Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2018
Михаил Першин — автор детских рассказов и взрослых
романов, сатирических стихов и обучающих книжек. Математик по образованию и
кандидат технических наук. Работает редактором детских журналов. Публиковался в
разных изданиях, в том числе в альманахе для семейного чтения «Детская».
Лауреат премии журнала «Урал» (2015). Живёт в Москве.
Пришельцы и
справедливость
На прошлой неделе Витька Морошкин встретил пришельцев. Как-как встретил? Ну, как все встречаются — шел, шел и встретил. Вы что, никогда никого не встречали? Кого-то, говорите, встречали, но не пришельцев же? Почему, спрашиваете, вам они никогда не встречались, а ему взяли и встретились? Ну, так это надо у вас спросить: в каких таких местах вы ходите, если вам они не попадаются?
Короче, не об этом речь.
Ну, познакомились: «Привет, Витька Морошкин!» — «Привет, пришельцы!»
Какие они? Да самые обычные, какие еще пришельцы бывают: маленькие, зеленоватые, на ладонях по семь пальцев, на голове антенки. Или это у них уши такие? В общем, ничего особенного, инопланетяне как инопланетяне.
Витька говорит:
— Чего это вы к нам прилетели?
А они отвечают:
— По долгу службы. Мы — патруль справедливости. Летаем по Вселенной и смотрим: где какую несправедливость обнаружим, принимаем меры.
— Какие меры?
— Ну, если несправедливость небольшая, своими силами устраняем. А если самим справиться не удается, спецкоманду вызываем.
— А у нас какая?
— Пока не разобрались. На тебя надеемся. Ты, как-никак, здешний, в местной ситуации должен разбираться.
— Ну, это можно. Я вам на раз все объясню.
— Очень хорошо, — говорят. — Есть у вас тут несправедливость какая-нибудь?
— Да сколько угодно! Вот сейчас…
Задумался: что бы им такое назвать, чтобы раз! — и всем счастье было?
А, вот! Вчера Серега Воронов окно в школе разбил, так весь класс оставили после уроков и целый час мозги компостировали, как надо себя вести.
Рассказал он им эту историю — чувствует, они не въезжают.
— Что, — говорит, — вам непонятно, пришельцы?
— Да то и непонятно, Витька Морошкин, чем вы недовольны? На вас учителя время свое потратили, что-то полезное рассказали, уму-разуму поучили, как это у вас, землян, называется. Радоваться надо.
— Да не в том ведь дело! А в том, что окно один Серега разбил, а после уроков оставили всех.
— А! — говорят пришельцы. — Теперь ясно.
Достали свой приборчик, вроде планшета такой, стали в него тыкать и что-то на своем пришельском языке лопотать. Витька заглянул — а там на экранчике их школа, все кабинеты, и особенно четко — его класс. Техника!
Потом они спрашивают:
— А если не окно разбито, а, например, стеклянная дверь в шкафу? Тоже оставят после уроков?
— Еще как оставят!
— А если лампа?
— Да в классе что ни разбей, все плохо.
— Понятно, — говорят пришельцы. — Ты, Витька Морошкин, очень хорошо объясняешь. Мы весьма рады, что такого квалифицированного эксперта повстречали.
Потом какую-то кнопку нажали и в классе оказались. И все Витькины одноклассники тоже тут. Даже Надя Сиротинкина, которая ногу сломала и в школу не ходит, — тут как тут, в гипсе и на костылях.
Пришельцы говорят:
— Одноклассники Витьки Морошкина, мы сейчас будем справедливость восстанавливать. Мы вас перенесли на сутки назад, когда несправедливость еще не осуществилась. Постройтесь, пожалуйста, один за одним.
— По росту?
— Да все равно. Хоть по весу.
Ну, кое-как все колонной встали, и пришельцы начали по одному вызывать.
Первым шести окна достались: там было три окна, по две створки в каждом. И пришельцы следили, чтоб никто лишнего не разбил — каждому ровно по одному стеклу. Потом за дверцы шкафов взялись. Потом — за портреты ученых, которые в рамках со стеклом были. Тут как раз Надькина очередь подошла. Она костылем шарах-шарах, а до портрета не достает. Тогда пришельцы ее с помощью гипноза или чего-то такого подняли, она гипсом как по Ньютону заедет — только стекляшки вниз посыпались. Закон всемирного тяготения, кстати говоря, подтвердив.
Ну а кто ближе к концу оказался — тем горшки с цветами достались, тоже весело. Только Воронову бить не дали — ты и так уже свое разбил.
