Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2019
Константин Киселев — родился в Свердловске, окончил философский факультет Уральского государственного университета и заочный факультет правоведения Уральской государственной юридической академии. Автор около четырехсот научных, научно-публицистических и иных трудов, в том числе более двадцати индивидуальных и коллективных монографий, справочников, учебных пособий, словарей. Журналист, политолог, политический деятель.
«Мы будем защищать обезьян…»
Красавец восточный венценосный журавль размещен на флаге Уганды. Кедр — символ Ливана. Орел парит на флаге Казахстана, а также поселился на флагах Албании, Германии, Египта, Мексики, Черногории и других стран. Вообще растительно-животная символика — очень любопытный предмет для исследователей идентичности. Почему и откуда взялись эти символы? Почему некоторые стали официальными, а другие оказались вне правового регулирования?
В 1782 году Конгресс США постановил, что белоголовому орлану быть символом США. Решение было проработано и принято осознанно. Символика конструировалась рационально. И вот уже почти два с половиной века американский орел держит в лапах пучок стрел и оливковую ветвь. Смысл очевиден: могущество, готовность к войне и мир одновременно, римская имперскость и обращенность и к новой земле, и к традициям, которые эмигранты вынесли из Европы. Здесь же, конечно, свобода и независимость. Секретарь Континентального конгресса Чарльз Томпсон с задачей придумать символику печати Конгресса справился на «отлично». Есть и легенды. Одна из них гласит, что во время очередного сражения за независимость орланы с криками кружили над полем битвы. И один из бойцов сказал: «Они призывают к свободе!»
Если с орлами, так же как со львами и медведями, все более или менее понятно, ибо они воинственны, царственны, сильны, и прочее, и прочее, то откуда взялся петух в качестве символа Франции? Нет, конечно, тут и благородство, и храбрость, и сила, и прочие петушиные качества. И все же с орлом или львом сравнивать едва ли можно. Наиболее очевидная версия — случайное созвучие (gallus) с наименованием племен — галлов. От этой «случайности» неоднократно пытались избавиться, но не вышло. А потом петух закрепился в массовом сознании и вообще стал символом, противостоящим королевским лилиям. Фактически символом республики. Чуть позже Наполеон тоже пытался искоренить петушиную символику и внедрить имперского орла, но получилось лишь на время. И вот уже после революции 1830 г. петух возвращается на знамена и мундиры решением последнего короля Франции, короля-гражданина и короля-груши (худым он не был!) Луи Филиппа I. При этом сами французы, иронизируя над своим символом, вполне могут пошутить, что только они способны, как и петух, стоя в навозе, принимать угрожающий вид и петь боевые гимны. И приводят в пример огромное количество революций, которых хватило бы на десяток более спокойных стран.
И тут важно заметить, что разные растительно-животные маркеры идентичности по-разному воспринимаются в разных странах. Например, для россиян с французским петухом часто возникает символическое непонимание, но зато для всего мира абсолютно очевидно, почему кенгуру и страус эму являются символами Австралии. Просто они уникальны. Но ровно так же мы бы не удивились, увидев в числе австралийских символов коалу, вомбата, ехидну или утконоса, ибо они не менее необычны и характерны только для этого континента. Австралийцам этого всеобщего мирового понимания мало. Для них важна легенда ровно так же, как для американцев с их орланом или французов с петухом. И вот оказывается, что есть один фактор, по которому кенгуру и эму выделяются из длинного ряда континентальных уникальностей. Они не способны двигаться назад. Только вперед. По кенгуру — это точно, ибо мешает хвост, по эму есть сомнения. Но легенда есть легенда. Итак, Австралия вместе с ее символами — кенгуру и эму — должна и может двигаться только вперед, только к прогрессу и процветанию.
Русский бурый медведь — символ, для мира понятный издавна, но чрезвычайно многозначный. Для кого-то он агрессивный, сильный, злобный, жестокий и тупой. Для других — ленивый, неуклюжий, но все же сильный, смелый, добродушный. И опять возникают легенды, мифы, сказки. И их трансляция. В негативном или позитивном контексте, в зависимости от интересов и целей.
Но вот продвижение большой панды как символа Китая, а точнее, продвижение Китая через символические ряды, связанные с пандой, исключительно позитивны. Панда воспринимается как дружелюбность, ум, уникальная красота. Этакая абсолютная милота, хотя, заметим, когда-то панд в Китае пытались тренировать в качестве бойцовых животных наряду с тиграми, слонами и прочими животными больших размеров. Ничего не вышло, панды оказались слишком добрыми и ленивыми.
И при этом панда — символ не только Китая, но и Всемирного фонда дикой природы (WWF). И это подчеркивает позитивный символический ряд: уникальность, хрупкость, всемирное значение. В самом Китае к этому ряду добавляется и масса иных, в том числе философских коннотаций. Ленивость большой панды, ее сонливость и неподвижность сродни принципу созерцательной пассивности (У-вэй), принципу недеяния у Лао-Цзы и даосов. Приверженность панды к простой бамбуковой диете трактуется как скромность, отрицание излишеств, аскетизм. Стремление панд к уединению связывается с философским отшельничеством, независимостью. Контрастная расцветка это, конечно, Инь и Ян. Спокойствие, отзывчивость и миролюбие панды — символ внешней политики Китая. Более того, использование уникальных панд в качестве подарков различным странам в 50-80-е годы прошлого века стало практикой для нормализации и укрепления отношений Китая с различными странами и получило название «пандовой дипломатии». Самыми известными подарками в то время стали панды Лин-Лин и Син-Син (Hsing-Hsing, Ling-Ling), которых в 1972-м подарил Чжоу Эньлай Ричарду и Пэт Никсон во время их визита в Пекин. Панды тогда стали буквально американскими героями.
В 80-е годы даром отдавать панд странам «дальнего зарубежья» перестали. Отныне только в аренду, за большие деньги и на определенный срок. Причем со штрафными санкциями за смерть панды и с обязательством всех родившихся в неволе детенышей отдавать обратно в Китай. И вот «пандовая дипломатия», которая, казалась бы, должна была исчезнуть, модифицировалась, ибо символический потенциал и символическую политику никто не отменял.
Лишь две истории, хотя их много больше. Более того, пандовая демократия является предметом серьезных исследований.
Итак, история первая. Китай в 2006 году дарит (именно дарит, а не сдает в аренду!) Тайваню двух панд. Скандал, ибо подарок, а не лизинг, продажа или аренда символически подчеркивает, что Тайвань — исконная территория КНР. Более того, имена панд Туань-Туань и Юань-Юань. И эти имена при их слиянии обозначают «объединение». Чэнь Шуйбянь, президент Китайской Республики, в шоке. Панды называются «пятой колонной» и «троянскими пандами». Но впоследствии подарок все же был принят.
Сюжет второй. За Тайвань попыталась отомстить Япония. Летом 2012 года в зоопарке Токио родился малыш большой панды. Япония ликовала. Событие всеяпонского масштаба. Это впервые более, чем за 20 лет! И вот тогдашний губернатор Токио писатель, антиамериканист, крайне правый политик Синтаро Исихара предлагает назвать детеныша либо Сен-Сен, либо Каку-Каку. И что такого? Дело в том, что оба этих имени есть части наименования архипелага Сенкаку, который является спорной территорией. И спорят за нее именно Япония и Китай. Международный скандал из-за имени детеныша панды! Увы, маленькая панда умерла через несколько дней от воспаления легких, но в историю дипломатии и символической политики вошла.
Слон в Таиланде, конь в Монголии, панда в Китае. Это абсолютно понятная для всех символика.
А вот почему на гербе Андорры коровы? Здесь уже не случайность, не рациональный выбор, а правила геральдики. Дело в том, что Андоррой одновременно правят президент Франции и епископ Уржеля (Urgell), что в Каталонии. Соответственно герб Андорры поделен на четыре части между красными столбами французского дома Фуа, опять-таки красными столбами, символизирующими Каталонию, епископским посохом с митрой и коровами Южной Франции. Только и всего.
И наконец, о Гибралтаре, символом которого являются макаки-маготы. Почему вдруг? Во-первых, на Гибралтаре единственная в Европе колония обезьян, обитающих в природных условиях. Попытка поселить их в континентальной Испании успехом не увенчалась. Не прижились. Во-вторых, магот — варварийская обезьяна — символ исторический. Появились они на Гибралтаре более тысячи лет тому назад и были приручены. Завезли маготов из Северной Африки (Алжир, Марокко) мавры. С тех пор Гибралтар несколько раз менял «хозяев», а макаки утратили свою роль домашних животных. Но до сих пор их называют полудикими. В-третьих, были времена, когда макаки-маготы находились на грани исчезновения. И вот тогда заботу о них взяли британские военные. Вплоть до кормления и лечения в Королевской больнице. Во время Второй мировой, когда численность макак сократилась буквально до десятка, заботиться о них назначен был «целый» офицер. Теперь все стабилизировалось, маготов уже несколько сотен, они все пронумерованы с помощью татуировок. У многих чипы. Проходят ежегодную перепись, спокойно заходят на городскую территорию, контактируют с туристами. Конечно, появилась и легенда, суть которой в двух афоризмах: «Гибралтар будет английским, пока жива хоть одна макака-магот» и «Мы будем защищать обезьян до последнего англичанина».
Чем отличается этот символ от многих других? От гордых орлов, могучих львов, дипломатичных и красивых панд, агрессивных волков, бесстрашных и могучих медведей, полезных коров и бобров, гордых, смелых и безрассудных петухов? Откуда макаки? Символ этот возник из слабости и беззащитности, с одной стороны, и человечности, с другой. Маготов нужно было защитить.
