Повесть
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2019
Егор Куликов — родился в Приднестровской Молдавской Республике. Учится в Российском Университете Дружбы Народов (РУДН), работает в гостиничном бизнесе. Публиковался в газете «Литературная Россия», журнале «Дальний Восток». Лауреат международной литературной премии «Мост Дружбы». В «Урале» печатается впервые.
Олегу вечно не хватало времени. Казалось бы, следи за хозяйством, управляй единственным магазином, проводи время с женой, и всего тут. Большего не надо. Но новоявленный бизнесмен никак не мог понять, как успевают люди, у которых не один, не пять и даже не десять магазинов. Откуда они берут лишние часы? Покупают их, что ли?..
Каждая минута была на подсчете, а тут еще и сделка хорошая подвернулась с пустующим зданием на трассе. Олег не мог упустить этот шанс и купил заброшку. Спустя полгода оформил там автомастерскую и тогда понял, что время каким-то образом растягивается. За мастерской последовал магазин в соседнем селе. А после выяснилось, что Настя беременная. Завал так завал.
Олег мчался по трассе в соседнее село, где недавно открыл еще один магазин. Только по сторонам замелькали ветхие домишки и под колесами зашуршал гравий, как машину резко повело в сторону.
— Это надо было… — негодовал он, разглядывая пробитое колесо.
Время жгло и требовало решительных действий.
До магазина всего полтора километра, а менять колесо это минимум двадцать минут, прикинул Олег. И неизвестно еще, есть ли инструменты.
А его там ждут. Ждет продавец, поставщик, нерешенная проблема. Расставив приоритеты, Олег выругался и твердой походкой пошел в глубь села.
Проблема оказалась пустяковой, и это еще больше разозлило Олега. Возвращаясь к машине, он негодовал, бубнил под нос проклятия в адрес поставщика, понимая, что впереди его ждет еще замена колеса. Он похлопал по карманам и только сейчас понял, что не закрыл машину. Ключей нет… вывернул все карманы. Затем проверил еще раз, прощупывая пальцами каждый уголок. Ускоряя шаг и переходя на бег, он очень надеялся на то, что оставил ключи в магазине.
Свернув в переулок, Олег увидел машину. Все, можно уже так не торопиться — ласточка на месте.
Подойдя ближе, увидел, что кто-то поменял колесо.
— Кто?.. Что?.. — разводя руками, спросил Олег.
Не успел опомниться, как из-за небольшой посадки вышел человек и плавающей походкой направился к нему.
Молодой парень в довольно замызганной одежде шел немного враскачку. Спотыкался на кочках и сильно размахивал руками.
— Шеф! Командир! — начал кричать он издалека.
— Чего? — довольно грубо спросил Олег, детальнее рассмотрев парнишку.
Лет тридцать, может, чуть больше. Небрит. Щетина кусками растет на лице. Ярко выраженные только усы и борода, а дальше все с проплешинами. Вещи грязные. На истоптанных берцах до мяса сбиты мысы. На правом ботинке шнурки волочатся по земле, левый зашнурован проволокой. Свитер грубой вязки растянут так, словно парнишка снял его с бочки. Сальные камуфляжные штаны с дыркой в самом неприличном месте не раз штопаны и сплошь состоят из латок.
Тяжело дыша, парнишка подошел к Олегу и широко улыбнулся.
— Ну, как тебе? Принимай работу.
— В смысле? — не понял Олег.
— Работу, говорю, принимай, — повторил парнишка и указал на машину. — Я тут проходил мимо, смотрю, тачка стоит. Дай, думаю, посмотрю. А на переднем сиденье ключи. Ну, я и это… поменял.
Олег не поверил парню. Что-то его насторожило. Просто так шел. Просто так увидел машину. Просто так поменял. А не он ли подбросил гвоздь на дорогу?
— Ты просто поменял? — подозрительно спросил Олег, держась на расстоянии.
Тот пожал плечами.
— Вообще-то не просто. Я надеялся на какую-то награду.
— Ах, вот оно что…
— …Не-е-е, — оборвал его парень. — Ты не думай, много я не попрошу. Мне бы пожрать чего да бутылку в придачу. Пожалуй, на большее я не заработал. Я просто знаю, что ты здесь магазин купил. Думаю, дай удружу товарищу, а он мне, глядишь, и подкинет чего. Ну как, подкинешь?
Снова эта широкая, веселая улыбка. Грех такому не дать, но Олег все еще подозревал.
Парень заметил смятение.
— Я вообще здешний. Вон там живу, — махнул он рукой в сторону села. — Может, видел крайний дом рядом с трансформатором.
Олег припомнил там заброшенную халупу. Вообще-то он думал, что там никто не живет.
— Меня Артем зовут. Местные называют Филка, это от фамилии моей. Филатов я, — протянул парень руку, но Олег отшатнулся. Не хотелось ему трогать эту грязную лапу. Да еще и перегаром повеяло так, словно в бочку со спиртом заглянул. — Ну, это ладно… — парень стеснительно убрал руку за спину.
— Ладно. У меня нет времени, и я тороплюсь. Дел еще много.
— Да-да… — кивал Филка.
— У тебя, видно, тоже дел много? — с явным уколом в голосе спросил Олег.
— Есть немного.
— Держи.
Олег сунул руку в карман, вытащил пару купюр и аккуратно, как кусок мяса голодному псу, протянул деньги Филке. Не хотелось притрагиваться, касаться. Стоять рядом не хотелось.
— Ох, спасибо. Недаром, значит, горбатился тут, — убирая деньги в рваный карман, говорил Филка.
— Бывай, — только и сказал Олег. Затем сел в машину и поехал.
Уже в дороге подумал о том, что надо бы проверить, как болты затянуты, а то вдруг недожал, и колесо открутится. Сбавил ход, вышел из машины, открыл багажник, взял ключ и проверил. Крепко затянул алкаш. Добротно.
Убрал ключи и только сейчас заметил, что в багажнике царит идеальный порядок. Такого даже не было до того, как он пробил колесо. Олег не придал этому значения. Сел в машину и рванул домой. Его действительно, в отличие от Филки, ждали неотложные дела.
Он примчался домой, и Настя начала разговор с упрека.
— Там кран уже неделю течет.
— Починю, — сказал Олег, просматривая документы по мастерской.
— И двор пора бы в порядок привести.
— Сделаю-сделаю, — отвечал он, совершенно не думая. Лишь бы отвязалась скорее.
— На выходных Алексей с Олей придут, натопишь баньку?
— Да, конечно, натоплю, — снова отвертелся.
— Только не забудь, что дрова еще надо наколоть, — довольно грубо сказала Настя и вышла.
Олег почувствовал, с какой интонацией говорила супруга, но мастерская на данный момент важнее. Ближе к вечеру, когда все дела были сделаны, он вернулся домой.
Прошелся по двору, понимая, что Настя права. Этот чертов бизнес поглотил его с головой. Чистоплотный и любящий во всем порядок, Олег с жалостью смотрел на захламленный двор. Затем заглянул в гараж, где тоже все вверх дном. Инструменты валяются. По углам грязь. В сарае та же история. Крючки для садового инструмента пустуют, а сам инструмент свален в углу. Да и огород зарос травой. Хоть он и любил возиться в земле, но время… времени совсем нет. Год назад сразу за сараем с баней (где, кстати, нет дров) начинались ровные грядки. И уходили вплоть до фруктового сада.
Олег часто копался в огороде, и все у него там было аккуратно. И в гараже, и в сарае был порядок. Все было по полочкам. У каждого инструмента и каждой вещи свое место. Даже овощи, казалось, и те росли по приказу, не переступая листиком на чужую грядку. Все было так, как ему хотелось, а сейчас…
— …А сейчас трава по колено, — продолжил Олег мысли и осмотрел заросшие грядки.
Он вошел в дом, понимая, что Настя все еще злится.
— Настя… Настюша, — ласково сказал он, подкрадываясь к супруге. — Ты же понимаешь, что я ради нас всем этим занимаюсь. У меня не так много свободного времени. Я либо буду с тобой его проводить, но тогда ты будешь корить меня, что я плохой хозяин. Либо буду во дворе убираться. Тогда ты скажешь, что я тебя разлюбил. Ты ведь понимаешь, что у меня не тридцать часов в сутках?
— Понимаю, — ответила Настя и отвернулась.
Лежа в кровати, Олег чувствовал, как вымотался за день. Этот день казался невероятно долгим. Столько всего успел сделать. И в мастерской с документами разобрался, и в налоговую сгонял, и в магазине с этим поставщиком уладил, и колесо пробил, и… и даже спасибо Филке не сказал, — проскочило у него. Надеюсь, он не в обиде. Пара купюр лучше, чем пустое спасибо.
На следующий день Олег пообещал жене, что скоро двор будет блистать, как раньше, а рядом с баней всегда будет полная поленница дров. Но проблемы вмиг съели все его время. Вроде бы все шло своим чередом, но стоило ему пообещать, как одно начало сыпаться за другим.
В итоге он только по рабочим делам и ездил.
В пятницу вечером Олег вернулся домой и не увидел там жену.
— Настя, — настороженно и слегка испуганно произнес Олег. В голове уже мелькали тысячи мыслей. Злость сменялась отчаянием, пока он не услышал стук за домом.
— Вот ты где, — с выдыханием сказал он.
Настя в это время стояла с топором в руках, пытаясь нарубить дров. Получалось довольно плохо. Несколько поленьев лежало рядом, и всего лишь одно было разрублено.
— Дай сюда топор. Сейчас я все быстро сделаю.
— Сделал уже, — снова этот тон. — Я же тебе говорила, что завтра у нас гости будут, а ты послушал меня, и все мимо ушей.
— Да на меня навалилось все сразу.
— У тебя всегда все сразу валится.
Настя бросила топор и ушла.
Олег понимал, что если он и сейчас не нарубит дров, то их маленькое недопонимание, как он всегда называл ссоры, выльется в огромный скандал.
Нехотя и лениво он принялся за работу. Нарубил самую малость — лишь бы хватило на растопку. На большее его не хватило.
Выходные прошли довольно весело, но напряженность так и витала в воздухе.
— Перед гостями за двор и бардак стыдно, — шепнула супруга.
Олег молча стерпел. Не то время, чтобы выяснять отношения, да и вина полностью лежит на нем, так что отмахиваться не имеет смысла.
В понедельник он вновь сорвался в соседнее село, где протекла крыша и залила часть товара.
Он изначально ехал без настроения. На всякий случай взял с собой ящик с инструментами. Вдруг получится уладить все сразу. Но стоило ему приехать и только вынуть ящик из багажника, как позвонил мастер и сказал, что гидравлика накрылась.
— Да чтоб вас всех в… — он не закончил фразу, так как не посмел материться при взрослой продавщице. — Где тут у вас течет? — сдерживая себя, спросил он.
— Тама, — Вера Павловна ткнула пальцем в угол.
— Вера Павловна, вы пока уберите отсюда товар, а я оставлю инструменты и, как смогу, сразу вернусь. У меня в мастерской гидравлика полетела, а это важнее, чем протекшая крыша.
Вера Павловна пожала плечами, мол, хозяин барин.
Олег выгрузил инструменты и, сев в машину, сорвался с места. Грунт после дождя совсем размяк. Машину носило из стороны в сторону. На выезде из села, там, где грунтовка плавно перетекает в гравий, а после и в асфальт, Олега занесло, и он едва не угодил в кювет.
Остановился и заглушил мотор, понимая, что скорость может его сгубить. Да еще и с такой дорогой.
Несколько минут сидел в машине без движения, чувствуя, как колотится сердце. Открыл окна и полной грудью, с удовольствием вдохнул влажного воздуха.
— Опять, что ли?! — прогремело почти над ухом.
Олег вздрогнул и посмотрел по сторонам.
Возле машины стоял Филка. В том же свитере, тех же рваных и штопаных штанах. Разве что побритый в этот раз. Глаза его светились, как стопы у автомобиля. Лицо округлилось, видимо, от недавней пьянки.
— Нет. Просто стою.
— А я уж было подумал — опять, — улыбнулся Филка и тут же скорчился от боли в голове. — Ай, трещит как.
— Я тебе это… спасибо тогда не сказал.
— Да ладно, — отмахнулся Филка. — Денег дал, и на том спасибо. Они, знаете ли, важнее, чем слова. Хотя слова тоже важны, но тут от случая к случаю, — философски закончил он.
Олег посмотрел на Филку, и в его голове созрел авантюрный план.
— Похмелиться хочешь?
— Хы… спрашиваешь. — В этот раз головная боль не прервала широкую улыбку.
— Инструментом пользоваться умеешь?
— Смотря каким.
— Молоток, ножовка, гвозди…
— Было дело. Брался.
— Где мой магазин, знаешь?
— И где магазин, знаю. И как твоих продавщиц зовут, знаю. Сам же там постоянно в долг беру, — сказал Филка, резко замолчал и округлил глаза, понимая, что сболтнул лишнее.
Но Олег пропустил мимо ушей.
— Тогда, тогда, тогда… — бубнил он, просчитывая ходы. Хотел было пристроить его чинить крышу, но ведь и Веру Павловну надо предупредить. А одного его отправлять тоже не стоит. — Ладно, прыгай в тачку, поехали, — пересилив себя, сказал Олег.
Плавающей походкой, не спеша Филка обошел машину, сел на переднее сиденье и пристегнулся.
Непристегнутый Олег удивленно посмотрел на Филку и усмехнулся.
— Чего ты хыкаешь? — тут же ответил Филка. — Я видел, как тебя занесло. Чуть в кювет носом не клюнул. Мне моя жизнь дорога.
— Ладно, поехали.
— А у тебя тут курить можно?
— Можно, — не глядя, ответил Олег, выводя машину на дорогу.
— А закурить есть?
— Не курю.
— Эт плохо, — огорчился Филка.
До магазина доехали быстро. Олег показал Филке фронт работы, незаметно предупредил Веру Павловну, чтобы она поглядывала за новоявленным работником, и уехал по своим делам, помня о том, что скорость лучше не превышать.
Приехал в мастерскую, где работа стояла. Вызвал мастера, постарался найти новый подъемник, пока будут ремонтировать этот. Найти не получилось, а работать надо.
— Придется в город тащиться, — нехотя сказал он и тут, среди мужиков, Олег дал волю чувствам, покрывая самым изысканным матом ничего не подозревающий подъемный механизм.
Еще оставалось время смотаться в магазин и проверить, как там идет работа, но выбор пал — поехать домой и сделать хоть что-то самому. Иначе Настя слопает его с головой за пустые обещания.
Олег зашел домой, только чтобы переодеться. Не обмолвившись с женой ни словом, вышел во двор и начал уборку. Мусор! Везде этот проклятый мусор. Прячется по углам, среди инструментов, в клумбах, в кустах, у крыльца. И его так много, что невозможно решить, с чего начинать уборку. То ли начисто идти с одного края до другого, то ли убрать сначала ненужное и большое, а потом и за маленькое взяться.
Несколько минут Олег не мог начать. Еще у крыльца схватил в руки метлу с совком да так и стоял посреди двора, оглядываясь по сторонам. Но, как говорится, — руки боятся…
Олег убрал пару ящиков. За ящиками потянулся сложенный инструмент, следом собранные куски газет и фантики, смотанный шланг для полива, а потом и стемнело.
Уже и Настя вышла на крыльцо, жалобно наблюдая, как супруг в кромешной темноте ковыряется у палисадника.
— Ну, хватит уже. Потом сделаешь.
— Мне осталось чуть-чуть! — в азарте кричал Олег.
— Пойдем хоть поужинаешь.
— Да-да… сейчас.
Настя несколько минут наблюдала за копошащимся темным пятном, прежде чем вернулась в дом.
— Я на Филку похож стал, — улыбаясь, сказал Олег, представ перед Настей в замызганных штанах и кофте. Утер рукой широкий лоб, сдвинув прядь черных волос в сторону. Пока чесал, испачкал острый нос и, закрыв глаза, чихнул.
— Ты на домовенка похож из мультика. Переодевайся, мой руки, и давай ужинать.
В ванной он сразу вспомнил про капающий кран. Руки сами потянулись за ключами, но Олег сдержался, решив оставить на потом.
— Знаешь, мне даже понравилось, — позже рассуждал Олег. — В работе кажется, что и проблем никаких нет. Горбатишься себе потихоньку и не думаешь ни про гидравлику, ни про течь в крыше. Ни одной мысли. Как ни странно, но, работая, я отдохнул.
На следующий день Олег поехал в город, заскочив по дороге в магазин.
— Ну что там у нас с крышей? — с ходу начал он и замер. — Ого… это все Филка сделал?
Вера Павловна довольно расплылась в улыбке:
— Мне даже товар не пришлось двигать. Он там, как мышь летучая, корячился. С молотком под самым потолком.
— А он сам где?
Продавщица пожала плечами.
— Двое местных выпивох вчера зашли, и Артемка с ними умотал.
— А инструмент?! — тут же занервничал Олег.
— Тут он. — Вера Павловна вытолкала ногой ящик из-под стола.
Олег несколько минут полюбовался отличной работой, затем загрузил ящик в багажник и уже сел в машину, но вернулся. Опять чуть не забыл спасибо Филке сказать.
— Вера Павловна, а вы давно его знаете?
— Мальцом его еще помню, когда они все сюда только перебрались.
— Он с родителями живет?
— Жил, — тактично поправила Вера Павловна. — Они поначалу хорошо тут устроились, но потом как-то разладилось все. Мать налево пошла, к другому мужику, отец направо пошел с другими мужиками. Ни там, ни там ничего дельного не вышло, в итоге они вновь сошлись, но, видимо, уже не видели друг в друге родных душ. Видели их только, когда к бутылке прикладывались. Вот с тех пор и понеслись у них праздники. Поначалу стеснялись, а потом привыкли. И они сами привыкли к такой жизни, и к ним привыкли, что там вечно квасят. Пожили так лет десять, а потом, когда Филке восемнадцать стукнуло, один за другим и отправились на тот свет. И уже лет семь как Артемка один живет. Да, видимо, он и забыл, как это нормально жить можно. Родители колдырили без просыху, а его бросили. Поначалу ему соседи помогали. Подкармливали иногда, вещи какие давали. А потом привыкли к тому, что пацан брошенный всеми. Когда увидели, что и он начал нализываться с ребятами постарше, то поняли, что душа пропащая. Вот так он и живет один. Ну, как один… дома у него постоянно кто-то да крутится. Как-никак в доме теплее, чем на улице, да и от дождя можно спрятаться.
Олег выслушал и из всей истории, которая казалась ему вполне обычной для сельской местности, выделил лишь одно:
— То есть Филке сейчас лет двадцать пять?
— Где-то так…
— Выглядит он моим ровесником.
— Неудивительно.
Отложив дела и больше ради удовлетворения любопытства Олег поехал к Филке.
Его встретил брошенный с виду дом. Шифер, обросший зеленым мхом, зиял черными пробоинами. Края его были неровно сколоты, как зубы у старика. Поваленный забор и заросший сорняками двор. Деревянная калитка пряталась в траве, и сквозь нее растения пустили новые побеги со свежими листочками. Опустевшая собачья будка рядом с крыльцом и колодец со сломанным воротом.
Олег осторожно прошелся по единственной тропке, ведущей к дому. Открыл скрипучую дверь, и из дома тут же повеяло сыростью. Запах чего-то скисшего и старого ударил в нос. Олег отшатнулся, вдохнул свежего уличного воздуха и, задержав дыхание, как ныряльщик, вошел в темное помещение.
Забитые полиэтиленовой пленкой окна не пропускали дневной свет и изредка хлопали под ударами ветра.
— Филка, — сказал он тихонечко.
Тишина.
— Филка! — И в комнате что-то зашевелилось.
Олег заглянул. В центре комнаты под ворохом тряпок скрывался пружинный матрас. У дальней стены валялся старый шкаф, выплюнув на пол вещи. Из-под бутылок и пластиковой посуды застенчиво выглядывал маленький лакированный столик. Ближний угол был завален книгами и журналами.
— Филка!
Тряпки начали двигаться, словно крот пытается вырваться на божий свет и толкает снизу землю. Через несколько секунд показалось опухшее лицо Филки. Он сощурил красные глаза, долго непонимающе смотрел на Олега, и, когда до него дошло, что пришли гости, глаза тут же сверкнули ясностью.
— Олег… — прохрипел он. Затем откашлялся и зажмурил глаза. Видимо, голова снова раскалывалась, как сухое полено под ударом топора. — Я там все сделал. Я сейчас. — Он уже наполовину выполз из тряпок. — Пять минут. Хорошо?
— Я на улице, — сказал Олег и выметнулся во двор.
Ему было противно находиться в этом гадюшнике. По-другому это место вряд ли можно назвать. Отвратительный запах. Темно, как в пещере. Сыро, как в подвале. И зачем он вообще сюда пришел?
Филка вышел спустя минуту. Та же одежда: камуфляжные штаны и вязаный свитер. Только в этот раз он был босиком и штаны подвернул до колен.
Не обращая внимания на Олега и пытаясь не смотреть ему в глаза, Филка дошел, точнее, доплыл до колодца, схватился за канат и выволок ведро холодной вода. Он надолго прилип к студеной воде. Только видно было, как скачет кадык под плешивой щетиной. Несколько секунд Филка переводил дух. Затем отдышался и еще на минуту прилип к ведру. Напившись окончательно, зачерпнул воды и, разбрызгивая серебристые капли в стороны, шумно умылся и смочил шею. Этого показалось мало, и Филка, задрав ведро над головой, вылил остатки воды на себя.
— Фух… хорошо, — сказала он, топчась босыми ногами в луже. — Фух… я готов, — довольно резво и бодро сказал он.
— Готов к чему?
— Да хоть к чему, — отмахнулся Филка и широко улыбнулся. Словно не он две минуты назад кряхтел под тряпками от головной боли. — Ты ведь по делу пришел или так, в гости? Как видишь, живу я небогато. Если бы был более организованным, то жил бы чуть лучше. Но это не беда. Грех жаловаться. Так что по делу или так?
— И так, и… не так. Спасибо, что починил крышу. У тебя это хорошо вышло, — сказал Олег и почему-то испытал неописуемое стеснение, будто бы он, при своем положении, просит помощи у этого паренька. — Тебе Вера Павловна давала чего-нибудь за ремонт?
— Она-то как раз и сказала спасибо, — улыбка не сходила с его лица. — Но, честно говоря, я рассчитывал на большее.
— За этим я и пришел.
Олег сунул руку в карман, вытащил несколько купюр и отдал. Уже когда грубые пальцы Филки коснулись денег, Олегу показалось, что дает он слишком много, но и забирать обратно было бы уже некрасиво.
— Только на водку не спусти их, — пересилив непонятную стеснительность, по-отцовски сказал Олег.
— Этого обещать не могу. Да и не буду. Хотя кого я обманываю… сейчас ты уедешь, и я сразу же в магазин пойду, — сказал Филка без капли сожаления, продолжая сверкать зубами. — В твой магазин, — подметил он. — Тебе же выручку делать. Так сказать, замкну цепь круговорота валюты.
— Лучше бы на какое-то хорошее дело пустил деньги.
Филка осмотрел поросший травой двор, схватился за затылок и громко начал чесаться.
— Да надо бы. Но все как-то времени нет.
Олег едва сдержал смех от такого заявления.
— И чем же ты занят?
— Пью, — без доли стеснения ответил Филка. — А когда не пью, то думаю, где бы достать, чтоб выпить. Иногда голова раскалывается от мыслей. А как только выпьешь, то сразу такая тишина наступает ровная, будто кто взял и вытащил все мысли. Так сразу спокойно становится. Вроде бы не так все плохо и мрачно. Будто какой-то свет, какая-то цель появляется в жизни. Ну вот… — сказал Филка и топнул ногой в луже. — Начал тебе сейчас рассказывать, и так сразу выпить охота стало.
— Ладно, не буду тебя отвлекать от важных дел.
— Спасибо! — крикнул Филка уходящему Олегу. — Если какая работенка еще будет, то знай, что я готов.
