
мальчики в бархатных сюртуках
приглашают на концерт в консерваторию
официант наливает кофе, говорит — café lungo
и отходит, пряча мелочь в карман
вино течет с небес
с последними лучами солнца
как свет лагуны, где
тонут полночные звезды
остановившись
всего на полпути
я склоняюсь над своим одиночеством
тишина внезапно наполняется голосами
порождает дистанцию между миром и мной
говорят, что мы все одинокие
потому-то и тихо в этом раю
который нельзя ни понять, ни измерить
и хотя, видимо, это еще не окончательное одиночество
я склоняюсь над ним
словно над стаканом чая
черного, как каменный уголь
смотрю на лица незнакомцев
и знаю, как мало надо, чтобы сбылось
мое желание невозможного
порция упрямства, две порции надежды, немного смелости
словно каждое свершение было дешевой подделкой
словно у меня никогда не хватило бы мужества
и всегда этот день, ранний час
и белый туман снова стелется в сумерки
хотя впереди у нас еще много часов
постмодернисты
мы греемся на солнце, отраженном
от старого света
восточные купола, легкая зыбь океана
роскошь западной архитектуры
урожаи со старых полей — все это
есть в нашем имени, и никакое небытие
не противоречит
нашему бытию, это мы
противоречим своему бытию
и наши поколения уходят все быстрее, так
спотыкаясь, замирая и снова
несясь, как лавина, мы сбегаем тенистой аллеей
а внизу бьют источники истины
и это не какая-то там истина
и не объективная истина, нет
и не собственная правота каждого
не причудливая правда вожаков
но именно ее мы жаждем и, жаждая
спускаемся и подходим все ближе
чувствуя тяжесть тех, кто возвысился над историей
мощь гравитации ускоряет наши шаги
сладкое бремя нашей любви
настолько сильной, что за ее пределами
нет уже ничего, любви ко всему на свете
без оглядки на то, какое это незрелое
какое романтическое чувство
а потом мы сидим у костра
ночь сверкает огнями
наше тепло манит насекомых, наши солнца
отражаются в глазах мотылька
беспомощно разводящего крылья
знакомые поэты
когда знакомые поэты
выпьют всю водку
и у них вот-вот душа запросится наружу
серая картина
откроется из окна, словно июнь
единственный мирок
на этой земле
когда друзья поэты
выдыхая рассвет
плачут над своей судьбой
каждая жизнь
становится достойной памяти
хотя шанс на спасение
выпадает немногим
и когда их стихи, мятые
сложенные вчетверо, с жирными пятнами
напомнят о дилеммах
запитых во время ужина
сухим вином
или холодным пивом
всегда найдется кто-то
кто уложит в постель
кто выключит музыку
и уберет со стола
может, поэтому
мысль о мимолетности
не дает мне покоя
заключенный в границы молчания
я встречаю немых певцов
о которых если и вспомнишь
то с беспокойством
записываю их имена
на картонках
которые потом теряю
в своем тихом доме
в лабиринте своей собственной
совершенно личной жизни
за которой следят
забытые знакомые поэты
и их незаконные стихи
прогноз погоды
добрый день, погожий день
ни облачка, солнце, легкий бриз
тепло, но не жарко, видимость прекрасная
виды еще прекраснее
под утро кратковременный дождь смоет с улицы пыль
освежит воздух, оживит зелень
самочувствие на все сто
можно сказать, безграничное счастье
вам нравится?
то, что мы видим, это только начало
взглянем на план
здесь будут дома, там газон, спортплощадка
видимо, какой-то магазин, все будет ярким
наверняка цветов радуги
и завтра снова детский день
и даже конфеты не будут портить зубы
только прессе не о чем станет писать
но зачем читать прессу
с тех пор как никто не читает
мир полон погожих людей
а погода будто на заказ
книга сомнений
с тех пор как жизнь состоит из дат
потерянного времени
и встреч, которых мы не выдержали
из неисполненных обещаний, измен
уже не разрываются сердца
и мы не верим больше в отпущение
посулы, награды и запах хлеба
утратив веру, мы вычеркивали желания
чувствуя себя всякий раз
бездомной собакой
что кидается под колеса автомобиля
хотя никто не знает почему
ребенок в машине, стоящей на светофоре
равнодушно смотрит сквозь стекло
в такой день на рассвете дают обещания
грустное это спасение
но как можно познать этот непознаваемый мир
и на какой скрижали хватит места
в какой книге сомнений
мы сможем отыскать свои слова
стоя в пробке в жару в Помпеях
мы стояли в пробке в Помпеях, была жара
тлеющий в нас вулканический пепел
превращал слова
в тени умерших друзей
вдруг стало не хватать света
замерли светофоры на перекрестках
таксисты начали сигналить
чтобы никто не скучал
хотя бы
но выхлопные газы просочились в наши сердца и замедлили время
никто даже подумать не успел
а мы уже бежали по обочине
где умирало все обязательное
эта дорога в неведомый мир
возле которой рождались любовь, страх и искушение
но что это меняет, сказали мы, убегая
собирая плоды наших сомнений
а теперь мы идем через гарь и тихие поля под паром
идем, словно страх вместе с нами
его общество не вызывает сомнений
мы так спокойно перелистываем тишину, превращаем воду в хлеб
а хлеб в папиросы
как алхимик, торгующий свойствами элементов
над его головой облака и огонь
еще тлеющий в чреслах
а иногда мы останавливаемся и долго
смотрим на сидящих в тишине, на тех, кто не может
вдыхать вместе с нами жар этого города
не имеет никаких желаний
Перевод Евгении ДОБРОВОЙ
Евгения Доброва — писатель, литературный критик, поэт, переводчик с польского. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Автор книг «Персоны нон грата и грата», «Угодья Мальдорора», «Чай» и др. Как переводчик публиковалась в журналах «Арион», «Иностранная литература», «Октябрь».