Вообще хоть иногда, но стоит просто защищать обезьян.
Один факт о местном самоуправлении
Все знают о жестких ограничениях, связанных с занятием различных должностей. Например, где-то нельзя занимать пост президента страны более одного раза, где-то двух. Где-то есть возрастные цензы. Нет 35 лет, значит — не станешь президентом России. Есть свои ограничения для судей, для депутатов, для вице-президентов, для многих и многих. И принцип здесь такой: чем выше должность, тем больше ограничений. Вполне логично.
И вот теперь вопрос на размышление: как вы считаете, какой самый большой срок нахождения у власти мэра города в демократической стране? Думаем, минута пошла.
Пятнадцать? Двадцать? Двадцать пять? Больше.
Сорок? Больше.
Пятьдесят? Больше.
Правильный ответ — пятьдесят шесть лет!
И кто этот демократический уникум? Это Эме Сезер — мэр города Фор-де-Франс (Fort-de-France), что на Мартинике в заморском департаменте Франции.
Первый раз Эме Сезер избрался в 1945 году, когда ему было 32 года. Ушел с поста в 2001-м в 88 лет! Умер в 2008 году. Удостоился государственных почестей, включая присутствие на похоронах президента Франции.
Понятно, что жизнь на Мартинике для большинства местных — не сахар. И уровень ВВП на душу ниже, чем в метрополии, и безработица много выше, и цены часто отличаются не в лучшую сторону от континентальных, и с промышленным производством проблемы, и логистика не самая лучшая. Вообще, Мартиника для Франции скорее проблема и убыток, чем бизнес и процветание. Туризм не обеспечивает рентабельности Мартиники, а сахарный тростник уже давно проиграл свекле по экономической привлекательности. На этом экономическом и социальном фоне Эме Сезер выполнял роль своеобразного буфера, был той властью, без которой население Мартиники и ее самого крупного города себя не мыслило. В итоге он был любим и народом, и властями метрополии.
А вот его последователи Мартинику от волнений не удержали. В 2009 году Гваделупа и Мартиника взбунтовались. Сейчас все затихло, то в тот год правительству Франции пришлось понервничать.
Но суть не только и не столько в личности Эме Сезера, который и писатель, и поэт, и издатель, и журналист, и один из создателей теории негритюда, и основатель партии, и прочее, и прочее. Суть в сути местного самоуправления, которое совсем не государство и почти не политика. Которое «максимально приближено», и в котором предполагается, что мнения и настроения людей — самое главное. В котором постулируется, что люди сами разберутся, что на выборах их не обмануть, ибо местная власть — вот она, рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Что говорить, весь Фор-де-Франс меньше некоторых районов любого из российских миллионников, а на всей Мартинике около 400 тысяч населения. По численности чуть больше Нижнего Тагила, только без суровых бледнолицых мужиков, заводов и дымов, зато с фруктами, морем и пальмами.
Проще говоря: люди довольны, мэр популярен, что еще нужно, чтобы встретить старость на муниципальной должности?
Ноги — руки, к вопросу об инверсии телесности
В удивительном Вьетнаме среди множества чудес есть и такое замечательное место, как национальный парк «Там Кок» (Tam Coc). Перевод названия — «Три пещеры». Вьетнамцы над названием особо не заморачивались. Просто местная река Нго Донг течет сквозь горы через три пещеры. Проплываешь одну, стараясь не удариться головой о своды, следом горы и рисовые поля, потом другая, больше, горы выше и массивнее, следом третья… Очень необычайно на лодке под горой и сквозь гору. Но суть не в этом. Впечатления начинаются еще до гор. Нанятые лодочники гребут ногами. Именно так. Без мотора, без паруса, без рук… только ноги. Все у них есть, и руки, и моторы, но гребут ногами. Этакий аттракцион. Инверсия телесных функций.
Я понимаю, когда есть инвалидность. Инверсия телесности в этом случае вынужденная. Я понимаю, когда функционал развивается вместе с прогрессом. Здесь инверсивность — закономерность. И вот уже наши пальцы больше приспосабливаются к клавиатуре, отвыкая от стрел, луков, копий, мечей, лопат и перьевых ручек. Я понимаю инверсию, что связана со спецификой эстрадных или цирковых профессий. Можно и на голове ходить, и огонь ртом употреблять.
Но вот бутылкой по голове как норма профессии. Полная инверсия функций. Руками по кирпичам и бетонным блокам — пример не столь абсолютной инверсивности, но все же. И вот во Вьетнаме и Бирме развита гребля ногами. Что это? Какова причина? Сложно сказать. Самый простой ответ — профессиональная деформация в условиях стабильной отсталости. Условно говоря, если нет огнестрельного, то в качестве холодного оружия ударно-дробящего действия используется голова. Если основной способ заработка — катание туристов, а бензин дорог, то не только ногами начнешь грести, зубами в весла вцепишься. Причем, судя по Вьетнаму в Там Коке, способ заработка воспроизводится из поколения в поколения.
Справедливо, скорее всего, и обратное утверждение: инверсия телесных функций — признак стагнации и/или регрессивности. Кстати замечу, что факультативным признаком исторической инверсии, а потому стагнации является агрессивность, воинственность. Другими словами, когда захочется что-нибудь сломать с помощью головы, ног или рук, когда хочется объявить войну или поучаствовать в силовом конфликте, то как минимум стоит задуматься: может, лучше грести ногами? Смысл тот же, а вреда меньше.
Инверсии патриотизма
Патриотами сегодня стали все. Уже нет споров о том, каким по счету прибежищем негодяев является патриотизм. Первым или последним. Уже признано, что негодяй, если он является патриотом, заслуживает всяческого снисхождения, ибо ведь он патриот, он весь в ленточках и говорит исключительно правильные патриотические слова. Ведь он наш, патриотически близкий. Патриоту сегодня позволено быть негодяем.
Патриотизм стал неким ярлыком, символом, за которым кроются вполне конкретные смыслы. И эти смыслы все меньше «о стране», но все больше о политическом курсе, о власти, об оружии и войне, о своих и чужих. И это реальная трагедия для российской культуры и российской политики.
Масштаб этой современной трагедии сопоставим лишь с тем, что происходило в период Гражданской войны, когда сотни тысяч и миллионы встали перед выбором: страна или идеология, честь или жизнь. Инверсии патриотизма того времени имели не просто радикальный характер, но были смертельно страшными. Страна содрогнулась и практически умерла, пытаясь определиться с выбором между патриотизмом «красных» и патриотизмом «белых».
В отличие от многих «белых» генералов Гражданской войны генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащева помнят и сегодня. Есть за что. И дело не только в булгаковском «Беге», в котором генерал Роман Хлудов был частично списан» именно с Якова Слащева.
Генерал Слащев в истории России — страшная, героическая и одновременно странная фигура. Он и Слащев-Крымский, и Слащев-Вешатель, и Слащев-Предатель, и любимый солдатами Генерал Яша.
Именно Яков Александрович Слащев, будучи начальником штаба Андрея Григорьевича Шкуро, планировал блистательные операции «белого партизана». Именно генерал Слащев затянул оборону Крыма более чем на год. Если бы не он, не его безумство, жестокость и талант, то Крым был бы взят «красными» за несколько недель. Именно Слащев, по воспоминаниям великого Александра Вертинского, ходил в атаку с семечками в руках, так как это успокаивало его солдат. Представляете безбашенность, отвагу и одновременно чувство обреченности, фатализм генерала? Он был ранен девять раз. Многие ранения переносил на ногах, не желая отправляться в госпиталь. Именно Слащев лично подписывал приказы о повешениях и расстрелах. Казнил не только своих врагов, но и своих подчиненных. Казнил за мародерство. Казнил, невзирая на звания и заслуги. От солдат до полковников. Имя Слащева наводило ужас и вызывало восхищение.
И Антон Иванович Деникин, и Петр Николаевич Врангель отдавали должное таланту и мужеству Слащева, но его непокорство и самостоятельность им претили. Яков Слащев был военным, которому важна только победа. Сначала Деникину, а затем сменившему его Врангелю приходилось быть не только генералами, но и политиками. Они рассчитывали и считали: а что будет без помощи Антанты? Стоит ли учитывать мнение «союзников» при планировании военных операций? И отвечали: Антанта нужна, мнение учитывать нужно. Тем более что Франция не только осуществляла военные поставки в Крым, но и обещала убежище эмигрантам. Генерал Яков Слащев мыслил иными категориями: победа, поражение, тактика, стратегия. Зачем слушать чужих, когда это наша страна? Это же наша Россия, жизнь которой нужно спасать, не жалея и не щадя. Зачем нам руководствоваться интересами Франции?
История известна. Разгром и эвакуация. Яков Слащев покидает Крым одним из последних. С собой он вывозит лишь полковое Георгиевское знамя. В Константинополе начинается нищета. Абсолютная и беспросветная. Генерал-лейтенант торгует на рынке овощами со своего убогого огородика.
Казалось бы, что делить генералам и офицерам на чужбине? Но конфликт с Врангелем и его окружением продолжается. Слащев обвиняет Врангеля в поражении, Врангель лишает Слащева званий. Слащев не нужен никому, потерян, подавлен. И в это время ему предлагают вернуться в Россию, амнистировать его и дать возможность служить в армии. Для возвращения была разработана целая операция, которую санкционировала верхушка советской России. Споры были серьезные. Дошло до голосования. Ленин воздержался, Сталин был за возвращение. В итоге на положительном решении настоял Дзержинский.