Когда Леша Криволыс с последним горшком разобрался, все смотрят: а в шкафу еще колба стоит. Такая вся из себя стеклянная, прямо просится, чтобы ее грохнуть.
Все стали кричать:
— Можно я? Можно я?
Пришельцы сразу свои хвостики стали в калачик сворачивать и разворачивать. Я не сказал, что у них хвостики были? Да, были, были. А сворачивание-разворачивание хвостов у них — как у нас головой покачать. «Ай-ай-ай» типа. Потом они хвосты совсем развернули и говорят:
— Да, плохо на вашей планете дело со справедливостью поставлено. Как же это может быть, чтобы все по одному предмету разбили, а кто-то — два? Но, с другой стороны, и не разбить эту колбу — несправедливо по отношению к ней. Поэтому…
Тут из их глаз молнии вылетели, и от колбы — бабах! — во все стороны осколки полетели.
Кто успел увернуться — успел. А кто не успел — у тех или щеку, или руку, или еще что-то поцарапало.
Опять несправедливость! Но пришельцы с ней легко справились: еще несколько взглядов — и кусочки стекла по всем прошлись и на каждом ровно по одной царапине оставили. Все было начали «ай» да «ой», особенно девчонки, но тут началось такое, что не до царапин стало: дверь распахнулась и в класс ворвались директор и две учительницы. Они уже давно по всей школе бегали — выясняли, откуда это грохот раздается.
— Ну, мы тут справедливость восстановили, дальше директор сам справится, — говорят пришельцы. — А нам пора.
И хоп! — снова стоят вместе с Витькой Морошкиным, где с самого начала стояли, и уже опять следующий день.
Он как закричит:
— Что вы наделали! Ведь нас потом до вечера в школе держали, всех родителей вызвали! Нас по-всякому крыли, двойки по поведению влепили, а с них деньги на ремонт взяли.
— Чем же ты недоволен, Витька Морошкин? — удивляются пришельцы. — Что вам еще ставить? Не пятерки же. Обидно, когда ни за что наказывают. А так — другое дело: по заслугам и всем поровну. И деньги не просто так взяли, а на полезное дело.
Стал Витька Морошкин им объяснять, что уж лучше быть наказанным не за дело, но не сильно, чем за дело, но сильно. Но пришельцы опять начали хвосты сворачивать-разворачивать:
— Совсем плохо здесь дело обстоит. Надо над этой планетой шефство взять, настоящее понятие о справедливости внедрить. Посмотрим, что у них в домах творится.
Раз! — и оказались они все прямо в квартире Морошкиных. И сразу из комнаты раздался голос Витькиной бабушки:
— Это ты, Витенька?
— Я.
— Ой, Витенька, у меня приступ подагры. Лежу и встать не могу. Ты уж сам обед разогрей, ладно?
— Ладно, — Витька Морошкин отвечает и хочет на кухню пройти.
Но не тут-то было! Стоит он посреди коридора и шагу ступить не может. А в спине такая боль, будто ее железной цепью обмотали да еще затянули так, что и вздохнуть нельзя. Витька Морошкин сразу понял, чьи это проделки:
— Вы что это, пришельцы, мне тоже подагру устроили?
А пришельцы за головы схватились, антенками затрясли и захрюкали. Это они так радость выражают.
— Конечно, — говорят, — Витька Морошкин. Видишь, ты уже начал понимать, что такое справедливость. Представляем, как ты рад, что она восторжествовала! У бабушки приступ и у тебя тоже.
А бабушка из комнаты спрашивает:
— Ну как, нашел суп на плите? А котлеты с пюре возьми в холодильнике.
— Эх, бабуль! — Витька отвечает. — Какой там суп! Какие котлеты! Мне бы до стула добраться…
Тут бабушка начала сердиться: она решила, что он над ней издевается. Но пришельцы ушами-антенками пошевелили, и она сразу ему поверила.
— Да, — говорит, — это в наше время молодые здоровые были, а теперь такая экология, что и к вам любая болячка может прицепиться. Ну, ничего. Сейчас дедушка придет, он нас обоих обедом накормит.
Витька еле-еле до кресла добрался, сел, перевел дыхание и спрашивает:
— Дедушка же в командировке.
— Нет, он вернулся. Как раз перед твоим приходом позвонил, уже с вокзала. Он с минуты на минуту здесь будет.