— Буду иметь в виду, — не оборачиваясь, сказал Олег, сел в машину и поехал.
Что-то не давало ему покоя. Какая-то вредная и очень примитивная мысль ерзала в его голове и которую никак не удавалось поймать. Она словно была перед самым носом. Словно витала в воздухе и стучалась к нему в двери. Уже когда покидал село, проезжал по кусочку дороги с гравием, Олега вдруг осенило.
— А почему бы и нет? — сам себе сказал он и круто развернулся, выплевывая камни из-под колес.
Он снова приехал к Филкиному дому, но, не выходя из машины, рванул в магазин. Вошел как раз, когда Филка отоваривался у Веры Павловны. Он уже крепко держал бутылку за горлышко. Вера Павловна положила на прилавок палку колбасы, хлеб и двухлитровую пачку сока.
— Так и знал, что ты здесь.
— А я и не скрывал, — сказал Филка, словно их разговор не прерывался.
— У меня к тебе дело. Не буду долго тянуть, — снова Олег почувствовал легкую стеснительность. — Короче, так как у меня времени на домашние дела совсем не остается, то я предлагаю тебе постоянную работу своим, как бы это выразиться, подсобным рабочим.
— Лакеем, что ли?
— Что-то типа…
— С постоянным окладом? — не выпуская бутылку, спросил Филка и прищурился.
— С постоянным окладом, и если получится, то с проживанием.
— Когда приступать?
— Сейчас.
— А это не повременит? — спросил Филка, с жалостью смотря на бутылку.
— Нет. Одно важное условия. Никакой водки.
— Даже сейчас?
— Да.
Свободной рукой Филка вновь начал начесывать затылок, бегая глазами между бутылкой и Олегом. Затем отвернулся и посмотрел на угол крыши, которую недавно ремонтировал.
— А почему бы и нет? — сказал Филка и махнул рукой. — Возвращайте купюры Вера Павловна.
Олег стоял в дверях, чувствуя непонятную радость. Он и сам не знал, почему все его тело хочет прыгать от избытка чувств. Но вида он не подавал. Больше того, сделав голос чуть грубее, сказал:
— Собирайся, и поехали. Приступить надо сегодня же.
Филка развел руки в стороны.
— Я собран.
— Тогда в путь.
Дорогой они обсудили небольшой оклад, который причитался Филке за работу. Олег коротко рассказал о задачах.
— …В основном ведение домашнего хозяйства. Уборка двора, поддержание в чистоте гаража, сарая, бани. Если я когда-то решусь завести какую-то живность, то и за ней надо будет приглядывать. Настя, это жена моя, скоро рожать собирается, так что, скорее всего, и клумбы с ее цветами тоже будут на тебе…
Филка с интересом слушал Олега. Смотрел с неким вожделением на своего нового начальника. Впитывал всю информацию, а в конце выдал:
— Вот черт! Сигареты не купил.
Когда доехали, Олег быстро показал фронт работы, а сам ушел в дом сообщить жене о новой должности в его бизнесе.
— Совершенно чужой человек будет ходить у нас по дому? — негодовала Настя. — Да еще и алкаш какой-то. Ты посмотри на него. Он же на бомжа похож, — добавила Настя, украдкой наблюдая за Филкой во дворе.
— Опять не так. Нет у меня времени заниматься хозяйством. Вот, нанял человека. На самом деле он хороший парень. Да, выглядит он как бомж с вокзала, но руки у него рабочие.
— Он пьет?
Олег так посмотрел на Настю, мол, естественно, пьет.
— Значит, за ним глаз да глаз нужен. Сейчас поработает у нас пару деньков, разнюхает, что и как, и стащит что-нибудь ценное. Ищи его потом.
— Не думаю. Ему все равно идти некуда. А где он живет, я знаю. Да и нанял я его только во дворе крутиться. Так что в доме ему делать нечего.
Настя кинула на Олега гневный взгляд. Ее едва выделяющиеся скулы несколько раз вздрогнули. Она сморщила маленький носик и даже разомкнула пухлые губки, но, промолчав, судорожно схватилась за длинные черные волосы и начала их поглаживать.
Супруги сквозь легкую занавеску наблюдали, как по двору легкой походкой слоняется Филка. Он уже взял ящики в руки и куда-то их понес. Затем вернулся с метлой и совком.
«Быстро ориентируется», — отметил про себя Олег.
— Это тебе аванс, — сказал Олег, отдавая Филке свои старые джинсы, пару футболок и кроссовки. — Сегодня я уже никуда не поеду, так что либо оставайся у нас, в сарае есть раскладушка, либо добирайся до дома.
— Останусь. Мне бы только это… — смущенно начал он и, чтобы не оплошать, улыбнулся и продолжил: — Поесть бы чего поначалу. Я ж, кроме воды, ничего в топку не кидал.
— Сейчас организую.
— Спасибо.
Олег покормил Филку, удивившись, как сильно он изменился, переодевшись в чистые вещи. Все еще лохматый, все еще небритый и слегка опухший, он уже не выглядит как бомж. Вполне себе нормальный человек.
На следующий день Олег отправился в город. Настя ушла на работу в школу. Филка остался на своем рабочем месте.
Олег почему-то не нервничал и с легкой душой уехал по делам, а Настя никак не могла привыкнуть к этому странному, вечно улыбающемуся парнишке с огромными, как лопаты, руками и со странной плавающей походкой.
Все ее сомнения развеялись, когда она вернулась домой, увидев, что все клумбы перед домом очищены от мусора и сорняков. В палисаднике ее многострадальные розы аккуратно окопаны, а свежий чернозем еще не успел высохнуть и посереть.
Настя открыла калитку и вошла в чистый двор. Ей было непривычно смотреть на слишком аккуратно расставленные стулья у стола под тенью яблони. На чистый угол, где была громадная свалка, которую Олег обещался убрать еще месяца четыре назад.
Она осторожно переводила взгляд из одного угла в другой и всюду, буквально всюду видела чистоту и не могла нарадоваться. Все внутри нее ликовало. Именно так она и хотела, чтобы выглядел двор. Пустовато как-то даже стало, но ничего, в ее бурном воображении давно созрел план об установке беседки вместо простых стульев и стола. О дополнительных клумбах по периметру дома. О детской площадке с песочницей и качелями напротив окна, чтобы ребенок всегда был под присмотром. Так что кажущаяся пустота — явление временное. Скоро все будет, как надо.
— Привет, — выскочил из-за угла Филка и помахал рукой.
Настя вздрогнула, но вида не подала.
— Здравствуйте, — стеснительно и не совсем понимая, как к нему обращаться, сказала она.
— Я тут решил со двора и палисадника начать, чтоб облагородить немного вид. Так-то у тебя хорошая земля в клумбах. Черная как сажа. Заказывала где?
— Заказывали.
— Я так и подумал. У нас тут нет такой. Все какая-то серая с песком попадается. А эта прям жутко приятная. Ладно, я пойду, — сказал Филка, понимая, что смущает Настю.
Олег был удивлен не меньше, когда вернулся из города. Сидя с Настей за ужином, он улыбнулся и сказал:
— Ну что, как тебе бомж?
— Первый день плодотворный, — сказала Настя, признавая свою ошибку. — Посмотрим, что будет дальше.
— Я же тебе говорил, что человек он работящий.
— Если он и дальше так будет работать, то за три дня управится. А дальше что?
— Придумаем. У тебя же хорошая фантазия. Плюс ты вроде хотела беседку соорудить. Поговорю с ним, может, он умеет.
— Поговори. Обязательно поговори, — сдержанно закончила Настя. А в голове уже ясно представила широкую беседку из темного дерева. Массивный стол со стульями. Какое-то растение вьющееся взбирается на крышу беседки. Чайный сервиз и теплый летний вечер.
Всю неделю Филка работал на совесть. Обустроил себе спальное место в сарае. Заменил хлипкую раскладушку деревянными нарами. С позволения Олега соорудил уличный душ. Нарубил дров полную поленницу и скоро должен был приняться за поросшие травой грядки.
Он уже освоился на новом месте. Настя перестала его стесняться и в какой-то мере бояться. Не следила за ним так тщательно, как в первые дни. Олег с удовольствием и со спокойной душой разъезжал по своим объектам, зная, что дома все будет убрано. И, по крайней мере, одна назойливая проблема больше не будет докучать.
Спустя три дня, когда огород выглядел как у образцового агронома, Филка сообщил, что поедет домой на пару деньков.
— Мне ведь выходные полагаются?
— Естественно, — ответил Олег и сунул руку в карман, чтобы рассчитаться.
— Дня через два вернусь.
— Я туда завтра собираюсь ехать, так что могу подбросить.
— Не надо. Я на перекладных доберусь.
— Когда тебя ждать?
— В понедельник.
Филка взял деньги, попрощался с Настей и уехал.
В понедельник он не появился. Как и во вторник. Не было его и в среду. Тут уже и Настя занервничала, расспрашивая Олега про Филку.
— Откуда я знаю, где он. Скорее всего, сорвался и гуляет на селе.
— А ты возьмешь его обратно?
— Если так будет продолжаться, то нет. Мне стабильность нужна, а у него какая стабильность, разве что напиться раз в неделю.
Но Настины мечты о красивой беседке, клумбах и песочнице не давали ей покоя. Слишком близка была цель. И слишком живое воображение.
— Съезди узнай, — перед сном сказала она супругу.
Как и предполагал Олег, Филку он нашел в доме.
— Все пропил? — строго спросил Олег.
— Все, — ответил Филка и потупил взгляд.
Лохматый и снова небритый, он ковырял босой ногой землю, боясь посмотреть Олегу в глаза.
— Зачем пил?
Филка только плечами пожал.
— Сам ведь знаешь, что это плохо, и не пройдет много времени, как ты сопьешься.
— Знаю.
— И все равно пьешь?
— Получается, что так. — Филка закурил. Обнял своей огромной лапой сигарету, словно охотник в засаде, чтобы не было видно огонька.
— Посмотри, как ты живешь, — начал читать мораль Олег. — У тебя ни черта нет. Все свободные деньги ты спускаешь на водку. Запрещу в своем магазине продавать тебе водку, тогда что?
— У других найду, дело нехитрое, — честно ответил Филка.
Олег понимал, что с Филкой не единожды проводили такие беседы. Да и парень он неглупый, сам все понимает. Но ему казалось, что именно его слова должны достучаться до разума Филки. Именно ему суждено спасти эту заблудшую душу. И только его Филка будет слушать.
— …Собирайся, поехали. — закончил Олег и ушел к машине.
Всю следующую неделю Филка ходил смирный, стеснительный и немного грустный. Боялся смотреть в глаза. Молчал. А если и говорил, то без задора, как он обычно это делал раньше. Тихонечко и испуганно. Совсем не улыбался и жил так, словно его поневоле заперли во дворе и заставили работать на эту семью.
— Смотреть на него больно, — с жалостью говорила Настя, наблюдая за Филкой через окно.
— Сам виноват, — сурово отвечал Олег, хотя тоже испытывал жалость.
— Может, мне с ним поговорить?
— Попробуй.
В тот же вечер Настя выгадала момент.
Филка курил на крыльце у сарая. Он заметил, как Настя легкой походкой подошла, осмотрелась, затем встала на углу и, приложив ладонь козырьком от заходящего солнца, посмотрела на огород.
— Как же красиво выглядит, — вроде бы сама себе сказала Настя. — Молодец, Артем, — она так и не смогла называть его Филкой, считая, что людям на то и даны имена, чтобы по именам их и звали. — У тебя ведь золотые руки. Ты вон как быстро со всем справился. Олег бы неделю с одним двором возился. А у тебя все так ладится… — Настя долго говорила, не зная, как же ей тактично подступиться к самому главному. Спустя множество пустых слов она все-таки решилась. — Может, тебе помочь. Ну, с этим, с твоим недугом.
— С водкой, что ли? — равнодушно спросил Филка и взглянул на нее.
— Да.
— А как тут поможешь?
— А сам-то что об этом думаешь?
— Ничего, — сказал он и поджал нижнюю губу.
— Бросить пробовал?
— И не раз, — сказал Филка и широко улыбнулся. — Да вот только нет у меня силы воли. Я ж раньше нормально жил. Ну как нормально… лучше, чем сейчас. Бывало, что и пил, но не постоянно. Раньше выпивка как будто жить помогала. Наклюкаешься до розовых слонов, опустишься на самое дно среди людей, и потом месяца три спокойно на душе. Словно отталкиваешься от этого дна и снова плывешь к нормальной, к человеческой жизни. Будто только для того и опускался на это дно, чтобы сравнить. Чтобы увидеть, как там плохо и отвратительно. Пьешь вот так пятый день кряду, а потом открываешь глаза и начинаешь на больную голову мозги раскалять. Лежишь и изнутри себя грызешь: как же так? зачем все это надо? я последний человек. Больше ни капли… и все в таком духе. Потом, по трезвой, оглядываешься и думаешь, как же хорошо, что больше я не пью. Хватит, сравнил две разные жизни. И выбираю я жизнь нормальную. Людскую жизнь, а не жизнь собаки под забором. Но проходит время, и внутри опять начинает скрести. Будто кто-то по душе сначала соломинкой водит, а потом вовсе хватает за грудки, тянет в магазин и… ну, а там и до самокопания опять недалеко.
— А сам-то ты бросить хочешь?
— Хочу! — довольно громко сказал Филка. И продолжил тише: — Очень хочу. Но одного хотения, видимо, мне не хватает.
— Самое главное, что желание есть. А последний раз ты чего сорвался?
Филка вновь пожал плечами и достал еще одну сигарету. Солнце как раз проваливалось за горизонт, и сумерки стремительно наступали.
— Может, боюсь чего, — в сторону сказал Филка и затянулся. — Подумал, что работаю у вас тут, как домохозяйка. Как лакей. Как крепостной…
— Это не так, — прервала Настя.
— Мозгом я понимаю, что не так. А душой как-то обидно быть у вас в подчинении. Не пойми плохо, говорю, как есть.
Настя по-другому представляла себе этот разговор. Ей, как и Олегу, казалось, что ее душещипательная речь разбудит в Артеме чувства к ценности жизни и повернет его от водки. Казалось, что она сможет достучаться до его души. Сможет направить и подсказать. Сможет помочь… сможет вытащить из него причину запоев и легко с этой причиной справиться. Но в действительности оказалось иначе.
Перед таким серьезным разговором Настя думала, что Артем будет стесняться. Предполагала, что он будет скрывать свои истинные намерения. Будет бояться или даже не захочет раскрыться. Но Филка был простым человеком. Его простота открывалась при первом взгляде. Слегка лохматый. Круглое лицо, плешивая щетина и широкая, располагающая к себе улыбка. Казалось, такой человек не может ничего скрывать, даже если захочет, — так оно и было. Филка открылся перед Настей. Нараспашку отворил двери и высказал то, что было у него на уме. Это-то и сбило Настю с толку. Готовилась она совершенно к другому.
— Я это… пойду, — сказал Филка и встал.
— До свидания, — сказала Настя и тут же застеснялась своих слов.
— А это… есть у вас почитать чего.
— Почитать? — округлила глаза Настя. Олег упустил этот момент, когда рассказывал про Филкин дом.
— Ну да… книженцию какую-то я бы еще осилил. Но если нету, то…
— Есть. Книги есть. Сейчас принесу. Ты только не уходи. — Насте показалось, что она нашла именно ту нить, за которую можно будет вытащить его из запоев. Она учительница. Она знает, что образование многих вытаскивало из бедности. И от скуки спасало. И смысл жизни придавало.
Настя влетела в дом, подбежала к полкам с книгами и судорожно начала водить глазами, пытаясь отыскать ту самую, которая поможет. Которая спасет. Вытянет его со дна. «Карамазовы» — слишком тяжелая. «Тихий Дон» — не то… «Война и мир», «Преступление и наказание», «Цусима», «Баязет», «Мастер и Маргарита»…
Настя водила взглядом по полкам, но ни одна книга, по ее мнению, не могла помочь Артему. Взгляд остановился на Джеке Лондоне, «Мартин Иден». Книга довольно тонкая и не должна отпугнуть его объемом. Там есть и пьянка, и проблема образования. Концовка, правда, не совсем та, которая нужна, но вариант неплохой.
Довольная, что нашла именно ту книгу, Настя выбежала из дома. Артема она застала на крыльце.
— Вот, держи, — радостно протянула она.
— О, Лондон. Спасибо, как раз перечитать хотел.
Настя не могла поверить в то, что слышит.
— То есть ты уже читал ее?
— Ага. Годика три назад. Но с удовольствием прочту еще раз. Говорят, книги воспринимаются по-другому с возрастом. Так что либо она мне снова понравится, либо я в ней разочаруюсь. Но узнаю я это, только когда еще раз прочитаю. Спасибо и спокойной ночи, — улыбнулся он и закрылся в сарае.
Филка повадился брать книги из домашней библиотеки. Настя с удовольствием помогала ему в выборе, удивляясь, как много он прочитал. В основном, конечно, в его багаже была довольно поверхностная классика. Но все же… человек в его положении, с его социальным статусом и, самое главное, с его недугом, в понимании и представлении Насти, вообще не должен прикасаться к книгам. Но Артем прикасался. Да так прикасался, как не все мужчины прикасаются к своим женщинам. Он брал книги с неким содроганием, словно принимал реликвию, которая при малейшем неправильном движении рассыплется в прах.
Артем сколотил себе довольно громоздкий и неказистый стул.
— Из остатков и ненужного хлама, — виновато объяснился он перед Олегом, хотя тот никоим образом не упрекнул его.
Настя любила наблюдать, как Артем, умостившись на этом немного уродском стуле, читал. Рядом обязательно была пепельница — пустая жестянка из-под тушенки. Был и горячий чай, который Артем любил, наверное, чуть меньше книг. Он и к воде-то редко прикасался, а чай пил постоянно. Олег подозревал, что он так незаметно чифирит, но нет. Чай он заваривал совсем не крепкий. Сквозь него легко можно было увидеть дно кружки.
Настя подметила, что Артем довольно легко увлекается. Если он начал работать, то его уже сложно остановить. Ему было неважно, какая это была работа: уборка мусора, огород или колка дров. Пока он не закончит, он не успокоится. Иногда его приходилось буквально силой отрывать. Темная ночь на дворе, а он дрова колет.
Но больше всего Насте нравилось тайком подсматривать, как он читает. Спустит стул на землю, задерет ногу на крыльцо, поставит рядом чашку чая и читает. Затянется сигареткой, которая так может и истлеть до фильтра, если книга увлечет его в свои миры. Выражение его лица менялось до неузнаваемости. Он становился задумчивым и суровым. Брови встречались на переносице. Слегка суживал глаза, словно охотник перед выстрелом. Вся его радушность и открытость испарялись, стоило Артему взяться за книгу. Настя наблюдала за ним. Видела, как он ухмыляется от прочитанного. Как двигаются желваки на скулах. Как он чешет затылок. И, конечно же, как он смеется. Смеялся Артем всегда громко. Заливался иногда до слез, что для Насти было странным и до этого момента нереальным. Она тоже любила книги, но даже самый смешной момент максимум вызывал у нее легкую ухмылку. Она считала, что все, кто громко смеется при чтении, делают это не по-настоящему. Работают на публику. А он ржет… ржет в буквальном смысле слова. Но ржет приятно и забористо. Невольно тоже начинаешь улыбаться, глядя, как он корчится на стуле, хлопает огромной ладонью по ляжкам и вытирает слезы.
Филка получил полноценную зарплату и купил себе некоторую технику: чайник, маленький телевизор, телефон. Купил новые вещи и постриг лохматую шевелюру. Он продолжал работать на совесть. Обустроился в своем новом жилище, то есть облагородил старый сарай. Исправил уродливый стул и в скором времени должен был приняться за строительство беседки. Настя хвостом ходила за ним, обсуждая будущую беседку. Какой она будет. Из какого дерева. Будет ли покатая крыша или острая, как копье.
Одним из вечеров Олег выпил пива, и ему захотелось мужской компании. Настя крутилась возле компьютера, и Олег, взяв пару литров пива, пошел к Филке.
— Можно рядом пристроиться? — спросил Олег.
Филка тут же вскочил со стула, уступая место.
— Да сиди ты. Я тут, на крылечке. — Олег уселся, подпер спиной сарай и глубоко вздохнул. — Есть закурить?
— Ты ж не куришь.
— Когда выпью, всегда курю.
Филка протянул сигарету и зажигалку. Олег взял, прикурил, прокашлялся, но сигарету не выбросил. Запил горький никотин пивом.
— Не отвлекаю?
— Нет, все нормально.
— Ну, как тебе тут у нас?
— Нормально, — скупо ответил Филка.
— Нравится? Или уже думаешь, как бы свалить отсюда?
— Хотел бы свалить, свалил бы, — улыбнулся Филка.
— Это да… тебя тут никто не держит. Но пойми, что ты устраиваешь нас, и если мы тебя тоже устраиваем, то работай.
— Скоро вот беседку будем делать. Кстати, когда материал подвезут?
— Должны на днях, — сказал Олег и отпил пива. — Будешь чутка? — предложил он.
Филка облизнул высохшие губы.
— Хотел бы, но не буду. Нельзя мне.
— Это правильно. Как думаешь, стоит мне какую-то живность заводить? Куры там, утки, гуси. Может, еще что-нибудь.
— Живность, оно всегда хорошо. И яйца свежие будут всегда. За сараем можно им выгородить чуть территории. Пусть там клюют себе зернышки и яйца несут.
— Хорошо рассуждаешь. Ты же знаешь, что это на твои плечи ляжет?
— Не беда. Не больно уж и тяжело за курями приглядывать. Пои их два раза в день, корми, и на этом все. А свежие яйца всегда хорошо. Насте скоро рожать, а домашнее, оно всегда лучше магазинного.
— Прохладно чего-то, — поежился Олег и недовольно посмотрел на тлеющий окурок.
— Можно ко мне сместиться. У меня там карты есть. И шахматы я у вас в сарае отрыл.
— Хм… давай.
Давно Олег не посещал сарай. В его памяти там все еще было грязно и пыльно. Сваленные в кучу лопаты, грабли, вилы. По полу бесконечной змеей валялся садовый шланг. В углу под ворохом другого, естественно, нужного хлама пряталась газонокосилка. Несчетное количество гвоздей, шурупов, болтов и прочих железяк усеивало не только стеллаж, но и пол.
Сейчас перед Олегом предстал не просто другой сарай. Сараем это место назвать не поворачивался язык. Филка все идеально расставил, словно с линейкой вымерял, как и какой вещи лучше будет стать. Он задействовал все свободное пространство и даже потолок, куда подвесил тот самый шланг. Невидимой чертой разграничил сарай и в левую сторону перетащил все инструменты, а справа устроил себе спальное место. Грубо сколоченная кровать утыкалась в угол. Рядом небольшой столик с чайником и посудой. Напротив прибитая полка с новым телевизором. Над изголовьем ночная лампа.
— Здесь всё? — спросил Олег, осматривая сарай.
— В смысле?
— Ты ничего не выкидывал?
— Нет. Все там, — Филка указал на вторую половину.
— Блин, как тут круто. Я никогда бы не подумал, что из того, что было, можно было соорудить вот это. Это нечто. Филка, ты молодец.
— Ладно тебе, давай лучше в картишки. Или в шахматы?
— Давай в шахматы.
Филка одним движением скрутил в трубочку матрас, освободив кровать для игры. Они сели, и партия началась. Олег пил пиво. Филка пил чай.
— Покурим? — отхлебывая пиво, спросил Олег.
— Согласен.
Филка встал и собрался на улицу.
— А тут нет?
Олег видел, как Филке было неприятно отказывать своему начальнику и хозяину этого помещения. Он замялся, уронил взгляд и нехотя достал пачку сигарет.
— Нет, так нет, — нисколько не обижаясь и даже немного гордясь Филкой, сказал Олег, и они вышли на крыльцо.
В итоге Олег проиграл две партии.
— Это потому, что я пиво пил, — оправдывался Олег, пожимая широкую ладонь Филке.
— Приходи потом. Я тебе и на трезвую мат влеплю.
