Пьеса в одном действии
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2018
Cемён Вяткин — родился в Свердловске. Учится в ЕГТИ на курс драматургии Н.В.
Коляды. Работал журналистом в газете «Пятница». Печатался в журнале «Урал» и
сборнике «9 пьес» (Санкт-Петербург). Пьеса «Дом у дороги» была поставлена в
Коляда-Театре» в 2015 г. Участник семинара молодых писателей Союза писателей
Москвы 2017 г. и лаборатории «Просто пьесы» (Санкт-Петербург, 2018). Живёт в
Екатеринбурге.
Действующие лица:
СЕРГЕЙ — старший брат, 45 лет
АНДРЕЙ — средний брат, 40 лет
ИВАН — младший брат, 35 лет
МАТЬ — 75 лет
Частный сектор на окраине большого промышленного города. На заднем фоне дымят трубы градообразующего предприятия. Вдалеке раздаётся шум автомобилей. Там бурлит жизнь, а здесь всё как будто застыло — тишина, которую изредка прерывает вой собаки.
Комната в частном доме. Хоть и чисто убрана, но видно, что не богатая. На одной стене старенький ковёр, поверх которого фотография с молодыми матерью и отцом. Рядом шкаф. В шкафу на полке за стеклом портрет отца с траурной лентой в углу. Напротив портрета горит свеча, рядом с которой стоит рюмка водки с куском чёрного хлеба сверху.
МАТЬ (шёпотом). Собака воет. К покойнику это. Нехорошо.
СЕРГЕЙ. Какой там «к покойнику»? Поздновато как-то. Похоронили уже.
МАТЬ. Ой… И вправду ведь… Да никак не привыкну, что Сан Саныча моего больше нет. (Смотрит на портрет.) Вот же он, родненький, совсем как живой.
СЕРГЕЙ. Да брось ты, мама, причитать. Отцу твои причитания без толку, а тоска от них смертная. Пожалей живых.
МАТЬ. Так положено же так, Серёженька.
АНДРЕЙ (отряхивает штаны от грязи). Что за средневековье? Приметы все эти, причитания. Двадцать первый век на дворе.
МАТЬ. Не сердись, Андрюшенька. Люди умирали во все времена. И всегда по ним плакали. Традиция такая.
АНДРЕЙ. А грязь во дворе разводить — тоже традиция? Чё ж болото такое в огороде развели? Ни пройти, ни проехать.
МАТЬ. Так весна ведь. Снег тает. В городе, чай, тоже сухого угла не найти.
АНДРЕЙ. Ну, не по колено же.
МАТЬ. Так всю землю с саженцами на базар вытаскала. Всё копили, копеечка к копеечке. Книги в макулатуру все стаскали, землю с огорода — вместе с саженцами на базаре распродали. Вот вся талая вода по весне к нам и сбегается.
АНДРЕЙ. Вёдрами, что ли, таскали?
МАТЬ. Годами, сыночек. Помаленьку, помаленьку — вот и вытаскали.
СЕРГЕЙ (оглядывая комнату). А здесь ничего так и не изменилось. Как никуда и не уезжал.
МАТЬ. А что же Настенька не приехала?
СЕРГЕЙ. Дома с детьми осталась.
МАТЬ. Так и приехали бы все. Я заодно на внуков бы посмотрела.
СЕРГЕЙ. Да хлопотно больно. Денег нет. Да и незачем им смотреть на всё на это.
МАТЬ. Деда так и не видели. Хоть с бабкой бы познакомились.
СЕРГЕЙ. И куда их всех разместить? У тебя, мама, в погребе вода стоит, сквозняки гуляют. Ремонт-то так и не сделали.
МАТЬ. Да всё никак времени не было. То одно, то другое.
АНДРЕЙ. Времени или денег?
МАТЬ. А откуда у нас деньги? Что ты, сынок.
АНДРЕЙ. Однако ж на стол хватило.
МАТЬ. Ну, а как иначе — поминки всё ж.
СЕРГЕЙ. Пенсии-то, небось, с гулькин нос. К чему такие траты?
МАТЬ. Так я сову на барахолку снесла.
АНДРЕЙ. Какую ещё сову? Это то самое чучело, что ль?
МАТЬ. Да, стояла тут, на шкафе. От деда от вашего ещё осталась. Тот охотником был. Вот и…
АНДРЕЙ. Правильно, что сбагрила её. Страшная была сова. Помню, в детстве её всё боялся. И чё отец её так любил? Всё ведь на продажу отдавал. Вон даже сервиз фарфоровый, твоё приданое, и то отнёс в комиссионку. А это чучело берёг.
МАТЬ. Так память.
АНДРЕЙ. Память. И кому ты втюхала память, страшилище это?
МАТЬ. Да коллекционеру какому-то. Таксидерматологу, или как его?
СЕРГЕЙ. Таксидермисту, наверное?
МАТЬ. Во-во. Вот это слово.
АНДРЕЙ. Таксидермист — это тот, кто делает чучела, а не скупает. Деревня.
МАТЬ. Да бог их разберёт.
СЕРГЕЙ. Может, того — выпьем, закусим? Ну, это, за встречу, отца помянем.
МАТЬ. Вот дождёмся Ванюшу и помянем Сан Саныча, отца вашего.
АНДРЕЙ. А куда он, кстати, запропастился?
МАТЬ. Так за дровами пошёл. Ночи-то ещё холодные. К вечеру холодать начнёт.
СЕРГЕЙ. А чё на газ не перейдёте? Газопровод же рядом, только руку протяни. Вон у соседей, я видел, газовая труба проходит.