И вот в конце 1921 года Яков Александрович Слащев приезжает вместе с семьей и некоторыми генералами и офицерами в Россию. Его встречает сам «железный Феликс». Эмигрантское сообщество потрясено. Взрыв мозга. Не кто-то, но сам Слащев-Вешатель, сам Слащев-Крымский вернулся и призвал это сделать всех офицеров.
Яков Александрович объяснял свое решение: это моя Родина, моей Родине тяжело, моя Родина разрушена, я не могу оставаться в стороне. Слащев возвращается в строй. Однако обещанный Дзержинским корпус ему под командование не дают, но направляют преподавать на высшие офицерские курсы «Выстрел». Яков Слащев рвется в армию, но до самой своей смерти остается преподавателем. Его убийство в 1929 году мало кого удивило, оно выглядело как-то закономерно. Особо никого не удивило, что и убийцу Слащева признали невменяемым и отпустили. Не мог генерал Яков Слащев умереть в своей постели, а война его боялась. За его спиной всегда была Родина, которую он просто любил. Только убийство могло прервать жизнь Генерала Яши.
Незадолго до смерти патриот Яков Слащев встретился с патриотом Семеном Буденным. Дело было на курсах. Слушателями Слащева зачастую были те, с кем он воевал. Не абстрактно, а в реальности. По разные стороны одного и того же фронта. И именно им Яков Слащев рассказывал об их же ошибках. Было неприятно, но терпели. И вот с визитом появляется легендарный командарм Семен Буденный. И они со Слащевым сцепились. Красный командарм насмехается над побежденным белым генералом. В свою очередь белый генерал прилюдно раскладывает по полочкам ошибки самого легендарного Семена Буденного в польской кампании. Буденный в бешенстве. Он выхватывает револьвер и стреляет в Слащева. Промах, промах, промах… Слащев спокойно стоит. Буденного скрутили, а Слащев произносит: «Как вы стреляете, так вы и воевали».
Кто был большим патриотом России? Слащев или Буденный? Или они по-разному понимали патриотизм?
Один был предан идеологии. Другой Родине.
Один претендовал на непогрешимость армии, вооруженной «самой передовой» идеологией. Другой готов был расстреливать и вешать, если страдала честь и нарушалась присяга.
Один был вооружен. У другого не было оружия, но была убежденность в своей правоте.
У меня есть стойкое ощущение того, что сегодня вооруженный «правильной идеологией» ленточный патриотизм, патриотизм любви к действующей власти, раз за разом, выстрел за выстрелом, кампания за кампанией пытается убить любовь к Родине. И ничего не остается, кроме того, чтобы эту любовь хранить. Спокойно и с достоинством.
«Сортирный Будда»
Споры о традиционных ценностях, религии и искусстве, допустимом в художественных высказываниях, политизации религии, сакральном и повседневном заставляют вспомнить не только Франсуа Рабле, Вольтера, Бертрана Рассела, Салмана Рушди и многих других критиков самых разных религий. Споры заставляют вспомнить об отношении самих почитателей традиции к этой же традиции. И это отношение у мыслящих деятелей культуры и/или политиков далеко не всегда связано с раболепием перед традицией, перед святым именем, перед сакральным высказыванием.
Вот пример из традиционалистской Японии.
Словосочетание «Сортирный Будда», поставленное в заголовок, не есть оскорбление представителей буддизма. Это название рассказа первого японского лауреата Нобелевской премии по литературе Ясунари Кавабаты, который в маленькой зарисовке вольно или нет, но ставит вопрос о повседневности и принципах, повседневности и идеологии.
Напомню, Я. Кавабата получил Нобелевскую премию за то, что познакомил мир с «сущностью японского сознания». И это знакомство не было односторонним, однонаправленным, Я. Кавабата последовательно и тщательно «японизировал» западную культуру, западные ценности, препарировал и подавал их так, что они становились японскими, вписывались в японские традиции. Конечно, Ясунари Кавабата не ультраправый радикал, подобно своему современнику Юкио Мисиме, но, безусловно, традиционалист и защитник японского духа, японской культуры.
Итак, «Сортирный Будда». Сюжет небольшой новеллы прост, но поучителен. Приехавшие в Киото полюбоваться на цветение сакуры испытывали вполне естественные потребности, ибо любование длилось часами. Помочь им вызвался один из крестьян, построивший простенький платный туалет. Стоимость решения телесной проблемы — 3 монеты. Его завистливый состоятельный сосед решил обойти крестьянина и отгрохал целый «туалетный дворец», плата за посещение которого была установлена уже в 8 монет. Но «уставшие» любоваться прекрасной сакурой все же предпочитали более дешевое заведение. Тогда хитромудрый богатей заплатил бедняку 3 монеты и занял его заведение на весь день. Правила позволяли, ибо время посещения туалета не оговаривалось. Столичные туристы подходили к туалету, но занявший его тихонько кряхтел, предупреждая, что «свято место» не пустует. Естественно, что ценители прекрасного вынуждены были платить 8 монет и идти в «туалетный дворец» к богатею. Довольная жена туалетного предпринимателя, пересчитывая деньги, восклицала: «У меня не муж, а Будда чудотворный!» А в это время «Будда чудотворный» упорно сидел в сортире бедняка.
К вечеру богатей умер прямо в туалете. Не смог разогнуться и скончался от банальной подагры. Столичные жители не остались равнодушными. «О таком красивом самоубийстве в Японии ещё не слыхали!» — говорили они. Другие подхватывали: «Он достиг просветления в сортире!» «И не было никого, кто бы не присоединился к гимнам в его честь», — иронизирует Ясунари Кавабата.
Это было написано в весьма традиционалистское время. Новелла датирована 1929 годом. Не было тогда ни Интернета, ни сотовой связи. Да что там Интернет, первая телевизионная станция появилась лишь в 1928 году. И не в Японии. А в Японии доминировала традиция и только традиция. И вопреки всему Ясунари Кавабата соединяет сортир и Будду. И ничего, никаких воплей и криков: как посмел! в тюрьму! сжечь! ату его, ату!
Простенькая история, но очевидно, что моралью не обделена. Здесь и о соединении/разъединении низкого и высокого, и чуждое японской культуре взимание платы за «телесность», дарованную природой, и осуждение стяжательства, и многое иное. Но самый главный вывод — когда сакральное пытается управлять повседневностью, пытается проникнуть в повседневность вплоть до спален и сортиров, когда религия становится идеологией, когда традиция мешает прогрессу, то долг художника, даже придерживающегося традиционных ценностей, издать «Сатанинские стихи», снять «Матильду» или написать «Сортирного Будду».
Почему долг? Потому что излишек традиции мешает самой традиции. Потому что искусственное навязывание традиционных ценностей убивает содержание и смысл этих самых ценностей. Вот и все.
Храм разбитой посуды и мавзолей из осколков
Разум любого человека всегда тем или иным образом сочетает сакральное и профанное. Условно говоря, во время сражения за великие истины, может быть, стоит попить винца? А какая победа без вина? Тут и величие, и обыденность. Все помним приключения мушкетеров А. Дюма в бастионе Сен-Жерве, когда четверо героев одновременно завтракали, пили анжуйское и держали оборону против превосходящих сил противника. Совершали подвиг, поедая курицу и запивая ее вином. Все рядом. Есть и обратная возможность: между переменами блюд выиграть великое сражение. Это ли не признак великости: решить проблему мимоходом?
Мечутся пропагандисты, то возвеличивая обыденность, сакрализируя умершее и профанное, принижая тем самым великое, то настаивая на недопустимости трогать руками повседневности святые имена и артефакты. Требуют пропагандисты однозначности, а ее нет и быть не может.
Абсолютно разные по культуре и традициям Вьетнам и Иран подарили пример примирения сакрального и профанного. Пагода Линь Фуок во вьетнамском Далате и мавзолей Шах-Черах в иранском Ширазе тому подтверждение.
Пагода Линь Фуок. Здесь, с одной стороны, религия, скрепы, масштабы, национальные символы, история. Комплекс построен в 1949–1952-м — трагическое для Вьетнама время. С другой, храмовые пагоды построены из битой посуды. Люди повозками свозили порушенную керамику и стекло для строительства в 40-е–50-е годы. И после этого везли и везли свою битую обыденную, каждодневную повседневность: бутылки, чашки, кружки, тарелки… Когда в 90-е года ХХ столетия Линь Фуок реконструировали, то традиция продолжилась. Например, из битых бутылок были сложены огромные драконы храмового комплекса. Где-то даже сохранились пивные этикетки.
Дальше — больше. Здесь люди оставляют записки с просьбами о любви и продаже дачи, о здоровье и деньгах. Все вместе. Все одновременно. О копейке и счастье, о рубле и удаче, о Боге и даче.
Мавзолей Шах-Черах — место захоронения двух детей седьмого имама аль-Казима. Они соответственно братья восьмого имама Али Аль-Резы, одного из самых, если не самого почитаемого имама в Иране. С сакральным не просто все хорошо, более сакрального не бывает. Самое святое из всего святого. Так вот, комплекс мавзолея Шах-Черах называют еще «Зеркальной Мечетью», потому что для отделки комплекса использовались осколки зеркал, в том числе тех, которые разбивались при доставке. Использовать в быту нельзя, отдавали на отделку мечети. В итоге получилось чудо, сплошное зеркальное чудо. Осколки простых зеркал стали не просто святыней для мусульман-шиитов, но святыней для всех ценителей красоты.