Услышали это пришельцы, переглянулись, что-то друг другу побулькали, и в этот самый момент дверной звонок зазвонил. Витька хотел встать и пойти открывать, но они его пожалели:
— Ничего, — говорят, — это мы и сами можем.
Замок щелкнул, дверь открылась…
Только в квартиру не дедушка вошел, а приковыляла Надька Сиротинкина, прямо как есть, в гипсе и с костылями. И с какой-то обезьянкой на плече. Витька немного обалдел, а потом говорит:
— Привет, Надька! Чего это ты?
— Ничего себе прием! Я же твоя жена. Где ж мне быть, как не со своим мужем?
Витька глядь на пришельцев, а они опять за головы держатся, антенками трясут и еще сильней хрюкают:
— Видишь, как справедливо: у бабушки муж есть, у дедушки — жена. Ну и у тебя тоже.
— Да на что мне жена! Я еще… Это… Несо-вер-шеннолетний!
— Что ж мы, не понимаем, что ли? — обиделись пришельцы. — Поэтому и жена у тебя несовершеннолетняя.
— А что это ты за мартышку притащила? — спрашивает Витька Надьку.
— А это наш внучок. Мы его воспитывать будем.
Витька как заорет:
— Внучок?! Обезьяна?! Да вы, пришельцы, в своем уме?
— А как же! — пришельцы отвечают. — Мы ведь знаем, что люди от обезьян происходят. Сейчас это обезьянка, а подрастет — в человека превратится.
Хотел Витька им ответить, но в дверь снова позвонили. И снова пришельцы сами открыли.
Новая новость! Входят в квартиру два санитара и на носилках дедушку несут. А у дедушки нога в гипсе. Ну не справедливо ли? У Витьки жена со сломанной ногой, а у бабушки — муж.
— Ах вы гады! — Витька на пришельцев заорал. — Вы и до дедушки моего любимого добрались!
А те только удивление свое выражают и даже обиду: мы, мол, старались, а тут вместо благодарности — такие слова.
Санитары ушли, дверь за собой захлопнули. А тем временем обезьянка по всей квартире носилась, все хватала и ломала. По правде сказать, она одна не хуже с этим справлялась, чем весь класс Витьки Морошкина.
Понял Витька, что так просто из этой истории не выкрутишься. И говорит пришельцам:
— А ведь у вас тоже несправедливость вышла.
Тут они свой зеленый цвет стали менять — сперва синими стали, потом красными, потом — фиолетовыми, а потом разноцветными: головы одного цвета, руки — другого, ноги — третьего. А живот вообще стал невидимым, как будто части тела отдельно в воздухе болтаются. Это так у пришельцев удивление выражается.
— Как так?! — говорят. — У нас не может быть никакой несправедливости!
— А вот и может. Смотрите: у моих дедушки с бабушкой такой послушный внук, что они ни попросят, я сразу делаю. Конечно, если состояние здоровья позволяет. А у нас с Надькой — просто неслух какой-то. Вот сделайте, чтоб наш внучок тоже меня слушался и без моего разрешения ничего не делал.
И тут пришельцы исчезли.
Только Витька подумал, что от них избавился, как они постепенно стали в воздухе проявляться. Оказывается, у них невидимость — признак стыда.
— Ты прав, Витька Морошкин, — говорят. — Это обстоятельство мы не доглядели. Но мы свое упущение сейчас же исправим.
Щелк! — и обезьянка прибежала, прыг Витьке на колени и в глаза ему смотрит: мол, что велишь, дедуля?
И дедуля велел. Еще как велел! Он такое велел…
— Внучок! — он велел. — А поиграй с нашими гостями, как ты умеешь!
И на пришельцев пальцем показал.
По правде сказать, пришельцев было даже жалко. Что только обезьянка с ними не делала! И уши-антенки отрывала, и в глаза всеми двадцатью пальцами тыкала, и хвостом в носах щекотала. А у пришельцев даром что по три носа у каждого — одного обезьяньего хвоста на всех хватило. Не успели все оглянуться, как она их хвосты между собой связала. Пришельцы кинулись было в разные стороны, а убежать не могут — сами друг друга на месте держат. А тут обезьянка за их планшетик взялась. Сколько там кнопок было — она на все одновременно нажала. И что бы вы думали? — планшетику ничего, а из пришельцев дым повалил.
Они на своем инопланетном бу-бу-руть да ку-ку—мунь — от ужаса забыли переводить на земной. Правда, Витька уже как-то приноровился их понимать и разобрал, что это они умоляют оставить их в покое. Но он ответил на чистом земном языке. А что? Им нужно — так сообразят, что к чему.