МАТЬ. А деньги, Серёженька? Если бы не зубки — носили б золотые шубки.
АНДРЕЙ. Ну, насколько мне известно, дела у отца шли неплохо. Ну, неплохо для владельца продуктового киоска в спальном районе областного центра. Как он его называл, киоск-то свой? Слово ещё такое смешное.
МАТЬ. Не помню.
АНДРЕЙ. Ну как не помнишь? Колхоз… Село… А, вспомнил — сельпо! (Смеётся.)
Входит Иван с полными руками дров.
ИВАН. Лавка. Отец называл свой киоск лавкой.
СЕРГЕЙ. О, явление Христа народу.
МАТЬ. Точно. Лавка. Он любил старомодные словечки.
АНДРЕЙ. Тебя, малой, только за смертью посылать.
МАТЬ. Меня вот всё ладушкой своей называл. (Начинает плакать.)
АНДРЕЙ. Ну, всё. Началось. Перестань.
СЕРГЕЙ. Ну, ты, Андрюха, тоже мне — на поминках и про смерть.
АНДРЕЙ. Ты туда же. Давайте уже отца помянем. Вон и малой уже пришёл. Сама же говорила, что как только его дождёмся — за стол сядем.
МАТЬ. Всё-всё, перестала. Давайте рассаживайтесь. Помянем Сан Саныча, отца вашего.
Иван садится за стол. Андрей разливает по рюмкам водку. Хочет чокнуться.
МАТЬ. На поминках не положено.
АНДРЕЙ. Ох ты господи. (Выпивает.)
Сергей и Иван, немного помолчав, тоже выпивают. Мать с рюмкой в руке смотрит на портрет Сан Саныча, который стоит в шкафу. Все молчат.
АНДРЕЙ. Киоском… Ну, лавкой то есть ты сейчас занимаешься?
МАТЬ. Что ты. Лавку отец ещё год назад как продал. Здоровье сдало. Да и изменился он.
АНДРЕЙ. Неужели магазин решил купить? Помню, как он на эту свою лавку деньги собирал. На всём экономил.
МАТЬ. Да, экономным был Сан Саныч. Всё любил повторять — копейка рубль бережёт. Но потом…
СЕРГЕЙ. Экономика должна быть экономной. Эту его максиму навсегда запомнил. Так всю жизнь и экономлю.
АНДРЕЙ. На спиногрызах своих экономишь, что ли?
СЕРГЕЙ. Что?
АНДРЕЙ. Ну, тебе вроде как не на чем больше экономить.
СЕРГЕЙ. Да я всё в них вкладываю! Всё для них.
АНДРЕЙ. Ага, долгоиграющая инвестиция.
СЕРГЕЙ. Своих сначала заведи, а потом берись судить.
МАТЬ. Ну не ссорьтесь вы.
Пауза.
ИВАН. А у тебя, Андрей, машина есть?
АНДРЕЙ. Что?
ИВАН. Ну, машина. Есть?
АНДРЕЙ. А, машина? Да, есть. (Матери.) Отец-то купил магазин?
ИВАН. А какая?
АНДРЕЙ. Что какая?
ИВАН. Ну, машина какая?
АНДРЕЙ. Ну, чё ты прицепился ко мне как банный лист к заднице?
ИВАН. А помнишь, ты хотел в детстве чёрную «Волгу»? Помнишь?
АНДРЕЙ. Да-да, у меня чёрная «Волга». Как в детстве хотел. Доволен?
Иван молчит.
АНДРЕЙ. Ну, так что — купил отец магазин?
МАТЬ. Да куда там. Я же говорю — здоровье уже не позволяло ему делами заниматься. Да и изменился он. В последние год-два…
АНДРЕЙ (перебивает). Продал лавку и ничего не купил? Ни во что не вложил? Вон даже газ не провёл. Я уж не говорю о ремонте. Вода в погребе — где это видано? Неужто все свои сбережения с собой в могилу забрал? В гробу, как говорится, карманов нет.
МАТЬ. Вы закусывайте, закусывайте. Вот винегрет ваш любимый.
АНДРЕЙ. В носок, что ль, спрятал? Он же у нас старомодный был. Или на сберкнижку положил?
МАТЬ. На сберкнижку, на сберкнижку. Помнишь, Серёжка, как ты винегрет любил в детстве?
СЕРГЕЙ. Я Новый год любил. Потому что винегрету можно было поесть.
АНДРЕЙ. Ой, что-то ты недоговариваешь, мама.
ИВАН. А чё не иномарку?
АНДРЕЙ. Да твою ж… Потому что «Волга». Потому что чёрная. Детская мечта. Что тебе ещё, юродивый?
ИВАН. А я, когда ходил за дровами, не видел никакой машины у дома. Ни «Волги», ни иномарки.
Пауза.
АНДРЕЙ. Вот же впился. Шофёр меня привёз. Понимаешь? Поминки. Что я, по-твоему, потом пьяный за руль должен садиться?
ИВАН. А он тебя на чёрной…
МАТЬ (Ивану). Ну, всё, перестань. А вот это правильно, сынок. Выпимши не надо на машине ездить.
Молчат.
МАТЬ. Ты такой важный стал, Андрюша. Шофёр. Привёз. Прям большой человек.
АНДРЕЙ. Ты думаешь, просто мне это всё далось? Эх, мама-мама. Сколько трудов было вложено.
МАТЬ. Весь в отца. Тот тоже трудолюбивый.
АНДРЕЙ. Был. Был трудолюбивым. А знаешь, ты права. Есть во мне что-то от отца. Я же ему очень благодарен. Честно. Это во мне его гены. Что и говорить — повезло. А то сейчас тащил бы лямку, как Серёга, или пузыри пускал, как малой.