Будда и пиво. Святые и осколки зеркал. Бутылка и вечность. Битая чашка для кофе и божественное прозрение. Молитва и этикетка. Все это вместе. Здесь и сейчас. Это примиримо. Это разговор. Это беседа во имя людей.
Идея против амбиций, или История одного Папы и одного Антипапы
Одной из особенностей российской политической жизни является постоянная, не прекращающаяся ни на минуту «внутривидовая агрессия». Особенно на либеральном оппозиционном поле, которое и так не сильно большое, но количество лагерей, башен, точек зрения, позиций и принципов здесь выходит за рамки разумного. В противовес этой внутривидовой борьбе есть один старый урок понимания значения единства в противовес конфликту.
Заканчивался 1124 год. Умер великий Папа Римский Каликст II. Он же граф Гвидо, Ги Бургундский. Тот самый, который был избран папой, даже не имея кардинальской мантии. Тот самый, который всеми силами боролся против антипапы Григория VIII, завершил войну за инвеституру и заключил Вормсский конкордат. Тот, который осудил крестоносцев за убийство пяти тысяч евреев и издал буллу в защиту гонимого народа. Впоследствии эта булла была подтверждена еще почти двадцатью папами.
После смерти Каликста II между двумя влиятельнейшими римскими семействами начинается борьба за престол Святого Петра. Семейные кланы Франджипани и Пьерлеони схватились буквально не на жизнь, а на смерть. В то время война за престол была не только возможной, но и вполне естественной. Голоса кардиналов покупались и продавались. Кардиналы раскалывались на фракции, и не всегда папа избирался большей фракцией. Интересы и эмоции задавали такой тон церковной жизни, что папы чаще воевали, чем писали буллы и энциклики или выступали с проповедями. Пап брали в плен, они сами осаждали города. Возможным было буквально всё. Лишь одно число: с начала XI века и по 1121 год было «зарегистрировано» восемь антипап! То есть «ложных», самозваных, избранных не только и не столько вопреки церкви, но благодаря ее расколу. Один антипапа примерно в 15 лет.
Так вот, 16 декабря 1124 года, буквально через три дня после смерти Каликста II, кардиналы избирают Папой Римским Теобальдо Буккапекки, представляющего семью Пьерлеони. Избирают заслуженно, отдавая должное деяниям Каликста II и принимая во внимание то, что он сделал все возможное для ослабления семьи Франджипани. Каликст был против Франджипани, значит, нужно избирать ставленника Пьерлеони.
Представьте, что в то время знатные семьи могли захватывать земли в центре Рима и возводить на них укрепленные сооружения: дома и башни. Захвату подвергались даже исторические памятники. Две семьи Аннибальди и Франджипани как-то умудрились оккупировать даже Колизей. Шла война всех против всех, в том числе внутри города. И в свое время Каликст II приказал снести до основания башню Ченчио Франджипани — «приют тирании и несправедливости». Кстати, этот Ченчио Франджипани тот еще был деятель. Когда-то он участвовал в пленении законного папы Геласия II и избрании уже упоминавшегося выше антипапы Григория VIII. То есть Теобальдо Буккапекки был избран папой вполне логично и закономерно, как альтернатива распоясавшимся Франджипани.
И вот уже перед нами не Теобальдо, а папа Целестин II. И он уже облачен в мантию. И уже звучит «Те Deum» («Тебя, Бога, хвалим»). Но тут в собор является Роберто Франджипани. Является вооруженный и не один. Жизнь кардиналов и Целестина II под угрозой. И вот тут выбор.
У Целестина два выхода. Первый — сопротивляться, возможно, погибнуть, но войти в историю как папа-мученик. При этом понимая, что в итоге грядет очередной раскол в церкви, внутрицерковные войны продолжатся с новой силой. Второй — отказаться от папства, остаться в веках в качестве антипапы, но попытаться преодолеть раскол ценой собственной карьеры и исторической репутации. Целестин II выбрал второй путь. Он был папой всего несколько часов, и он стал антипапой навсегда.
Далее еще интереснее. Временное перемирие между Франджипани и Пьерлеони позволило выбрать папой Ламберто Сканабекки. И вот в Риме новый папа Гонорий II. Можно праздновать? Нет, нет и нет. Выходец из самых низов, талантливый дипломат, министр Каликста II, соавтор Вормсского конкордата, один из самых влиятельных кардиналов, дослужившийся до папской тиары, Ламберто Сканабекки тоже думает о единстве церкви. Он не может принять выбор кардиналов, сомневаясь в их искренности, справедливо полагая, что силовое давление было одной из причин выбора. И через пять дней Гонорий II ради мира и согласия в церкви отказывается от сана.
Поступок Гонория II против поступка Целестина II, а точнее, два поступка в поддержку одного дела, в поддержку идеи.
Кардиналам пришлось собираться повторно. И 21 декабря они вновь выбрали Ламберто Сканабекки, Гонория II. Мир и единство церкви были сохранены на следующие пять с лишним лет. И это были трудные пять лет, но Гонорий II справился.
Папа и антипапа рядом. Оба в истории. Оба благодаря своему мужеству, благодаря своим поступкам. Оба смогли отказаться от амбиций ради одного дела. И это был честный и умный выбор.
Люди и картины
Когда-то давно спросил у великого Брусиловского: «Миша Шаевич, как вы в свои за восемьдесят умудряетесь быть таким энергичным и так хорошо выглядеть? Мне в мои пятьдесят не удается».
Брусиловский как-то по-отечески приобнял: «Знаешь, Костя, ты все с людьми общаешься, а я все больше с красками, с картинами».
Большая война на маленьком острове
Перед тем как говорить о войне, которая была совсем недавно, позволю себе несколько сравнений. Факты известны, но их сопоставление производит некоторый эффект и нужно для понимания масштаба событий.
Итак, речь о Шри Ланке. Площадь этого островного государства — 65 610 кв. км. Много это или мало? Это приблизительно суммарная территория Ивдельского, Сосьвинского, Таборинского и Гаринского городских округов, а также маленького округа тоже в Свердловской области — Пелым. Если еще понятнее, то вся Шри Ланка — ровно треть Свердловской области.
Далее, население Шри Ланки — примерно 21 миллион. На территории указанных городских округов живет в лучшем случае 60 тысяч человек. То есть в 350 раз меньше.
Хорошо, еще нагляднее. На территории Сибирского и Дальневосточного федеральных округов живет примерно 25 миллионов человек. На 4 миллиона больше, чем в Шри Ланке. Площадь этих округов примерно 11 миллионов 300 тысяч кв. км, что больше площади Шри Ланки в 172 с лишним раза.
А теперь представьте себе полноценную войну на территории Гари—Сосьва—Таборы—Пелым—Ивдель, где 60 тысяч людей. Так себе войнушка. А теперь поселите там 21 миллион человек. Представили? Или смоделируем еще более жестко. Гипотеза: война на территории в 11 с лишним миллионов квадратных километров такого накала, как на Шри Ланке. Знаете сколько там должно жить людей, чтобы обеспечить эту интенсивность, ожесточенность и плотность боев? Три миллиарда 600 миллионов жителей. То есть почти половина населения земли.
Но вернемся к войне на Шри Ланке. Точнее, к четырем Иламским (Тамильским) войнам, одному индийскому вторжению и паре перемирий. Длилось все это непрерывно более четверти века. Может быть, несущественными покажутся силы сторон, если их считать танками, катерами, самолетами и артиллерией. Может, кто-то не оценит и потери. Что такое десятки или сотни тысяч убитых, раненых и изгнанных, когда в той же Камбодже счет шел на миллионы только убитых? Но при огромной плотности населения на Шри Ланке, при очень скромной территории в безопасности не находился ни один человек из двадцати с лишним миллионов. В столице или рядом с фронтом, под охраной или в чистом поле, вооруженный или с одной удочкой. Без разницы, война шла повсюду. Участвовал каждый.
За это время убит премьер-министр Индии Раджив Ганди. За то, что помогал ланкийским войскам в борьбе с тамилами и был одним из инициаторов вмешательства Индии в гражданскую войну на Шри Ланке. Убит президент Шри Ланки Ранасингхе Премадаса. Убит кандидат в президенты, несколько министров, высокопоставленные военные, включая высший командный состав. Сотни и сотни полицейских. Предпринята попытка захвата и разрушения главной святыни Шри Ланки — храма Зуба Будды. Это примерно так же, как попытаться захватить Кремль, Лувр или собор Святого Петра.
Все началось задолго до нашего времени. Население Шри Ланки издревле формировалось как многоэтническое. Ведды, сингалы, тамилы, африканцы, малайцы, мавры жили, сотрудничали, воевали, но численно всегда доминировали сингалы. Вторая позиция у тамилов. Причем особенно их численность выросла при англичанах, которые начали культивировать на острове чай, кофе и каучук. У сингалов не было ни умений, ни желания работать на этих плантациях, а потому англичане стали завозить тамильских крестьян с континента.
Затем был постепенный уход англичан. В 1948 году Цейлон становится независимым доминионом. Тамилы фактически остаются один на один с сингалами. И те и другие чувствуют себя в опасности. Тамилы считают себя ущемленным меньшинством, так как на острове их действительно в несколько раз меньше, чем сингалов. Сингалы, в свою очередь, ведут счет иначе: Индия рядом, а там тамилов неизмеримо больше, чем сингалов-буддистов. И Индия совсем не против оказывать через своих тамилов влияние на политику Цейлона. А кто бы отказался?