— Я, — говорит, — могу своему любимому внучку приказать оставить вас в покое. Но только вы должны пообещать всё вернуть, как было до вашего приезда: и в классе, и здесь, и дедушкину ногу, а заодно Надькину — почините. Ну и, конечно, чтоб у нас с бабушкой приступ прошел. А главное — вы должны про нашу планету забыть, а мы со своими справедливостями уж как-нибудь сами разберемся.
— Да-да, — пришельцы головами кивают. — Обещаем! Торжественную клятву даем. На триста парсеков к вам не приблизимся.
Глядите-ка — и кивать по-нашему сразу научились.
Ну а что потом было? Да ничего, в общем-то. Только бабушка Надьке сказала:
— Как хорошо, Надюша, что ты к нам заглянула. А мне Витенька говорил, что у тебя вроде с ногой что-то.
— Все уже срослось, — Надька отвечает. — Вот я и пришла к Вите узнать, что проходили, когда я болела.
— Хорошо-хорошо, — бабушка говорит. — Я пойду чайку заварю, а вы пока позанимайтесь.
Ну ничего себе! Он ее вылечил, и он же еще должен с ней заниматься! Хоть пришельцев обратно зови — справедливость восстанавливать…
Пришельцы, время и
пространство
У Витьки Морошкина была одна проблема. То есть, вообще-то, проблем хватало, но одна — была постоянная и очень противная. Он не мог прийти в школу вовремя. Ну не мог, и всё тут.
Вот он встает, быстро-быстро чистит зубы (а даже если и не чистит, так еще быстрее должно быть, да?), быстро-быстро одевается, быстро-быстро завтракает… Кажется, всё отлично: до выхода из дома еще даже десять минут в запасе. Но вот этот-то запас и подводит. Что время зря терять? — можно заглянуть в телефон. Пару раз кликнул, пару сообщений прочел, ответил, глядь — почти полчаса прошло. Опять опоздал!
Ну или собрал всю волю в кулак, не стал телефон открывать и вышел на десять минут раньше. И что? По дороге увидел, как воробьи своего воробьенка летать учат. Минутку постоял, посмотрел — на пол-урока позже пришел.
Ну просто колдовство какое-то! Но Витька Морошкин в колдовство не верил и каждый день пытался не задерживаться. Только у него не получалось.
Точней сказать, не получалось до прошлой среды. А в прошлую среду получилось!
За семь минут до звонка Витька вошел в школу. Не вбежал, прошу заметить, как обычно, — а спокойно так вошел.
Вахтерша тетя Шура сказала:
— Никак это ты, Морошкин? Иль мне привиделось?
— Я, я, тетя Шура, — со спокойной уверенностью ответил Витька Морошкин и направился к своему классу, на математику. Дверь была открыта, как это бывает обычно до начала уроков. По правде сказать, Витьке всегда приходилось самому ее открывать, потому что… Ну, понятно почему.
Увидев его, математик Илья Серафимыч даже со стула поднялся.
— Что это? — говорит. — Как могло такое произойти, что у всех нас часы отстали? И даже школьные — тоже. Потому что я скорей поверю в то, что все часы испортились, чем в своевременный приход синьора Витторио Морошини.
Это у него такой юмор: то кого-то на английский лад назовет, то на французский, а то и на такой, что сразу не сообразишь, что он имеет в виду.
Но синьор Витторио виду не подал и на свое место сел.
Весь день Витька Морошкин чувствовал себя именинником. И на следующее утро, понятное дело, захотел свой подвиг повторить.
Только рука к телефону потянулась — вспомнил тетю Шуру и просто в карман его сунул. Увидел за два квартала до школы, что трубу прорвало и рабочие аварию устраняют, — вспомнил пришельцев и дальше пошел, не останавливаясь
Вы спросите, при чем тут пришельцы? А очень просто — справедливость: в четверг первый урок — литература, и нехорошо же лишать Нелю Васильевну того удовольствия, которое вчера Илья Серафимыч получил.
Короче, дошел Витька Морошкин до школы ровно за десять минут до звонка. Вздохнул радостно и… увидел пришельцев.
Ну везет на них Витьке Морошкину, и всё тут! Или не везет… Как посмотреть.
