Рѣчь на гражданской панихидѣ по Э.П. Фандорину
Борис Акунин. Не прощаюсь
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2018
Борис Акунин. Не прощаюсь. — М.: «Захаров»,
2018
Друзья! Сегодня мы провожаем в последний путь величайшего сыщика России и ее окрестностей, кавалера семи орденов, почетного ниндзя, заслуженного драматурга и любимца всех офис-менеджеров от Питера до Находки — Эраста Петровича Фандорина. Не мы одни скорбим. Вместе с нами скорбят все, кому хоть раз довелось повстречать его на жизненном пути. Бакинские ашуги урезали марш Шопена, нестинарки пляшут в честь покойного на углях, а синоби, забросив катаны и сюрикэны, устроили коллективное цуйфуку.
Незабвенный наш Эраст Петро… да что там? — просто Эраст! Не забыл ли, как все начиналось? Помнишь ли, как на излете 1990-х Россия, до полусмерти утомленная Бешеными, Мечеными и остальной мелкоуголовной шелупонью, пожелала быть столбовою дворянкой? Чтоб крахмальная манишка и шампанская отрыжка, чтоб черная икра и ромалэ до утра, и хруст французской булки, и «ять», который все хронически путают с «еромъ». Лет за десять до того Никита Михалков сыграл пародию на благородие. Правда, карательный рязановский подтекст как-то проскользнул мимо, зато остальное намертво застряло в подкорке, чтобы воплотиться в тебе, статском советнике с фантомасьей фамилией.
Ты, Эраст, ты! — и никто другой стал на рубеже веков символом утраченной Имперiи. Начисто уделав конкурента Путилина, ты два десятилетия владел умами и сердцами просвещенной публики, в одиночку утоляя лютую ностальгию по пряничной Россiи-которую-мы-потеряли, юнкерам-киверам, будуарам-пеньюарам и прочим конфеткам-бараночкам. Но не только тем был любезен народу. Дедукцией ты превосходил Шерлока Холмса, обаянием — Ника Картера, владел всеми языками, кроме эсперанто, всеми видами единоборств, кроме самбо, рвал голыми руками сталь любой толщины и всегда знал прикуп. Прекрасный пол, от горничных до княгинь, рядом с тобою впадал в сладостную оторопь и норовил поскорее задрать подолы.
Правда, делить лавры тебе пришлось с автором. Тот, не обладая твоими блистательными достоинствами, всякий раз затевал немудреную литературную викторину. Ротмистр Зуров, бретер и бамбошер, — чей родственник будет? Правильно, ротмистра Зурина. А Глеб Георгиевич Пожарский — чей он тезка, а? Верно, Глеба Георгиевича Жеглова. Офис-менеджеры — народ неприхотливый, им для самоуважения большего не надо…
Стезю твою устилали отнюдь не розы. Автор держал тебя в черном теле, травил бомбистами и башибузуками, отдавал на поругание продажным политикам и неверным женам. Во всех житейских бурях ты не терял выдержки и присутствия духа. В 1876-м ты служил под началом следственного пристава, нимало не смущаясь тем, что должность эту упразднили десятью годами ранее. В те же лета ты, скромный письмоводитель, не моргнув глазом, выкладывал за убогую каморку треть своего жалования, 12 рублей, — и это при месячной-то цене в четвертак за квадратный аршин. Ты не слетел с катушек, увидев в 1876 году студента в мундире 1885-го. Ты не лишился рассудка, приметив вывеску Русско-Азиатского банка, открытого тридцатью четырьмя годами позже. Ты остался в здравом уме, услышав корявую пародию на Ефрема Сирина: «Господи, Владыко живота моего, очисти мя грешного». Ты не рехнулся при виде питерского электрического трамвая, пущенного со стахановским двухлетним опережением графика. И с завидным мужеством пережил авторскую галиматью о Романовых, скомпрометированных злодейским отцеубийством (??).
Ну да какой спрос с детской литературы? В «Олма-пресс» тебя, не мудрствуя лукаво, определили по оному департаменту, а издательство «Мир Хобби» выпустило настольную игру «Коронация» по одноименному роману с твоим участием. Ты стойко перенес и эти унижения.