— Посмотрим.
— Давай.
Начальник и подчиненный разошлись по своим домам.
Выпивший Олег заполз под одеяло, поцеловал Настю.
— Ты у Артема был?
— Угу, — в подушку сказал Олег.
— Ему же нельзя пить.
— Он и не пил. Он прошел испытание. Стерпел… — промямлил Олег и тут же уснул, наполнив комнату храпом.
Утром Филки не оказалось.
— Я же тебе говорила, что зря ты его соблазнял.
— Он вернется, — уверенно говорил Олег.
— Конечно, вернется, через две недели, опять грязный, как бомж, и вонючий.
— Ты его недооцениваешь.
— Сегодня должны материал для беседки привезти. Строить ее кто будет, ты?
— Да вернется он! — прикрикнул Олег.
— Если не вернется, я тебя заставлю.
— Я же сказал, что вернется! — продолжал пылить Олег.
— Я не хочу с тобой ссориться, но ты меня услышал.
— Это не ссора…
— Это маленькое недопонимание, — продолжила Настя.
Днем Филка не вернулся. Не вернулся он и вечером. И на следующий день сарай пустовал. Настя ходила по двору, часто поглядывая на молчаливую калитку. Ходила насупившаяся и злая. Олег старался не попадаться ей на глаза. Но куда денешься от своей супруги? Он ведь не Филка, который может вот так перекрестить жирной чертой все планы на будущее и свалить от всех глаз людских в прокуренные, ржавые и сырые комнаты своего дома.
— Езжай! — только и сказала Настя. Олег точно знал, куда и зачем его отправляют.
— Нет.
— Езжай!
— Я не буду ездить за ним и просить вернуться, — стоял на своем Олег.
— Он из-за тебя сорвался.
— Настя, — сказал Олег максимально ласково. — Пойми меня правильно. Мне тоже он нравится как человек. Я, если можно так выразиться, прикипел к нему. Увидел в нем родственную душу и вполне себе приличного человека. Что говорить, он в шахматы меня два раза сделал. Я, конечно, не гроссмейстер, но всю жизнь считал, что играю выше среднего.
— И?.. — разводя руками, спросила Настя, не понимая, в чем все-таки причина отказа.
— Он сам сделал выбор. Давай закроем эту тему. Жили без Филки как-то раньше и сейчас проживем. На нем свет клином не сходится.
— А беседка?..
— Да что ты будешь делать! — не на шутку вспылил Олег. — Найму я тебе рабочих, которые выгонят эту беседку за два дня. Будет у тебя беседка. Будет!
Настя не ответила. За совместные годы она хорошо узнала своего мужа. Знала и его твердолобое упрямство. Его стремление к цели. И его непоколебимость в отношении проштрафившихся людей. Ее истинно женская душа говорила ей, что спорить бесполезно. Иначе маленькое недопонимание может действительно вылиться в огромный скандал.
Она не могла успокоиться. Ушла на работу. Но и на работе не было покоя. Все мысли были обращены к этой проклятой, еще не построенной беседке. Строители, конечно, построят беседку. Построят быстро. Может быть, даже качественно и намного лучше, чем построил бы Артем. Но она не верила, что в их головах будет та же картинка, которая есть в смышленой голове Артема. Они обсуждали. Он давал советы. Замерял. Рисовал. Он представлял вместе с ней, и каким-то мистическим образом ей казалось, что будущую беседку они видят абсолютно одинаково. Да и построенное своими руками всегда ценнее и приятнее. А Артема она считала своим. Родным.
Несколько раз Настя намекала на поиски, но Олег был непреклонен. На любое слово о нем начинал пыхтеть, как перегретый самовар, и только губы жевал. Иногда бросал короткое:
— Хватит! — на этом разговор заканчивался
Настя продолжала тосковать о будущей беседке. Она еще сама этого не понимала, но грустила она не о беседке, а о нем, об Артеме. Ей не хватало его заливистого смеха. Широкой улыбки. Не хватало его успокаивающего голоса. Не хватало его простоты и наивности, которой так мало осталось в этом мире.
Она смотрела на привезенные бруски, сложенные и накрытые клеенкой возле сарая, и вспоминала Артема. Сейчас он бы ходил по двору своей плавающей походкой, бубнил бы чего-то под нос. А вечером, после работы и после ужина, они бы обсуждали прочитанные книги. Говорили бы о разном.
Так больно на душе у нее никогда не скребло. Она смирилась с решением Олега, но все равно считала его неправым. Смотрела на мужа и понимала, что из-за него Артем пропадает в пьяном угаре. И эта горечь накапливалась в ней с каждым днем. В какой-то момент она даже испугалась своих мыслей, подумав, как противен стал ей муж. Эта мысль проскочила как весенняя ласточка, мелькнула и тут же исчезла. Но страх еще долго будоражил Настину душу.
***
Олег же, в свою очередь, лишь несколько дней погоревал о пропаже, а дальше работа связала его по рукам и ногам. Работы, как всегда, было много. Она не кончалась. Решил одно дело, выкрутился из одной проблемы — тут же сваливалось еще несколько. Думать о посторонних вещах было некогда.
Он предлагал и даже уже был готов звонить строителям, но Настя заупрямилась. Ничего… поживет вот так, а потом сама согласится. И согласится, и сама же попросит, чтобы позвонил и вызвал бригаду.
Иногда Олег невольно вспоминал Филку. Когда смотрел на крыльцо со стулом. Когда видел, как быстро захламляется двор. Как тают дрова в поленнице. Но особенно остро он о нем думал, когда въезжал в Филкино село. Думал и одновременно боялся встретить его. Знал, что будет испытывать самую настоящую неловкость перед ним. Как девчушка на первом свидании перед кавалером.
Хотя с чего бы это мне мяться перед ним, как бабе? Я не виноват, что он выбрал такую жизнь. Ему дали выбор, вот он и решил. Слава богу, не маленький уже. Так что нечего мне перед ним стелиться…
Такие мысли думал Олег. Мысли, по его мнению, правильные и верные. Мысли справедливые. Но тогда почему на душе все неспокойно? Стоит завернуть на этот гравий, и перед глазами тут же встает Филка. Не этот… не новый, в джинсах и футболке, подстриженный и побритый. А тот, первый, в камуфляжных штанах с дырой на неприличном месте. В вязаном свитере и лохматый, как черт после шабаша.
Почему, думая правильно, Олег все равно чувствовал за собой вину? Все его правильные, справедливые и верные мысли разбивались о простое слово «если»…
Если бы я тогда не пошел к нему с пивом? Если бы не соблазнил? Не дал понюхать спирту, как акуле крови? Не напомнил об алкоголе? Если бы так… если бы… если…
И как бы Олег ни пытался отвертеться от назойливых, противных ему мыслей, он все равно корил себя за тот случай. Корил и точно знал, что если (снова это проклятое если) если он вновь увидит Филку, то все равно краска зальет ему лицо. Как бы он ни сопротивлялся, а проклятое стеснение и чувство вины перед этим парнем завладеют им. Он знал и боялся этих чувств. Но гордость и чувство собственного достоинства отворачивали его от желания встречаться со своим бывшим подчинённым.
Проезжая по соседнему селу, он старался не смотреть по сторонам. И посещал этот магазин только по крайней нужде. С удовольствием бы вообще сюда не ездил, но работа требует.
***
Филка в это время уже не пил. Все заработанное он просадил вместе со своими временными друзьями, которые присосались к нему, как паразиты, почуяв дармовую выпивку и несколько веселых дней за чужой счет. Несколько раз он видел, как машина Олега проносится по улицам. Но, завидев ее, тут же сворачивал в проулок. Прятался в кустах. Однажды ему пришлось даже лечь в кювет, чтобы не попадаться на глаза. Его тоже грызла совесть.
Он бы с радостью пришел с повинной. Попросил бы прощения и вернулся в ставший ему привычным сарай. Туда, где его ждут книги, ждет Настя. Она определенно ждет. Он был уверен в этом. Где его ждет обычная человеческая жизнь. Пусть не такая яркая, как у людей из телевизора. Но спокойная и все-таки приятная. Не та, из телевизора… и не эта — реальная.
Он бы сделал это.
В отличие от Олега, гордость не останавливала его. Не грызла изнутри, как короед старый пень. Не было в нем и привычного для людей сопротивления. Он не считал Олега виноватым, понимая, что вся вина лежит только на нем. Боялся он лишь одного… вернись он обратно к человеческой жизни, он снова рано или поздно сорвется в эту скотскую, собачью жизнь подзаборного пьянчуги. Этого-то он и боялся. Боялся, что в очередной раз подведет Олега, Настю. Подведет и снова опустится в их глазах. А куда ниже-то опускаться? Дно, оно вот уже. Он стоит на этом дне. Лежит на нем. И нет ни сил, ни желания отталкиваться от этого дна и снова плыть к людям. А ведь раньше было. Почему же сейчас все так плохо?
Осенними вечерами, когда тучи бурлили на небе, как встревоженная грязь в луже, Филка лежал на ворохе тряпья и думал. Далеко уносили его мысли. В каждый уголок души залезали. Каждое чувство ощупывали.
Почему он здесь не может сделать себе приличное жилище? Ведь там, в сарае, на отшибе, живя, как крепостной, он смастерил себе довольно приличную комнатку. Ухаживал за огородом, смотрел за хозяйством, ремонтировал поломки, и ему это нравилось. Он чувствовал, что делает что-то ценное. Что-то полезное. Чувствовал, что он кому-то нужен. Пусть совершенно чужим людям, но нужен. А здесь… только полиэтилен хлопает от ветра, да сквозняк гуляет по сырому дому. Завывает. Воет. И такую тоску за собой тянет, что хоть в петлю лезь. Прямо здесь. Прямо сейчас. И ведь он тут будет висеть, пока черви не начнут свой пир на его мертвом теле. Никто ведь не кинется. Ни одна душа во всем этом огромном мире не подумает: а куда же запропастился Филка? Может, он там помер вовсе? Нет… никто не вспомнит о нем. Что он есть, что его нет. Всплакнул бы кто-то об его погибели, так была бы хоть какая-то отрада.
Заводили его мысли и к тому злосчастному вечеру, когда какая-то сила вновь схватила его и потащила в ночную сырость. Вышвырнула из сарая и вдолбила в голову мысль — выпей. Ничего не будет. Выпей. И сразу станет легче. Выпей. Ты справишься. Выпей. Ты ведь контролируешь себя, и это твои мысли. Выпей! Выпей! Выпей!..
Как брошенный на пруд кораблик. Подул ветер, и понесло по ухабам жизни.
И ведь сорвался.
И ведь шел посреди ночи по мокрому черному асфальту. И ведь не в первый магазин вломился. Не купил сразу бутылку и там же, возле прилавка, сорвав крышку, не налакался. Нет, такого не было. Он пешком шел в село. Добрые пятнадцать километров махнул за пару часов. Ноги были мокрые от ночной росы. И ведь думал тогда еще о чем-то. Сопротивлялся. Надеялся, что идет вовсе не за водкой. Идет за новой жизнью. Идет устраивать свой дом и чинить двор.
Знал ведь, что обманывает себя, но держался. Голова кипела, как котелок на плите, когда дошел до села. Мысли, как загнанные шары, бились изнутри о череп. Скреблись и просились на свободу. А брошенное тело брело по обочине, остатками воли сопротивляясь желанию выпить.
Но стоило переступить порог, и последние капли сопротивления растаяли. Исчезли, как исчез и легкий туман под осенним солнцем. Шагнул за порог родного дома, и все… дальше пустота и отчаяние. Словно кто поджидал за дверью. Стоило зайти, как этот кто-то выпрыгнул сзади и огрел дубинкой по голове. И мысли успокоились. И голова гудеть перестала. И память отшибло напрочь.
Помнит только, как мимо дома мелькали. Таблички магазинов с часами работы. Естественно, они были закрыты. Какой нормальный магазин будет работать в такую рань? Но Филка знал как минимум три места, где торгуют мутноватым самогоном и самодельным коньяком. И на его беду, три эти места работали круглосуточно. Он пошел к бабке Жене, или, как все ее называли, Булке, потому как на рынке она торговала булками и, открывая свой беззубый рот, трескучим голосом оповещала: «Свежие булки! Булки! Булки!»
Филка надавил на звонок и не снимал палец, пока на крыльце не зажегся свет. Чем ближе был момент распития, тем сильнее его трясло. Лихорадило и знобило. Как бы зубы себе не раскрошить, — думал он, слыша звон челюсти.
— Чего там?! — окликнула с крыльца бабка, вглядываясь в утреннюю серость.
— Баб Жень, — кое-как сказал Филка. — Баб Жень, волоки литрушку.
— Филка, ты, что ли? — не совсем уверенно спросила она.
— Я! Я это. Волоки скорее.
— Ишь ты, как припекло в такую рань, — сетовала бабка, скрываясь в доме.
А Филку лихорадило. Он посмотрел на дрожащие руки и сцепил их крепким замком, пытаясь унять дрожь.
— Где же эта старая карга плетется, — негодовал он, наворачивая круги перед калиткой. — Давай уже. Скорее, ну…
Дверь открылась. Филка замер. Чтобы сэкономить время, сунул руку в карман, отсчитал деньги и крепко сжал их в кулаке, боясь, что из-за этой проклятой лихорадки растеряет все.
— Держи.
Холодная, с легким налетом конденсата стеклянная бутылка легла в руку Филке.
— Цена старая?
— Тебе, как постоянному, отдам по старой, — как бы сделала одолжение бабка, хотя цену не задирала уже добрых пару лет.
Филка расплатился смятыми купюрами, закинул бутылку за пазуху и скорым шагом пошел домой.
Не дошел.
Не вытерпел.
Услышал, как хлопнула бабкина дверь, тут же остановился, сорвал крышку и присосался к горлышку. Отвратительная, противная жидкость вливалась в рот. Пустой желудок отказывался принимать и хотел было вернуть обратно, но Филка и здесь стерпел. Задавил в себе эти животные инстинкты и насилу продолжал пить. Горло обжигала самодельная водка. Скребла, как крепкий уксус.
Филка не мог остановиться. Пил, как загнанная лошадь. Только крылья широкого носа двигались, выхватывая свежий утренний воздух.
Отлип от бутылки, когда в ней оставалось чуть больше четверти. Отдышался. Перевел дух. Посмотрел на спокойные руки. Не дрожат… хоть часы ремонтируй.
В голове сразу полегчало. Тело обрело легкость и приятную невесомость. Филке казалось, что весь утренний туман переместился к нему в голову. На глаза упала легкая дымка, и он почувствовал, что живет. Да. Вот она, настоящая жизнь. Вот ее вкус и цвет. И вся прожитая жизнь. Все долгие скитания стоили одного этого момента.
Его походка вновь стала плавающей. Перестал дергаться и нервничать. Спокойно пошел домой, волоча ноги по влажной пыли.
С того момента уже недельки две жизнь отцапала. Сейчас ни денег, ни желания пить, ни желания жить. Только сожаление. И дикое чувство голода.
Еще и погода испортилась. Тучи ползут над самой крышей. Дождь раз пять начинался и прекращался. На улице паршиво. На душе паршиво. Везде паршиво.
Сохраняя остатки тепла, Филка кутался в ворохе тряпок. Голод гнал на улицу, но вылезать не хотелось. Надеялся уснуть — не спится. Холод и голод не дадут спокойно поспать.
Понимания, что еда не свалится с неба, Филка выбрался из тряпок, поежился, обтирая себя руками, и вышел в осеннюю слякоть.
Крупные капли с замшелого шифера разбивались о землю. Мокрая трава пригнулась к земле. Гнетущая тишина.
Филка остановился на пороге, боясь двигаться дальше. Он просто не знал, куда идти. Хорошо еще, если в пьяном угаре не набрал кучу долгов. Вспомнить бы. Да не получается.
Вернулся домой, вытащил куртку из кучи тряпок, осмотрел книги и пошел скитаться по селу, надеясь, что кто-то предложит работу. Надеялся встретить знакомых, у кого можно будет одолжить или наняться в рабочие. Хотя бы сигаретку стрельнуть. Было бы уже неплохо.
Сигаретку нашел быстро. Местная детвора угостила. Натощак курилось тяжело, но организм требовал никотина.
Не прошло и часа, как подвернулась халтурка. Бутылочный друг, как называл их Филка, предложил парную работу. Выкорчевать старый пень у дяди Толи на углу.
Сухой, как щепка, Паливан, которому на днях исполнилось полвека, недавно еще засиживался у Филки, но, когда деньги перестали водиться, ушел на вольные хлеба.
— На днях только у Пашновых кладку делал, так они мне помимо денег еще кучу вещей надавали, — довольный обновками, говорил Паливан и в очередной раз поправил фуражку, что при ходьбе соскальзывала с его круглой, как мяч, головы. — Дядя Толя там собирается землицы лишка отхапать и забор поставить. А пень этот как раз по границе проходит. Так что на сегодня работа будет. Если по совести сделаем, глядишь, и забор на наши плечи ляжет. А это уже не просто пень. Это, брат, работы минимум недели на две, — вводил в курс дела бутылочный друг.
— Курить есть?
— Откуда, — отвечал Паливан, разводя руки в стороны и хлопая по пустым карманам брюк. — Но ты не переживай, дядя Толя мужик добрый. Думаю, он нам и сигареты обеспечит, и пожрать навалит.
Филка тут же почувствовал, как желудок скрутился в плотный ком, будто раствором залили. Лучше бы не слышать ничего про жратву.
Высокий Паливан в новых вещах вышагивал по мокрой земле. Он не брезговал наступать кожаными туфлями в лужи, показывая, что обувь отличная и не промокает. Черные брюки едва доходили до щиколоток и сидели на нем в обтяжку, отчего карманы топорщились. Серый клетчатый пиджак, наоборот, слегка великоват, что придавало фигуре Паливана некоторую неуклюжесть из-за свисающих плеч.
Филка же нахлестом запахнул темно-зеленую куртку, потому как «молния» давно сломалась, а пуговицы он никак не пришьет.
— А ты что, вернешься к своим в рабство? — слегка насмешливо спросил Паливан.
— Не знаю. Может, вернусь, — отвечал Филка, понимая, что лжет.
— Хорошо там было?
На больное, зараза, давит.
— Неплохо. Жил там, работал там. Там же ел, — коротко бросал Филка, не имея никакого желания рассказывать о той, прошлой жизни.
— Да, стабильность в наши дни редко кому достается. Повезло тебе все-таки с ними. Говорят, ты у них там любимчиком был.
— Кто говорит?
— Люди.
— Люди много чего говорят.
— Согласен. Много лишнего несут. Но иногда и правду подхватывают. Вот мы и пришли.
Дом дяди Толи был крайним в селе. Дальше шла грунтовка, затем щебень и вот уже асфальтированная трасса.
— Вот и пень, голубчик. Ждет нас. Сейчас мы тебя… — Паливан погрозил ему скрученным пальцем.
— Толя! — игнорируя звонок, заорал он.
Лохматая собака тут же залила двор лаем. Цепь звенела и вытягивалась в струну.
— Толя! — горланил Паливан.
— Тихо ты, бестия! — послышался голос дяди Толи, а потом и сам показался. Высокий, здоровый. Голое пузо выглядывало из-под серой майки.
— Паливан, заходи.
— Сначала псину свою успокой.
Дядя Толя навис над собакой, как гора, и та, прижав уши, забежала в будку.
— Проходи.
Паливан открыл калитку и вошел. Хоть железный лист и перекрывал вход в будку, но Паливан все равно постоянно косился в сторону.
— Вон там инструмент, вон там пень, — по-хозяйски распорядился дядя Толя. — Если что надо, я дома.
— Будет сделано, — отчеканил Паливан и щелкнул каблуками. — Филка, бери лопаты, пойдем.
С виду маленький и неказистый пень доставил им много хлопот. Корни прятались глубоко под землей. А сама земля, мокрая и тяжелая, липла к лопатам и комьями приставал к обуви. Пока дошли до основных корней, для которых нужен был топор, с ног до головы извозились и были грязные как черти.
Пень чуть шире ноги взрослого мужика, вгрызся в землю сотнями корней и не хотел покидать это место. Паливан махал топором, а Филка обкапывал со всех сторон. Наконец пень пошатнулся и слегка завалился на сторону. До конца было еще далеко, но этот наклон давал надежду, что конец все-таки близок.
Тут еще и дождь начал сыпать с неба.
— Поднажми, — обливаясь то ли потом, то ли дождем, говорил Паливан. — Надо успеть до вечера вытащить этого черта.
Филка молчал. Рубил лопатой тонкие корни и думал лишь о том, как после этого чумазого дня он сможет нормально поесть и покурить. У дяди Толи он никогда не работал, а словам Паливана не очень-то и доверял. Но выбирать не приходилось.
В запале работы, когда уже сумерки повисли над селом, мимо пронеслась машина. Филка в это время стоял по колено в земле, продолжая обкапывать пень, а Паливан рубил толстые, как удавы, корни.
Спустя час изнурительной работы машина ехала обратно. Замедлила ход и совсем остановилась возле работяг. Филка не обращал внимания. Всё, чего он сейчас хотел, — это чтобы пня тут не оказалось. Плевая работенка высосала последние силы.
— По-моему, это тебя, — прохрипел Паливан.
Филка поднял взгляд и тут же обронил его в черную яму.
Из машины смотрел Олег. Смотрел сурово, как смотрят на самого заклятого врага, когда тот уже повержен.
Несколько раз мотор начинал реветь, и машина слегка дергалась. Филка вновь посмотрел на Олега, постарался улыбнуться, но улыбка вышла нервная. Некрасивая и неестественная. Даже как-то больно стало на душе от этой улыбки.
Снова уткнула взгляд в пень и оперся на черенок.
— Чего это он? — спросил Паливан, переводя взгляд с одного на другого.
— Ничего, — отрезал Филка. — Давай с пнем закончим.
— А этот так и будет пялиться?
— Спроси.
Паливан взглянул на Олега.
— Филка, он вроде тебя кличет.
— Сходи спроси, чего ему надо.
— Нашел молодого, — расплылся в улыбке Паливан.
Филка еще раз взглянул на Олега, отбросил лопату, выбрался на грязную траву и побрел к машине.
Стеснение, которое обрушилось на него в первую секунду встречи, прошло. Сейчас он испытывал непонятную злость. Хотел высказать Олегу все, что скопилось на душе. Хотел нагрубить. Не за что-то, а просто так. Нагрубить, и пусть он едет в свой теплый дом. Пусть катится отсюда по своим делам, но только чтобы не смотрел с таким презрением. Не пялился и не торжествовал.
— Здарова, — сказал Филка, подойдя к машине.
— Привет.
И снова молчание. Тупое и противное. Обоим было что сказать. Оба хотели высказать многое, и оба молчали. Только глазами друг друга щупали.
— Чего? — не выдержал Филка. — Так и будешь смотреть, как я тут корячусь? Или заведешь лекцию про вред алкоголя?
— Обратно вернешься? — просто спросил Олег.
— Если примете, — поражаясь самому себе, выпалил Филка.
— Примем, но при некоторых условиях.
— Каких?
— Поехали, расскажу, — Олег кивнул на пассажирскую дверь.
— Сейчас не могу. Я уже нанялся. Надо доделать. Жалко Паливана и дядю Толю подводить.
— Тогда жду тебя в магазине через час. Переоденься, если есть во что.
Филка кивнул и вернулся к Паливану. Олег поддал газу, и машина, резко крутанувшись, помчалась обратно.
— Чего это он?
— Шеф мой.
— Вот как он выглядит. А я всю жизнь думал на другого человека.
— Давай за работу. Мне с ним через час встречаться.
Спустя полчаса пень валялся на траве, а Филка закапывал яму.
— Пойдем за наградой. Ох, щас и пожрем с тобой отменно.
Филке было тяжело отказываться и от награды, и от терпкого табачку. Он весь день мечтал об этом, и сейчас, когда осталось всего лишь подойти и взять заслуженное, он оставляет все барыши Паливану.
— Иди один. Мне домой надо.
— А как же…
— Не успею. Надо.