Правда, эти — совсем другие были. Никаких тебе ручек-ножек, хвостов-ушек. По правде сказать, у них вообще ничего не было. Хотя с другой стороны… Не было-то не было, но в любой момент и появиться могло. Потому что они были вроде как из желе и могли сколько угодно этих конечностей себе вылепить. Причем еще и разных: одна рука — вроде нашей, с пальцами, а другая — как щупальце с присосками. А то еще и третья вылезет — не то рука, не то хвост какой-то, длинный и гибкий.
Конечно, интересно с такими пообщаться, только на этот раз Витька Морошкин останавливаться не стал, а только слегка шаг замедлил, строго так на них глянул и говорит:
— Даже не пытайтесь со мной заговаривать, пришельцы! Я из-за вас опаздывать не собираюсь.
Они от огорчения сразу — шмяк! — и растеклись. Просто лужицы какие-то, и посреди них по три глаза плавает. У них глаза не из желе были. И могли в любом месте оказаться. Хочет такой пришелец наверх посмотреть — они на макушке вылупятся, а надо что-то на земле разглядеть — вниз стекут. Или один глаз — наверху, другой — внизу, а третий вокруг фигуры крутится, как бы по поясу. Хотя какие у них пояса? Так, серединка на половинку.
Но все это Витька Морошкин про них потом узнал. А пока они были лужи с глазами. Ему даже жалко их стало. Остановился и говорит:
— Ладно, минут пять у меня есть. Рассказывайте, зачем прилетели! Что вы нам тут улучшить хотите?
Они снова какую-никакую форму приняли и залопотали, как-то причмокивая:
— Мы ничего улучшать не собираемся. Мы вообще туристы, хотим ваши достопримечательности осмотреть.
— Жаль, — Витька Морошкин говорит, — у меня времени нет. А то бы я вам всё показал.
Тут пришельцы глазами заморгали, со всех сторон у них ручки выросли, и они ими махать стали — ну в точности как мы руками от удивления разводим. Только мы — в две стороны, а они — во все.
— Как это времени нет? — говорят. — Как его может не быть? Вот удивительная планета, без времени! Как же вы живете тут?
— Ну, не то чтобы его совсем нет, — Витька им объясняет. — Но его просто мало.
Они обрадовались, спиралями закрутились, потом раскрутились и зачмокали:
— А сколько тебе времени нужно? Мы легко поделимся. У нас этого времени — большие запасы. Хочешь месяц? А можно и год. Только для года емкость нужна побольше.
— Канистра, что ли?
— Что такое канистра?
— Ну, вроде этого вот.
И показывает на мусорный ящик.
Пришельцы удивились:
— Как же сюда время поместить?
— Ну, канистры и побольше бывают.
Наконец до них дошло:
— А! Ты имеешь в виду пространственные размеры емкости! Нет, для времени такие — как ты сказал? — ка-ни-стры не годятся.
Витька Морошкин увидел, что около двери школы уже столпились опаздывающие. Он — на часы: уф! — три минуты еще есть… Или — опять же, как посмотреть — не еще есть, а всего осталось.
А пришельцы часы увидели и радостно так залопотали:
— Вот же у тебя отличная емкость для времени! Ты, наверно, шутил с нами.
— Ну, шутил, шутил, ладно. Только все равно мне некогда. Сколько времени потерял! Извините, бегу.
— О, это мы понимаем! Время потерялось — и ты попал в «не когда», то есть вне времени. Но это не страшно. Хуже, если оказался «не где», то есть вне пространства.
Не хотел Витька разговор продолжать, но не удержался, спросил — любопытно же:
— А чего это с пространством хуже?
— Так ведь время — одно измерение, а пространство — целых три! Так сколько тебе времени надо? Мы отмерим. Если это в наших возможностях, конечно…
Друг с другом о чем-то полопотали и говорят:
— В пределах двух-трех веков мы легко можем поделиться.
Витька головой крутит: то в сторону школы — не раздастся ли звонок? — то на пришельцев. Ну и решился:
— Да мне столько не надо. Просто если бы мы могли часика на три отлучиться — этого бы на все достопримечательности во как хватило, — а потом обратно вернуться.
— В каком смысле обратно?
— Ну, то есть в эту самую минуту.
— А, это легко!
— Точно?
Пришельцы от обиды снова в лужи растеклись, но быстро собрались и говорят:
— Обижаешь, Витька Морошкин! У нас точность в пределах одной… Ну, тебе это ничего не скажет — одной фунтильонной.
— А фунтильонная — это сколько?
— Мы же говорили, что тебе это ничего не скажет. Короче, ты окажешься в точности в этом моменте и сам не заметишь разницы.