Но пока на острове власть по факту сингальская, а потому решения принимаются не в пользу тамильской общины. В частности, лишаются гражданства и соответствующих прав потомки завезенных на Цейлон тамилов. Ограничивается их право на образование в высших учебных заведениях. Тамилов буквально выдавливают на континент. В ответ тамилы создают свои политические организации, цель которых — независимое тамильское государство Тамил-Илам.
1972 год. Цейлон становится Шри Ланкой. Полная свобода, конституция и прочие атрибуты независимости. И вот тут проявляет себя Велупиллаи Прабхакаран. Как его назвать? Мальчик? Юноша? Мужчина? Ему всего 18 лет, но он в политике. Прабхакаран — идеолог раскола в тамильском политическом движении и лидер новой организации «Новые тигры». Почему «тигры»? Лев — символ Шри Ланки. А кто может противостоять льву? Только столь же грозный хищник. Соответственно, у тамилов тигр. Проходит четыре года, и «новые тигры» становятся «Тиграми освобождения Тамил-Илама» (ТОТИ). А Велупиллаи Прабхакарана начинают называть Карикаланом, по имени великого царя древнего государства тамилов Чола.
Еще в 1975 году этот «великий царь» убил мэра одного из городов Шри Ланки. Потом началось такое, что содрогнулся весь мир, но итог закономерен — приговор к смертной казни в Индии, 200 лет тюрьмы на Шри Ланке, розыск Интерполом, признание террористом и т.д. и т.п. Но по порядку.
Сигналом к войне послужило нападение ТОТИ на военный конвой в июле 1983 года. Были убиты 15 человек. И это была та самая спичка, что в погреб с порохом. В ответ — тамильские погромы. Поджоги, убийства, избиения. Начался «Черный Июль». Тамилов били и убивали повсюду, и на улицах, и в, казалось бы, защищенных тюрьмах. А потом как обычно: ответ на ответ. Прабхакаран добился своего. Провокация сработала. Вспыхнула Первая иламская война. Самое страшное, что именно в этой первой войне нарабатывались практики террора, которые затем были заимствованы и применялись не только в следующих трех ланкийских войнах, но и конфликтах по всему миру.
Именно «тигры» ввели в террористическую повседневность практики тотального самопожертвования. Именно они массово применяли тактику использования смертников. Именно они стали использовать пояса смертников. Именно они делали ставку на вербовку детей и женщин в качестве бойцов. Именно они накачивали наркотиками детей и женщин и отправляли их на смерть. Дети-воины. Женские подразделения. Нет, конечно, в истории такие случаи были. И давно. Но современный мир такого и в таких масштабах еще не видел. По некоторым оценкам, до 30 процентов всех бойцов ТОТИ — женщины. Детей вообще никто не считал. Кстати, именно женщин и детей вербовать было проще всего. Во время войны часто случалось, что ТОТИ испытывали нехватку подготовленных бойцов-мужчин, так как их отряды были отсечены от основных тамильских районов, но с женщинами и детьми проблем не было. Женщины-смертницы проникали в города, прорывали оборону городов, взрывались вместе с артиллерийскими орудиями и танками сингалов.
За 13 лет, с 1987-го по 2000 год, 292 смертника из тамильских тигров совершили 168 терактов. Назовите хоть что-то подобное! В среднем один теракт в месяц на небольшом острове. Взрывались грузовики, мотоциклы, гирлянды, люди. Масштабы невероятные. Около десятка камикадзе в 2001 году полностью уничтожили базу ланкийских ВВС.
О «тамильских тиграх» ходили легенды, что каждый из них носит с собой яд, чтобы не попасть в плен. Случаи отравлений действительно были, но поражают характер и масштабы пропагандистской кампании по вербовке смертников. Тамильские СМИ с восторгом рассказывали о ланкийских детях из тамильских семей, которые продавали свою школьную форму, чтобы купить яд и после этого уйти в партизаны.
Постепенно ТОТИ распространили свое влияние на северную и восточные части острова. В некоторые годы они контролировали до 25 процентов всей территории государства. При этом численность бойцов ТОТИ была намного меньше, чем у правительственных войск. Количественно постоянный состав партизан ТОТИ на протяжении всех войн колебался в районе 14—15 тысяч. Правда, это без иррегулярных сил. И кроме того, численность кадровых боевиков ТОТИ достигала 6 тысяч человек. Фактически 6 тысяч бойцов спецназа.
Именно спецназа. Например, уже в 1984 году создается отряд «морских тигров». И это далеко не самодеятельность. В подразделения «морских тигров» (до 4 тысяч человек) входили оперативный отряд, ударный отряд катеров, подразделения разведки и технического обслуживания плавсредств и боеприпасов, спецотряды по набору кадров и пропаганде и другие. Была даже своя, контролируемая судоходная компания, базирующаяся в ЮАР. Более 20 торговых судов под разными флагами: от традиционной Либерии до Новой Зеландии.
Более того, был еще отряд смертников — «черные морские тигры», которые использовали взрывающиеся катера из стеклопластика с мощными моторами. А в 1990-е был сформирован еще и морской спецназ — боевые пловцы, «морские леопарды». И это тоже не простые ныряльщики и рыбаки. Это тренированные бойцы, на вооружении которых акваланги замкнутого цикла, сверхмалые подводные лодки, скоростные катера (несколько сот!), сделанные так, что радарами обнаружить их было практически невозможно, морские мины, управляемые торпеды и т.д. и т.п. Есть и «Черные леопарды» — смертники. И они не самоучки-дилетанты. В подготовке «леопардов» принимали участие боевые пловцы ряда зарубежных стран.
Все очень серьезно. Долгое время флот ТОТИ превосходил по боевым качествам и численности ВМС Шри Ланки. На счету морских подразделений — более 30 потопленных ланкийских судов. А в 1997 году «морские тигры» захватили судно с грузом более чем в 30 тысяч мин, заказанных правительством Шри Ланки в Зимбабве. И это не боевик, не «крепкий орешек» Брюс Уиллис, не Стивен Сигал и не «двойной удар» Вам Дамм. Это реальные боевые действия. Это четко спланированная операция реального спецназа.
Но возвращаясь к хронологии. В 1987 году не выдержала Индия. Ее проблемы понятны. Сотни тысяч тамилов, не вынеся ужасов и трудностей войны, мигрировали с острова в континентальную Индию. Для не очень богатой Индии это была проблема. Естественно, что в интересах Индии был мир на острове. И они придумали план: правительственные войска прекращают боевые действия против тамилов, а Индия тамилов разоружает. Ага, если бы все было так просто. Правительство Шри Ланки боевые действия прекратило, но вот разоружаться тамилы не захотели. И тогда индийские войска высадились на Шри Ланке. Началась операция «по принуждению» тамилов к миру, то есть реальное вторжение.
Но подготовка тамилов оказалась несколько выше индийских коммандос. В первые же 17 дней операции вторжения индийцы потеряли примерно 400 человек. Такими же оказались потери «тигров». Кто проиграл? Могучая и многолюдная Индия. Она просто не ожидала ни такого сопротивления, ни таких потерь. А тамилы организованно отошли от своей северной столицы Джафны, сохранив боеспособность всех подразделений. В ответ Индия вынуждена была постепенно наращивать численность своего контингента, доведя его в пиковые периоды до 100 тысяч человек. Это против всего пятнадцати тысяч тамильских бойцов! Индийцы пытались одержать победу почти три года. Не получилось. Потеряв только убитыми, по разным оценкам, 1140—1150 человек, поняв, что перспектив на победу нет и не предвидится, а счет убитым и раненым будет только расти, войска Индии остров покинули. Единственным достижением Индии в этом противостоянии стал разгром баз тамилов на собственной территории. А потом был теракт и гибель Раджива Ганди. Месть состоялась.
А «тигры» учились. Их следующим шагом стало формирование своих подразделений ПВО и, более того, своей авиации. Дело в том, что самолеты индийских ВВС здорово докучали тамилам, но средств борьбы с ними не было. На десятки тысяч боевых вылетов — ни одного сбитого самолета. И вот уже через полгода после вывода войск был сбит первый самолет ланкийских ВВС.
Ланкийское правительство, понимая необходимость создания собственных более или менее приличных ВВС, закупало технику у Аргентины, Китая, Израиля, России, Украины и т.д. Формировались вертолетные части. Тамилы ответили зенитными установками, ПЗРК «Стрела», «Игла» и «Стингер». В итоге падали все. И аргентинские, и российские, и китайские самолеты и вертолеты. Правительственные войска вынуждены были закупить беспилотники. В свою очередь «тигры» создали подразделения «воздушных тигров». Первоначально они доставляли на остров запчасти к самолетам, из которых эти самолеты и собирали. Затем закупали целиком. В 2007 году авиация «тигров» заработала, тамилы начали бомбить расположения ланкийских войск. Конечно, по мощности авиация ТОТИ не могла сравниться с правительственной, но легкие вертолеты и самолеты на вооружении тамилов состояли. Приобрели они и беспилотники. Кстати, заметим, что террористическая группа опять-таки впервые в мировой истории создала свои ВВС. Последняя попытка провести авиационную операцию была предпринята тамилами совсем недавно, в 2009 году. Это был жест отчаяния. Два «воздушных тигра»-камикадзе пытались атаковать авиабазу сингалов. Не долетели. Были сбиты.