СЕРГЕЙ. Ну, знаешь, во мне тоже отцовские гены сильны. Он троих родил, а я вон — и его переплюнул.
АНДРЕЙ. Дурное дело-то не хитрое.
СЕРГЕЙ. А ты, Ванюха, чё молчишь?
ИВАН. А чё мне говорить?
СЕРГЕЙ. Ну, как поживаешь, то да сё. С батей-то дружно жили?
Иван молчит.
МАТЬ. По-всякому бывало, по-всякому, сынок.
Молчат. Ковыряют ложками в тарелках.
СЕРГЕЙ. Вилок-то нет?
МАТЬ. Так поминки ведь. Положено так — только ложки. А ты, Андрюшенька, не обзавёлся ещё наследниками?
АНДРЕЙ. У нас Серёга по этим делам главный. Вон батю переплюнул. И за меня, и за малого план перевыполнил.
МАТЬ. А своих что?
АНДРЕЙ. А мне зачем бедноту плодить? Сначала дело, а потом уже можно будет и о детях подумать.
МАТЬ. Всё в делах да в делах. Ты не затягивай с этим. Хочу перед смертью и твоих деток увидеть. И Ванюшиных… И Серёжкиных.
АНДРЕЙ. А я хочу новое оборудование закупить. Вот только чуть-чуть деньжат не хватает.
СЕРГЕЙ. Так кредит бы взял.
АНДРЕЙ. Учи бабу свою щи варить.
МАТЬ. Ну что вы ссоритесь? Нашли время и место ссориться. Ты лучше скажи — у тебя старшенький-то в школу, небось, пойдёт в этом году?
СЕРГЕЙ. Старшенькая. В этом году пятый класс заканчивает.
МАТЬ. Как время летит.
СЕРГЕЙ. Второй в школу в этом году идёт. Вот, опять головомойка начнётся — портфель надо, школьную форму надо, принадлежности все эти. Учебники опять-таки дорогие.
АНДРЕЙ. А Настька-то чё не работает?
СЕРГЕЙ. Настька с мелкими сидит.
АНДРЕЙ. Вот бабы — хорошо устроились. Знай только рожай да пелёнки меняй, а ты их содержи. А ты, мама, говоришь, не затягивай. Бьёшься как рыба об лёд, хочешь по-людски пожить. А тут — куда там.
МАТЬ. Знаешь, Серёжа, а Андрей в чём-то прав. Нельзя так — ты вкалываешь, а она дома сидит. Нехорошо. Да и о пенсии надо подумать — с чего ей будут платить-то? У ней стажа, небось, кот наплакал. Жизнь-то дорогая нынче. И короткая — оглянуться не успеете, как старость нагрянет.
СЕРГЕЙ. Так это… На сносях она, в общем.
АНДРЕЙ. Что, опять? Ну, ты, братец кролик, даёшь стране угля. Это уже какой по счёту будет?
МАТЬ. Радость-то какая.
АНДРЕЙ. Ага, радости полные штаны.
МАТЬ. Андрюша, перестань.
АНДРЕЙ. Ты это Серёге с Настькой скажи. Горшочек, не вари.
МАТЬ. Ну и язва же ты, Андрей. Нет бы порадоваться за брата. Жаль, Сан Саныч не дожил.
АНДРЕЙ. Чему радоваться? Ты и сама только что говорила…
МАТЬ. Ну, мало ли старуха наговорить может?
АНДРЕЙ. Вы их солите, что ли? Или за границу продаёте? Рисковый, наверное, бизнес. Я б не писанулся. Самим, небось, жрать нечего. Куда столько?
СЕРГЕЙ. Они нас не спрашивают.
МАТЬ. А вот это правильно — сколько боженька даст, столько и надо. И не слушай ты его — язык как помело. Не знаете — мальчик, девочка? Мне соседка рассказывала, что сейчас можно загодя узнать, кто будет. В наше время такого не было.
СЕРГЕЙ. Да нет, не знаем. Тут такое дело. Я это, поговорить с вами хотел.
АНДРЕЙ. И о чём это? О контрацепции?
СЕРГЕЙ. Ну, раз такое дело. У меня вот пятый скоро родится. Мне это. Ну, деньги дозарезу нужны.
АНДРЕЙ. Покажи мне человека, кому они не нужны.
СЕРГЕЙ. У тебя, Андрюха, их куры не клюют, а мне детей…
АНДРЕЙ. Это ты на что намекаешь?
МАТЬ. И правильно. Андрей, помог бы брату. Своих не народил пока, так хоть племянникам помоги. Не чужие же люди.
АНДРЕЙ. Чего?
МАТЬ. Не всем так в жизни везёт, как тебе. Помог бы, говорю, брату с племянниками.
АНДРЕЙ. Везёт? Да я сам всего добился, вот этими самыми руками!
МАТЬ. Что, и не помогал тебе никто, да?
АНДРЕЙ (бросает на мать недовольный взгляд). Мама, ну, не начинай, а.
МАТЬ. Погоди, у меня тут где-то было. (Выходит из-за стола и роется в сундуке.) Сан Саныч всё хотел, чтобы я на барахолку сносила, а я сберегла. Как в воду глядела, что пригодится. Распашонка вот. Она, конечно, не совремённая. Такое, поди, сейчас не носят, но добротная. Сама шила. Ванюшкина. Ваша-то с Андреем совсем поизносилась, вот я для Ванюшки новую сладила.
АНДРЕЙ. А чё, Серёга, бери. И будет, что внукам передать.