— Тютелька в тютельку в этом самом мгновении окажусь?
Теперь пришлось переспрашивать пришельцам: сколько это — тютелька?
Но Витька Морошкин не стал вдаваться в подробности.
— Это, — говорит, — по-вашему одна фунтильонная.
Следующие три часа они изучали достопримечательности. Витька всё показал пришельцам: и торгово-концертный комплекс «Дубрава», в котором три этажа вверх и еще один — вниз, и памятники художнику Репкину и летчику Дедушкину, которые родились в их городе, и стадион фабрики радиошарниров, на которой работают папа и мама Витьки, и, конечно, музей городских искусств и зоопарк имени Трёх медведей. В общем, ничего не пропустил, будет им о чем порассказать сопланетникам.
Пришельцы говорят:
— Спасибо тебе, Витька Морошкин! Ваша планета достойна стать одним из главных туристических объектов галактики. А ты — главным экскурсоводом по ней.
— Ну, насчет планеты не знаю, а мне лично надо в школу.
— Зачем тебе школа? Любая наша турфирма тебя на работу возьмет. Зарабатывать будешь… ну, фунтильоны не фунтильоны, но очень прилично.
— Нет, если б еще фунтильоны, я бы подумал. А так…
— Ну, как знаешь.
— А вы не забыли, что обещали меня в ту же минуту вернуть, когда наше путешествие началось?
— Мы ничего не забываем.
И они оказались… в каком-то лесу.
— Где это мы? — Витька Морошкин спрашивает.
— Сейчас уточним, — отвечают пришельцы и карту достают.
Изучили карту и, довольные такие, говорят:
— Всё правильно. На Зем… ле. Какое сложно название! И кто это вашу планету так назвал?
Витька глядит — а у них карта звёздного неба. Спасибо, что не на Юпитере! Как он разозлится:
— Я сам знаю, как наша планета называется! Я спрашиваю, куда вы меня на ней затащили?
А пришельцам хоть бы хны! Растеклись лужицами и глазки зрачками вниз повернули.
Витьке ничего не осталось, как достать свой телефон и посмотреть на навигаторе. Кстати, время в самом деле было за минуту до звонка.
Навигатор показал, что они находятся в центре Африки. Витька сразу вспотел. Причем не только от жары.
— Эй вы, нечего глазки отводить! Зачем вы меня сюда притащили?
Пришельцы снова оформились и ручками разводят:
— А это уж как получилось. Где оказались, там и оказались.
— Я же просил меня к школе вернуть!
— Нет, Витька Морошкин. Ты просил тебя вернуть в тот же момент времени? Просил. Мы в него тебя вернули? Вернули. А насчет точки пространства уговора не было.
— Да вы нарочно, что ли?
— Почему нарочно? Случайно. Тут ведь как? Чем точнее определяешь положение в одном измерении, тем больше может оказаться ошибка в других. Ты хотел тютелька в тютельку в этот самый миг перенестись, вот в пространстве немного и отклонился.
— Ничего себе немного! Уж лучше бы я в школу опоздал. Нужна мне такая тютелька! Все равно, пока отсюда добираться, уроки кончатся. В смысле, пройдет учеб…
Но слова «…ный год» заглушил страшный рев, и прямо над Витькой Морошкиным распахнулась жуткая, глубокая, как пещера, пасть с огромными желтыми клыками…
Страшный зверь с горящими глазами, которые, кажется, сами могли съесть кого угодно, нависал над ним, раскинув лапы с длинными, чуть загнутыми когтями… Про пасть я уже сказал… В общем, вот такое чудовище готово было обрушиться на Витьку Морошкина и уничтожить его.
Но не рушилось и не уничтожало…
— Пойдем дальше или так и будем стоять? — пробулькали пришельцы.
— По… Пойдем… — согласился Витька.
Вдруг до него по-настоящему дошло, какая опасность ему грозит, и он отскочил в сторону.
Видел бы этот прыжок учитель физкультуры Сергей Палыч — пятерка была бы обеспечена.
— А… как вы его подвесили? — спросил Витька Морошкин. — Еще немного, и от меня бы мокрое место осталось…
— Во-первых, мокрое место от тебя не могло остаться. Мокрое место — это мы, а ты — не мы. А во-вторых, то, что ты называешь мокрым местом, от тебя и осталось, когда этот… Как он у вас называется? Лео-пард… На тебя прыгнул. Ты даже не успел ничего заметить.
— А… Как же… Я… целый?