— Как хочешь. Я тогда твою порцию слопаю.
— Лопай, — с завистью произнес Филка.
— А деньги отдам, как встретимся.
— Хорошо.
Филка знал, что денег ему не видать.
Он попрощался с Паливаном и побрел домой. Мылся из ведра холодной водой. Хотел очистить только руки и ноги, но не смог остановиться и облился с ног до головы.
Растирая на ходу гусиную кожу, вошел в дом, отыскал относительно чистые вещи, оделся и пошел к магазину. В желудке продолжало крутить и болеть.
— Поехали, — только и сказал Олег, когда Филка шагнул в магазин.
Покорный, как под конвоем, он повесил голову и пошел к машине. Вновь стеснение овладело им, сменив злость и ненависть.
Долго ехали молча. И уже на подъезде к дому Олег припарковался на обочине.
— Условия такие. Обязанности и зарплата остаются теми же. Главное условия, что я не даю тебе денег. Совсем. Все заработанные деньги будут храниться у меня. Если тебе вдруг что-то понадобится — вещи, техника… любая покупка, ты ее получишь. Единственное, чего у тебя не будет, — это наличности. Еда, проживание, сигареты — все будешь получать товаром. Никаких денег на руках. Это главное. Согласен?
Филка кивнул.
— Тогда поехали.
Филка вошел в привычный двор. Настя вышла встречать.
Оба скупо поздоровались. И, хотя в глазах обоих сверкала радость, они ее не показывали.
Настя сразу посветлела.
— Обустраивайся и готовься к зиме, — сурово сказал Олег. — Если что понадобится, я куплю. Вычтем оптом из твоей зарплаты.
Филка снова кивнул.
Тем вечером его допустили в хозяйский дом. Вначале Филка откис в горячей ванне. Затем получил чистую одежду и наконец-то поел от пуза. Пытался сдерживаться, чтобы не показывать дикий голод, но не мог. Руки сами тянулись к свежему хлебу и горячему борщу. Три порции проглотил, как одну. Затем получил сигареты и, вытащив на крыльцо стул, закурил.
Холодный ветер срывал сизый дымок с губ. Он сидел на крыльце, оглядывая фронт работы. После закрылся в сарае, куда Настя предусмотрительно положила толстое ватное одеяло.
Филка с удовольствием разделся до трусов, чего не делала уже давно, забрался под одеяло и уснул крепким здоровым сном. Несколько раз он просыпался ночью, не совсем понимая, где находится. Ему все казалось, что он в своем доме, среди кучи тряпок. Но тогда почему здесь не веет сыростью, не пахнет прокисшими продуктами и немытым телом? И лишь потом сознание говорило ему, что он в безопасности. Покрутившись, Филка снова засыпал. И снились ему жестокие попойки. Драки и крики. Снился Паливан в своем клетчатом пиджаке и коротких брюках. Снился дядя Толя с собакой и Краснов, очередной временный друг. Много чего ему приснилось в эту ночь.
Утром он почувствовал бодрость и легкость. Словно прошел курс реабилитации где-то в санатории.
Только солнце уцепилось за горизонт, Филка был на ногах. Пил чай, курил и смотрел на двор. Он представлял, как будет работать, и уже от этого испытывал какую-то радость. Не терпелось приступить к работе. Почистить двор, наколоть дров, убрать огород. Может быть, чутка повозиться в клумбах. Ах да, еще надо убрать палисадник и территорию перед двором. Там какие-то фантики валялись, отметил он, когда вчера возвращались с Олегом.
Его не пугала работа. Наоборот, он жаждал ее. Соскучился, как по водке после долгой завязки. После первой чашки чая с головой окунулся в хозяйственные дела. Видел, как молчаливый Олег вышел, покрутился возле машины, сел и уехал. Видел, как Настя, у которой слегка выделялось растущее пузо, пошла в школу. Филка остался один.
За весь день он курил всего пару раз. Все остальное время работал. Словно провинился и, чтобы исправиться, чтобы наверстать упущенное, должен впахивать за троих. Он и впахивал…
Один серый день сменял другой. Дожди заливали взбухшую от влаги почву. Ветра срывали последние листья с деревьев и долго кружили их, унося куда-то далеко в небо. Время отняло у Олега злость. Филка расстался с чувством вины. Да и Настя стала прежней. Снова начались обсуждения книг и планировка двора. Строительство беседки перенесли на весну.
— Я как раз к тому моменту разродиться должна. Поэтому смотри мне, Тема, к весне чтобы была беседка, а к лету детская площадка.
— Будет, — уверенно говорил Артем. Он действительно в это верил. Верил в себя и свою силу воли. Верил, что больше не сможет покинуть этих замечательных людей, которые приютили, обогрели, дали кров и пищу. И относятся они не как к работнику, а как к члену семьи.
Когда выпал первый снег, слегка укрыв двор, Олег вошел в сарай. Филка в это время лежал на кровати, читал. Стоило двери скрипнуть, он тут же отбросил книгу и вскочил на ноги. Как солдат, перед которым очутился генерал.
— Лежи ты, — улыбнулся Олег. — Не отвлекаю?
— Нет-нет… — ответил Филка и сел на краешек кровати.
— Помнишь, я тебе говорил о живности?
— Ну?
— Так вот я купил ее.
— Кто ж на зиму живность покупает? Да и не готово у нас ни черта. Ни загона, ни будки для курей. Чего же не сказал? — Филка начинал слегка нервничать, почесывая затылок. — Я там перед огородом доски видел. Порченные они немного, но на первое время пойдет. Короче, загоняй пока живность сюда, а я постараюсь до завтра устроить им жилище. Так, так, так… — суетился Филка. Встал с кровати, минул Олега и подошел к стеллажу. Не составило труда найти нужные инструменты. — Ладно, я пошел, а ты пока тут организуй им пристанище.
— Стой ты! — улыбаясь, сказал Олег. — Там не так много живности, как ты мог себе представить. Положи инструменты и жди здесь.
Не совсем понимая, что происходит, Филка остался в сарае. Его радовала и одновременно пугала хитрая улыбка Олега.
Спустя минуту дверь открылась.
— Вот наша новая живность, — сказал Олег и показал крошечного мохнатого щенка.
Не роняя ни слова, Филка расплылся в улыбке, понимая, что его разыграли.
— Можно?
— Естественно. Это твой.
— В смысле, мой?
— В прямом. Это тебе подарок. У тебя ведь сегодня день рождения?
— Как… — замер Филка.
Память начала судорожно перебирать даты. Здесь что-то неправильно. Какая-то ошибка. Никто не может забыть свой день рождения. Филка вспомнил мать, которая рассказывала ему о детях военных лет, кто забывал свои дни рождения. И Филка не верил. Он думал, что она шутит. В его голове никак не укладывалось, что кто-то, пусть даже ребенок, может забыть свой день рождения. Ведь это главный день в году.
А теперь он и сам ни сном ни духом. И войны никакой нет, и он давно уже не ребенок, а все равно забыл.
Филка взял пушистого щенка, который тут же принялся облизывать толстые пальцы. Коричневый комок нежности целиком помещался на Филкиной ладони.
— Это порода какая?
— Нет. Я в дороге его подобрал. Подарок тебя еще ждет, а это так, разогрев. Как назовешь?
Филка пожал плечами.
— Надо бы хоть узнать, кто это. — Он поднял щенка пузом вверх и долго вглядывался. — Чего я сюда смотрю, все равно не разбираюсь.
— Дай сюда, — улыбнулся Олег.
Он тоже долго разглядывал голое пузо щенка, прежде чем скривил лицо и неуверенно так произнес:
— Вроде кобель.
— Вроде?
— Я лучше у Насти спрошу. А ты пока одевайся, и пойдем ужинать.
Последний раз Филке устраивали день рождения в далеком детстве. Тогда еще родители живы были. А после он и не праздновал никогда.
Но этот день он запомнит на всю жизнь. Накрыли шикарный стол, с двумя видами салатов, с фруктами, со сладостями. На горячее подали запечённое мясо по-французски. Все было как на настоящем дне рождения. Единственно, что отличало, так это отсутствие спиртного. Но оно и понятно…
В конце, как и полагается на всех нормальных днях рождениях, Настя вынесла торт с одной горящей свечкой. Филка вновь засмущался. Он уже и забыл, как это делается.
— Загадывай желание и задувай свечу, — подсказала Настя.
Филка призадумался, наклонился ближе к торту, набрал воздуха, но в самый последний момент остановился. Выдохнул в сторону, несколько секунд подумал и только после этого погасил огонь.
— А вот и подарок подоспел, — сказал Олег, держа руки за спиной. — Мы долго думали, чего бы тебе такое подарить, и наконец выбрали подарок. Вот, держи.
Олег протянул завернутый в красную атласную бумагу небольшой прямоугольник.
«Книга, — промелькнуло у Филки. — Нет, не книга», — додумал он, когда потрогал коробочку.
— Ну? — Насте не терпелось. Казалось, она радуется больше, чем Филка. — Давай вскрывай.
Аккуратно, пытаясь не испортить оберточную бумагу, Филка надорвал с одного края, затем с другого. Настя, прижав руки к груди, горящими глазами продолжала следить за каждым движением.
— Это читалка, — искренне улыбнулся Филка. — Это читалка!
— У нас, как видишь, библиотека заканчивается, а этой штуковины тебе должно надолго хватить.
Филка покраснел, как та самая бумага, в которую был завернут подарок, засмущался. Он крепко сжал руку Олега и долго тряс ее, обхватив широкими ладонями. Насте сказал короткое «спасибо» и глубоко кивнул. Ему так хотелось прикоснуться к ней и поцеловать. Поцеловать по-дружески, по-приятельски. Поцеловать в знак благодарности.
— Теперь-то вы меня работать не заставите, — подшутил Филка.
— Мы тебе свет вырубим, тогда посмотрим, кто кого, — парировал Олег, и все дружно засмеялись.
В уголке, на старом полотенце, возле блюдца с молоком ютился щенок. Как выяснилось — это кобель. Настя так же долго разглядывала голенькое пузо и в конце выдала вердикт:
— Однозначно кобель.
— Не знаешь, он большим вырастет? — обратился Филка к Олегу.
Тот вздернул плечи.
— Понятия не имею. Я же сказал, что подобрал его на дороге и не видел ни его мамку, ни батю. А зачем тебе?
— Будет забавно, если я, например, назову его Граф, а он вырастит чуть выше щиколотки. Или назову Боня, а эта Боня вымахает выше пояса.
— Дело твое. Называй как хочешь.
— Пусть будет… — Филка задумался, посмотрел в поток. По привычке почесал затылок. — Пусть будет Фрак.
— Фрак?
— А почему нет? У него вон какой пиджачок выделяется, — сказал Филка, с нежностью взглянув на щенка.
— Я всего лишь спросил, — развел Олег руки в стороны. — Дело твое.
— Тогда Фрак.
— Будете Филка и Фрак.
— Ага, нас будут называть «Два Ф», — поддержал Филка.
Долго сидели за столом. Когда наскучило есть, смотрели телевизор.
Давно Филка не ощущал такой теплоты и заботы о своей персоне. Ему даже не верилось, что все это происходит с ним. Может, он до сих пор лежит под кучей тряпок, а все это волшебство не что иное, как сон? Если так, то лучше вовсе не просыпаться.
Ближе к ночи Филка забрал спящего Фрака и отнес его к себе в сарай.
— Я из тех досок будку ему сколочу, можно?
— Бери, что надо, — махнул Олег.
— Спасибо вам, — сказал Филка, прощаясь. — Вы даже не представляете, какая это была неожиданность. Неожиданность приятная. Это как… как… — он не нашел нужных слов. Только рукой махнул. — В общем, спасибо вам большое.
Прислонив ладонь ко лбу, Филка вышел.
— Мне показалось, или он пустил слезу? — спросила Настя.
— Мне тоже так показалось.
Филка поэтому и ушел так быстро, что не хотел выглядеть настолько растроганным. Ему было приятно, но чтобы до слез… Это и для него стало неожиданностью.
— Ну что, Фрак, будем жить теперь с тобой.
Щенок приоткрыл заспанные глаза и уткнулся носом в складки одежды.
— Твое место будет вот здесь, — Филка положил щенка на полотенце рядом с кроватью.
Щенку это явно не понравилось. Он начал слегка скулить, пытаясь сообразить, куда подевалось блаженное тепло. Где этот огромный человек, от которого приятно пахнет, кто кормит и периодически поглаживает. Надолго Фрака не хватило. Несколько минут он стоял, как пьяный, пошатываясь на неокрепших ножках, затем ткнулся в кровать. Развернулся к выходу и повалился как подкошенный. Спустя десять секунд он уже спал.
А Филка уснуть не мог. Даже подарок не раскрыл до конца. Просто лежал, закинув руки под голову, смотрел на шланг, подвешенный к потолку, и думал.
Он вдруг почувствовал какую-то обязанность. Словно теперь он должен устроить что-то для этой семьи. Сделать что-то хорошее. Как-то отплатить. Рассчитаться…
Но как рассчитываться, если у него ничего нет. Может, лучшим подарком будет полная завязка. От такого подарка он бы и сам не отказался.
Дни становились короче. Солнце теперь появлялось редко. Оно было таким же ярким, но совсем не теплым. Тучи густой серой массой закрывали небо. Днем шли дожди со снегом, а ночью проглядывали первые морозы. И на остатках зелени можно было наблюдать бархатистый иней, который пока еще исчезал с наступлением дня.
Филка подготовился к зиме и утеплил сарай. Обил стены, заделал дыры, поставил электрический обогреватель и сделал что-то наподобие душа. Воду приходилось носить вручную, но это его не заботило. Он настаивал на буржуйке, переживая за большой счет на электричество, но Олег отговорил.
— Сгорит еще все к чертовой матери. Этот сарай весь из дерева построен.
— Может, ты прав, — соглашался Филка и по привычке закидывал руку на голову, чтобы почесать затылок.
Филка решил, что зиму Фрак будет жить с ним, а по весне можно выдворить на улицу. Сколоченная будка с тем же полотенцем стояла возле двери. Фрак рос довольно быстро. А в скором времени оказалось, что это и не Фрак вовсе, а Фратиха. Потому как Олег с Настей ошиблись. Пришлось срочно переименовывать Фрака во Фрау. Так обычная дворняга приобрела немецкие корни.
Настя за последнее время довольно сильно поправилась. Она ходила важной походкой по двору, поддерживала руками поясницу и сильно отклонялась назад. Олег все так же мотался из одной точки на другую.
Несколько раз Филка помогал ему и заменял человека в мастерской. В технике он мало что смыслил, но учился довольно быстро. Даже рабочие не единожды говорили Олегу, что были бы не против, если бы Филка начал работать у них.
Олег предложил, но Филка отказался.
— Мне дерево милее мазута, — скорчив рожицу, сказал он. — Да и куда мне. Там образование нужно. Болты крутить я смогу, а чего больше делать, я не знаю. Да и беседку по весне надо построить. И детскую площадку. Короче, делов и без мастерской много.
— Как хочешь.
С первым снегом Филка взялся за широкую лопату. Он вставал задолго до рассвета. Открывал дверь, и радостная Фрау срывалась на холодную улицу. Она бесилась в снегу. Прыгала с разбегу в сугробы. Филка кидал ей снежки, и она по наивности искала их в куче другого снега. Искренне не понимая, куда же они подевались.
Филка первым делом расчищал тропинки до калитки и гаража. После брался за остальной двор. Когда солнце вставало, весь двор был чист. А сам Филка уже трудился перед воротами. Ему было приятно, что дом Олега выглядит как образцовый для всех. Плотные сугробы, ровные, как по линейке, лежали у забора.
Зимними вечерами Филка большую часть времени проводил в сарае. В основном он читал. Иногда читал вслух, и Фрау, приподняв болтающиеся уши, внимательно слушала хозяина. Иногда Филка резко обрывал чтение, и ему казалось, что милая мордашка собачки сразу становилась грустной. Тогда он широко улыбался, ерошил холку Фрау и продолжал читать.
Несколько раз Олег с Настей приглашали Филку в гости. Они играли в карты или за чашкой чая смотрели телевизор. Несколько раз они сами приходили в гости к Филке, каждый раз разыгрывая это таким образом, словно они приходят в гости к соседям. Приносили с собой еду, напитки и, конечно, хорошее настроение.
Филке сразу понравилась эта игра. В такие моменты он совсем не чувствовал себя рабочим. Он ощущал себя настоящим соседом, к которому пришли в гости. Тут же начинал суетиться, пытаясь во всем угодить «соседям».
Новый год, как и рождество, Филка встретил в гордом одиночестве, если не считать Фрау. Олег с Настей поехали к родственникам, и он впервые остался один больше чем на неделю.
Слонялся по двору, пытался дрессировать Фрау и от нечего делать ровнял и без того ровные сугробы.
Ближе к марту эти самые сугробы начали таять. Солнце все чаще радовало жителей. Фрау вымахала до колена и совсем не собиралась останавливаться. Длинная коричневая шерсть, короткая морда и свисающие, как лохмотья, уши с черными кончиками. Собачка вышла добрая. Редко лаяла. Чаще, высунув розовый язык, она первая неслась встречать гостей. Прыгала, путалась между ногами. Слушалась она и Олега, и Настю, но хозяином признавала только Филку.
Ближе к апрелю высокие сугробы превратились в небольшие кучки грязного снега. Но и они скоро исчезнут, оставив после себя лужи. Олега не было дома. Настя сидела на крыльце, пила чай и с интересом наблюдала за строительством беседки.
День выдался солнечным. После зимних холодов всегда кажется, что весна неестественно теплая. Артем был в бейсболке и тонкой кофте на голое тело. Между лопаток выступил пот. Но работать в такую погоду одно удовольствие.
— Есть не хочешь? — крикнула с крыльца Настя.
Артем показал на бревна, мол, тут работы еще непочатый край.
— Как хочешь, — пожала она плечами и закуталась в плед, так как сидела в тени.
Артем оглядел уложенные бревна, что-то прикинул в уме, выдохнул и завернул бейсболку козырьком назад. Настя пристально наблюдала. Ей казалось, что тем самым она принимает хоть какое-то участие в строительстве. Если бы она не была беременна, то непременно бы пошла на помощь. Бревна бы, конечно, не таскала, но подать гвоздь или где-то придержать с легкостью бы могла.
Тяжелое бревно легло на плечо Артема. Он покраснел, напрягся. Ноги слегка дрогнули. Выстоял. Это еще что… вот нижние бревна куда тяжелее. Так что придется привыкнуть. Правое плечо ныло. Подлый сучок проделал на коже канавку, и Артем, чтобы избежать этого в дальнейшем, подложил полотенце. Перенеся таким образом большую часть бревен, он посмотрел на оставшиеся четыре и решил, что перед последним заходом надо отдохнуть. Посидеть, перекурить и набраться сил.
Хотел составить Насте компанию, но в тени было холодно, а он весь потный. Усевшись на те самые бревна, Артем закурил. Зажмурил глаза от солнца и только потом вспомнил, что бейсболка развернута.
Решив, что время пришло, он встал, поправил полотенце на плече и взялся за бревно. Сразу почувствовал, как пульс колотит по вискам. Как дрожат руки и пот заливает глаза. Пересиливая себя, он перетащил три бревна и присмотрелся к последнему. Сил должно хватить, а потом можно и пообедать.
Взвалил бревно на плечо. Сделал первый шаг, но Настя…
— Артем! — пронзительно закричала она.
Не думая ни секунды, бросил бревно и побежал.
— Артем, по-моему, началось, — бледная, с бешеными глазами сказала она.
— Что? Что делать?
— Телефон… — Настя махнула в сторону дома. — Неси телефон, звони Олегу, аааа…
Ее крик проникал в самую душу. Артему казалось, что и он чувствует боль.
Телефон он нашел на кухне, на столе, и тут же принес.
Руки ее дрожали, когда она набирала номер. Не дожидаясь, пока Олег ответит, Артем набрал «скорую». Обещали приехать быстро. Обещали…
— Не абонент, — задыхаясь, сказал Настя и от злости либо же от боли швырнула телефон на пол.
Собирать запчасти не было времени.
— «Скорая» сейчас будет. Что надо, что? — он бегал вокруг Насти, понимая, что ничем помочь не может.
— Там сумка собрана, на эт… аааа, — спазм боли не дал ей закончить. Настя широко расставила ноги и слегка завалилась на стул. — Сумка, желтая. Принеси.
Артем метнулся в дом. Хорошо, что Настя подготовилась и собрала вещи. Он выволок сумку на крыльцо.
— Что еще? Что?
Настя снова закричала.
Артем побежал в сарай и вытащил свой матрас.
— Ложись.
— Отпустило, — сквозь боль улыбнулась Настя. — Что там со «скорой»?
— Сказали, едут. — Он смахнул капли пота со лба.
— Долго?
— Нет… не знаю. Сказали, выехали. Сколько тут, минут сорок до больницы.
— Я не выдержу. Не выдержу.
Артем вскочил на ноги и начал бегать по кругу. Не знал, за что браться и чем помочь. Еще и Фрау скакала рядом, как антилопа, думая, что с ней играют. Артем пнул ее ногой.
— Жди здесь! — сказал он Насте.
— Артем, не уходи.
— Я скоро.
Оставив кричащую Настю на крыльце, он сломя голову побежал на остановку. Усталости не было. Только в горле пересохло до трещин и в голове шумело.
Добежал до трассы. Остановка далеко. Была не была.
Артем выбежал на дорогу и начал размахивать руками. Несколько водителей покрыли его хорошим матом и объехали сумасшедшего по обочине. Остальные просто сигналили и сбавляли ход. Никто не останавливался.
— Что ж вы за люди?!
Он жалел, что не вышел ростом, как Паливан. Тот бы расставил руки в стороны и загородил ими всю трассу. А тут бегай от края до края.
Наконец-то остановились.
— Жить надоело? — прокричал в открытое окно лысый парень.
— Нет, не надоело. Срочно. До города надо. Проси сколько хочешь, — проглатывая слова, говорил Филка.
— Куда именно?
— В больницу. Там жен… там девушка рожает.
— Рожает, говоришь? — спросил парень, и на лице его высветилась жажда наживы.
— Быстрее. Ну быстрее же…
— Три тысячи — и мы на месте.
— С ума сошел.
— Как хочешь, — равнодушно сказал парень, козырнул и надавил на педаль.
— Стой! Согласен.
— Деньги вперед.
— Дома. Дома деньги.
Филка уже подумывал о том, чтобы врезать этому парнишке по его наглой роже. Сесть за руль и самому отвезти Настю в больницу. Проблема в том, что у него нет прав. Да и за рулем он сидел лишь единожды. В далеком детстве.
— Прыгай.
Филка влетел в машину, и они помчались к дому.
— Сейчас ворота открою. — Он на ходу выскочил из машины.
— Ты где был? — тихим голосом спросила Настя. Бледная, уставшая. Нос заострился, глаза потускнели и словно высохли.
— Где деньги?
— Какие?
— Любые. Три тысячи надо…
Настя подозрительно посмотрела на него. Артем уловил этот взгляд. И он, и она знали, что наличность запрещена. Любая наличность.
— Не время думать о моих пороках, — почти прокричал он.
Пара секунд недоверчивого взгляда, и очередной спазм быстро помог принять решение.
— В нашей комнате, в сейфе. Код — один, восемь, четырнадцать, сорок шесть.
— Один восемь, четырнадцать, сорок шесть… — повторял Артем, пока бежал.
Он не видел, сколько берет, просто сунул руку, сжал кулак и вытащил. Должно хватить.
Открыл ворота, и парень дал задний ход.
Артем постелил одеяло на заднее сиденье, а сам занял пассажирское место.
— Трогай!
Автомобиль не двигался.
— Три ты-ся-чи.
— Подлая твоя душа, — он отсчитал деньги. — Теперь жми. Выжимай!
