Илья Бояшов. Портулан. — «Октябрь», 2017, № 12
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2018
Если герой, ведомый одержимостью, требует от мира все больше и больше, жди трагической развязки. Литературный симптом, знакомый с детства, — достаточно вспомнить пушкинскую старуху, вернувшуюся к разбитому корыту. Общие сюжетные контуры произведений на эту тему, как и очертания береговых линий на географических картах, за многие годы почти не изменились, начинка же везде своя.
«Портулан есть морская карта, на которой показаны лишь берега, — внутренняя территория суши на нем не представлена». Без словарного определения понятия, ставшего названием повести Ильи Бояшова, никак не обойтись. Не обойтись и без философского определения, подсказанного персонажу капитаном старого пароходика где-то во глубине Сибири: «любой из нас по сути своей является портуланом:
— Мы видим лицо человека, его фигуру, так называемые “линии берегов”; при желании можем провести рукой по этим линиям, прощупать их, обследовать их визуально, но то, что внутри, — загадка, терра инкогнита, неисследованная земля, сплошное белое пятно, не правда ли?»
Об одиозном «портулане», жившем «своей обособленной, исключительно странной жизнью», и рассказывает герой-повествователь. Персонажи сидели за одной партой в школе провинциального города Вейска, спустя шесть лет после выпуска случайно столкнулись в Москве, чтобы снова надолго разойтись и снова встретиться на сей раз в элитной Барвихе. Новое корыто, новая изба, столбовая дворянка… Имен у героев повести нет: рассказчик — просто «я», его одноклассник — Слушатель, он же — Большое Ухо. О музыкальном происхождении обоих прозвищ, чередующихся при упоминаниях персонажа, автор поведает в самом начале «Портулана».
Музыка — главная страсть Слушателя — правит бал в повести. Композиторы и их сочинения — чуть ли не на каждой странице: Гайдн, Мусоргский, Телеман, Скарлатти, Варез… Конкретные предпочтения отсутствуют — Большому Уху интересно все, его постоянно растущая коллекция пластинок — «винегрет из классики и советской эстрады». Широта культурных горизонтов максимальна.
Музыкальная тема доминирует не в первом произведении Бояшова. Откуда ноги растут, мы поняли из «Книги “Джунглей”», в которой прозаик напомнил нам о некогда весьма успешной рок-группе из северной столицы. В восьмидесятых какое-то время Бояшов был ее участником. Другая повесть писателя — «Джаз» — самим названием отсылает читателя к музыке. В «Портулане» музыка по воле автора звучит не только на пластинках Слушателя — так у московской встречи героев обозначено точное время и место — 4 октября 1993 года, Москва, набережная у Белого дома. «Представление не обходилось без музыки: в басистое “бом-м! бом-м! бом-м!” вплеталось тонкое “фьють” (пули, натыкаясь на стены, отмечались фонтанчиками из штукатурки и кирпичной крошки). Подобная симфония привлекала со всех сторон новых зрителей, которые все ближе жались к завораживающим звукам, словно бандерлоги к питону Каа». День расстрела Белого дома и события вокруг него все чаще находят отражение в прозе — обратимся хотя бы к недавнему рассказу Юрия Буйды «Сторублевый поворот» или роману Сергея Шаргунова «1993». У писателей предыдущих поколений самой знаковой датой, наверное, считалось 5 марта 1953 года — многим было важно отразить в художественной форме, что они и их родители делали в день смерти Сталина и как восприняли неожиданную новость. Прозаики, родившиеся позже, ищут свои исторические вехи, позволяющие поделиться личными воспоминаниями и впечатлениями. Рельефные образы пьяного гармониста, ревущего под яростный аккомпанемент патриотические песни, и валяющейся на асфальте девушки с неприлично задранной юбкой и дырой во лбу кажутся не придуманными, а списанными с натуры — подсмотренными автором 4 октября 1993-го у стен Белого дома. Но если они придуманы — браво! Вообще, в повести хватает живых детализированных описаний и эпизодических персонажей, и натюрмортов, и пейзажей. Читатель, благодаря такому вдумчивому подходу Бояшова, легко представит и трущобы Вейска — «заповедника казарм и рюмочных», и скрипку учительницы музыки центральных персонажей, и советское сокровище героя-рассказчика — радиолу «Дайна».
Однако ни герой-рассказчик, ни автор так и не смогут раскрасить портулан — понять сущность Слушателя, разгадать истинные причины его одержимости музыкой, не попытаются направить безумную реку в другое — спокойное русло. Каждая встреча героя-повествователя с Большим Ухом, в том числе и последняя — несостоявшаяся, заканчивается тихим бегством. Оказываясь в компании Слушателя, рассказчик хочет поскорее улизнуть и больше никогда не видеть безумца. Судьба же в лице автора, напротив, постоянно сводит героев. Странный конфликт: как и старик, раз за разом гонимый старухой к золотой рыбке и безропотно выполняющий все прихоти сварливой супруги, персонаж-повествователь в «Портулане», вопреки собственным желаниям, снова и снова встречается с Большим Ухом и зазря убивает время рядом с чудаком. Почему же не получается избежать новых встреч?
Пытливый читатель может попробовать нарисовать графики жизней персонажей повести и, наложив их друг на друга, увидеть точки пересечения. Линии на двух графиках будут принципиально разными. У Слушателя — прямая. Направленная вверх или вниз — тут уж с какой стороны посмотреть. Цель Большого Уха — собрать воедино и включить разом всю музыку мира. И он к этой затее упорно идет — движется вверх. Хотя затея дикая, что прекрасно понимает герой-повествователь, через фильтр восприятия которого образ Слушателя преподносится. Следовательно, с его точки зрения, прямая линия направлена вниз. Линия жизни героя-рассказчика — ломаная, состоящая из резких штрихов — взлетов и падений. Провинциальный городок — переезд-побег в Москву — скромная работа монтировщиком сцены в театре — переход в политические имиджмейкеры и внезапное богатство — стремительный развал всего бизнеса — трудоустройство в «Газпром»… Словом, то разбитое корыто, то хоромы столбовой дворянки. Графики судеб двух персонажей пересекаются в таких вот пиковых точках. И не знаешь, какой из двух графиков важнее, — оба героя равнозначны. Близкие им персонажи на таком фоне смотрятся бледными тенями. Некрасивая жена Большого Уха, его отец-алкоголик, капитан-философ или театральный режиссер — двухмерные фигуры-функции, то тонущие, то всплывающие в реке времени.
Ось времени в повести также можно назвать ломаной: прозаик, точно поезд в метро, начинает медленное движение с конечной станции, рассказывая подробности вейского житья-бытья, затем ускоряется в темном тоннеле, проскакивая несколько лет, после чего плавно притормаживает, чтобы замереть на следующей станции и ввести новые данные. Потом — опять ускорение, тоннель и очередная остановка. И — далее по схеме. На Портулановской линии Бояшовского метрополитена — пять станций. Конечно, все по-своему хороши: мрамор, витражи, хай-тек… Но все же хотелось бы большего разнообразия, чтобы и количество линий увеличилось, и кольцевую построили. Ведь когда метро развивается во всех направлениях — это очень здорово, не так ли?