Как так? Откуда у ТОТИ возможности? Как можно было вести масштабную войну столько лет? Во-первых, тамильские общины по всему миру. От Индии до Канады. 38 представительств. В том числе в России. Именно через эти представительства с диаспоры собиралось до 3 миллионов долларов ежемесячно. Во-вторых, международные тамильские организации. В-третьих, бизнес на переправке беженцев на Запад. В-четвертых, бизнес на наркотиках и оружии. В-пятых, отлаженная пропагандистская машина со своими СМИ. В-шестых, свой банк. Создан в 1994 году. В-седьмых, развернутая сеть поставок вооружений. Техника для ТОТИ закупалась примерно в тридцати странах.
Наконец, «тигры» умело сочетали самые разные стратегии. Если уж говорить о гибридной войне, то нужно вспоминать именно о четырех иламских войнах.
Во-первых, «тигры» имели свою территорию. Более того, демаркационная линия с постами между правительственными войсками и тамильскими подразделениями существовала значительное время фактически легально, то есть все признаки симметричной войны присутствовали.
Было развернуто несколько пехотных бригад, противотанковый полк, женские и детские полки. У тамилов была своя артиллерия (гаубицы, самоходные минометные системы, ПТРК и т.п.), собранная в артиллерийско-минометный полк. Были танки и БМП. Они вели вполне себе войсковые наступательные и оборонительные операции силами до 5 тысяч бойцов. Использовались осадные, десантные и иные тактические приемы, в том числе с применением массированного артиллерийского и минометного огня. Еще раз, все это не преувеличение. В 1990 году «тигры» захватили в плен более 1000 полицейских на «своей» территории. Большинство было казнено.
Дальше — больше, в июле 1996 года во время штурма тамилами небольшого городка Муллайтиву погиб по численности пехотный полк вооруженных сил Шри Ланки. 1520 человек за несколько часов. Из всего гарнизона выжило всего около 40 человек. Потери понес и десант, пытавшийся прийти на помощь осажденным. Операция по потерям мирового значения. Сотни погибших при действиях «тигров», конечно, происходили не каждый месяц, но они были.
Во-вторых, кроме регулярных боевых действий ТОТИ использовали приемы партизанской войны: засады, рейды, диверсии, блокирование и уничтожение небольших гарнизонов.
В-третьих, все это сопровождалось активной пропагандистской работой по деморализации ланкийских войск: листовки, печатные СМИ, использование телевидения и радио, разработка и проведение PR-акций, включая массовые мероприятия.
В-четвертых, пропагандистские кампании не ограничивались территорией Шри Ланки. Работала весьма солидная международная пропагандистская машина. Естественно, что была развернута кампания по политической поддержке ТОТИ.
В-пятых, была отлажена работа по психологической обработке тамильского населения, по вербовке и в регулярные части, и в иррегулярные отряды. Про смертников уже было сказано.
Наконец, гибридная война, развернутая «тиграми», предполагала террор. Старались не трогать иностранных туристов, для остальных исключений особо не было.
В начале 2008 года терпение официальных властей Шри Ланки закончилось. Политическая воля и военные возможности появились. Перемирию пришел конец. И примерно через полтора года «тигры» были разбиты и, более того, признали свое поражение.
Велупиллаи Прабхакаран убит. Убиты его дети. Уничтожено политическое руководство ТОТИ. В плен сдались почти 12 тысяч бойцов. Последующее сопротивление было исключительно локальным, так же как локальными являются действия организации, которая наследовала идеологию ТОТИ.
На Шри Ланке мир. Почему же тогда стоит знать и помнить об иламских войнах? Только ли потому, что они были буквально вчера?
Если говорить об идеологии ТОТИ и новых тамильских партизан, то она до боли знакома: национальное освобождение, круто замешанное на сочетании марксизма, учения о праве наций на самоопределение и маоизме. Более того, можно смело утверждать: там, где встречаешь партизан, там наверняка встретишь марксиста-ленинца-сталиниста-маоиста. В той или иной пропорции. Это раз.
Тамильским «тиграм» не повезло с тем, что они не получили серьезной поддержки мусульманских организаций. Не заинтересовала мусульманских террористов война индуистов с буддистами. Да и международное коммунистическое движение в 1980–1990-е сошло на нет. А собственно тамильской международной поддержки не хватило. Это два.
Мир постепенно вырабатывал стратегию и тактику отношения к терроризму. Там, где появлялся открытый индивидуальный террор, замещающий классическую партизанскую войну, там резко уменьшались шансы на достижение самых «благородных» целей типа национального освобождения и независимости. «Тигры» в итоге стали восприниматься исключительно в качестве террористической организации. Убийство Раджива Ганди им никто никогда не простит. Кстати, почему-то в России «тигры» не запрещены. Это три.
Велупиллаи Прабхакаран — переходная фигура от Че Гевары с его африканскими и латиноамериканскими «аналогами» 1960-х к современным террористам. Он был последним из «тех» и одним из первых «этих». И этот переход он совершил логично и закономерно. Более того, этот переход свершился легко. Произошел незаметно. Идеология, ведущая к террору, была заменена простым террором. Некоторые исследователи говорят, что в последние годы Прабхакаран хотел легализоваться, как это сделали многие партизаны в той же Латинской Америке. Но слишком высок был градус терроризма. Слишком много необратимых поступков. Это четыре.
И два очень простых замечания.
Напомню, что в то время почти миллиардная по населению Индия вывела свои войска после гибели немногим более тысячи солдат. Для окончания войны в Афганистане нам потребовалось более 15 тысяч погибших. Стоит всегда помнить о них.
Большинство рабочих на чайных плантациях и тогда и сейчас — тамилы. Все четыре войны они работали. Просто работали. Трудно. Выживали, но работали. Знаете, я, пожалуй, отныне буду пить только цейлонский чай. И вспоминать тех тамилов, что во время войны предпочли чай автоматам и поясам смертников.
Я ненавижу войну. И я полюбил Шри Ланку. Будете там, хоть раз все же вспомните о большой войне на маленьком острове.
Президент танцующей Африки
Национальное самосознание — странное явление, приобретающее часто самые причудливые формы и реализующее себя самыми разными способами. Поле его проявления простирается от изучения родного языка и написания стихов до экстремизма по отношению к иным, чужим, незнакомым. При этом если сравнивать, казалось бы, несравнимые континенты, культуры, этносы, государства, то обнаруживается поразительное сходство философских концепций, литературных тем, политических смыслов, знаков, символов, характеризующих это самое национальное самосознание.
Леопольд Седар Сенгор родился в Сенегале в 1906 году.
Это было время серьезных преобразований. Сенегал то включался в состав Французской Западной Африки, объединялся с Гамбией и Нигером, то исключался из союза и т.д. При этом Сенегал оставался владением Франции, которая целенаправленно искала пути интеграции своих африканских владений с метрополией. Строились школы, организовывался набор во французскую армию, потихоньку формировалась электоральная культура. Вообще, иногда кажется, что цивилизаторская роль Франции недооценена. Французы пытались. Мечом, словом, пряником, с помощью просвещения, но пытались. Их политика была много менее лукавой, чем у других империй. Национальное самосознание тех африканских территорий, что принадлежали Франции, африканская интеллигенция, национальные африканские воинские подразделения, процессы нациеформирования многим обязаны именно Франции.
Леопольду Сенгору повезло. Он был талантлив. Был включен и включился в эти самые французские просветительские, интеграционные программы. Получил образование в Сенегале, затем его ждали Франция и Сорбонна. Специализация — классическая филология, французская лингвистика, французская литература. Он бакалавр, затем доктор. Сенгор преподает. Представьте: сенегалец Леопольд Сенгор учит коренных французов французскому! Это уровень, это значит, что для Франции он стал своим. И первые стихи уже в 1930-е годы. Поэтическое признание пришло практически сразу. Пройдет еще немного времени, и Франция поймет, что у нее появился еще один великий поэт.
Сенгор не стал бежать Второй мировой войны, оставшись верным традициям знаменитых сенегальских стрелков. Африканец лейтенант Сенгор воюет за Францию. Затем два года плена, побег, Сопротивление, отряд маки.
После войны у Сенгора карьерный взлет. Он возвращается в Сенегал, создает партию, избирается депутатом, становится вице-спикером Национального собрания Франции. Защищает права заморских территорий. Пишет стихи, политические статьи и философские эссе.
И вот судьбоносный 1960 год. Распадается Федерация Мали. Сенегал обретает независимость, и первым президентом страны становится именно Леопольд Седар Сенгор. Президентом он избирался пять раз подряд. Католик в мусульманской стране, где постколониальная пассионарность просто зашкаливала. Но ему верят, его выбирают. Его любит вся Африка. Его знает весь мир. Эдуард Лимонов как-то назвал Сенгора «черным Марком Аврелием». И правда, если не Сенгор заслужил сравнения с великим императором-стоиком, то кто? Не было тогда равновеликой фигуры.
Но вот в 1980 году Сенгор добровольно уходит с поста президента. В свои 75 лет. Он мог бы избираться до самой своей смерти, но он уходит. Он мог стать «вечным президентом», но он добровольно оставляет власть. В политической истории Африки того времени случай уникальный.
Леопольд Седар Сенгор переезжает на свою вторую Родину, во Францию. Казалось бы, что такого? Мало ли президентов, борцов за независимость, завзятых и, более того, ярых патриотов отправляют своих детей в благополучные «европы», а то и сами вдруг решают, что жить в этих самых «европах» и «америках» лучше, чем на самостоятельной, но менее развитой африканской, латиноамериканской, азиатской или российской родине?