***
Олег потом рассказывал, что его телефон накрылся буквально за пару минут до звонка Насти. Рассказывал и то, как метались мысли в его голове, когда вернулся домой и увидел разбитый телефон. Увидел открытый сейф. Паника и злость охватили его. Почему-то он и не подумал о родах. По сути, никто о них не думал, так как Настя решила, что закончить с этим делом на полмесяца раньше неплохая затея.
Мальчик родился здоровым. Чуть больше недели Настю с ребенком подержали в больнице и отпустили.
Пацана назвали в честь Артема.
— Мы были не готовы, — улыбаясь, говорил Олег. — Мы вообще-то подбирали имя для девочки. Выбрали Марию, а в итоге теперь у нас Артем.
— Ну да, в точности как с моей Фрау, — усмехнулся Филка. — Мы тогда тоже все думали, что это он, а оно вон как вышло.
— Да, бывают повороты в жизни.
До крещения ребенка Филка успел достроить беседку.
Настя обхаживала ее со всех сторон, баюкая при этом маленького Тему в коляске. Ей не терпелось увидеть беседку в полной красе. Именно так, как она и задумывала. Каждую свободную секунду она наблюдала за диким виноградом, что только дал первые всходы и тонким стеблем уцепился за натянутую проволоку. Ей жутко не терпелось, чтобы к крещению все было готово. Но растению было невдомек, что от него ждут. Виноград рос, может, и быстро, но не так, как хотелось Насте.
— Все равно красиво. А к концу лета так вообще будет все, как надо, — заключила Настя.
На крещение Темы собралось много народу. Съехались родственники, друзья, партнеры Олега. Большой двор наполнился криками детворы.
Дети быстро освоили недостроенную площадку. И, хотя Филка не раз гонял их оттуда, дети все равно играли именно там. Готова была только песочница, но им этого было вполне достаточно. На бортах они лепили куличики и строили песчаные дворцы. Играли и на стопке досок, которые позже должны были стать небольшим забором и лавочкой. В планах были еще качели, рукоход и маленький детский домик. Но пока что это было только в планах.
Олег звал Филку на крещение в церковь, но тот отказался. Сослался на то, что приедет много гостей и надо подготовиться. Олег не настаивал.
Вечерами еще было прохладно, поэтому гости с заходом солнца ушли в дом, где был накрыт стол. Еды было навалом. Алкоголь тек рекой, и Олег, пока не успел напиться до беспамятства, присматривал за Филкой, чтобы тот не стащил бутылочку со стола.
Уже дома, куда был приглашен и Филка, захмелевший Олег встал во главе стола, задрал рюмку.
— Минуточку внимания! — сказал он и несколько раз ударил вилкой по рюмке, проливая водку на заляпанную скатерть. — Внимание! — повторил он громче, видя, что гости не собираются успокаиваться. — Я хочу сказать тост.
— …Сейчас начнется… Твой-то нализался уже… Давай, друг, мы слушаем, — раздавались голоса с разных концов стола.
— Итак, тост! — пошатываясь, сказал Олег. Он слегка окосел от выпитого. Раскраснелся. Его черные волосы сбились в локоны от пота, но говорил он ровно. Язык не заплетался. Единственное — речь стала какая-то тягучая и вялая, как кисель. — Я хочу поднять тост за дорогого мне человека, — заявил Олег, и публика оживилась, заинтересовавшись, к кому же обращены такие громкие слова. Даже Настя, которая сидела вполоборота у входа и одним ухом слушала мужа, а вторым вслушивалась в закрытую комнату, где спит Тема, приосанилась и выпрямила сутулую спину. — Я хочу выпить за дорогого мне человека. Именно благодаря ему, я, точнее, мы, — Олег посмотрел на Настю и улыбнулся. — Благодаря ему мы имеем сейчас хороший достаток. У нас крепкая дружная семья. Мы редко ссоримся, и у нас почти не возникает мелких недопониманий. Благодаря ему мы имеем самое ценное, что могут иметь родители. — Гости уже совсем извелись, не в силах дождаться, когда Олег объявит это имя. Будет это Настя. Или его друг Денис? Быть может, его родители или партнеры по бизнесу, Павел Петрович или Вова Градин. — Благодаря ему вы все сегодня здесь собрались, — гости разом выдохнули, понимая, что речь идет о сыне. Ну, конечно, как же они раньше не догадались. Кому еще можно посвящать такие дифирамбы, как не новорожденному сыну. — И именно благодаря ему мы празднуем крещение моего замечательного Артемки, — Олег слегка улыбнулся и вновь посмотрел на Настю. — Филка, встань!
…Тут-то Филка и испытал весь спектр эмоций, от радости до горя. От гордости до страха и жуткого стеснения.
Он долго отнекивался, когда Олег тащил его в дом, ко всем гостям. Филка знал, что среди людей этого пошиба он будет чувствовать себя неловко. Они другие. А ему бы дали спокойно отдохнуть в своем сарайчике. Целый день шум и гам. Целый день дети орут как сумасшедшие. Дали бы ему посмотреть телевизор, почитать книгу. Покурить темной ночью на крыльце. Но Олег настоя, и Филка оказался в доме.
Он, как и предполагал, чувствовал стеснение. Не смотрел никому в глаза. Забился в уголок стола и пытался превратиться в тень. Чтобы никто не видел. Чтобы он никому не мешал. Чтобы праздник прошел так, будто он на нем и не присутствовал. И стоит отметить, что у Филки это хорошо получалось. Он думал, что на него будут обращать внимание. Как-то неправильно смотреть. Может быть, даже презирать за его положение рабочего. Но Олег оказался настолько общительным человеком, что большинство гостей не знали друг друга. Они виделись впервые и тут же, захмелевшие, впервые знакомились. Может быть, кто-то и знал истинное происхождение Филки, но времени трепаться об этом не было.
Филка и в детстве не любил быть в центре внимания, а с годами эта особенность только усилилась. Теперь он стоит, чувствует, как пылают уши. Чувствует, как дрожат коленки. Не может никуда приткнуть нервно бегающий по гостям взгляд. Да и руки некуда деть. Убрал в карманы. Вытащил. За спину — некрасиво. Сложил на груди — замкнуто. Закрыл пах — как на футболе. Куда деть эти огромные лапы?! — паниковал Филка, желая провалиться сквозь землю.
На него смотрели все! И в глазах их читалось удивление — кто этот выскочка, что Олег так его восхваляет? Читалась обида — я так надеялся, что Олег укажет на меня. Читалось безразличие — Олег опять накачался, и понесло его.
— Посмотрите на него, — Олег, словно нарочно, концентрировал все внимание на Филке. — Именно благодаря ему, у нас все то, что я перечислил. Он очень хороший человек. Так что, Филка, за тебя!
Звон бокалов и рюмок, гул голосов разорвали гнетущую тишину, и Филка наконец-то смог присесть. Но он уже не чувствовал себя невидимым. Если пять минут назад никто и не подозревал, что он здесь сидит, то теперь каждый норовил посмотреть в его сторону или перекинуться парой слов.
А сразу после тоста началось. Домыслы, слухи и догадки разносились среди гостей о том, кто же такой Филка и почему он заслужил почет от Олега. Почему о нем раньше никто не слышал?
Некоторые спрашивали у Олега, и он с удовольствием пускался в длинный рассказ, собирая вокруг себя гостей, как проповедник.
Некоторое время Филка находился в доме, украдкой наблюдая за гостями. К нему подходили, говорили спасибо от имени Олега. Спасибо за Темку. Спасибо еще за что-то… его благодарили, но Филка все равно чувствовал себя дурно. Даже голова начала болеть от спертого воздуха. От нервного напряжения и какого-то томительного ожидания.
Пока гости были заняты, Филка выскочил на улицу.
Свежий вечер принял его в свои объятия. Из дома доносились приглушенные голоса, а здесь было тихо. Тихо и свежо. Здесь было просторно и одиноко. Именно этого и не хватало. Он знал, что рано или поздно Олег заметит пропажу и, возможно, пойдет снова тащить его в общество.
Пользуясь моментом, Филка взял из сарая плотный плед и пошел на недостроенную площадку. Он прилег на борт песочницы, спрятавшись за стопкой досок. Здесь было тихо. Редкая машина нарушит тишину. Высветит фарами нагретый за день асфальт и исчезнет в ночи.
Филка лег на спину, накрылся пледом и закурил. Не прошло и пяти минут, как он успокоился. Все тревоги и страхи остались позади. Здесь его никто не найдет. А ближе к ночи, когда все разойдутся, он вернется в свой сарай и спокойно уснет.
Потягивая горькую сигарету, Филка смотрел в чистое небо, где звезды казались крошечными дырками в черном куполе небосвода. И сквозь эти дырки искрился свет.
Он докурил, положил окурок рядом и решил, что заберет его, когда будет идти спать.
Тяжелый день все-таки выдался. Уж лучше без конца таскать бревна и катать по двору тачку с песком, чем вот так… за детьми посмотри. А они же бестолковые. Везде суют свои крохотные ручонки. Залезают вечно куда-то. Отвлечешься на десять секунд, и вот уже слезы и крики. Затем еще эта суета праздничная.
Филка невольно сравнил крестины со своим днем рождения. Как же отличались два этих праздника! Мысль за мыслью, Филка провалился в дрему.
— …чего же он его в крестные не взял? — сказал какой-то мужчина над Филкой.
— Ну да, раз уж так распинался, то мог бы и его взять в крестные. Или этот крестный не принесет таких подарков, как Денис? Честно говоря, думаю, что Денису было обидно, когда Олег этого бомжа перед всеми поздравил, — говорил второй человек.
Филке показалось, что голоса ему знакомы. Ну, это и неудивительно, ведь всех их он слышал час назад.
Мужчины курили в двух шагах от Филки. Они стояли рядом с высокой стопкой и иногда даже облокачивались на нее, так как дерево слегка вибрировало и отклонялось.
Филка замер. Нельзя показываться. Боясь даже дышать, он слушал.
— Скажу тебе больше. В этой ситуации и мне обидно, что он вообще его в дом пустил. Нанял себе раба, ну так и обращайся с ним как с рабом. Пусть живет себе в своем сарае и носа не показывает.
— Ну, он вроде как Настю спас при родах.
— И? Если реально спас, то дал бы ему вознаграждение какое-то. Или зарплату бы поднял, я не знаю. В дом-то его, к нормальным людям, зачем приглашать? Олег последнее время какой-то странный стал.
— Согласен.
Разбрызгивая искры, окурок приземлился рядом с Филкой.
— Мне моя сказала, что Филка этот алкаш из соседнего села, где у Олега магазин. Не знаю, как они познакомились и что вообще между ними произошло, но Олег ему вроде и не платит ничего. Типа только пожрать да покурить дает. А этот у него задаром пашет. И, если ты не заметил, он к бухлу не притрагивался. Иначе сорваться может.
— Хы… тогда все понятно. Олег ему зарплату уважением выплачивает. Ладно, пойдем.
Еще один окурок прилетел к тлеющему собрату.
Филка понимал, что надо бы ему сменить место. Лучше всего закрыться в сарае и не показываться.
Тяжело было слушать разговор. Двое неизвестных своими словами испортили такой приятный вечер. Теперь ведь и заснуть не получится. Так и будут в голове эхом отзываться эти слова.
Выждав пару минут, Филка встал, собрал окурки и широким шагом пересек двор. Он закрылся в сарае, выключил свет и точно так же, как на улице, лег на кровать. Здесь не было ночного неба. С потолка на него смотрел смотанный садовый шланг. Но здесь была Фрау, которую на весь вечер закрыли в одиночестве и в темноте. Она пару минут виляла хвостом, а после легла в ногах.
Филка пытался уснуть, хотя понимал, что ничего не получится. Слишком тяжелыми были брошенные слова.
— …бомж, — прошептал он. — И что, если бомж, то, значит, не человек? Может, для них и не человек. А кто тогда для них человек? Тот, у которого денежки в кармане водятся? Или тот, у кого не меньше одного магазина? Сами не знают, кто такой человек, а берутся судить.
Филка повернулся к стене. Он слышал, как расходятся гости. Слышал приглушенные голоса, видимо, потому что дети уже спали. Мягкие шаги, и наконец тишина.
Но лучше бы эти гости всю ночь куролесили возле сарая. Тогда бы Филке не пришлось прислушиваться к своим мыслям. А мыслей было много, и были они темными.
Может, они все-таки правы? Те двое, возле досок. Обидно, конечно, что не хотят признавать меня человеком, называют рабом и отказываются сидеть за одним столом. Но я ведь сам себя до этого довел. Да и люди мы разного пошиба. Они живут ради какой-то цели. Живут и стараются улучшить свои условия. Родить детей. Поднять их на ноги. Накопить богатства, чтобы передать их детям. У них есть цели в жизни. А у меня единственная цель — держать себя в узде и не сорваться по первому требованию организма. Не слететь с катушек и держаться за трезвую жизнь зубами. Вот, пожалуй, и все отличие.
Так что глупо обижаться на правду. А если глобально, то у каждого она своя. У Олега, который вытащил меня на потеху всем, одна правда. У тех двоих, кто назвал меня бомжом, другая. Есть и моя правда — жить у чужих людей в сарае и без денег.
— …есть и твоя правда, — продолжил Филка мысли и ногой прикоснулся к Фрау. Та в свою очередь несколько раз махнула хвостом и лежала, смотря на хозяина. — Хм… забавно получается. Тебя ведь тоже подобрали на улице, брошенную в этот скотский мир и оставленную одну. Подобрали и обогрели. Приютили и накормили. И до сих пор дают тебе еду за твои заслуги. Сторож из тебя так себе, но как эмоциональная зарядка или же разрядка ты работаешь хорошо. Так что знай, Фрау, ты сама зарабатываешь себе на еду. Кого-то это мне напоминает, — Филка широко улыбнулся, посмотрел на Фрау. — А знаешь, кого? Правильно — меня. Я такой же, как и ты, брошенный, затем подобранный. Тоже получаю еду за работу. И вот, живем мы тут с тобой вдвоем без каких-то перспектив и планов на будущее. Но хорошо хоть, вообще живем. Могли бы и не жить.
Тяжелые мысли бесконечным потоком посещали голову Филки. Он с завистью смотрел на мирно спящую Фрау, ненароком примеряя ее жизнь со своей. У нее то же самое положение, но она спокойно спит, изредка дергая обвисшим ухом.
Филка уснул ближе к утру.
На следующий день все еще чувствовал тяжесть вчерашних слов и мыслей. Но работа выбила их из его души. Обычная работа действовала как лекарство. Он был занят, и некогда, да и незачем было думать о всяких пустяках. Не все ли равно, кто и как тебя называет. Конечно же, все равно. Но так Филка думал лишь днем, когда трудился. А вечерами, когда оставался один, когда тишина давила особенно тяжело, начинал задумываться о своей жизни. Он бы с радостью отказался от этих мыслей, но не мог. Пытался отвлечься телевизором и книгами, но и тут он терпел поражение.
Еще и небольшая сумма наличности, спрятанная среди инструментов, не давала покоя. Он гордился тем, что, имея деньги, все еще работает и не сорвался. Видимо, у него выработался какой-то иммунитет. Или же привычка. Плевать, что там выработалось. Главное лишь то, что он не пьет. Не пьет, когда у него есть возможность.
Он чувствовал, как вечерами, а порой и ночами что-то крохотное скреблось в его душе. Словно соломинкой водят по коже. Чувство терпимое, но крайне неприятное. И подсознательно Филка знал, как избавиться от этого чувства. Надо всего лишь достать баночку шурупов у стены на третье полке, высыпать их, поднять бумажку, взять деньги и пойти напиться. Вот такой незамысловатый рецепт был у него от той самой соломинки, что тревожит душу.
В особенно тоскливые вечера ему казалось, что соломинка увеличилась до размеров ветки. И теперь не просто тревожит… не просто щекочет душу. Теперь она царапает его изнутри. Грызет и не дает ни секунды покоя.
Подумывал избавиться от соблазна. Выбросить к чертовой матери эти деньги, чтобы не думать о них. Не выбрасывал. Не выбрасывал и не пил. Терпел, чувствуя, что рано или поздно придется сдаться. Оставался лишь вопрос времени. Когда он снова уйдет в пьяный угар, чтобы вновь коснуться дна. Вновь оттолкнуться от него и почувствовать вкус настоящей жизни. Веселой, разгульной. Свободной и непринужденной. Жизни на один день. Без планов, без дум и самое главное — без мыслей. Почувствовать чистую, как капля воды, жизнь.
Но Филка всегда успокаивал себя одним словом — позже.
Он сорвется. Он уйдет. Исчезнет и погрузится на дно. Но это будет позже. А пока что его ждет детская площадка. Ждут дела и обязательства. На него рассчитывают Олег, Настя и Фрау. Вот как только расхлебается со всеми бытовыми проблемами, то сразу, не мешкая ни минуты, сорвется.
Позже.
К середине лета детская площадка была готова. Качели, выкрашенные в голубой цвет, стояли немного в углу, чтобы рядом никто не крутился. Песочница, как и положено на всех детских площадках, занимала центральное место. В противоположном углу был домик. Самый настоящий детский домик с острой крышей и дымоходом. С дверью и двумя окнами. С крохотной мебелью в единственной комнате. Но домик, вполне пригодный для игр. Филка сам проверял его в летний ливень. Крыша не течет. А небольшой помост, на котором стоит домик, не дает воде затекать за порог.
От рукохода решили отказаться, посчитав его слишком опасным снарядом. Но в планах Насти уже была постройка домика с горкой и различными канатами для лазанья.
— Надеюсь, к следующему году мы займемся этим, — говорила Настя, мечтательно поглядывая на площадку.
Спустя неделю, когда лето полноправно завладело погодой и повесило раскаленное солнце в зенит, большинство жителей села пряталось в прохладных домах. Работать было невозможно. Люди охлаждались летним душем, скрывались в тени и тайно завидовали тем, у кого имелся кондиционер.
Филка тоже спасался от жары. Он уже несколько раз обливался водой, но все равно спустя полчаса вновь становился потным, как после двух часов непрерывной тяжелой работы. Фрау вяло перекатывалась по двору. Некоторое время она следовала за Филкой, надеясь, что хозяин сможет избавить ее от изнуряющего пекла, а после вырыла небольшую яму, куда и легла, вывалив язык. Филка, в свою очередь, отсиживался в гараже, где было прохладно и тихо. Он перетащил туда свой стул, где и сидел, читая книгу.
Неожиданно приехал Олег. Он был чем-то встревожен. Кому-то звонил, с кем-то ругался. Лоб его покрылся испариной. На тонкой ситцевой рубашке бежевого цвета проступили следы пота. Особенно сильно под мышками и между лопаток. Олег увидел Филку в гараже, направился к нему, но, не дойдя, развернулся и пошел в дом.
Спустя десять минут он сменил рубашку на футболку и в этот раз дошел до Филки.
— Фух… жара какая, — сказал Олег и смахнул пот со лба. — Я из-за кондея не хотел из дома выходить. Там так хорошо.
— Тут тоже ничего. Даже без кондея, — заметил Филка и отложил книгу.
Поговорили о планах. О предстоящей работе. Олег говорил нервно, отрывисто. Часто замолкал на полуслове, словно его что-то тревожило. Филке надоела эта недосказанность, и он решил спросить напрямую:
— Ты чего-то хотел спросить?
— Ну, так… — уклончиво ответил Олег.
— Спрашивай.
— Помощь нужна твоя.
— И в чем тут проблема?
— А проблема как раз и есть. В магазине в твоем родном селе Вера Павловна в больницу слегла. Недавно ее на «скорой» увезли. И вторая продавщица тоже болеет. Вот и проблема. Магазин должен работать.
— У тебя столько людей и отправить некого?
— Заняты все. Хочу вот тебя попробовать, но…
— Но боишься, что я сорвусь. Так?
— Ага, — немного стеснительно сказал Олег.
— Я вот тоже боюсь, — честно ответил Филка и встал со стула. — Если ты думаешь, что я не справлюсь с ролью продавца, то зря. Худо-бедно с товаром я разберусь. Считать я тоже умею, среднее образование у меня есть. А вот по поводу запоев ничего обещать не буду. Потому как сам не знаю. Сейчас, здесь, я чувствую себя хорошо и могу даже уверять, что никуда я не сорвусь. Но как я поведу себя там, в магазине, среди денег и спиртного, я не знаю.
— Это-то и плохо.
— Я знаю.
— Может, рискнем?
Видимо, других вариантов не было.
— Давай.
— Только чтоб точно! — строго сказал Олег.
— Я уже сказал свое слово.
— А, черт с тобой, поехали.
Спустя полчаса раскаленного асфальта и пыльных грунтовых дорог они оказались в магазине.
Олег все еще недоверчиво смотрел на Филку, будто пытаясь увидеть какие-то признаки приближающегося запоя. Он нервничал и даже после того, как все рассказал, никак не мог покинуть магазин. Ему уже несколько раз звонили и вызывали, но Олег продолжал что-то говорить.
— Хватит! — оборвал Филка бессвязный поток слов. — Я справлюсь. Тебя уже, наверное, заждались там. Езжай и молись за меня.
— Чего?
— Пошутил я. Езжай. Еще один вопрос, вечером мне самому добираться или ты приедешь?
— Приеду. Я, — сбитый таким напором ответил Олег. — Ладно, я помчал. — Еще раз окинув магазин и Филку пытливым взглядом, Олег вышел.
Несколько минут Филка ожидал, что Олег вернется, но этого не случилось.
Услышав, как автомобиль, шурша колесами, уехал, Филка выдохнул и сел на стул. Затем встал и начал рассматривать товар, пытаясь запомнить цены. В его распоряжении был весь магазин. Весь товар. Десятки литров алкоголя и сотни килограмм продуктов. Пара тысяч рублей мелкими купюрами и полная отстраненность.
Целый час с момента отъезда Олега в магазине не было ни души. Филка уже начинал подумывать, что так и просидит здесь до вечера в гордом одиночестве. И зачем только Олег переживал, что магазин будет закрыт. Один день ничего не решит. Особенно такой жаркий и тухлый день.
Ближе к вечеру потянулся народ. В основном брали хлеб и что-то вкусное детям. Чаще всего покупали мороженое, хотя жара шла на убыль. Филка быстро вжился в роль продавца и проворно обслуживал посетителей. А вот посетители вставали в непробиваемый ступор, когда видели Филку за прилавком. Недавно он пьяный валялся по канавам и нанимался работать за бутылку, а сейчас, в чистой футболке, хлопковых штанах, продает им товар и отсчитывает сдачу. Многие поначалу не верили, что это он (мало ли людей похожих), да и тот Филка, грязный, лохматый, бородатый, был далек от этого гладко выбритого, подстриженного продавца в чистой одежде и с хорошими манерами.
— Да, это я, — опережая вопросы, говорил Филка. — Но вы не переживайте, я тут ненадолго. А теперь, что будете брать? — он широко улыбался, и ему было приятно, что люди узнают его.
Было приятного и оттого, что люди не узнают его и сомневаются. Разве это не прогресс? Разве это не рост над собой? Разве это не говорит о том, что он довольно сильно изменился? Безусловно, говорит.
И Филка чувствовал это. У него не было времени задумываться о том, что сейчас он имеет отличный шанс сорваться в запой. С деньгами, с выпивкой и закуской. Может позвать сюда своих дружков, и они вынесут этот магазин за пару часов.
Вместо этого Филка улыбался, и ему начинало нравиться общение с покупателями. Смотреть на их удивленные лица. Нескольких людей он разыграл и на вопрос: «Артем, это ты?» — округлял глаза, делал невинным выражение лица и строго отвечал:
— Какой я вам Артем. Меня Владимир зовут. Вы брать что-нибудь будете, или вы к Артему пришли?
— Да, будем, — сбивались покупатели.
До вечера он развлекался, как мог. Выходил на крыльцо курить, благо жара немного спала и противный сигаретный дым был уже не таким противным.
Вечернее солнце, не такое беспощадное, как полуденное, клонилось к горизонту. Филка чувствовал, как нагретая земля дышит теплом. Далекие дома плавали в мареве.
«Через два часа закрываться пора», — отметил Филка, выбросил окурок и ушел в магазин.
Долго не было посетителей. За полчаса до закрытия зашел Паливан.