МАТЬ. Ты не смотри, что она голубая. Дочурки нам с отцом бог так и не дал. Глядишь, а вдруг у тебя тоже мальчонка народится?
СЕРГЕЙ. Да не надо, мама. У нас этого добра навалом.
МАТЬ. А ты возьми. Будет от бабки твоим деткам память. Думала ещё розовенькую пошить. Всё хотела дочку. Да не судьба.
АНДРЕЙ. Ну, опять начинается. Давайте, что ль, отца помянем.
МАТЬ. И то верно. Надо за ребёночка выпить. Новость-то какая. Пусть он у вас здоровеньким родится.
Наливают. Пьют.
МАТЬ. Что же ты сразу, Серёженька, не рассказал. Я теперь всё понимаю — незачем Настеньке в её-то положении в дальнюю дорогу ездить. У нас здесь и впрямь сквозняки. Из подпола холодом веет. Не дай боже простудится ещё.
СЕРГЕЙ. Так я чё сказать-то хотел. Я, Андрюха, с тобой хотел поговорить. Ты это, отдай мне свою долю наследства.
АНДРЕЙ. Приехали. Это чё так? А чё не у малого просишь?
СЕРГЕЙ. У тебя предприятие, магазины. А у меня зарплата одна и орава, семеро по лавкам. Тут ещё один рот наклёвывается.
АНДРЕЙ. Предприятия, магазины. Так я сам всё это создал. И предприятие, и магазины. По крохам собирал.
МАТЬ. Не ссорьтесь только. Такой день, такой день. (Начинает плакать.)
Иван встаёт из-за стола, берёт из шкафа книгу и идёт к двери.
МАТЬ. Ты куда, Ванюша?
ИВАН. Я это… Мне тут… (Выходит.)
АНДРЕЙ (смеётся). Да в сортир он, мама. Если с книгой пошёл — верный признак, что в кабинет задумчивости. Всё же детство на толчке с книжками пропадал. Вот и вырос дурачком, от переизбытка знаний. Тоже мне, горе от ума.
МАТЬ. Да он с малых лет ругани на дух не выносит.
АНДРЕЙ. А кто ругается-то?
МАТЬ. Да и стесняется он. Вы вон какие приехали — у одного бизнес, машина, у другого жена красавица, дети. А у него что? Месяц без поноса — и слава богу. Всю жизнь со стариками прожил. Что, думаете, он не понимает? Всё он прекрасно понимает. И стесняется.
СЕРГЕЙ. Ну, так что — поможешь по-братски?
АНДРЕЙ. Слушай, мы с тобой в одной семье росли. Мог бы и сам всего добиться.
СЕРГЕЙ. Так откуда я знал, что жизнь вот так вот повернётся?
АНДРЕЙ. Ты когда этим делом занимался, о чём думал?
СЕРГЕЙ. Я как брата тебя прошу.
АНДРЕЙ. То есть ты будешь трахаться, а я детей твоих содержать? Неплохо устроился, братка, ничего не скажешь.
СЕРГЕЙ. Ну что тебе с отцовского наследства? У тебя что — десять тысяч больше, десять тысяч меньше. Ты даже не заметишь. А для меня это существенно.
АНДРЕЙ. Десять тысяч? Вот сразу видно, что ничего ты не понимаешь в деньгах. Сколько, думаешь, вышло от продажи киоска? Я уж не говорю об отцовских сбережениях. Да и потом. У меня всё в дело идёт, каждая копеечка работает. А у тебя? Просрёте всё на унитаз и глазом не моргнёте.
МАТЬ. Андрюша, сегодня ты поможешь брату, а завтра и тебе кто на помощь придёт. Боженька-то всё видит.
АНДРЕЙ. Бог-то здесь при чём, мама? Я не против помогать людям до тех пор, пока вопрос не касается денег. Тут, братец, правда на моей стороне. Каждый волен выбирать свою дорожку. Я тебе твою не навязывал. Я свою выбрал. Понимаешь?
МАТЬ. Так знать бы, где упасть, — соломку бы подстелил, Андрюша. Ну что ты в самом деле?
АНДРЕЙ. Ну, знаете ли — не я его на эту лошадку садил. Сам выбрал свою дорожку. Если уж на то пошло, то я вот тоже хотел с вами поговорить. Будем честными. Ни ты, ни тем более малой в деньгах ничего не смыслите. Ты всё на унитаз пустишь. Этот тоже профукает, на фантики пустит.
СЕРГЕЙ. Так на детей ведь. Не на фантики.
АНДРЕЙ. На детей есть материнский капитал. В общем, не буду ходить вокруг да около, мы все взрослые люди, скажу прямо — отцовское наследство надо вложить в дело.
СЕРГЕЙ. Что ты хочешь сказать?
АНДРЕЙ. Десять тысяч говоришь? Легко. Прямо сейчас отслюнявлю. Не вопрос. (Лезет во внутренний карман, достаёт кошелёк. Вместе с кошельком случайно достаёт какую-то бумажку. Бумажка падает на пол. Андрей её не замечает.)
СЕРГЕЙ. Десять тысяч?
АНДРЕЙ. Ты сам сказал — десять тысяч. (Достаёт из кошелька деньги и протягивает Сергею.)
СЕРГЕЙ. Ну, я так, примерно сказал.
АНДРЕЙ. А я тебе вполне конкретно говорю — вот десять тысяч.
МАТЬ (подбирает бумажку). А это что? У тебя выпало. Потеряешь ещё. Что-то важное?
АНДРЕЙ (берёт бумажку и быстро убирает её в карман). Да так, расчёты кое-какие. По работе.