— Ну, это элементарная трансформация пространственно-временного континуума. Мы отмотали время на несколько секунд раньше и остановили его.
— Кого? Время? Или леопарда?
— Обоих. Сначала — время. А следовательно, и леопарда, который в этом времени двигался. Ну, пойдем. Задержка времени — очень энергозатратное дело, а наши Т-аккумуляторы не безразмерные.
— Только вы уж меня перенесите к школе, ладно?
— Прямо в то самое место, где мы встретились? Тютелька, как вы говорите, в тютельку?
— Да, хорошо бы.
И они оказались перед школой. В самом центре толпы каких-то карликов.
Одна тетенька, ростом не выше самого Витьки, спросила у такого же дяденьки, который час. Тот посмотрел на часы:
— Двенадцать.
Ага, скоро первоклашки выйдут. Все-таки промахнулись пришельцы. Правда, не очень сильно. Придется объяснять, почему прогулял. Но хоть на пятый урок успеет. Тем более что в четверг пятый — его любимое рисование. Как ни крути, все равно это лучше, чем выбираться из Африки. Да еще неизвестно, выберешься или нет: там ведь кто только не водится, и леопард, может, из них еще не самый страшный.
— Виктор Алексаныч, а сколько будет трижды четыре?
Витька обернулся. Какая-то тетенька, и тоже, как все здесь, недомерок. Он терпеть не мог чужих теток, которые задают такие вопросы. Да и дядек тоже. С другой стороны, жалко ее, коротышку: инвалид все-таки.
Увидев его удивление, тетка объяснила:
— Это для моего старшего, Вовы. В восьмом классе такая тяжелая программа. Один устный счет до ста чего стоит! Так не подскажете?
— Трижды четыре?
— Ну да, да, — тетка закивала седой головой.
— Вообще-то двенадцать, — растерянно ответил Витька Морошкин, подозревая какой-то подвох.
— Ох, ну спасибо! Я так и знала, что вы помните! Я всегда говорю: прадедушка Костика всё знает!
Прадедушка! Витька Морошкин начал догадываться… То-то она его по отчеству звала, а он думал, что это шутка такая. А тетка продолжала щебетать:
— Вот с Леночкой я легко уроки делаю. Что и говорить! Первый класс как-никак. Всего-то — позитивистское программирование, квантовая мнемографика… Небось не таблица умножения. Она у меня умница. Хотя, конечно, где ей до вашего Костика! Ну еще бы, с ним ведь вы занимаетесь…
Значит, никакие это не карлики: просто он стал одного с ними, обычного взрослого роста! И что это за время такое, когда первоклашки изучают науки, которые не выговоришь, а старшеклассники — простой счет освоить не могут?
Ладони Витьки Морошкина коснулась мягкая… будем считать, что рука… в общем, отросток пришельца.
— Ну всё, ты теперь доволен? Мы можем лететь обратно?
— Э, куда? Вы что, меня здесь оставить хотите?
— Так ты же сюда просил тебя перенести. Тютелька в тютельку твоя школа.
— А время?
— Ну, подумаешь, лет на двадцать—тридцать промахнулись. Мы же предупреждали: чем точней в одном, тем…
— Двадцать—тридцать? Да раз я прадед, так лет на шестьдесят промазали, не меньше!
— Подумаешь, большая разница: тридцать, шестьдесят! Нормальная парадинамическая погрешность. До сви…
— Э, э, куда?! А ну-ка отправьте меня назад!
— В Африку?
— Да нет же, назад во времени.
— Ох, Витька Морошкин, как ты невнятно выражаешься! Назад во времени называется раньше.
— Так отправляйте меня скорей в это самое раньше, пока Костик из школы не вышел.
— Знаешь, Витька Морошкин, тебе прямо не угодишь. То одно тебе не так, то другое. Перенесем, но уж это в последний раз.
— И в пространстве чтоб — перед шко… — хотел уточнить Витька Морошкин, но в этот момент какая-то здоровенная штуковина заткнула ему рот.
Вокруг сразу стемнело. То ли было раннее утро, когда школа еще не открылась, то ли поздний вечер, когда уроки давно кончились. Да еще эта затычка дурацкая во рту!
Витька Морошкин сжал зубы, и прямо в горло брызнула струйка вязкой жирной жидкости. Тьфу!
— Мы куда опять попали? Эй вы, пришельцы, слышите меня?
— Да слышим, слышим, не волнуйся. Куда надо, туда и попали. Только тебе из коляски не видно: мама полог опустила. Она с тобой гуляет как раз около школы.