— Вот так новости! — развел он длинные тонкие руки в стороны и улыбнулся, нисколько не сомневаясь, что перед ним не кто иной, как Филка.
С последней их встречи Паливан не особенно изменился. Мало того, он продолжал носить тот же клетчатый пиджак и короткие брюки. С его лысой головы по-прежнему соскальзывала фуражка. Разве что те туфли на три размера больше заменил на резиновые тапочки, надетые на грязную босую ногу. И в его улыбке зияла черная дыра.
— Где зуб потерял?
— А, это давняя история. Ты, я гляжу, в люди выбился. Бизнес устроил. Тебе только фартука не хватает. Здарова, — протянул он грязную руку с черной окантовкой ногтей.
Филка замешкался на несколько секунд, но все-таки пожал руку. Паливан заметил это.
— Уже со старыми друзьями за руку не хочешь здороваться? — слегка обижено произнес он.
— Просто…
— …не оправдывайся. Знаю. Иногда я сам себе противен, так что все нормально.
Он стоял у прилавка, и от него разило перегаром. А вместе с перегаром небольшое помещение магазина наполнилось запахом пота и немытого человеческого тела. Глаза Паливна были тусклыми, с легким налетом сонности.
— На опохмел дашь чего?
— Может, не надо?
— Только вот не учи меня, как жить, хорошо? — раздраженно сказал он. — Без вас, без ученых, разберусь. В отличие от вас, я свободен. Дай лучше дешевенькой самой.
Филка решил не вступать в спор и вытащил из-под прилавка бутылку.
Паливан сунул руку в карман пиджака, вытащил пару мятых купюр и мелочь.
— Хм… на водку хватит, а вот с закуской проблемы. Ну, так чего, добавишь старому другу на кольцо колбасы.
— Много не хватает?
— Слезы… всего тридцать пять рублей.
Филка достал колбасу и положил рядом с водкой.
— Вот за это спасибо.
Паливан высыпал мелочь в монетницу и туда же бросил мятые купюры. Он попытался засунуть бутылку в карман узких брюк, но не смог. Убрал водку за пазуху и тут же, на месте, откусил кусок колбасы.
— Чего-то я невежливый совсем, — жуя колбасу, сказал он. — Ты как здесь очутился?
— На замену, — коротко бросил Филка. Ему стало противно находиться в этом обществе. Противен был грязный Паливан. Перегар. Вонь. Вид.
Он хотел избавиться от него. Или избавить себя от него. Лишь бы ушел. Скорее ушел. Скоро уже Олег должен приехать.
— А ты там так и батрачишь у швоих хощяев? — просвистел он через потерянный зуб.
— Ага.
— И не достало еще?
— Как видишь.
— Выпьешь за встречу?
— Нет! — резко ответил Филка, словно испугался вопроса.
— А так? — спросил Паливан и, откупорив бутылку, сделал несколько больших глотков. Затем скривился, глубоко вдохнул носом, выпятил нижнюю губу и выдохнул через рот. Откусив еще один кусок колбасы, Паливан потряс головой, и фуражка тут же съехала на бок. — Фух… полегчало.
Наблюдая за этим нехитрым действием, Филка почувствовал, как в нем закипает кровь. Тело начинает дрожать, и сейчас он свалится на пол.
Филка отвел взгляд, посмотрел на свои большие ладони, заметив легкую дрожь. Весь его организм дрожал и трясся. Мысли и те не стояли на месте. Он понимал, что не хочет опускаться обратно. Возвращаться и превращаться в это подобие человека, которое стоит сейчас перед ним. Ему стало все это противно. Но что-то не давало покоя.
Филка понимал, что готов на два действия. Либо он вышвыривает Паливана из магазина. Либо отбирает у Паливана бутылку и присасывается к ней, как голодный младенец к сиське матери.
И Филка не мог понять, чего же ему хочется больше.
— Уйди… — не разжимая зубов, прохрипел Филка.
— А? Чего говоришь?
— Уйди.
— Зазнался, значит. Ну, давай, давай, — голос Паливана усиливался. — Сиди там у своих хозяев, как крепостной. Как раб. Батрачь у них, как их собственность. И не имей свободы. Что же это за жизнь такая, — скривил рожу Паливан и, плюнув под ноги, отпил из бутылки. В этот раз он не морщился. — Меняешь собственную свободу на эти кандалы! Я о тебе был лучшего мнения. Да и… да и разве теперь это жизнь. Тьфу. На чистую простынку и тарелку супа променял свободу. Мерзость. Трус… а когда-то ты был…
Продолжая говорить и срываясь с крика на шепот, Паливан развернулся, поправил фуражку и вышел.
Филка остался один, чувствуя, как тело дрожит. То ли от злости, то ли от желания выпить. Вцепился руками в прилавок и до белых костяшек сжал столешницу. Стоял так до тех пор, пока не приехал Олег.
— Что-то стряслось?
— Нет, все в порядке, — ответил Филка. — Все деньги тут, весь проданный товар в этом списке.
— Завтра Светка выходит. Или есть желание продолжить карьеру продавца? — хитро улыбнулся Олег.
— Нет. Поехали.
Олег видел, что с Филкой что-то не так, но допытываться не стал.
По приезде Филка закрылся в сарае и долго не выходил. Он гладил загривок Фрау, чувствуя гордость за выдержку перед выпивкой и Паливаном. Чувствовал и жалость, так как знал, что, не собери он всю волю в кулак, обязательно бы сорвался.
На следующий день Филка попросил выходной и почти целый день провалялся в кровати.
— Чего это с ним? — шептала Настя.
— Не знаю, — поднимал плечи Олег. — Он мне не рассказывал.
А Филка в это время чувствовал презрение к собственной персоне. Никогда он не испытывал настолько сильного отвращения. Даже в те моменты, когда был пьян или когда лежал с больной головой в ворохе тряпок, не испытывал к себе столько презрения, жалости и отвращения. Наверное, тогда он просто не осознавал, насколько велика его проблема. Насколько много надо иметь сил, чтобы сдерживаться. Насколько огромным может быть желание откупорить бутылку и напиться до потери сознания.
И Филка боялся, что не выдержит. Представлял, как обжигающая водка втекает в горло и жизнь мгновенно налаживается. Все проблемы… какие, к черту, проблемы? Мир становится радужным, люди приветливыми. Все в округе меняется и приобретает положительные черты.
Стоило Филке это представить, как его тут же начинало знобить. Он пугался этих мыслей. Пытался спрятаться от них и убежать. И единственное, что его спасало, — это работа. Работа и обязанности. Он понял, что выходные пагубно на него влияют. В выходные слишком много времени, чтобы думать, а думать ему вредно. Вместе с думами приходят самые нехорошие мысли. И от них уже никуда не спрячешься. Их не заткнешь ни шумом телевизора, ни сказочными мирами книг. Они, как ручеек, обязательно найдут выход и со временем расколют камень.
Настя заметила, что Филка как-то по-другому начал работать. Он и раньше трудился на совесть, но сейчас… сейчас он работает так, как будто боится не успеть. Целиком и полностью погружается в труд. И, закончив одно дело, тут же хватается за другое.
Шли дни…
Лето выдалось особенно жарким. Конец августа ознаменовался проливными дождями. Все еще яркое и теплое солнце часто зависало на небосводе. Сельчане все лето негодовали на жару и солнце, а с приходом сентября, когда дожди начали лить ежедневно, тут же переключили все свое негодование на дожди.
— Сначала солнце все пожжет на огороде, — говорили жители, — теперь из-за дождей все сгниет там же. Вот угораздило нас с погодкой.
Филка негодовал только на дожди. Жара ему, конечно, тоже не нравилась, но в жару можно работать. В работе хорошо прятаться от мыслей. А вот в проливной дождь, когда с неба хлещут косые струи воды, работать было невозможно. Вначале Филка переместился в закрытые помещения. Но со временем понял, что и здесь работы не осталось. Разве что переносить инструменты с места на места.
— Есть еще работа? — спрашивал Филка у Олега, перед тем как тот уедет.
Олег с недоумением смотрел на Филку, затем обводил взглядом идеальный двор, снова смотрел на Филку и виновато пожимал плечами. Он привык, что с момента, когда Филка поселился у них, напрочь вычеркнул из своих обязанностей ведение домашнего хозяйства. Он привык, что Филка все делает сам. Сам видит работу, сам ее делает. Ему не следует указывать, подгонять или смотреть, чтобы тот не филонил. Филка не тот человек.
— Тебе поработать хочется?
— Хочется, — с энтузиазмом отвечал Филка.
— Я даже не знаю, — снова этот недоумевающий взгляд по округе. — Хочешь, я тебя в мастерскую возьму. Может, там чего сделать надо.
— Поехали, — не мешкая ни секунды, отвечал Филка.
В мастерской было много работы, и Филка с жадностью набросился на нее. Он трудился без перерывов. Рабочие мужики с удивлением и даже некоторым испугом смотрели на Филку, который впахивал за троих.
— Пойдем покурим, что ли? — предложил Степан, главный по смене.
— Сейчас закончу, и покурим, — не отрываясь, говорил Филка.
Он видел, что рабочие смотрят на него с подозрением. Думал, что это из-за его работоспособности, но причина была в другом. Рабочие знали, что Филка живет у Олега, а Олег как-никак является их начальником. И если Филка довольно тесно с ним общается, по-дружески, на «ты», не значит ли это, что он засланный казачок?
Поэтому-то первые дни его сторонились. Старались выглядеть обычно, но лишнего слова не болтали. Оживленная беседа тут же затихала, если появлялся Филка.
— Чего вы? — непонимающе спрашивал он.
— Да так, байку одну рассказывали, — уклончиво отвечали ему.
Спустя месяц, когда Филка работал в мастерской чаще, чем дома, мужики привыкли к нему. Степан, видя его рвение и его способности, взял над ним опеку. Он учил его азам ремонта, и Филка с удовольствием впитывал знания. Схватывал быстро, отчего Степан часто чесал грубую щетину и приговаривал:
— Ишь ты какой… и где только ты такой нашелся?
Филке было приятно, что о нем отзываются как о способном ученике. Раньше он думал, что работа в мастерской — это постоянно быть в мазуте, крутить гайки, дышать выхлопными газами, и ничего более. Он и не подозревал, что здесь есть над чем поломать голову. Прикатывают машину и говорят, что не работает.
— Что не работает?
— А черт его знает. Ты мастер, ты и думай, что у нее там не работает.
И вот Степан подходит к ней, оглядывает со всех сторон. Поначалу пытается завести. Если завелась, прощупывает ее, как доктор пациента. Там нажмет, тут подтянет. Болит, не болит. Если совсем не заводится, тоже начинает диагноз ставить. И Филка с удовольствием включился в этот процесс. Он мало еще что понимал, но ходил за Степаном хвостиком и щупал все, что трогал Степан.
Со временем мужики узнали Филку. Больше не боялись говорить при нем свои секреты. Иногда жаловались на зарплату и загруженность в работе. А по вечерам, перед закрытием, некоторые брали себе пива и сидели под крышей, провожая солнце за горизонт и встречая вечер. Филка в такие моменты сразу собирался домой. Тут же бросал все дела, что на него было не похоже, и уходил. Мог даже инструмент на место не отнести.
— Чего это с ним? — спросил Леха и откупорил бутылку.
— Может, спешит куда.
— Никуда он не спешит, — сказал Степан, присел на перевернутый ящик и закурил. — Дай-ка и мне бутылочку. — Он ключом оторвал крышку и, сделав пару глотков, с наслаждением выдохнул. — На это дело он слаб очень. Почувствует запах, и ему может крышу свинтить. Для него водка — как кровь для акулы. Вот чтоб не искушать себя, он и убегает. У бабы моей в соседнем селе родня какая-то есть. Так вот, они говорили, что он бухал каждый день. А сейчас вроде как выправился. Олег Алексеевич приютил его у себя и держит на коротком поводке. Он ведь способный малый, этот Филка. Если б не водка проклятая, из него вышел бы здравый механик.
— Такой молодой, а уже запойный, — мотал головой Леха.
— Себя в начале лета вспомни, — улыбался Степан. — Или ты все еще будешь заливать, что ты болел?
— Я болел! — тут же сказал Леха.
— Ага, болел он, — поддержал Пашка. — Я мимо твоего двора проходил тогда и слышал, как жена твоя из тебя болезнь выколачивает. На всю улицу слышно было.
Леха решил не продолжать дальнейшую ложь. По крайней мере, мужики свои, Олегу Алексеевичу не расскажут, и ладно.
Когда Филка был в мастерской, мужики перестали брать выпивку. А если и брали, то начинали пить лишь, когда он уйдет.
— Ты пешком? — спрашивали.
— Пешком.
— А автобус не?
— Гулять люблю, — говорил Филка и шел через все село.
Олег узнал об этом и предложил выдавать деньги на автобус, но Филка отказался.
— Незачем мне лишний раз наличность в руках держать. — Хотя на третьей полке, в баночке с шурупами у стены, все еще была заначка.
В один из теплых осенних вечеров, когда люди нутром чувствуют, что это действительно последний теплый вечер, им всегда становится мало тепла. Они хотят впитать последние лучи солнца и побыть в объятиях пока еще ласковой природы.
За час до закрытия мужики высыпали на улицу. Паша со Степаном шумно играли в нарды. Леха не отлипал от мобильного телефона. Филка развалился на ящиках, наблюдая за пустым горизонтом, где поле плавно переходило в лес, который далеко-далеко втыкался острыми соснами в темное небо.
Пришли еще Илья и Федя, друзья Пашки. Они намекнули на выпивку, но Пашка, скосив глаза на Филку, дал знать, что здесь это дело не приветствуется. По крайней мере, сейчас. Друзья не особо расстроились и присели тут же, на ящиках, дожидаясь окончания смены.
— Давно хотел тебя спросить, да все никак случай не выворачивался, — подошел Степан, когда вздул Пашку в нарды. — Олег Алексеевич тебе какую зарплату назначил? Ты извини, конечно, что я так в лоб и сразу к твоим кровным, — начал оправдываться Степа. — Если не хочешь, можешь не говорить. Но мне так, для общего развития.
— Мне хватает, — уклончиво ответил Филка.
— Не хочешь, значит, говорить? На нет и суда нет.
— Все деньги у него, — резко ответил Филка.
— В каком таком смысле у него? За жратву, что ли, одну пашешь?
— Не только, — ухмыльнулся Филка. — Я получаю жилье. Получаю еду и сигареты, а все заработанные мной деньги хранит у себя Олег.
— А не боишься, что он того… за ним, конечно, не замечалось раньше, но мало ли. Я бы переживал.
— Ты, наверное, уже слышал о моих проблемах с выпивкой?
— Было дело, слыхал.
— Ну, так вот поэтому, я и не вижу своих деньжат.
— Ишь ты! — довольно громко ухмыльнулся Степа, и все присутствующие обратили на них внимание. — Я бы так не смог. А хотя… — он почесал щетину и задумался. — Наверное, даже целее будут. Черт его знает. Мужики, вы как считаете?
— Что? — отозвался Пашка.
— Хотели бы свои деньги у Олега Алексеевича хранить?
— Э-э… не, — тут же среагировал Пашка, словно ждал этого вопроса. — Мне свои кровные сразу подавай. Уж лучше пусть у меня будут, чем в чужом кармане.
— Так ты же их спустишь сразу, — подключился Леха.
— Спущу. А зачем, собственно, я работаю? Чтобы зарабатывать и чтобы спускать. Мне как-то приятней живется, когда карман денежка греет.
— А жена тебе на что? — сострил Леха и отлип от телефона.
— Жена греет в другом месте, — парировал Пашка.
— Я бы, наверное, тоже так не смог. Ни сходить никуда, ни потратиться нигде. Живешь, как в клетке. Как в ошейнике. Я птица вольная, — заключил Леха.
— А ты, Паша, как?
— Как и он. Лучше плохо жить, но свободно, чем хорошо, но взаперти.
Степа оставил ситуацию без комментария. Он жалобно, как на больного, посмотрел на Филку и добавил:
— Не слушай ты этих олухов. Они только на публику так говорят, а приходя домой, отдают деньги женам. Какая разница, где они хранятся, у Олега Алексеевича или у баб? У этого хоть попросить на что-то дельное можно, а те шельмы сядут на них и сидят, как королевы. Ладно, братцы, пора зачехлять.
Рабочие оживились. Степа выгнал всех на улицу, закрыл ворота и кинул ключ в нагрудный карман.
— Завтра чтоб как штык! — наказал Степан, наблюдая, как Леха с друзьями шушукаются.
— Обижаешь.
— Обижу, если завтра опоздаешь.
— Подбросить? — предложил Степан. — Мне как раз в ту сторону.
— Я пешком. Привык уже, — ответил Филка.
Ему действительно хотелось прогуляться. Как-никак не за горами зима и холода. А пока надо насладиться теплым осенним вечером.
Слух о том, что Олег все заработанные Филкой деньги держит у себя, довольно быстро разошелся по селу. Казалось бы, кому это может быть интересно? Кого вообще должен волновать договор между рабочим и его начальником?
Но из-за отсутствия каких-либо новостей село поглощало любую, даже самую никчемную весть. И не просто поглощало. Вначале оно долго пережевывало, как столетняя старуха своим беззубым ртом. Затем проглатывало эту новость, переваривало. И лишь потом бережно забывало, пережевывая в это время другую, совсем незначительную новость или слух.
Но с Филкой все вышло иначе. Сельчане словно не хотели отпускать эту новость, нарочно вплетая в нее новые подробности. Наверное, они завидовали Олегу, дескать, как у него хватило ума нанять алкаша за бесценок. И взвалить на него кучу дел, оплачивая дневной пайкой еды и сигаретами. А как придумал хорошо… привез человека из другого села, у которого нет родных. Заступиться за него некому. Пожаловаться этому работяге тоже некому. Здесь он никого не знает. Там у него никого нет. Очень дальновидное решение.
До наступления первых холодов, которые начались в декабре, все жители села только и обсуждали эту новость. Сочувствовали Филке, что он, по душевной доброте или же по наивной глупости, ввязался в эту кабалу. Осуждали Олега, будто бы он, имея столько денег, не может нанять себе нормального рабочего. Имея столько денег, он все равно наживается на бедных людях. Ух… жлоб какой. Все они, богатенькие, такого склада. Подленькие, гнусные. Как бы где выкрутить. Как бы кого надуть. Хоть на копейку, на ломаный грош, а все равно в свою пользу.
Филка всегда думал, что он человек стойкий. Как физически, так и морально. Он считал, что толпа не сможет его сломить. И если он чего решил, то его уже не остановит какое-то там общественное мнение. Так о себе думают почти все люди, совершено не подозревая, насколько мощным может быть это самое общественное мнение. Как сильно оно может изгибать человека в дугу. Выматывать его. Ведь человек один, а их — много.
Каждый ляпнет по слову. Крикнет вслед. Шепнет за спиной. И даже не заметит этого. Каждый скажет лишь по одному крохотному словечку, а человек-то один. И на него обрушится сразу водопад слов. Не каждый способен выдержать такое.
Человеку свойственно приписывать себе лучшие качества. Приписывать то, чего в нем с рождения не было и не будет до самой смерти. Человек часто приписывает себе качества, не которые в нем есть, а которые он хотел, чтобы были. Филка не был исключением. Он тоже думал, что мнение толпы никак не вторгнется в его жизнь. Они живут отдельно, а он сам по себе.
Он думал так до тех пор, пока дети из-за забора не прокричали:
— Крепостной! — и тут же скрылись.
Это был самый первый раз. Позже реплики разнообразились.
— Дуй к своему барину.
— Раб.
— Безвольный.
— Пес…
И многие другие.
Как известно, дети сами редко что придумывают. Они лишь повторяют то, что говорят взрослые.
Филка пытался сдерживаться, но иногда сил не хватало. Ему не хотелось выходить на улицу. Ходить по селу. Натыкаться на презрительные взгляды и шепот за спиной. Но и дома он не мог оставаться. Потому как в сарае, в одиночестве, тоска начинала съедать душу. Грызть и разъедать, как кислота.
Олег первое время не обращал на это внимания. Говорят и пусть себе говорят, он уже привык к постоянному злословию за спиной. У него словно вырос панцирь.
Филка же с белой завистью смотрел на Олега, понимая, что ему такого не дано. А он ведь думал. Думал, что сильнее, чем кажется. Оказывается, обманывался, что в общем-то не новость. Он в своей жизни много обманывался. Взять ту же водку.
Филка стал реже бывать в мастерской. Все больше времени проводил дома. А в особенно тяжелые дни волком выл в четырех стенах. Только Фрау и спасала его своей безграничной любовью. Ближе к Новому году, когда поднялась сильная метель и из дому никто носа не показывал, в сарай к Филке вошел Олег.
— Сидишь? — спросил он, хотя Филка лежал на кровати, вытянув ноги. — Как ты тут, не мерзнешь?
— Спасибо цивилизации, — Филка махнул на электрический радиатор.
— Я завтра в городе буду, если погода позволит, тебе купить чего-нибудь надо?
Филка посмотрел в потолок, словно садовый шланг даст ему ответ. Затем перевел взгляд на Олега и спокойно сказал:
— Мне бы на вольные хлеба уйти.
Олег не ожидал такого резкого заявления. Замялся, на несколько секунд подумав, что Филка шутит.
— На какие такие хлеба?
— На вольные.
Олег подошел ближе и сел на стул. Филка тоже уселся на кровать.
— Ты это сам решил или настроил кто?
— Сам, — после короткой паузы ответил Филка. — Мне надо собственную жизнь строить, а не прилипать к жизни вашей.
— Ну, так строй, кто тебе не дает?
Филка пожал плечами.
— Как-то не строится тут у вас.
— Пойми, что я не хочу тебе зла. А все эти люди, кто шепчется за спиной, что ты тут на рабских условиях, — плюнь. И на них плюй, и на их слова. Они либо завидуют тебе, либо не понимают всей ситуации.
— А что же мне, до старости тут у вас куковать?
— Почему сразу до старости? Я тебя не держу, я просто тебя предостерегаю. Если хочешь уйти, то уходи. — Олег заметил, что Филка не встал в этот же момент. Не потребовал свои деньги. Значит, еще не до конца решил, и есть шанс переубедить. — А так ты легко можешь брать выходные. Я часто мотаюсь в тот магазин и могу брать тебя с собой. Ты будешь там свое хозяйство поднимать. Приводить дом в порядок. Поставишь ворота новые, калитку. Может, найдешь себе кого. Пойми, что лучше места тебе не найти. Не потому, что у нас тут рай, — Олег развел руки в стороны. — Да, живешь ты не во дворце, но, по крайней мере, ты нормально ешь, и у тебя тепло. У тебя телевизор есть, Фрау. У тебя есть мы! Не знаю, как для тебя, а ты давно для нас стал родным. Блин, я даже завидую тебе иногда, потому что с этой работой я совсем не вижу Темку. А с тобой он хочет играть больше, чем со мной. Обидно, знаешь ли…
— Это правда, — Филка улыбнулся своей широкой улыбкой. — Он, пацан, тот еще привереда.
— Вот.
— Знаешь, Олег, иногда я сижу вот здесь, в этих стенах, смотрю на вас, наблюдаю, и так тяжело становится. У вас полноценная, здоровая семья. Вы живете, растите детей. Радуетесь там или огорчаетесь. Но вы живете. А я, скорее, существую.
— Еще раз тебе говорю, если ты хочешь строить свою семью, то я буду всячески тебе помогать. Я буду только рад, если ты найдешь жену, заведешь детей. Конечно, не буду этого скрывать, мне выгодно, что ты работаешь у меня на таких условиях. Таких работников, как ты, мало где найдешь. Но пока что… пока. Я считаю, что тебе надо повременить. Приведешь свой дом в порядок, может, купишь какое-то хозяйство, и тогда уже можно нормально переехать. А сейчас ты куда собрался уходить?
Филка задумался. И правда — куда? В неотапливаемый дом с пленкой на окнах. В дом, где даже поесть себе негде сготовить. Может быть, Олег прав?