А больше всего ты претерпел от злонамеренных рецензентов. На твоих костях плясал весь литературно-критический цех по алфавиту — от Арбитмана до Чудиновой. Однако ты оставался тверд и не щадил живота своего ради Вѣры, Царя и Отечества. Ты все шире простиралъ над Россiею орлиныя крыла, храня ея отъ врагов унешних — францюзов, ивропейцев и атальянцев, а равно и унутренних — стюдентов, конокрадов, жидов, поляков и маньяков. Хотя пуще всех ты служил своему создателю: 16 книг общим тиражом, если не ошибаюсь, 6 066 000 экземпляров. Другие прожекты чахли на корню, — сводная сестра твоя Пелагия с грехом пополам выдержала три романа и почила в бозе. Так что тебе приходилось трудиться с удвоенной, а то и утроенной силою.
За 20 лет реального времени на страницах романов и пьес ты прожил 42 года. Солидный срок, Эраст, — даже для тебя, постигшего все тайны управления энергией Ки. Ты поистрепался, ослаб здоровьем и захворал стойким кризисом жанра. Ты все больше напоминал коллег — коммандера Бонда, капитана Кольцова и штандартенфюрера Штирлица. Возле тебя вечно терлись приблудные камео: то Арсен Люпен, то штабс-капитан Рыбников, которого автор произвел в твои внебрачные сыновья. Ты все чаще ходил чужими торными тропами — по следам Шерлока Холмса и принца Флоризеля. Впрочем, твоего создателя не в пример больше донимал крутой парадокс: как держава, имея такого терминатора-спайдермена, вляпалась в Первую мировую, и хуже того, в красную смуту?
Выход был найден: предательский выстрел поверг тебя в глубокую кому аккурат летом 1914-го. Семь сараевских пуль остались без отмщения, кузен Вилли повздорил с кузеном Ники, и три империи развалились, будто карточные домики. Ты не смог противостоять этой напасти. И вообще ничего не мог. Верный Маса подкармливал тебя собственной кровью — стесняюсь спросить, как именно… неужто клизму ставил? Цель оправдала средства: четыре года спустя ты воспрял. Мышечная атрофия отчего-то не помешала тебе практиковать дайбэн и дзадзэн, но энергия Ки была утрачена — казалось, навсегда. Она вернулась к тебе после легкого сабельного укола в живот. Ты стал прежним.
И создатель твой остался верен себе. Он снабдил тебя небывалыми 10-рублевыми керенками и заставил выучить неслыханные в 1918-м неологизмы «квасить», «эротический массаж», «лидер» и… э-э… в общем, рифмуется с лидером. А еще досрочно выпустил журнал «Бузотер», применил метрическую систему мер и заменил уезды районами.
Вскоре загромыхала Гражданская война от темна до темна. Много было в поле тропинок, и ты прошел по каждой — от красных к зеленым и золотопогонным, надеясь уехать в благословенную Европу. По пути ты много рассуждал об Инь и Ян, чисто для приличия сломал две-три челюсти, отдохнул в скиту под именем отца Сергия — и, по примеру последнего, завел себе молодую пассию, проказник. Но решительно не знал главного: чем заняться. Дело о краже фунта… ах да, 400 граммов швейных иголок у мешочницы — кошма-ар, Фандорино горе. Автор, не в силах терпеть эту мышиную возню, выдал тебе беспересадочный билет в штаб Духонина.
Любезный наш Эраст! Велики твои заслуги перед Отчизной, но перед российской словесностью — и того больше. Ты преподал сочинителям урок — да что там, целый курс обращения с историческим материалом. Без тебя не видали бы мы ни медных денег при Иване Грозном, ни картофельных рогулек при Алексее Михайловиче. Ты стал провозвестником новой эпохи в нашей литературе, — а это переоценить невозможно.
Что скажу напоследок, найду ли верные слова? Друзья мои! Знаете, каким он парнем был? Нет, не был, и смерть он победил!
Кто же в здравом уме и твердой памяти похоронит своего единственного кормильца? Да и кончина твоя размыта до полной акварельности. Потому над твоим гробом, Эраст, я предрекаю тебе скорое воскресение. Разумеется, Вторую мировую ты не предотвратишь — помешает вялотекущая внематочная беременность, осложненная обострением геморрагической дебильности. Но верю: ты доставишь в Нюрнберг плененного тобою Геринга или, на худой конец, Штрайхера. Ты разоблачишь Берию, будешь консультировать майора Пронина, а в конце концов…
В конце концов, ты на взмыленной «Ладе-Калине» ворвешься на стартовую площадку Байконура и, вопреки проискам ЦРУ, отправишь Гагарина на орбиту, чиркнув спичкой у дюз «Востока». И вослед легендарному «Поехали!» прогремит «Банзай!» верного Масы.
Къ лѣшему вѣчную память! Многая лѣта Эрасту Петровичу Фандорину! Человѣкъ, всѣмъ шампанскаго!