Здесь случай, как представляется, иной. Попробуем же понять Сенгора. Как получилось, что первый президент, великий певец африканской самобытности, борец за независимость Африки оставил черный континент, сделав выбор в пользу индивидуалистической и машинизированной Европы?
И все же кажется, что Леопольд Седар Сенгор был искренен по отношению к своему родному Сенегалу, и живя в нем, и покинув Африку. Разгадка, как кажется, кроется в той идеологической схеме, которую создал Леопольд Сенгор и которую называл «теорией негритюда». Точнее, в отношениях этой схемы и реальности. Но посмотрим подробнее: в чем суть концепции? Можно было бы ограничиться емким определением Ж.-П. Сартра: негритюд — «антирасистский расизм». Но суть негритюда не только в его стремлении пройти по тонкой грани между апологией самобытности, критикой «белой инаковости» и черным расизмом.
Во-первых, действительно Сенгор осознает опасность абсолютизации расовых отличий. Он не понаслышке знаком с нацизмом, а потому его негритюд — теория, которая акцентирует внимание скорее на культурных, но не расовых различиях. Разница между «белыми» и «черными» не столько в цвете кожи, сколько в способах познания мира, в практиках его освоения, в философии отношения к жизни, в психологии.
Оценка Запада в этом отношении традиционна. Запад рационалистичен и эгоистичен. Запад живет разумом. Западный человек противостоит природе. Его логика — подчинение природы, ее эксплуатация. Африканец же связан с миром природы непосредственно через вкус, цвет, запах, тактильные ощущения. Африканец прикасается к природе как свой. Он чувствует ее душу, ее ритм. Европеец анализирует, африканец чувствует. Европейский разум против африканского прикосновения к чистому логосу, к всеобщему, к истокам бытия. Именно поэтому язык африканца более точен, более близок к сути описываемых вещей. Европейцы не могут так описать мир, как это может сделать африканец.
Европеец — дитя часов и формул, человек без сердца, индивидуалист без индивидуальности, вечно спешащий за деньгами и упускающий суть жизни, африканец — коллективист, человек с пониманием справедливости, живущий сообразно законам природы, идущий по жизни неторопливо.
Во-вторых, при всех своих различиях Африка и Европа обречены, согласно Сенгору, на единство. Европа нуждается в Африке, Африка в Европе. Мир будущего — мир Евроафрики. Без Африки Европа погибнет под гнетом проблем, рождаемых рациональностью: экологических, нравственных, культурных. Белые убивают сами себя. Они не видят, как их техника уничтожает уже ставшую бездуховной европейскую цивилизацию. Они должны остановиться, оглянуться, одуматься, припасть к единым человеческим истокам, увидеть в африканском жизненном мире свое спасение.
С другой стороны, Африка нуждается в Европе, ибо Африка, особенно та модель ее развития, которую предлагал Сенгор, — африканский социализм, должна быть основана и на науке, и на технике. Но таких науке и технике, которые совместимы с началами природности, коллективизма и гуманизма.
И самое главное, Европа и черная Африка имеют общие культурные корни. У них общая пракультура, а потому будущее гуманистическое человечество, основа которого Евроафрика, должно возникнуть закономерно.
В-третьих, путь Африки — путь связи времен, которую европейцы игнорируют. Европейцы излишне увлечены прогрессом, они забывают об истоках, о скрепах. Африканец же всегда частично в прошлом. Он смотрит одновременно и вперед, и назад. Африканец живет мудростью предков, философией, которую создавали мудрецы-шаманы. Зачем африканцу прошлое? Все просто. Поскольку познание африканца интуитивно, чувственно, тактильно, то огромную роль в нем играют традиции восприятия, традиционные культура и психология. Глядя в прошлое, африканец познает и современность, и будущее.
Казалось бы, что такого? Таких теорий национальной самобытности, противопоставления страновой культуры бездуховной «гейропе», уникальных национальных скреп, традиционных ценностей — миллион с хвостиком. Особенно у тех, кто ищет «свой», «особый», «уникальный» путь, пытается обосновать свою особую «цивилизационную роль» в мировой истории. Славянофильство, евразийство, суверенная демократия, скрепы, «Москва — третий Рим» — для россиян это не прошлое, это странное сегодня, это идеологическая, ценностная повседневность.
Но Сенгор к традиционным рассуждениям о человечности, гуманизме, единстве уникальностей и т.п. привносит уникальные краски. И теория негритюда в его изложении становится поэзией.
Сенгор считает, что интуитивное, чувственное познание мира позволяет африканцу улавливать ритм природы, ритм жизни, а потому африканец всегда танцует. Его можно лишить свободы, но нельзя отучить танцевать. Тамтамы стучат в сердце африканца. Танцующее познание мира. Танцующая культура. Танец в соответствии с ритмами мира. Танцуя, африканец борется за свободу. Танцуя, африканец становится свободным. Танцуя, африканец сохраняет себя. Танец текстуален, он и есть текст для африканца. Слова излишни. Традиционная африканская музыка и джаз — философия и любовь Сенгора.
Вот одно из стихотворений-обращений Леопольда Седара Сенгора. Он буквально кричит: танцуйте люди, танцуйте в мире и танцуйте мир, наша надежда — ритм и танцы.
К Маскам
(Перевод Е. Гальпериной)
Маски, о Маски.
Черные, красные, бело-черные Маски —
Четыре точки лица, откуда доносится мне дуновение Духа,
Маски, в молчанье приветствую Вас,
И не последним тебя, мой предок с обликом Льва.
Вы охраняете это священное место от бренного женского
смеха, от гаснущих быстро улыбок.
В этом чистом воздухе вечности я вдыхаю дыханье Отцов.
Маски с лицом обнаженным, с которого спали морщины,
Это Вами, в подобие Ваше, создан мой облик, склонившийся
пред алтарем чистой бумаги.
К Вам я взываю.
Ныне, когда уходит навек Африка древних Империй, —
царица в агонии жалкой,
Когда погибает Европа — а мы связаны с ней пуповиной, —
Опустите взгляд неподвижный на Ваших детей, подвластных
жестоким приказам,
На Ваших детей, отдающих жизни свои, как нищий —
последнее рубище.
Пусть мы ответим: «Здесь!» — когда нас призовет Возрождение
мира.
Пусть мы станем дрожжами, — без них не взойти былому тесту,
Ибо кто внесет оживляющий ритм в этот мертвенный мир
машин и орудий,
Кто издаст ликующий возглас, пробуждая сирот и погибших
к новой заре,
И вернет память о жизни тем, в ком штыками пронзили
надежду?
Нас называют они людьми хлопка, масла и кофе,
Нас называют они людьми безропотной смерти.
Мы же — люди радостной пляски, чьи ноги обретают мощь,
ударяя о твердую землю.
И вот президент и поэт, прославляющий танцующую Африку, уезжает в Европу. Что же все-таки случилось?
А начались проблемы. Сенгор не просто их видел. Он сталкивался с ними ежедневно и ежечасно.
Экономическая стратегия, ориентированная на вполне себе европейский проект — концепцию социализма, — оказалась провальной. Даже со всеми африканскими уточнениями и нюансами. Африканский социализм выдыхался не только в Сенегале, но и во всей Африке. Простая цифра «из будущего» — 960 долларов на душу населения в Сенегале в 2016 году. Понятно, что у Мали, Того, Гвинеи, Гвинеи-Бисау и Чада еще меньше, но средняя по миру цифра — более 10 тысяч на душу. Так что хвастаться нечем ни тогда, ни сейчас.
В Казамансе на юге Сенегала уже при Сенгоре активизировалось движение народности диола. Хотя их меньшинство, но это меньшинство желало самоопределения и свободы. И уже через три года, в 1982 году, после ухода Сенгора его преемнику пришлось жестоко подавлять выступления диола. И конфликт до сих пор лишь купирован. Сенгор явно не желал применения силы. Не его это.
Стала видна опасность трансформации самой теории негритюда, который в Африке все чаще превращали в теорию «черного расизма». Философские размышления Сенгора, его теоретические сдержки и противовесы не помогали. Негритюд проще было воспринимать как теорию собственного превосходства и долга белых перед черными. Негритюд как философская концепция постепенно сам себя «поедал». Последователи не замечали или не хотели видеть гуманистического потенциала будущей единой Евроафрики. Они желали «вставать с колен» за счет Европы и одновременно обвинять эту самую Европу и Запад.
Кроме того, в Африке набирал силу исламский фундаментализм. Католику, воспитанному иезуитами, Сенгору явно было не очень уютно это видеть.
Прошлое с танцами, которые так любил Сенгор, исчезало. Все тише стучали тамтамы. Все менее задорными становились танцы. Предки, древние шаманы-философы Африки, все реже слышали Сенгора.
Тяга одновременно француза и сенегальца, европейца и африканца Сенгора к общечеловеческой культуре все чаще напоминала грустную песню, песню-стон по недостижимому, песню-тоску от понимания того, что не получается единства и едва ли получится в обозримой перспективе. Поэт мечтал и плакал, политик вынужден был скрипеть зубами, излучать оптимизм, обещать, ободрять и хоть что-то, но делать.
Сенгор уехал. Политик Сенгор увидел, что его время, время негритюда, время поиска уникальности, прошло. Уехавший поэт продолжал страдать. Его самые великие стихи уже были написаны. Приходило время общих закономерностей, механистических часов и успеха. И Сенгор это понимал. Он уступал место. Он не стал настаивать, ибо настаивать на прошлом, на прошедшем, на отжившем и исчезающем — преступление для любого политика.