СЕРГЕЙ. Ты как будто откупиться от меня хочешь.
АНДРЕЙ. Ну, бери. Чего застыл? Купишь своим спиногрызам учебники. Или мало?
МАТЬ. Какие вы у меня недружные выросли.
Входит Иван.
АНДРЕЙ. О, малой. Ты как раз вовремя. А мы тут наследство батино делим. Точнее, я выкупаю ваши доли. Сколько ты хочешь, а?
ИВАН. А нету его больше.
АНДРЕЙ. Чего нету? Хочешь, говорю, десять тысяч? Вот, на фантики тебе на твои.
ИВАН. Наследства отцовского.
АНДРЕЙ. Что? Что ты там себе под нос бормочешь?
ИВАН. Наследства. Отцовского. Нету. Больше.
АНДРЕЙ. Погодь, малой. Чё ты несёшь? Что значит, нет больше отцовского наследства?
ИВАН. Отец сберкнижку в книге хранил. А вы с Серёгой начали ругаться из-за денег. А я терпеть ненавижу, когда ругаются. Отец на маму всё время ругался. И на меня ругался. А я терпеть ненавижу. А потом я взял книгу и выбросил. И теперь вы ругаться не будете.
Пауза.
СЕРГЕЙ. Мы теперь убивать тебя будем.
МАТЬ. Успокойтесь!
СЕРГЕЙ. Успокойтесь?! Он батины сбережения выбросил! А о детях он моих подумал?! Куда ты выбросил?!
АНДРЕЙ. Да успокойся ты, ей-богу, Серёга. Ща разберёмся. Мама, в какой книге отец хранил сберкнижку?
МАТЬ. Да подождите вы, неугомонные…
АНДРЕЙ. Чего ждать-то? В какой книге?
МАТЬ. Господи. Так у нас их немного. Всё ж в макулатуру стаскали. Остались только Библия, телефонный справочник да «Разгром» Фадеева. Вы подождите. Я что хотела сказать…
АНДРЕЙ. Глянь, Серёга.
Сергей смотрит на полке в шкафу.
СЕРГЕЙ. Справочник на месте. Вот Библия. Третьей нет.
АНДРЕЙ. Ты в книгах глянь — нет ли там сберкнижки.
СЕРГЕЙ. Гербарий в справочнике да календарик в Библии. Всё.
АНДРЕЙ. Отец что — деньги хранил в «Разгроме»? Да уж, всё по фэн-шую. Книжку с более оптимистичным названием выбрать не мог?
МАТЬ. Да дайте вы уже мне сказать…
АНДРЕЙ. Куда ты сберкнижку выбросил, юродивый?
ИВАН. Это чтобы вы опять ругаться начали?
АНДРЕЙ. Я тебя сейчас спокойно спрашиваю — куда ты выбросил сберкнижку.
СЕРГЕЙ. Да чё ты с ним разговариваешь?! Он же умалишённый! Придурок!
АНДРЕЙ. Ну? Рассказывай давай.
МАТЬ. Андрюша…
ИВАН. А не найдёте вы её.
АНДРЕЙ. Я пока с тобой по-хорошему разговариваю.
ИВАН. А я её в сортир спустил.
Пауза.
АНДРЕЙ. Куда ты её спустил?
СЕРГЕЙ. Ты сейчас за ней следом полетишь!
МАТЬ. Сергей…
АНДРЕЙ. Вот же природа отдохнула на третьем, а? Что ж вы с батей на двоих-то не остановились?
СЕРГЕЙ. И что мне теперь делать? Я же в долгах как в шелках. И так набрал кредитов, как дурак фантиков. Мне коллекторы телефон оборвали. Как мне сейчас расплачиваться?
МАТЬ. Андрей, Серёжа, угомонитесь вы…
АНДРЕЙ. Ей-богу, Серёга. Заныл, как баба. Дай подумать. Короче, надо будет в банк позвонить, узнать, что в таких случаях делают.
СЕРГЕЙ. И что ты им скажешь? Она утонула?
АНДРЕЙ. У тебя есть другие предложения, умник?
СЕРГЕЙ. Ага, отправить следом малого.
АНДРЕЙ. Слухай, а может, он брешет всё? Может, и не выкидывал он её вовсе? Надо проверить здесь всё — может, в натуре, сберкнижка в другом каком-нибудь месте лежит. Так, ты под кроватью глянь, а я в шкафу посмотрю.
СЕРГЕЙ. Надо будет ещё в поленнице посмотреть.
Сергей лезет под кровать, откуда выкидывает какое-то тряпьё, а Андрей шарит в шкафу, достаёт старый фотоальбом, из которого падают чёрно-белые фотографии.
***
Все та же комната в частном доме. За окном сумерки. По комнате разбросаны вещи. На полу стоит настольная лампа. Рядом лежит фотоальбом. Вокруг фотоальбома россыпь старых чёрно-белых фотографий. Тут же на полу сидят Сергей, Иван и мать. Рассматривают фотокарточки. Андрей стоит у окна, курит в открытую форточку, стряхивая пепел в пустую банку из-под зелёного горошка «Globus».
МАТЬ. Какие вы были хорошенькими в детстве. Просто ангелочки. И как же повезло, что Шурка нам на свадьбу фотоаппарат подарила. А то так и ничего не осталось бы. А так память всё ж.
СЕРГЕЙ. В детстве все хорошие. Ты на печке смотрел?
АНДРЕЙ. Да два раза. Удивительно, как это батя фотик в ломбард не заложил?