— Ну не надо капризничать, Витюша! — раздался голос, очень похожий на мамин.
И огромная рука с таким знакомым маникюром снова сунула ему в рот… Ну, вы уже догадались, что́ это было.
— Эй, пришельцы! — что было сил завопил Витька, выплюнув еще раз соску. — Не бросайте меня!
— Агу, агу, мой хорошенький, не надо кричать. Ну что ты всё уа да уа? Успокойся…
И все вокруг Витьки Морошкина затряслось вверх-вниз. Неужели детей в самом деле так укачивают? Он хотел крикнуть, чтобы мама оставила коляску в покое, но сообразил, что она слышит только бессмысленный рёв, и снова обратился к пришельцам:
— Умо… (Трях-трях.) …ляю! Куда угод… (Трях-трях-трях.) …но. Только прочь… (Трях.) …отсю… (Трях-трях.) …да…
Кажется, терпение пришельцев подошло к концу.
— Витька Морошкин! — сказали они строго. — Ты, конечно, классный экскурсовод, показал нам много интересного и даже незабываемого. Но твои капризы не знают границ! Доставляем тебя в нужный момент времени — недоволен. Доставляем в нужную точку пространства — снова недоволен.
— Но мне-то нужно… (Трях.) …чтобы и то, и… (Трях-трях-трях.) …другое!
— А разве чего-то одного недостаточно?
— Не-ет!.. (Трях-трях.)
— Да почему же?
— Потому, что я хочу… (Трях-трях-трях.) …быть нормальным мальчиком, а не стариком… (Трях.) …и не новорожденной малышкой. И попасть в свою… (Трях-трях.) …школу, как вчера… (Трях-трях.)
— А что было вчера?
От тряски у Витьки заплетался язык. Хорошо, что у него еще не выросли зубы, а то бы он прикусил его. Но все же ему удалось рассказать о том, как вчера он удивил всех.
— Так ты хочешь повторения вчерашнего успеха! — в один голос воскликнули пришельцы.
— Ну да!
— Что ж ты сразу не сказал? А мы-то мучаемся с дивернально-трансротальным конструированием, когда достаточно обычного ситуационно-фронтального моделирования!
Хлоп! — Витька Морошкин оказался перед школой. На всякий случай он подбежал к окну и заглянул в стекло. Ура! Это был он — в точности такой, каким вышел из дома. И на часах было без семи минут звонок.
— Ну, всё в порядке? — спросили пришельцы.
— Да, спасибо!
— Это тебе спасибо, Витька Морошкин, — сказали они, растеклись в лужицы и… испарились.
Даже глаза исчезли.
Витька спокойно и уверенно вошел в дверь.
— Никак это ты, Морошкин? Иль мне привиделось? — сказала тетя Шура.
— Да я же, — немного раздраженно ответил он: пора бы привыкнуть, что теперь Морошкин не опаздывает.
Он подошел к классу. То, что дверь будет открыта, он уже знал. Но вот чего он не ожидал, так это что вместо учительницы русского языка увидит математика. Заболела, наверно, Неля Васильевна.
Витька Морошкин вошел в класс, и Илья Серафимыч поднялся со стула:
— Что это? Как могло такое произойти, что у всех нас часы отстали? И даже школьные — тоже. Потому что я скорей поверю в то, что все часы испортились, чем в своевременный приход синьора Витторио Морошини.
И тут Витька догадался: пришельцы поняли слова «повторение вчерашнего успеха» в самом прямом смысле и перенесли его прямо во вчерашний день!
Конечно, повторные восторги и похвалы были уже не так приятны, как в первый раз. И все же Витька Морошкин радовался тому, что пришлось повторить один день, а не проживать заново все годы своей жизни, начиная с того момента, когда он лежал в коляске и мама кормила его молочком из соски.
Но самую большую опасность таило следующее утро. С одной стороны, пришельцы уже совершили экскурсию и им незачем появляться второй раз в том же месте и в то же время. А с другой — кто знает, как этот пространственно-временной континуум устроен! Боязно было оказаться там и тогда, где и когда он один раз уже встретился с ними. Поэтому Витька Морошкин на всякий случай, не доходя до школы, как раз там, где рабочие трубу чинили, отклонился от своего маршрута и отправился в обход, чтобы попасть в здание через заднее крыльцо, выходившее во двор.
Ну и опоздал, конечно!
Что, впрочем, никого не удивило.