— Тогда поступим так… — начал Филка и тут же замолчал, продумывая дальнейший план. — Как ты и сказал, я буду ездить к себе домой и приводить там все в порядок. Потом купим кое-какую технику, и, скорее всего, к весне или к лету я уйду от вас. Так сойдет?
— По рукам.
Рука Олега утонула в широкой Филкиной лапе.
— Знаешь, о чем я тебе еще хочу сказать. Даже не сказать, а предостеречь. Ты вот тут говоришь о вольных хлебах. Говоришь, что сам принял это решение. Может быть, так и есть, я этого не отрицаю. Я просто хочу, чтобы ты понял, свобода — это тяжелая штука. Все хотят быть свободными и делать, что им хочется, а в итоге оказываются на обочине жизни. Не все могут справиться со свободой…
— Но ведь плохая свобода лучше, чем хороший плен, — сказал Филка.
— Тут еще как посмотреть. Хороший плен — это жизнь. А свобода в плохих руках часто заканчивается смертью. И смертью довольно скорой. Я тебя не упрекаю в этом. Говорю то, что считаю правильным. И этого, кстати, не стоит стесняться. Как не все умеют красиво петь или плясать, так и не все могут обуздать свободу. Филка, ты не обижайся, но ты относишься к таким людям.
— К каким? — спросил Филка, сделав вид, что не понимает.
— К людям, которым нельзя давать свободу. Если на тебе не пахать, как на лошади, не обременять тебя задачами и не заставлять работать, как крепостного, то ты сгинешь. Ты пропадешь в своей свободе. Только не обижайся.
— Да чего там обижаться, если так оно и есть, — в сторону сказал Филка.
— Все хорошо?
— Куда уж лучше!
И Филка улыбнулся. Улыбнулся своей широкой, заразительной улыбкой. Казалось, все лицо его смеется, когда он улыбался. Голубые глаза щурились, как от солнца. Сетка морщин возле глаз. Широкий рот растягивался до ушей. Щеки поднимались вверх. Олег не сдержался и улыбнулся в ответ.
Филке показалось забавным смотреть на немного глупую улыбку Олега. На его тонкие губы, широкий морщинистый лоб и ровные, как забор, зубы.
Несколько секунд с глупыми улыбками они смотрели друг на друга, а затем засмеялись в голос. Что-то детское поразило их. Что-то забытое. Как два друга, много пережившие вместе, одновременно вспомнили забавную ситуацию из прошлого и залились долгим, протяжным смехом.
Олег был более сдержанным и, дергаясь в порыве хохота, все пытался остановиться. Филка заливался до щенячьего визга. Не раз смахивал появлявшиеся в уголках глаз слезы, хватался за живот и изгибался в дугу. Фрау, загоревшаяся непонятной суетой людей, скакала посреди сарая, пытаясь ухватить себя за хвост.
Шло время. Филка ездил домой.
Он с презрением осматривал свое холодное, застывшее жилище. Ворохи грязных тряпок. Прожженный в нескольких местах пружинный матрас. Слушал, как хлопает пленка на окнах. Осмотрел и занесенный снегом двор.
Пока его не было, соседские мальчишки собирались в доме. Стоит отдать им должное, они прибрали одну из комнат. Стащили туда лавку и стол, где играли в карты и тайком от родителей распивали пиво.
Как и в первый день у Олега, Филка не знал, к чему подступиться. С чего начать. А как только начал работать, то долго не мог остановиться.
Начал он с главного. Весь хлам — а все в доме, кроме книг, можно было считать хламом — вынес на улицу и свалил перед запертыми снегом воротами. Про полноценный ремонт он и не задумывался. Прибраться бы и привести все в божеский вид. А уж потом, кочуя из комнаты в комнату, можно будет поочередно заняться ремонтом.
В какой-то момент, когда Филка рассчитывал и представлял себе жизнь будущую, он вспомнил Настю. Вспомнил, с каким трепетом они обсуждали беседку и детскую площадку. Как она советовалась с ним, куда и какие цветы лучше посадить. Где на огороде посеять редиску, а где морковь.
Филка улыбнулся, понимая, что он изменился. В нем появилось нечто новое. Появилось стремление к нормальности. Он тоже хотел уютный и красивый дом. Чтобы возвращаться в него после работы было приятно.
После того как в пустых комнатах звучало эхо, Филка застеклил окна и врезал большой замок в дверь. Желтый ключик подвесил на шею. Он уже задумывался о покупке техники, но Олег и тут его отговорил, оставив это дело до весны.
Растащат.
По сути, все верно решил. Филка отложил покупку, как Олег и сказал, но голова его бурлила. Он уже видел, какой стол поставит на кухне, где будет кровать и тумбочка. Задумывался и о том, чтобы книги, которые сейчас стопками лежали в углу, разместить на полках.
Чем ближе становился Новый год, тем сильнее Филка чувствовал вкус жизни. Все ему нравилось. И даже белые метели не ломали настроя. Он, как маленький ребенок, ждал весны, чтобы начать новую жизнь. Чтобы уйти на вольные хлеба и строить свою собственную судьбу. Сейчас он чаще задумывался о покупках, но иногда проскакивала мысль и о семье. Он не мог представить себе жену, но точно был уверен, что если увидит такую девушку, то тут же внутренне почувствует, что это она. Она и никто другой. Пока что Филка довольствовался обществом Олега, Насти и маленького Темы, который уже умел стоять, держась за руки матери. И, естественно, Фрау была его верным спутником. Филка жалел, что приучил спать ее на кровати, так как она довольно сильно выросла и занимала добрую половину.
Новый год прошел спокойно. Олег с семьей уехали в гости, а Филка снова остался с Фрау. Из вежливости Олег позвал Филку, но тот отказался. У него еще были свежими воспоминания с крещения, где каждый смотрел на него, словно руками давил на плечи.
— Нет, спасибо. Вы езжайте, а я тут останусь. Мы сторожить будем, — сказал Филка, указывая на Фрау.
— Как хочешь.
По сути, Новый год был обычным днем, который ничем не отличался от других. Филка не чувствовал какой-то радости или подъема. Наоборот, он негодовал от ночных фейерверков, запуск которых продолжался всю ночь, вплоть до утра.
На длинные выходные и на все новогодние праздники, как это повелось, люди ходят друг к другу в гости. Зовут гостей к себе. Обмениваются подарками, много едят и пьют.
К Олегу часто приходили друзья. В таких случаях Филка либо закрывался в сарае, либо уходил в мастерскую, где общество обычных работяг было приятным и привычным.
Целый день снег сыпал и завывала метель, а к вечеру распогодилось. На небо высыпали звезды, и яркий диск луны с немыслимой высоты освещал село. Чистый снег отражал свет. Одинокие фонари, склонившись, смотрели на дорогу.
Филка шел по едва улавливаемой обочине. Загребая ногами снег и проваливаясь в сугробы, он шел и думал о чем-то своем. Редкие машины проносились мимо.
Впереди показался знакомый силуэт. И этот силуэт странно двигался. Шел ровно, но все равно как-то странно. Правой рукой широко отмахивал, а левой не двигал вовсе. Филка сам еще не понял, кто это, но все ему казалось знакомым. Движения, походка, очертания. И чем ближе становился силуэт, тем яростнее мозг перебирал варианты, пытаясь выловить нужный.
— Карась, ты, что ли? — не дойдя десяти шагов, крикнул Филка.
Закутанный человек остановился, огляделся по сторонам, затем медленно начал приближаться. Снег хрустел под ногами.
— Филка?
— Ага, — улыбаясь во весь рот, сказал Филка.
— Во дела…
Они поздоровались, и завязалась скучная беседа давно знакомых людей.
— Ты как тут оказался?
— Это все Паливан, — в шарф говорил Карась. — Он, как обычно, на месте не сидит. Нашел тут калым даже на праздники, вот мы с ним и горбатимся, пока все отдыхают.
— У кого это?
— У Жирковых, на третьей улице.
Филка не знал тут всех.
— Дом такой большой, грибочком. Там еще ворота зеленые с березками. Короче, самый большой дом на улице. А рядом еще тополь растет и пристройка вроде гаража, где мы сейчас и обитаем. Неважно, в общем.
— И что вы там делаете?
— Да все делаем. Сейчас, например, столярку его освобождаем от хлама. Он весной там что-то модернизировать собрался. Паливан, конечно, молодец в этом плане. У бедняка и у того сможет на работу наняться. С ним не пропадешь.
— Это точно.
— А ты все у этих?
— У них.
— Ладно, не буду тебя отвлекать, — сказал Карась и пожал Филке руку. — Оп! — вздрогнул Карась, и из-под куртки в снег нырнула полная бутылка. — Чуть не разбил. Паливан бы мне тогда голову проломил, — нежно поднимая бутылку, говорил Карась.
— Зачем ты так?
— Зачем что? — пряча бутылку, сказал Карась.
— Бывай, — только и сказал Филка.
Ему стало вдруг противно. Когда он увидел Карася, то обрадовался, что встретил старого знакомого. Затем обрадовался, что увидел его трезвого и вменяемого. Поначалу думал, что он затем и обмотался шарфом, чтобы перегаром не дышать, но Карась был трезвым как стекло. И это очень взбодрило Филку. Он как бы нашел общую нить с ним. Увидел в нем поддержку. Но, как оказалось, ошибался.
Домой Филка вернулся в подавленном настроении. Еще и гости у Олега до сих пор гуляют.
— Единственная моя отрада, — сказал Филка, взлохмачивая пушистый загривок Фрау.
Он слышал, как гости выходили курить. Что-то бурно обсуждали, о чем-то спорили. Пробовал посмотреть телевизор, но только хуже стало. Читать тоже не хотелось. Так и валялся на кровати. Скучал, тосковал и чувствовал тяжесть на душе. Настроение скакало, как погода в последнее время. Только что было хорошо, а через пять минут уже настолько плохо, что готов на стены лезть. Вот и думай…
Филка только и делал, что заваривал себе чай, брал сигарету, накидывал куртку и выходил на крыльцо курить.
Крепкий мороз пощипывал лицо и забирался под одежду. В одних тапках Филка смотрел на чистое небо, курил и наслаждался одиночеством. Жизнь вроде бы не так уж и плоха, если учесть тот факт, что она начала налаживаться. Дом в порядок привел. По весне купит мебель и кое-какую технику. Будет работать у Олега в хозяйстве или в мастерской. У него теперь и выбор даже есть.
Филка так крепко ушел в размышления, что не сразу заметил двух гостей, шедших к нему.
— Здорово рабочему классу! — издалека крикнул один из них. Голос показался знакомым.
— И вам не хворать, — ответил Филка и нехотя вздернул руку.
Подвыпившие гости по-свойски присели на крыльцо, достали сигареты.
— Бабы достали уже, — сказал второй, голос которого так же знакомо отзеркалил в памяти.
— Мы тут с тобой посидим. Не против? Меня Николай зовут, а это Саня, друг мой закадычный, — сказал парень лет тридцати и махнул рукой на второго.
— Сидите.
— У Олега теперь дети в доме, и курить приходится выходить на улицу, — как бы оправдываясь, говорил Саня, чиркая зажигалкой.
Филка протянул спички.
— Угу… спасибо.
Гости сели, закурили. Долго молчали, вслушиваясь в зимнюю тишину. У соседа долгим воем залилась собака.
— Нехорошая примета, говорят, к смерти, — в пустоту сказал Николай, и в этот же момент Фрау подхватила вой. — Ух ты, ё!.. там тоже, что ли, зверюга?
— Зверюга, но добрая, — улыбнулся Филка.
В памяти его всплыл вечер крещения и те два незнакомых голоса. Теперь он знал их по именам.
Беседа полилась спокойно и плавно, как дым по морозному воздуху. Почему-то Филка не испытывал к ним презрения или ненависти. Ему стало даже забавно. Так всегда, когда знаешь про человека немного больше, чем он думает. Охаяли они его тогда здорово, а сейчас пытаются разговаривать нормально. Наверное, поэтому Филка был спокоен и внутренне улыбался, смотря на гостей.
Спустя пару минут к ним присоединился Олег. Как это часто бывает, он вышел позвать гостей обратно к столу, но зацепился языком, и вот они уже вчетвером сидят на крыльце и курят.
— Вот вы смеетесь и думаете, что Филка так себе, — яростно доказывал Олег, хотя никто не говорил обратное. — А он многим может дать фору. Я сейчас немного подпил, — продолжал довольно сильно выпивший Олег. Он размахивал руками, а гости непрерывно следили за его тлеющей сигаретой, которая не единожды мелькала перед их лицами. — Но я не настолько пьян, чтобы не соображать. Мы с ним тогда в шахматы играли, и он всухую меня слил. Всухую! — закончил Олег и глубоко затянулся, но, не выдержав, продолжил: — А еще он очень начитанный человек. Очень. Вот ты читал «Войну и мир»? — обратился он к Коле.
— В школе читал…
— И он читал. Его если в правильное русло пустить, он ого-го-го чего наворотить сможет. Так что не смотрите на людей по одежке. Точнее, не судите их.
Филка немного засмущался от такого представления, но потом вспомнил, что сидят перед ним те самые клеветники, которые не только его, но и Олега оскорбляли. Было бы перед кем смущаться. Вместо стеснения Филку посетил азарт. Ему захотелось утереть нос этим людям, чтобы доказать свое превосходство. Тоже мне, бомж…
— А из вас кто-то играет в шахматы? — спросил Филка.
Гости переглянулись, и оба, как по команде вздернули плечи и наперебой начали говорить:
— Не, я вообще шахматы не люблю…
— Играл когда-то. В далеком детстве…
И оба, как по команде, замолчали.
— Может, тогда в картишки. Там особо думать не надо, — предложил альтернативу Филка.
— В картишки — это запросто, — первым ответил Олег.
Гости поддержали.
— Колян, сходи принеси нам чего-нибудь выпить, и Филке захвати соку какого-нибудь. Я боюсь, меня Настюха сейчас загонит. Я вообще-то вышел за вами, если что…
— Эх ты, каблук… — в шутку сказал Коля.
Почему-то Филке вновь стало стыдно, когда гости вошли в сарай. Он старался перебороть этот стыд, ведь перед ним обычные друзья-перевертыши. Обычные клеветники. Но убогое крохотное жилище с простой кроватью, маленьким телевизором, с самодельным столиком и обогревателем смущало его. Еще и вторая сторона сарая, сплошь состоящая из инструментов, напрочь перечеркивала возможность здесь постоянного места жительства. Только мирно посапывающая Фрау придавала этому помещению хоть какой-то уют.
Саня первым делом повертел головой, поджал нижнюю губу, мол, плоховатенько, но жить можно, и сел на единственный стул.
— Я сейчас, — слегка пошатываясь, Олег вышел на улицу и вернулся со вторым стулом с крыльца.
Филка в это время скатал матрас, освободив место для игры, достал карты и уселся на деревянный настил. Фрау недовольно посмотрела на хозяина, когда он согнал ее с кровати, и улеглась возле обогревателя на пол.
— Открывай… дверь, — послышалось с улицы.
Вошел Николай, держа в руках, как снаряды, несколько бутылок с выпивкой, пару пачек сока. В зубах держал пластиковые стаканы.
— Нашилу вырвалщя, — прошепелявил он. — Бабы отпушкать не хотели, как бы еще щюда не пришшшли.
— Не придут, — заверил Олег. — Там Темка малой, они сейчас вокруг него, как коршуны, вьются.
Коля, в отличие от Сани, никак не отреагировал на обстановку. Он сгрузил на стол бутылки, выплюнул стаканы на настил и сказал:
— Я мигом. Закуска в руки не влезла.
Спустя пять минут стол празднично заблистал. Мясная нарезка, жирные, масляные голубцы, лохань оливье, соленья, хлеб. Бутылки спустили на пол, потому как на столе совсем не осталось места. Есть, видимо, тоже придется на весу.
— Кто на разливе? — хлопнул в ладони Саня.
— Инициатор.
Саня недовольно глянул на Колю, но противиться не стал.
— Курим на улице? — спросил Саня, наливая первый стакан.
Олег взглянул на Филку, который слегка кивнул.
— Да, на улице.
— Давайте тогда перед партией еще подымим чутка.
Все высыпали на крыльцо, и только Саня, продолжая вымерять дозы, остался в сарае. Он выстроил в ряд восемь стаканчиков, три из которых наполнил водкой, а четыре грейпфрутовым соком. Немного помешкав, он посмотрел на дверь и в крайний, с соком, плеснул немного водки.
— Ну что, мужики, кто на раздаче? — спросил Олег, когда расселись по местам.
— Инициатор, — ответил Саня и, злорадно улыбнувшись, обратился к Филке. — Гадость эту пьешь? — спросил Саня, указывая на сок.
— Эту пью, а ту — нет, — строго ответил Филка.
— Тогда выпьем по одной и за картишки.
Олег снова взял слово. В этот раз он не уделял внимания Филке, отчего тому было спокойней. Олег распинался про дружбу, про мужское слово, достоинство, честь… возможно, он бы никогда не замолчал, если бы Николай его не остановил. Олег начал набирать воздуха для продолжения тоста, и Николай успел вставить слово:
— Олег, водка кипит уже.
— Еще чуть-чуть, — не унимался Олег. — Хочу закончить этот тост словами благодарности вам всем. Не было бы вас, я бы не знаю, что делал.
— Только не расплачься, — сказал Коля и махнул стакан.
За ним выпил и Олег с Саней. Олег скривился, судорожно схватился за стакан с соком и выпил половину. Николай спокойно выдохнул, медленно подхватил вилкой тонкий слой мяса и отправил его в рот.
— Действительно гадость, — скривился Филка, выпив сока.
— Извини, но яблочный мы уже весь выпили, — ответил Коля. — Если мы сейчас не начнем играть, то мы не начнем никогда.
— Может, курнем еще? — заискивающе спросил Саня.
— Нет. Играем.
Игра началась. Лились бурные беседы. В дураках оставались все. Поначалу выходили курить, но спустя час Филка дал добро, и смолили уже в сарае. Фрау, напуганная криками людей, ушла в другой конец и завалилась под стеллажом с инструментами.
Филка продолжал пить грейпфрутовый сок, приправленный водкой, не понимая, отчего прыгающее настроение вдруг остановилось на самой высокой точке. Давно ему не было так хорошо. Даже с этими лицемерами, в своем убогом жилище, которого он жутко стесняется, он чувствует себя превосходно. Жизнь не кажется такой плохой. А будущее и вовсе мерещится сказочным и радужным. Слегка захмелев, он плохо соображал и, не чувствуя ни капли стеснения, ввязывался с гостями в спор. Стоит отметить, что гостей про себя он называл уже друзьями.
Было интересно. Было весело. Карты надоели, и вместо них пошли анекдоты. От анекдотов перешли к историям из прошлого, затем говорили о женщинах и бизнесе, а после вновь вернулись к прошлому. Перебивая друг друга, роняя сигаретный пепел в мясную нарезку, они кричали, смеялись и веселились. И Филке вдруг стало понятно, отчего так хорошо на душе. Он продолжал наивно верить, что вернулся в то давно забытое состояние пьяного угара посредством одно лишь сока. Он ощущал, как изменился взгляд. Смотрит на лица собеседников, проводит по ним глазами, а ощущение такое, что сначала смотрит и только после уже видит. Как будто с задержкой в доли секунды. Странным было ощущение. Пугающее и радующее одновременно.
В один момент стало тихо. Настолько тихо, что Филка испугался этой тишины. Он посмотрел на гостей, пытаясь найти поддержку, но все они смотрели в стороны.
— Чего притихли?
А гости продолжали молчать. Словно выговорились. Выплеснули все эмоции и остались пустыми, как две бутылки водки под столом.
— Ну? — не унимался Филка, требуя продолжения праздника.
— Пора нам уже… — едва ворочая языком, сказал Олег.
Он буквально стек на стуле. Плечи его опустились. Руки болтались, как скрученные мокрые тряпки после отжима. Он ссутулился и стал похож на старика под грузом времени.
— Выпейте еще, — наседал Филка. — Там вон третья непочатая стоит.
— Выпьем?
— А, давай, — махнул рукой Саня. — Но предупреждаю сразу: это последняя. Потом не уговаривайте, я тормозить умею.
Саня, по обыкновению, налил три стакана водки, а в четвертый, с соком, плеснул чуть больше обычного, наблюдая, как Филка смотрит и видит.
Мгновенно его приподнятое настроение взлетело до небес и со всего маха обрушилось на землю. Он испугался, словно ему плеснули яд. Смертельный яд, капля которого валит человека с ног. Он перевел взгляд на Олега, который смотрел на все опухшими от дыма и выпивки глазами. Филка искал поддержки, и в какой-то момент, зная, что Олег не видит, ему захотелось оставить все, как есть. Пусть льет… чуть-чуть ничего с ним не сделает. От «чуть-чуть» еще никто не умирал. А он, кто в завязке уже долгое время, сможет еще раз убедиться, что это не выход. Это не решение.
Он потянулся к стакану, попутно ловя на себе злорадные взгляды гостей. Они следили за каждым его движением. Неотрывно наблюдали, и казалось, что время замедлилось. Желто-красноватый сок, просвечивая сквозь матовый пластик, выглядел пугающе. Но еще страшнее были глаза… красные, с мутной пеленой глаза Сани и Коли.
Под пристальными взглядами Филка подхватил стакан, поднес к губам и замер. Сейчас он чувствовал кислый цитрусовый запах с легким оттенком спирта. Стоило ему уловить этот запах, как аромат грейпфрута исчез. Остался лишь запах водки. Приторно-неприятный и в то же время такой манящий. Жгучий. Он проникал в ноздри и, обжигая рецепторы, попадал точно в мозг. И от одного лишь запаха кружилась голова, замирало сердце и разум отключался, передавая полномочия животным инстинктам.
Крохотный стаканчик тонул в огромной Филкиной ладони. Неподвижная жидкость была у самых губ. Филка макнул губы и снова поймал эти жуткие взгляды предателей. Клеветников. Он посмотрел на сонного Олега и резким движением выплеснул сок в рожу Николая. Саня не успел среагировать и тут же получил легкий толчок, которого с лихвой хватило, чтобы он кувыркнулся через спину. Филка мог бы размотать этих двух мрачных типов без особых усилий. Но ему хватило разума оставить все, как есть.
— Вы что, думаете сломить меня? Подлили чутка водки и думаете, я продамся? — спокойно говорил он.
Коля, понимая, что победа не на их стороне, рукавом вытирал сок и не вступал в словесную перебранку. Саня поднялся на ноги, но и он был не готов сказать дерзкое слово или пустить в ход кулаки.
Олег слегка оживился и тоже начал усиленно тереть глаза, словно это его залили соком.
— Пошли вон!
— Олег, усмири своего крестьянина, — пожаловался Саня, боясь приблизиться.
— Я тебя, тварь, сейчас так усмирю, что неделю кровь со всех щелей будет литься.
— Филка… — взревел Олег и встал на ноги. Его шатало. Полуоткрытые веки падали на затуманенные водкой глаза. Обвисшее, как у старика, лицо и голос, доносящийся не изо рта, а откуда-то изнутри — из груди. — Филка, хватит. Филка, не порть вечер… Филка, это мои друзья. Не смей их трогать… — продолжал Олег. Челюсть его почти не двигалась, отчего едва внятные слова вырывались из перекошенного злобой рта, как из трубы, — хриплые, жеваные и протяжные.
— Друзья не говорят за спиной подлости, — спокойно сказал Филка.
— Они… — Олег посмотрел на Колю, который продолжал вытирать сок. — Они…
— Идите спать, — прервал Филка, понимая, что мозг Олега не готов сейчас выдумать что-то дельное.
— Чего это он тебе указывает? — шепнул за спиной Саня.
— Да! Ты чего мне указываешь?!
— Олег, иди спать.
— Нет, давай выясним, — напирал он. — Ты тут вообще никто. Я подобрал тебя. Приютил тебя. Я тебя со дна достал. — Голос его огрубел и приобрел четкость.
— Я отплатил тебе работой, — сдерживая себя, ответил Филка.