МАТЬ. Пытался. (Пауза.) Ой, а это мы на параде в День Победы. Я вам тогда будёновки пошила из старого отцовского пальто. Ткани-то было не достать. Сначала Серёжке сшила. А потом Андрюша говорит, тоже хочу такую же. Пришлось шить. Какие вы были оба гордые на этом параде, в будёновках. А Ванюша ещё совсем был маленьким. Куколка такая. А помнишь, Андрюша, когда мы мимо военкомата проходили, ты, сидя в коляске, честь всё отдавал? Смотришь такой сурьёзный и честь отдаёшь, военкомату. Так смешно. Помнишь?
АНДРЕЙ (тушит сигарету в банку). Не помню. Ты в поленнице всё посмотрел?
СЕРГЕЙ. Нету там.
МАТЬ. А я всё помню. Когда у кого первый зуб выпал. Как Андрюшка с Вовкой, соседом, мячом в милицейскую машину попали. Как Ванька сбежал воевать за победу мирового коммунизма. Как каждый из вас в горшок первый раз сходил. Сколько я этих горшков перетаскала-перемыла! Жуть просто. Всё помню.
СЕРГЕЙ. Не мячом, а доской с гвоздями.
МАТЬ. Что?
СЕРГЕЙ. Мы камушками кидались по машинам, а Андрюха решил доской с гвоздями запулить. И запулил.
АНДРЕЙ. Да, да. Доской.
СЕРГЕЙ. Нашёл ещё ведь в какую — в милицейскую.
АНДРЕЙ. Меня уже в бобик грузить хотели, а Ванька подобрал эту доску и на ментов кинулся. (Смеётся.)
Иван хихикает.
МАТЬ. И чего тогда на тебя нашло?
ИВАН. Я брата защищал.
МАТЬ. Тоже мне, защитник нашёлся. Мы с отцом потом весь вечер в милиции провели — объяснительные всё писали. Хотели нас уже на учёт ставить, Ваньку в детскую комнату милиции увели. И смех и грех (Смеётся.)
СЕРГЕЙ. Смешно вам, да? А отец потом мне всыпал как самому старшему.
Все смеются.
АНДРЕЙ. А малой у нас уже тогда с приветом был.
СЕРГЕЙ (берёт фотокарточку). А это что? Что это за фонари у Андрюхи? На его месте должен был быть я. (Смеётся. Остальные молчат.) Я что-то не помню такого.
МАТЬ (берёт другую фотокарточку). А это Ванюша идёт в первый класс. Какой ты здесь красивый.
СЕРГЕЙ. Андрюха, расскажи, чё за финики у тебя тут под глазами?
МАТЬ. Ладно тебе. Что было, то прошло.
СЕРГЕЙ. А что было-то? Раскройте тайну Вазастана.
ИВАН. А это отец его так.
АНДРЕЙ. А не помнишь ты этого, Серёга, потому что опять с какой-то шалавой шлялся.
СЕРГЕЙ. Тебе здесь лет 16. Как раз когда ты ушёл из дома. Нет?
ИВАН. А как раз после этого и ушёл.
АНДРЕЙ. Ну, ты-то чего лезешь, блаженный? Кто тебя за язык тянет?
ИВАН. А он тогда для отца кости собирал. А отец их на мыловарню относил, а Андрею проценты какие-то платил. А когда Андрей сам кости отнёс на мыловарню, вот тогда отец ему и прописал.
АНДРЕЙ. Всё сказал?
ИВАН. А Андрей тогда взял все мамкины сбережения и сбежал. А ты в то время с нами уже и не жил. Поэтому и не помнишь.
Пауза.
СЕРГЕЙ (пытается увести разговор). А это, мама, дядя Саша, да?
АНДРЕЙ. Вот ведь удивительный человек. Я, получается, плохой. Конечно, у матери деньги спёр. Сам только что все батины деньги в говне утопил, но плохой я.
ИВАН. А отец потом за это и маме прописал. И мне прописал до кучи.
АНДРЕЙ. Ага, как будто он и без этого не прописывал. (Пауза.) Все хорошие. А батя у нас самый хороший. Да, малой? Так ты считаешь?
МАТЬ. О покойниках либо хорошо…
АНДРЕЙ. Да брось ты мама. Так выходит, что виноват я только тем, что хочется мне кушать.
МАТЬ. Тебя никто не винит.
АНДРЕЙ. Я вырваться отсюда хотел. Понимаете? Вырваться. И вырвался. Сделал то, что ни у кого из вас не получилось.
СЕРГЕЙ. Так уж не получилось.
АНДРЕЙ. Я тебя умоляю. Променял шило на мыло. Сбежал из одной кабалы в другую. Оно того стоило. А то, что деньги спёр… Цель, знаете ли, оправдывает средства. Всё лучше, чем здесь. Как я таскал эти кости вонючие на эту мыловарню. От вони этой блевать хотелось. И от жизни от такой блевать хотелось. А батя, наш самый лучший человек, самый щедрый на земле, мне по пять копеек с килограмма платил. О какая щедрость! А в чём его заслуга? По какому праву он забирал мои, понимаете? Мои деньги? Это я рыскал по помойкам, по живодёрням. Это я тащил на своём горбу через весь город эти чёртовы кости. Это от меня воротила нос вся школа. Как я тебе завидовал, Серёга. У тебя ж каждую неделю новая тёлка была. Одна другой краше. А кто посмотрит на такого, как я, от которого говном всяким таращит? А сейчас настало моё время. Теперь ваша очередь мне завидовать. Я человеком стал. Потому что вырвался отсюда. И я добился всего сам. Вот этими руками.
СЕРГЕЙ. Так уж всего? А сюда ты приехал батю проводить в последний путь?
