Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2018
Арсений Ли (1977) —
родился в Ленинграде. Поэт, дизайнер, один из основателей российского
поэтического товарищества «Сибирский тракт». Стихи публиковались в журналах
«Урал», «Волга», постоянный автор журнала «Арион».
Конструктор
Ал. Ал.
В конструировании стихотворения
есть что-то принципиально неверное.
Если, конечно, рассматривать
каждое новое стихотворение как попытку
переоткрытия мира,
а не его освоение.
Зрелость
Пусть ничего не случится,
Только молчание и…
Огненная колесница,
В стёклах закатных сверкни
тихо. Моё наважденье, —
поздняя эта заря, —
остановивши мгновенье,
не остановит меня.
Отчаяние
Самый душный день в апреле…
Завалили вход, спеленали, положили,
хвойным мылом раны мыли…
Как он оживёт?
Как он сможет вдоль дороги, жесткую траву
чуть примяв, поднять на ноги женщину одну
и вторую? Ободрения как он скажет им?
Как им слёзы умиленья высушит двоим?
Тело снулое не гнётся,
страшно одному…
Нет, он точно не очнётся,
ночь то тянется, то рвётся,
петел лупает и мнётся,
пялится во тьму.
Улица Пушкина
…Не то чтобы кафешантан,
и близко нет, —
я продолжаю двигаться на свет,
по вашей в листьях, влажной
улице пустой…
Над темнотой
так жалко пламенеет этот пир.
Звенит и бренькает расстроенный клавир.
Маячат рифмы бедно или вовсе нет,
иду на свет.
Беззубый петел, прохрипи,
умчитесь в ночь,
чудовища, чудовищева дочь —
литература, мерзостный парнас…
Чур вас.
***
Странно сказать — не увидимся более никогда…
Что-то должно, наверное, холодеть внутри,
и оно холодеет, но гордая голова
высоко задрана — уходя, дескать, уходи.
Что же беспомощнее можно вообразить себе —
руку протягиваешь, а ловится пустота —
бега на месте в липком холодном сне…
Что же беспомощнее — немота.
Бюстик
Пучеглазый бронзовый болванчик
пялится в распахнутую тьму
сада. Не смолкает канонада
насекомых тварей: «рада-рада».
Это ад или преддверье ада —
бронза немигающего взгляда?
— Что с тобою, непутёвый мальчик?
— Ты умрёшь?
— Умру, умру, умру.
Хромая лошадь
Девочки мускусом пахнут и по́том, мальчики по́том
и изумительной дрянью, чтоб производить впечатленье…
Юная, жадная, влажная, злая пехота
в Тартар спускается ради иных приключений,
нежели можно подумать, и Терпсихору заметить,
здесь ожидаешь напрасно. Разве Эрато… не знаю…
Впрочем, Танатос, скорее, хромает на лошади бледной
и напевает…
Военно-космические стансы
Castrum
Странно даже представить, что скоро здесь все умрет —
КПП ослепнет, ВЧ замолчит вот-вот,
а полмира учившие петь о любви соловьи
возвратятся в пределы свои
неопознанным чудищем — обло, стозевно и…
Кислый мякиш предательства, чёрствые корки вины…
Штукатурка небес осыпается, ружья истёр кирпич.
Только глад, только хлад
и ничего опричь.
***
Облака перламутровы над городами, прикрытыми ПВО.
Небеса прозрачны пронзительно над базами ВКС.
Спутник-шпион в восторге таращится, не замечая ничего:
Перистые, кучевые, поле, озеро, лес.
***
Небесные трассы, небесные моряки.
Командир к козырьку фуражки прикладывает козырёк ладони.
Солнце под облака, бакены в пене закатной легки,
дню не уйти, завтра его нагоним.
В меру спокойный трансокеанский рейс.
Брызги фокстрота, шампанское, первый класс.
Все остальные, должно быть, уже почивают здесь.
Всех остальных не касается наш рассказ.
Что за беда — и в третьем, и во втором,
скучные-скучные — кто их сочтёт вообще?
Жалко латунь, электричество под стеклом,
дерево, шёлк, фокстрот, красавицу с пудельком,
искры хрустальные, созвездия в декольте…
Граф Цеппелин на мостике золотом.