— Пф… работой. Каждый может так работать. Я тебе жизнь спас, а ты мне работой отплачиваешь.
— Олег, иди спать, или я сейчас всех вас спать отправлю, — свирепея, сказал Филка и встал, чувствуя, как в висках колотит пульс.
— Ты… на меня? — взревел Олег, но тут же осекся. Хоть он и был пьян до беспамятства, но чувство самосохранения все-таки взяло вверх, и он понял, что если и дальше будет напирать, то дело может плохо кончиться. — Ладно, ребята… пойдемте отсюда.
Коля тут же вскочил с кровати и скрылся за спиной у Олега.
— Только, это… — продолжал бубнить Олег. Остатки трезвого мышления прорвались сквозь плотный туман угара. — Надо забрать остатки водки. Ему нельзя пить…
— Пойдем, Олег. Пойдем спать… — Коля с Саней подхватили его под руки, и, почувствовав поддержку, Олег тут же раскис. Он переломился в коленях и повис на руках товарищей.
— Забрать… надо забрать, чтобы… — ворочал он тяжелым языком.
— Все нормально, он все равно в итоге уже пару стопок всадил, вместе с соком, — сказал Коля и обернулся, чтобы бросить последний злобный взгляд на Филку.
Гости вышли, оставив двери открытыми. Морозный воздух ворвался в помещение, а Фрау тут же выскочила на улицу. Несколько минут Филка стоял, не двигаясь. Он только сейчас заметил, что кулаки его, и зубы, и все его тело крепко сжаты. Попытался расслабиться, но получилось не сразу. В голове продолжала звенеть злость. Виски стучали в такт пульсу. Сердце разбухло до размеров спелой дыни, не помещаясь в груди. И если бы не холод, Филка бы так и стоял, окаменелый, как статуя.
С трудом передвигая ноги, он закрыл дверь, оглядел развороченный стол и валяющиеся бутылки на полу. Немного постояв, снова открыл дверь, чтобы остатки дыма навсегда покинули сарай. В это время вернулась Фрау и заняла место у обогревателя.
Минут пять Филка стоял в дверном проеме, смотря на пустой двор. Он и сам не знал, чего ждет. Мозг словно отключился.
А не потому ли ему было так хорошо, что Коля сказал правду? Не может же эта гнусная компания принести ему столько удовольствия без дополнительного стимула. Без спиртного, разбавленного в горьком соке. Не потому ли взгляд его стал другим?
Вдыхая полной грудью, Филка повернулся, закрыл наглухо дверь, надвинул засов и расстелил матрас. Завалился, подозвал Фрау и запустил пальцы в плотную шерсть.
— Твари! — вырвалось. И словно не он сказал это. — И этот к ним примкнул. Не тронь моих друзей, Филка, — передразнивал он Олега. — Нализался как свинья и давай с ними заодно. Пьянь, — снова сорвалось, как с чужого языка.
Он продолжал лежать на кровати, чувствуя, как тревога, которая ушла вместе с гостями, вновь возвращается к нему. Она словно притаилась. Дождалась, пока злость и обида покинут тело, чтобы снова вырваться на свободу.
— Паскуды.
Фрау вздрогнула.
— Это не тебе, моя дорогая. Не тебе.
Филка чувствовал, как теряет контроль над разумом. То ли от выпивки, то ли от состояния. А состояние у него было скверное. Сегодняшний вечер, наверное, худший вечер во всей его никчемной жизни.
Ему казалось, он успокоился. Теплое собачье тело дарило ласку и уют.
На улице послышались голоса, и Филка замер. Идут… трое…
Уходят — понял он по шагам и голосам.
Прощаются и уходят.
Через пять минут стало тихо. Тихо в доме, тихо в сарае и тихо на улице. Но только не у него в душе. Эти недолюди словно палкой потыкали в пчелиный улей. Все внутри начало бурлить. И злость на этих упырей странным образом преобразилась в злость на Олега. Филка и сам не понимал, как так вышло. Но он уже мечтал отомстить Олегу. За его пьяные выходки. За его паршивых друзей. За его высокомерие и гордость.
Да, взял.
Да, приютил.
Да, Филка благодарен ему. Но не в ноги же каждый день кланяться. Не ставить его фото вместо образа и молиться на него перед сном. Он, как мог, отвечал ему взаимностью. Он его сына спас. А это чего-то да значит.
Филка пытался остановить сорвавшиеся мысли, понимая, что они до добра не доведут. Он понимал, что Олег был пьян, а какой спрос с пьяного человека? Он это знал на собственном опыте. Но мысли шли впереди него. Он всегда был отстающим и догоняющим. Ему казалось, что он схватил мысль за хвост. Схватил и тянет ее в нормальное русло. В спокойное. Подумай о доме. О том, как наладится жизнь. Подумай о мебели, которую стоит купить. И он думал…
У меня ведь есть дом. Чего я здесь жду? Уйду от него — на неделю, на месяц. Тогда посмотрим, как он запоет.
И снова, хватая мысль и скручивая в тугой канат, он насильно уводил ее в сторону. Подумай о будущем. О работе. О Степе, у которого можно многому научиться. Ведь тебе понравилась механика. Понравилось ставить машинам диагнозы, каждый раз представляя, что перед тобой больной человек, который остро нуждается в помощи…
Он и нуждается в помощи. Я думал, только они такие, за спиной обсуждать людей и обзывать их. Оказывается, и он такой. Наверное, ржали надо мной. Бомж, пьянчуга, нищий, лакей. Безвольный, бесхарактерный.
Он не плохой. Он просто пьяный. Не стоит о нем думать. Не сейчас. Лучше о Насте. Она хорошая. Она меня понимает с полуслова. Если бы я был нормальный, я бы хотел себе такую жену. И сына бы хотел. Быть может, назвал бы его Олегом…
Сын. Какой может быть сын, если я живу на привязи. Дальше этого села не бываю, а здесь все меня и знают как человека-прилипалу. Человека без воли. На чужих харчах и в чужом сарае живет. В сарае!
Филка осмотрел убогое помещение. Стеллаж с инструментами. Грубые стены из дерева и свисающий с потолка садовый шланг.
Надо действовать, — как молния сверкнула мысль, и он вскочил с кровати.
Надо!
Он подошел к полке, сунул руку и нащупал баночку с шурупами. Привычка к порядку не дала ему сорить на пол. Он высыпал колючие шурупы в широкую ладонь, достал заначку и ссыпал обратно.
Одевшись, он надолго припал к Фрау. Ласкал ее. Гладил. Говорил ей нежные слова и обещал, что вернется. Ему казалось, что она все понимает. Она дождется его. Обязательно дождется.
Лежа на кровати, обнимая Фрау, он в последний раз окинул взглядом помещение. Все здесь стало противно. Абсолютно все. Наваленная еда на столе напоминала ему о прежних попойках. Манила и одновременно отталкивала. Пепел, прилипший к мясу. Пластиковые стаканы. Липкий стул. И начатая бутылка…
— Прости меня, Фрау, — не своим голосом сказал он и заплакал. По суровому лицу, словно высеченному из камня, скатились две крупные слезинки. — Прости меня.
Бутылка прыгнула ему в руку и тут же оказалась у рта.
Первые три глотка были самыми тяжелыми, а затем обожженные рецепторы ничего не чувствовали. Хоть керосин вливай.
Как тумана налакался. В голове стало пасмурно, как в самую осеннюю ночь.
Лежа на кровати, он еще чувствовал, как мозг погружается в пьяный угар. Он еще мог следить за мыслями, что медленно кружили в голове. Как косяк больших рыб в пруду. Они плавали, и Филка с удовольствием наблюдал за ними. Словно чужие. Не его. Неконтролируемые, но пока еще осязаемы и видны.
Скоро.
Скоро они забьются, как те же рыбы, выброшенные на сушу. Судорожные. Безмолвно стонущие. Они буду просить о помощи, но будет уже слишком поздно.
Слишком.
Вот оно, самое отвратительно-приятное чувство, отметил про себя Филка и исчез.
— А я тебе говорила, что не надо к нему ходить! — вопила Настя.
— Да он сам, — оправдывался Олег, ясно чувствуя вину за собой. — Я звонил Коле, и он сказал, что Филка не пил. Мы даже когда уходили, то забрали все с собой. Я не знаю, что на него нашло. Не знаю, где он нашел водку. Я ничего не знаю. И башка у меня раскалывается. Ни черта не помню. — Олег схватился за пульсирующую голову и спрятался в комнате, подальше от жены.
А Филка тем временем был вместе с Карасем и Паливаном.
— У нас шеф не такой злой, как твой. Он понимает, что, если человека ограничить в свободе, он работать нормально не будет. А если и будет, то только хуже сделает, — здраво рассуждал Паливан, плеская остатки водки в стакан. — Вот ты вчера ночью завалился к нам. Мы тебя приняли. Сегодня я сходил к шефу, так, мол, и так… люди празднуют, отдыхают. Дай и нам пару деньков проваляться и побездельничать. И шеф, как нормальный человек, дай бог ему здоровья, не просто дал нам время и выходные. Он лично вытащил два пузыря и сказал: «Нате, мужики. Отдыхайте!»
— Да, Жарик хороший человек. Может, если не был бы он подпитый, то на две бы не раскошелился. Но есть как есть, — добавил Карась, жадно следя глазами за бутылкой.
— Дай мне время, я его и на пять раскошелю, — заявил Паливан и тут же вернулся к Филке: — А твой что? Ни тебе отдохнуть нормально. Только и знает, что пинать как собаку да запрягать как лошадь. От работы и кони дохнут, слыхал такое? Вот. И ко-ни дох-нут… а что уж говорить про человека. Нет, так нельзя жить. Если не отдыхать, то человек быстро выгорает. А кому хочется жить до тридцати пяти? Да и разве это существование на цепи можно назвать жизнью? Вот ты как думаешь, Карась? — Паливан тактично спросил друга, когда заметил, что и Филка, и Карась уже выпили, а он все треплется и треплется. Иной раз Паливан и сам не знал, что он больше любит: пить или языком чесать.
Пока Карась пытался сплести что-то понятно и поддержать разговор, Паливан опрокинул стакан, закинул огурец в рот и быстро прожевал, чтобы подхватить брошенную мысль и продолжить вещать:
— Человек, оно ведь как, — дожевывая остатки огурца, говорил Паливан, а Карась только и рад был, что его избавили от разговора. — Человек и стал человеком только потому, что к свободе рвался. К самостоятельности. Человек без свободы это кто? Животное. Обычная скотина на привязи. И самое главное, твой-то понял это. Посадил тебя на цепь, привязал тебя зарплатой и харчами. И превратил тебя в животное. А как думаешь, кем проще управлять, человеком или животным?
— Животным, — встрял Карась.
— Дело говоришь. Животными управлять проще простого. А он хитрый… ох и хитер-то твой был. Он же как поступил. Мало того что превратил тебя в животное, так еще и тебя оставил виновным. Дай угадаю, — торжественно заявил Паливан, высовывая язык через зияющую дыру в зубах, — он тебе говорил, мол, это все ради твоего же блага. Это потому, что ты безвольный. Бесхребетный. Ты не можешь управляться с денежками, ну так я тебе помогу. Пусть они хранятся у меня. А когда тебе понадобятся, я отдам по первому же требованию. Говорил?
— Говорил, — тяжело отвечал Филка, слушая долгие речи Паливана. — Но он вроде не такой и плохой, — продолжал он остатками здравого смысла.
— Это ты, брат, стой. Ты сейчас допускаешь ошибку. — Паливан разлил последние капли по стаканам и для верности заглянул в бутылку. — Давай выпьем, и я тебе еще кое-что скажу. Надеюсь, тогда ты прозреешь. Почувствуешь истину.
Выпили.
Филка развалился на лавке, уперся в оштукатуренную стену и с жадностью слушал Паливана.
— Покури, легче воспринимать будет такую сложную информацию, — Паливан заботливо прикурил сигарету и протянул Филке. Карась завистливо посмотрел на это действие, но промолчал. Не более как два дня назад Паливан ему сигареты прикуривал, а тут на тебе. Новый любимчик нарисовался. — Так вот… ты утверждаешь, что он не такой плохой.
— Ну, — грузно ответил Филка.
— Это называется Стокгольмский синдром, когда жертва привязывается и защищает своего обидчика. Ты здесь ни в коем образе не виноват. Так работает психология у человека. А ты ведь человек?
— Ну.
— Вот тебе и ну! Значит, он не совсем превратил тебя в животное. Значит, в тебе еще осталась капля сопротивления.
— Ну.
— Чего ну? Если осталась, так надо воспользоваться ей. Карась, метнись еще за одной. У нас сегодня важное дело назревает. Филка, отчехли ему.
Филка сунул руку в карман, вытащил заначку и высыпал на стол. Карась хотел начать протестовать, что он не посыльный и не нанимался их обслуживать, но как только увидел деньги, то глаза его загорелись, и протест превратился в желание.
— Одну?
— Бери одну. Нам сегодня надо быть в тонусе. И мясца прикупи, — кинул Паливан вдогонку. Повернулся к Филке и продолжил: — Если в тебе еще есть капля человеческой натуры, а я верю, что она есть, то надо требовать свое. В жизни ведь ничего с неба не падает. За все надо биться. Все свое надо зубами выгрызать. А у тебя там, небось, приличная сумма скопилась. Пока тесто горячее, надо его ковать. — Паливан задумался на секунду, понимая, что ляпнул что-то не то. Но Филка не обратил внимания, и он продолжил: — Сейчас вернется Карась, мы еще обдумаем это дело, и тогда можно будет идти.
— Куда?
— За твоим состоянием. Ты столько горбатился ради вот этого? Ради этой мелочи? — Паливан схватил купюры, смял и бросил на стол. — Это же слезы. Тьфу… ты больше заработал. Ведь так?
— Ну.
— И где они?
— У него. Сказал, отдаст.
— И я о том же. Пусть отдает.
— Дело.
— Сейчас обмоем, и потом делай что хочешь. Ты будешь все решать сам. Сам! Купишь себе технику и мебель, как ты и хотел. Все у тебя будет. Пойми, что за все в ответе только ты. Не он и даже не я. Ты! — корявым пальцем Паливан ткнул в грудь Филке. — Пойдем поговорим с ним.
— Я сам.
— Что сам?
— Говорить буду сам.
— Филка, вот не надо этого, а… он тебя больше года вокруг пальца обводил и сейчас обведет. Доверься профессионалу.
— Сам.
— Филка?
— Сам! — грозно сказал Филка и слегка привстал.
— Ладно, сам, так сам. Но пеняй потом на себя.
Олег наглотался таблеток, напился настоек, и к вечеру головная боль утихла. Не исчезла, а именно утихла. Стоило ему резко встать, и голова снова как в тисках оказывалась. Будто болты в виски вкручивают.
Настя выкричалась еще утром. Сейчас ходила надутая, как пузырь, не разговаривала и даже не смотрела.
Спасибо Теме, думал Олег, отвлек ее пацан. Закапризничал и впитал все ее внимание на себя. Достойный сын растет. Такой малый, а уже отца защищает.
Ближе к вечеру раздался звонок.
Первым делом Олег выключил сам звонок, который, казалось, трезвонил не на стене, а точно в центре головы. И был он не электрический, а с двумя молоточками, что изнутри разламывали больную черепушку.
Переведя дух и накинув куртку, Олег вышел на улицу.
За высокими воротами не было видно звонящего. Олег открыл калитку и отошел.
Во двор вошел Филка. Он был пьян. Но пьян умеренно. Его не шатало. Голубые глаза подернуты мутной пленкой. Обвисшее лицо и плавные движения.
— Здорово, шеф! — надменно сказал Филка, делая ударение на слове «шеф».
— Здорово.
— Давай мои деньги, — с ходу начал Филка.
— Иди проспись, потом поговорим.
— Это мои деньги.
— Филка…
— …давай деньги.
— Ты думаешь, я тебя обмануть хочу?
— Нет.
— Отдам, когда попросишь трезвым, а пока что можешь идти спать, только обогреватель не забудь включить.
Олег повернулся, но рука легла ему на плечо, и Филка с легкостью развернул шефа.
— Это мои деньги. Я их заработал. Я сам хочу распоряжаться своей судьбой. А ты их забрал у меня! — в лицо сказал Филка, накаляясь, как подкова в огне.
Олег сморщился от головной боли и немного испугался. Филка стоял перед ним и выдувал пар широким носом.
Если он вложит всю силу в удар, подумал Олег, то одной головной болью не ограничишься.
Олег отступил на несколько шагов.
— Это ты сам решил, или тебе кто-то насоветовал?
— Сам! — ответил Филка и скосился на ворота.
— Все с тобой ясно. Я тебе сейчас не отдам деньги. А тем своим друзьям скажи, чтобы они не посылали тебя. Отдам, когда протрезвеешь.
Филка ухмыльнулся, достал сигарету и закурил.
— А ты знаешь, что твои друзья Коля и Саня этот у тебя за спиной такое говорят… эээ… на крещение пацана им стыдно было, что ты в дом бомжа ввел, то есть меня. Они сидеть рядом со мной не хотели. И тебя они считают поехавшим.
— Филка, ты чего несешь?
— А ты спроси у них.
Олег снова почувствовал спазм боли, зажмурился.
Мороз начал карабкаться по ногам.
— Спроси-спроси… — торжественно продолжал Филка. — Ну, так что насчет денег?
— Я уже сказал.
— Хы… думаешь, я у тебя тут на коленях буду стоять? Думаешь, молить тебя буду? Да пошел ты со своими деньгами. Можешь сожрать их. Подавись ими. Правы был те, кто говорил, что ты обманешь. А я, дурак, верил. Но ничего, жизнь длинная. Не раз еще сочтемся. Пусть тебе твоя совесть за мои денежки выскажет, а хотя… у тебя ведь нет совести.
— Ты хоть сам себя слышишь?
— Слышу. В том-то и дело, что слышу. Раньше не слушал, когда у тебя тут батрачил, а теперь слушаю. Поэтому и пришел. Можешь все мои деньги оставить себе, жлоб. Я только Фрау заберу. Фрау! Фрау! — заорал Филка.
Счастливая собака, болтая длинными ушами, тут же оказалась рядом. Первым делом она подбежала к Филке, обнюхала ногу и тут же отпрянула, испугавшись.
— Фрау, пойдем. Этот жлоб пусть остается.
Олег начал было что-то говорить, но потом махнул рукой и просто смотрел на широкую Филкину спину.
— Фрау! — еще раз крикнул он.
Но собака отказывалась идти. Как бы прося защиты, она села за Олегом, выглядывая из-за его ног.
— И собаку мою решил прикарманить, — сказал Филка. — Деньги ладно, это слезы, но собаку я тебе не отдам. Фрау, ко мне! — пригрозил Филка.
Фрау несколько раз взглянула на Олега, затем прижала уши и, крадучись на полусогнутых ногах, подошла к Филке.
— Хы… знает хозяина. Пойдем отсюда, Фрау. Тут нас не любят, и тут нас обманывают.
Олег снова хотел сказать. Хотел опровергнуть, но смолчал. Он знал, что не найдется на всем свете слов, чтобы переубедить пьяного человека.
Широкая спина Филки в последний раз мелькнула в проеме и исчезла.
Больше месяца о Филке не было никаких известий. Говорят, он несколько дней побыл с Паливаном и Карасем, а после вернулся к себе домой.
Олег украдкой спрашивал у Веры Павловны, знает ли она чего.
— Появлялся пару раз поначалу, водку брал. Потом вспомнил, что это ваш магазин, выругался на пороге и больше не заходил. Я его потом еще в центральном пару раз видела.
— А люди что говорят?
— А ничего не говорят. Для нас пьяный Филка не новость, а часть жизни. Вот когда он трезво жил, тогда люди и говорили. А так…
Олег уже свыкся с тем, что Филка не вернется. Настя же продолжала думать и надеяться, что у него проснется совесть. Или закончатся деньги. Или поубавится гордости. В любом случае он вернется к ним, и все будет по-старому. Поначалу она даже подбивала Олега съездить проведать. Посмотреть, как он там живет. Показаться на глазах. Может, он увидит, вспомнит и все-таки вернется.
Но время все стирает. Образы. Привычки. И даже чувства.
Одним февральским днем Олег вернулся домой особенно уставшим. Встречать его вышла Настя, испуганная и встревоженная.
— Что случилось?
— Фрау пришла.
— Фрау?
— Да. Она сейчас спит.
— Она там?
Настя кивнула.
Олег пошел в сарай, открыл дверь. Фрау вскочила с места и подбежала к нему за порцией ласки. Она сильно исхудала. Ребра были видны даже через плотный слой шерсти. Жалобными глазами она посмотрела на Олега, который несколько раз провел ладонью по загривку.
Местами шерсть сбилась в комки. На тонком теле ее голова сейчас казалась особенно огромной.
Не говоря ни слова, Олег включил обогреватель, закрыл дверь и вернулся домой.
— Я скоро буду! — крикнул он в дверь и, не дожидаясь ответа, уехал.
Он мчался по скользкой дороге. За окном мелькал зимний пейзаж. Каких-то двадцать минут потребовалось ему, чтобы доехать до соседнего села.
Он остановился возле Филкиного дома. На вид пустынного и безжизненного. Двор был вычищен от снега. Калитки по-прежнему не было, но она и не валялась тут же, рядом.
Олег подошел к двери, несколько раз постучал.
— Филка! — ответа не было. — Филка, это Олег.
Дверь была не заперта. Олег легко попал в дом. В чистый дом. Мусора не было. Мебели не было. Ничего там не было, кроме стен.
Он заглянул на кухню — пусто.
Заглянул в комнату и замер на пороге.
Филка был там. Он висел, задрав голову к потолку. Тугой канат обвивал его шею и уходил к крюку, на который обычно вешают люстру. Под ногами валялись книги. Много книг. Он сделал себе помост из них, чтобы дотянуться до петли.
Олег несколько минут смотрел на труп.
Хорошо, что не видно лица, — подумал он про себя.
Аккуратно ступая по пустой комнате, он подошел ближе. Прикоснулся к большой руке Филки. Холодная. Твердая.
Олег дождался полиции и только после этого уехал. Домой не хотелось. Он знал, что для Насти это будет большим ударом. Почему-то перед Филкой Олег не испытывал никаких чувств. Не было сожаления, злости, скорби. А вот сейчас, в дороге, чувства волной нахлынули до боли в груди. До спертого дыхания.
Он припарковался на обочине и долго стоял, чувствуя, как трясутся руки, и понимая, что ему нужно время. Время привыкнуть к этой мысли. Время обдумать ее. Время, чтобы понять и принять Филкину смерть.
Как он и предполагал, Настя тяжело восприняла эту новость.
Тем же вечером из морга сообщили, что он повесился почти две недели назад.
Две недели его тело болталось в пустом доме с книгами на полу. И никто об этом не знал. Никто!
Ни одна живая душа не вздрогнула. Не подумала. Не кинулась искать. Он был один при жизни. Он остался одиноким при смерти и даже после нее.
Олег не испытывал чувства вины. Он испытывал глубокую скорбь по очень хорошему человеку, который просто не умел пользоваться свободой.
На следующий день позвонил участковый.
Олег встретился с ним у калитки.
— Это было у него в кармане, — сложенный вчетверо лист лег в руку Олега.
— Спасибо.
Красивым женским почерком на листочке было написано.
«Восьмое февраля
Я пришел к этому серьезному шагу, будучи абсолютно трезвым уже больше двух недель. Я полностью отдаю себе отчет, что делаю и зачем я это делаю. Прошу никого в моем уходе не винить. Отдайте эту записку Олегу.
Ты был прав. Свобода тяжкое бремя, и я с ней не справился. Моими деньгами распоряжайся, как посчитаешь нужно. Ты в любом случае потратишь их более разумно, чем их потратил бы я. Прости меня за все. Спасибо тебе и спасибо Насте. Спасибо, что пытались. Прости меня за это маленькое недопонимание. Позаботьтесь, пожалуйста, о Фрау. Ее к вам должны сегодня привести.
С искренней любовь к вам — Филка».