АНДРЕЙ. Это ты на наследство намекаешь? Ты-то, который от коллекторов прячется? Если уж разобраться, то наследство по праву должно принадлежать мне. Здесь ни копейки вашей. Здесь мои, кровно заработанные деньги. Я их, если хотите, вложил. Можете считать, что те кости были долгоиграющей инвестицией.
СЕРГЕЙ. Вон твои инвестиции, в сортире булькают. Забирай.
АНДРЕЙ. Заберу, после того как ты туда сплаваешь.
МАТЬ. Не булькают.
АНДРЕЙ. Что?
МАТЬ. Никакого наследства Ванька в сортир не спускал.
АНДРЕЙ. Я так и знал, что в другом месте отец сберкнижку спрятал.
СЕРГЕЙ. Что ж ты молчала?
МАТЬ. Снял ваш отец все деньги со счёта. Снял — и дело с концом. Так что если Ванька что и выбросил, так это хорошую книжку.
АНДРЕЙ. И когда ты нам собиралась об этом сказать? После того, как Серёга малого в говне утопит?
МАТЬ. А вы разве меня слушаете? Разошлись — матери и слова не даёте вставить.
СЕРГЕЙ. И когда он деньги снял?
МАТЬ. За пару месяцев до смерти. Мне соседка рассказала — у ней дочь в банке работает, видела, как он приходил, узнавал — сколько накопилось. А зачем, если не снимать собрался? И ведь мне ни слова, ни полслова.
АНДРЕЙ. Да какая разница, когда? Куда он их подевал?
МАТЬ. Жизнь прожили, а жизни-то и не видели, всё впустую. На всём же экономили. А ради чего? Где его все эти богачества? Дом разваливается, в погребе вода. Как чахоткой не заболели? А вы думаете, что мать у вас на мильёнах сидит. Никого не согрел, не обогрел. Дети выросли как сорняк. А что вы видели? Чего добились?
СЕРГЕЙ. Да перестань ты, мама. Вон Андрюха…
МАТЬ. А что Андрюха твой? Деньги без спросу у матери взял — да чёрт с ними, с деньгами, коль на дело. А ведь нет дела. Так ведь? И шофёра никакого нет.
СЕРГЕЙ. Ладно тебе, Андрюха большой человек…
МАТЬ. Что ж твой большой человек на автобусе ездит? Расчёты, по работе… Видела я твои расчёты. Билет на автобус, а не расчёты.
СЕРГЕЙ. Андрюха, это чё, правда?
АНДРЕЙ. Это временные трудности, мама…
МАТЬ. Ага, временные. Ты вон долгов набрал. А зачем, коли отдавать не с чего? Я всё понимаю — детей содержать. Так работать надо. Я вон — как-то вас троих подняла. И ничего. И никаких этих ваших кредитов не брали. А времена были какие. Впроголодь жили. И выжили. А вам сейчас только наследство отцовское и нужно. Вырастила детишек, нечего сказать. Вы меня в гроб сведёте, честное слово.
СЕРГЕЙ. Да ладно тебе, мама.
МАТЬ. Что ладно? Что — неправду говорю? Сколько лет дома носа не казали, а тут на тебе — все приехали и при параде. И каждый себе норовит урвать кусок побольше. Каждый только о себе и думает. Не о ком-то. О себе, любимом. Мне-то что, старухе, ничего не надо. Не сегодня завтра помру. Да вот только кто о Ваньке подумает? Он же что ребёнок малый. Ну как же — своя рубаха ближе к телу. У тебя семья, у Андрея бизнес-шмизнес. А у него что? Пенсия по инвалидности? Никому не интересно, как мы тут с ним. Вам интересно только, куда отец ваш деньги спрятал. И ничегошеньки больше. Вон весь дом вверх дном перевернули.
Пауза. Все молчат. Андрей начинает смеяться.
МАТЬ. Что — смешно? Смешно дураку, что нос на боку. Над кем смеёшься? Над матерью? Что смешного я сказала?
СЕРГЕЙ. Ей-богу, Андрюха. Чё ржёшь-то как сивый мерин?
АНДРЕЙ (сквозь смех). Сколько, говоришь, ты получила за сову?
МАТЬ. За какую ещё сову? Совсем ку-ку?
АНДРЕЙ. За чучело, которое на шкафу стояло.
МАТЬ. Чего вспомнил. Ну, 500 рублей. А что ты смеёшься-то, я никак не пойму?
АНДРЕЙ. А то, что сидим мы тут, голову ломаем — куда батя деньги спрятал? А вот они, весь вечер на манеже, рядом с нами лежат. Лежат и помалкивают. 500 рублей наше наследство. Красная цена всей жизни, отца нашего Сан Саныча.
СЕРГЕЙ. Ты перепил, что ли? Чё несёшь?
АНДРЕЙ. А ты не догоняешь, Серёга? Мы с тобой весь дом перерыли. Разве что только к отцу в гроб не залезли. А ты не задумывался — отчего это батяня сову так берёг? Всё в комиссионку вынес, а чучело так простояло, пока не преставился раб божий, отец наш Сан Саныч. И как ты думаешь, отчего такая милость?
СЕРГЕЙ. Так он чё — деньги со сберкнижки в чучеле прятал?
АНДРЕЙ. Дошло? А может, он вообще всю дорогу в неё все деньги и ныкал. Здоровенная же, собака, была. Туда много могло влезть. А сберкнижка так, для отвода глаз. Батя-то наш тот ещё был жук.
СЕРГЕЙ. И чё сейчас нам делать? Может, этого коллекционера найдём?