Итак, Сенгор во Франции. Европа и Франция оценили поступок Сенгора. Уже в 1983 году он избирается в члены Французской академии. Впервые представитель Африки стал Бессмертным. Одним из сорока академиков. Он занял 16-е кресло. Для понимания статуса просто упомянем: 15-е кресло слева от Сенгора в 1984 году занял великий историк Фернан Бродель, место справа в 1988 году стало принадлежать не менее великому Жаку-Иву Кусто, а после смерти Сенгора на его кресло был избран бывший президент Французской Республики Валери Жискар д’Эстен.
Умер Сенгор в 2001 году в той же Франции. Умер, когда практически вся Африка отказалась и от социализма, и от негритюда. Отказалась в том числе благодаря поступку Леопольда Седара Сенгора. И тем не менее вспомнить о негритюде не помешает. Более того, о Сенгоре и негритюде нужно напомнить, ибо очень уж похожа эта теория на то, что сегодня тиражируется в России в качестве официальной позиции, иногда теории и идеологии и всегда пропагандистской схемы.
Может, стоит увидеть в России то, что увидел Леопольд Седар Сенгор в родном ему Сенегале в далеком 1980 году, почти сорок лет тому назад? Увидеть и понять тупики автаркии и обращенности в «безнаучное» прошлое? Тупики одних только танцев, воззваний к предкам-шаманам и молений? Может, признать, что «крокодилы, пальмы, баобабы» — дело хорошее, но есть и будущее? Может, не стоит идти по тому песчаному пустынному бездорожью, от которого отказалась Африка? Отказалась еще в далеком прошлом веке.
Спасибо, Леопольд Седар Сенгор, за то, что Вы смогли увидеть, признать и отказаться. Не каждый на это способен.
Творчество против гордыни, или Об оскорбленных искусством
Отец великого Макса Эрнста тоже был художником. Особенностью письма старшего Эрнста была скрупулезность. Филипп Эрнст стремился к максимальной точности во всем. При копировании картин великих художников или иллюстраций из Библии, при перерисовке открыток или написании пейзажей родного Брюля. Известен весьма характерный для него случай. Как-то раз Филипп Эрнст, работая на пленэре, обнаружил, что на уже практически законченном пейзаже он «забыл» прорисовать одно реально существующее дерево. Что вы думаете? Художник в ярости бросился домой за топором. Дерево было срублено. Соответствие реальности и художественного произведения было восстановлено. Макс Эрнст назвал это стремление отца к буквальности «преступлением против воображения».
Результат протеста против отцовской художественной педантичности известен. Макс Эрнст становится одним из признанных лидеров дадаизма и сюрреализма. Его фантазия безгранична. Она не терпит запретов. Никаких. Начиная с технологических. Макс Эрнст экспериментирует с коллажем, граттажем (процарапывание залитого тушью листа бумаги или картона), совершенствует технику декалькомании (передача краски с одного листа путем его наложения на другой лист), изобретает фроттаж (перенос фактуры какого-либо материала на поверхность путем натирания), создает скульптуры из подручных предметов. Всего не перечислить.
А какая фантазия в сюжетах! Передать текстом идеи Макса Эрнста и их красочное воплощение едва ли возможно. Вот только несколько названий его произведений: «Люди ничего не узнают», «Слепой пловец», «Лунная спаржа», «Спящий в порывах ветра», «Гидрометрическая демонстрация убийства с помощью высоких температур», «Забальзамированный лес», «Шляпа делает человека», «Тридцать три девочки выходят на охоту за белой бабочкой», «Две ласточки, пересекающие океан в чемодане».
Фантазия, воображение, отрицание стандарта, эпатаж — это все о нем, но тем не менее Макс Эрнст живет в реальном мире. Он участвует в войне, у него друзья, семья, любовь, поджигающие буржуазную мораль романы. И всемирная слава, пришедшая вместе со скандалом. В 1926 году Макса Эрнста отлучают от церкви.
Отлучают за картину «Мадонна, шлепающая младенца Христа перед тремя свидетелями: Полем Элюаром, Андре Бретоном и самим художником». Что вызвало гнев обывателей и церкви, понятно. Всё. Начиная с упавшего нимба с головы маленького Иисуса и заканчивая тем, что Макс Эрнст написал картину маслом. Последнее воспринималось как сознательное издевательство над религиозной живописью и иконописью, ибо с маслом художник практически не работал. А тут посмел! Возмущались даже тем, что Макс Эрнст использовал при написании картины вполне себе языческий сюжет: наказание Венерой Купидона. Как можно переложить римский сюжет на наше христианское всё? Короче, религиозные чувства оказались оскорбленными, отлучение состоялось. Правда, в то время никому в голову и не пришло художника судить. Отлучение — церковное дело. Светский суд не при делах. Но тут же общество отреагировало на скандал в пользу Эрнста. Макс Эрнст стал известен, прославился, на него и его работы стали обращать все большее внимание. Кстати замечу, что ничего с тех пор не изменилось. Чем жестче к художнику церковь и/или власть, тем больше к нему внимания со стороны общественности.
Но вот давайте задумаемся, отвлекаясь от оскорбленных чувств, могла ли Мария наказывать сына? Даже зная, что он имеет божественное происхождение? Или он был таким исключительно послушным ребенком, что рука не поднялась?
Разбираемся. Если учесть, что у Иосифа было шесть детей от первого брака, то в такой большой семье просто не могло не быть игр, ссор и проказ. А в школе, если предположить, что Иисус в школе учился, разве не могло не быть тех же игр, ссор и проказ? И такая гипотеза об обучении Иисуса в школе у теологов есть. Иначе откуда умение читать на иврите, о чем пишет Лука.
Если есть игры и проказы, то вполне можно предположить, например, древний футбольный мяч, попадающий в древнее окно средней школы города Назарета. Или пропущенный урок по арамейскому. Или манкирование домашним заданием. Или простой мальчишеский конфликт на физкультуре. Или отказ есть кашу. Все, что угодно. Иисус — сын человеческий. Богословы прямо говорят, что Иисус получил обычное воспитание и образование. Если так, то фантазия художника о возможном наказании Иисуса матерью вполне допустима.
Вообще, первые более или менее детальные отдельные упоминания о жизни ребенка Иисуса были связаны уже с отрочеством. Первое упоминание в 12 лет. Второе в тринадцать. До этого возраста никаких сколько-нибудь внятных сюжетов о жизни Иисуса. Первоисточники в форме Евангелий молчат. А вот Макс Эрнст предположил возможность в семье Иосифа и Марии простых человеческих эмоций и действий. Предположил смело. За что и был отлучен.
Но это было не последнее отлучение. Следующее «отлучение» Макса Эрнста произвели нацисты. Ряд произведений Макса Эрнста был отнесен к «дегенеративному искусству». В 1926 году все более или менее обошлось. Но после 1933 года авторитарная политика национал-социалистов постепенно расширяла свое влияние. И уже во второй половине 1930-х добралась до искусства. Сначала прошли конфискации. Что-то у коллекционеров и галерей отбирали, что-то заставляли продавать по бросовым ценам. А уже в 1937 году была организована гастролирующая выставка «дегенеративного искусства». Светская власть в своей репрессивности кратно превзошла консервативную церковь. Фантазия, игра разума, креативность художника, новое в искусстве оказались не просто не нужными национал-социализму, но вредными.
Германия для Макса Эрнста закрыта. Во Франции он представитель агрессора. В итоге эмиграция в США. Закончилось все благополучно. И в Штатах, и по возвращении в Европу. Макс Эрнст прожил долгую жизнь. Умер в Париже в 1976 году, когда быть творцом «дегенеративного искусства» означало однозначное признание.
Что объединяет два «отлучения» Макса Эрнста: религиозное и светское? На первый взгляд единого знаменателя нет. Первое отлучение за нарушение религиозных канонов. Второе — за выход за рамки политической нормы, установленной светской властью. Первое за содержание. Второе — больше за форму. Первое было больше моральным. Второе было связано с реальными репрессиями. И все же общее есть.
В обоих случаях наказывающие, отлучающие решили, что лучше Бога и людей знают, что Богу и людям угодно, а что нет. Они поставили себя на один уровень с Богом. Они решили, что могут судить от имени общества.
Это были два последовательных «отлучения»: от церкви и от страны. Но самое страшное начинается тогда, когда церковные и светские власти объединяются в стремлении судить. Когда мирской суд привлекается к решению проблем веры. В этом случае божественное, сакральное опускается до уровня вкусов провинциального суда.
При этом следует понимать, что когда власти церковные и/или светские начинают судить искусство, совершая акт принуждения по отношению к художнику, то они впадают в грех гордыни. И тогда Бог вправе спросить с них за это. Тогда вправе спросить с этих властей и само искусство, ибо оно в любом своем виде есть проявление сакрального, есть то, что связывает душу, творчество, божественное с мирским, с миром людей.
В этом отношении Макс Эрнст был много ближе к божественному, к миру души, чем отлучающие его от церкви и изгоняющие из страны. Он жил, он спорил, он думал, он творил, он заставлял думать, он вдохновлял, и в гораздо меньшей степени он стремился судить. И уж абсолютно точно он не стремился выносить приговоры.
Мне кажется, что если бы Макс Эрнст жил в современной России, то он вполне мог бы написать картину, где уже сам Иисус наказывает служителей культа и судей. Вплоть до главного судьи и самого первосвященника. И, конечно, наказывает оскорбленных искусством.
Наказание наказывающих и наказание оскорбленных, ибо их обуяла гордыня.