АНДРЕЙ. Вперёд. Ага, давай, Шерлок Холмс. Ну, что приуныли? Давайте пить, закусывать. Как-никак в наследство нам всё это досталось.
Андрей наливает водки, накладывает салаты, ест. Остальные молчат. Повисла пауза. Слышно лишь, как Андрей брякает ложкой по тарелке. Мать уходит в соседнюю комнату.
СЕРГЕЙ. Ну, Ванька. Ну, придурок лагерный. Я же тебя чуть в сортир вниз головой не макнул. Ты это понимаешь?
ИВАН. Я просто не хотел, чтобы ругались.
СЕРГЕЙ. И как ты можешь спокойно есть?
АНДРЕЙ. А чё делать-то? Всё — поезд мой ту-ту. Так хоть пожру по-человечески.
СЕРГЕЙ. Да и мой тоже, видимо, ту-ту.
АНДРЕЙ. Да уж, нам обоим с тобой амба. У тебя хоть жена, семья осталась. А у меня что?
СЕРГЕЙ. Жена, семья. Да обрыдло порядком мне уже это всё. Настька пилит, дети галдят. Вот уже где всё это. Достало. Коллекторы ещё эти.
АНДРЕЙ. А ты выпей, глядишь, полегчает. Эй, малой. Давай и ты с нами.
ИВАН. А я лучше пойду посмотрю — куда мама пошла.
АНДРЕЙ. Сходи-сходи, посмотри.
Иван уходит. Андрей наливает Сергею. Чокаются. Не успевают выпить — из соседней комнаты раздаётся крик Ивана. Андрей и Сергей бегут следом за братом. Через некоторое время появляются все трое. Они несут мать. Мать вся мокрая, волосы выбились из пучка и облепили лицо. Она смотрит испуганно по сторонам. Сыновья кладут её на кровать, суетятся.
СЕРГЕЙ. Ты чего это удумала-то, а? Чё удумала? Ты зачем в погреб полезла?
ИВАН. А я захожу, смотрю — мамы нет. А крышка погреба открыта. А она уже там.
АНДРЕЙ. Надо водкой растирать. Иван, тащи бутыль.
МАТЬ. Виновата я, сыночки, перед вами виновата.
ИВАН. Я её зову, а она не отвечает. А крышка открыта…
СЕРГЕЙ. Да ни в чём ты не виновата. Где ты там, малой?
МАТЬ. Дура я старая. Чёрт меня дёрнул эту сову на барахолку отнести. Радовалась ещё — 500 рублей за такой страх божий. Дура, ой дура. Зачем я вам такая?
АНДРЕЙ. Так ты чё — топилась, что ли, в погребе? Из-за совы этой топиться пошла?
СЕРГЕЙ. Совсем с ума сошла.
АНДРЕЙ. Чайник, Иван, поставь. Горячего надо.
МАТЬ. Думала продуктов хоть чуток купить. Поминки ведь. Отнесла. Откуда же мне было знать, что этот ирод там все наши сбережения держал? Я ж не знала.
АНДРЕЙ. Ну, всё, всё. Не знала. Мы же тоже не сразу догадались. Ну? Топиться-то чего?
СЕРГЕЙ. Да перебьёмся как-нибудь. Жили же мы как-то без этих денег. Нам ли привыкать?
МАТЬ. Подвела вас всех под монастырь, дура старая.
СЕРГЕЙ. Ничего ты никого не подвела. Чё выдумываешь?
МАТЬ. А кредиты? Долги?
СЕРГЕЙ. А что кредиты? Выплачу как-нибудь. Выкручусь. Мне вон на работе повышение обещали.
АНДРЕЙ. Действительно. Ну, сколько там с продажи киоска? Ведь пшик. Мёртвому припарки.
МАТЬ. Так там всё было. Всё, что за всю жизнь накопили. За 500 рублей всё, что накопили.
АНДРЕЙ. Да в конце концов — я продам бизнес. Ну, то, что от него осталось.
МАТЬ. Да как же это?
АНДРЕЙ. Всё, наигрался. Сколько можно? Устроюсь на работу. Или вон — открою здесь лавку, назову «Сан Саныч и сыновья». Ещё и сдача останется. И на ремонт хватит, и на Серёгины кредиты. А? Мама, как тебе предложение?
СЕРГЕЙ. А, мама? Заживёте с Ванькой. Как сыр в масле будете кататься.
АНДРЕЙ. Почему это с Ванькой? Я, может быть, тоже сюда перееду. Надо же будет за лавкой следить.
СЕРГЕЙ. Ого, смотри-ка, мама. А ты помирать собралась. Ну?
АНДРЕЙ. Иван, что там с чайником?
СЕРГЕЙ. Давай лучше водки — пока этот чайник дождёшься. Ей согреться надо. Заодно отметим начало новой жизни. Вон сколько мама наготовила, а мы только и знаем, что собачиться из-за этих денег. Да пропади они пропадом.
МАТЬ. Не надо пить. Не пейте больше. Пьяными ещё сделаетесь. Хватит меня одной такой дурной.
СЕРГЕЙ. Ну, ладно. Давайте тогда вон — сфотографируемся, а? Хочешь, мама? На память. Я в сундуке тот самый фотик нашёл. «ФЭД» — «Феликс Эдмундович Дзержинский». Тот самый, который тётя Шура вам с батей на свадьбу подарила. Ванёк, тащи его сюда. Глянем, есть ли там плёнка-то хоть?
Иван приносит Сергею фотоаппарат. Тот вертит его в руках, ищет, как открыть. Открывает. Из фотоаппарата на пол падает сберкнижка.
Конец