Елена Сафронова. Портвейн маланхоличной художницы
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2018
Елена Сафронова.
Портвейн меланхоличной художницы. Рассказы. — Екатеринбург: «Евдокия», 2017.
Название этого сборника рассказов сгенерировала компьютерная программа. «Меня поразило, насколько точно это отражает то, о чем повествуют мои рассказы», — признается Елена Сафронова в предисловии. Но, кажется, её признание лукавит. Хотя атмосфера книги вполне по Пикассо: сидит грустная и бухает в одиночестве, название сквозит иным смыслом — «портвейн» прочитывается джойсовским и уайльдовским «портретом»; меланхоличность — патетичностью, а художница — шаржистом.
«Портвейн меланхоличной художницы» — книга хороших рассказов, которая, как любая книга, отражает автора. А Елена Сафронова — личность яркая и противоречивая. Сочетание несочетаемого: историко-архивное образование и литературная критика, серьезность суждений аналитика и лирическая горячность — придает прозе Е. Сафроновой темпераментную неровность. Сквозь спрессованные в монолит принципы и комплексы рвется живое чувство. И в книжном, таком официальном стиле, присущем критику Сафроновой, то расцветет поэзия, то птичьей неожиданностью шмякнется просторечье.
В первой части сборника стилистический бурлеск особенно силен: «Аристократка отдается плебею потому, что люди ее страты — сплошь вырожденцы и импотенты, и ей хочется хоть раз в жизни испытать оргазм, а не эйфорию единения душ». Но далее речь выравнивается. И во второй части сборника обращают на себя внимание не нелепицы языка, а живые образы.
Вот столкнулись две бывшие подруги, ставшие врагами: «не остановиться было бы слишком, и обе, друг против дружки, как змеи на хвостах, меняясь взаимооценивающими взглядами, напряженно заговорили о пустяках».
Вот пьяница-тракторист в деревне: «От дома слышалось лирическое пение: «А-а-блака! Белогривые лоша-адки!» Анфиса чуть было не наступила на поющий рот…»
Не только по языку, но и по содержанию рассказы разных десятилетий неровны, порывисты и ухабисты, как американские горки. «Ты прекрасна, возлюбленная моя!» — психологическое исследование современной женщины, её зависимости от отношений и оценки. Не имея мужества противостоять демагогу и бездельнику мужу, героиня идёт на подлость: инсценировку изнасилования 15-летней дочери, в результате чего надоевший муж и парень дочери оказываются в тюрьме. Что и было её целью, местью слабого. Герои рассказа «Портвешок» доходят до полной потери себя совершенно добровольно — ради одобрительного похлопывания окружающих, кусочка признания и любви.
После трагических историй личностного распада, наследующих теме маленького человека в русской классической литературе, читателю может встретиться рассказ-этикетка: яркий, но неглубокий. Например, о том, что все самое высокое, как-то поэзия и романтизм, сопряжено с самым низким: ночь, улица и насилие — хорошо еще, что обошлось без аптеки («Дебют»). Таких рассказов в духе А. Геласимова — красивых, но одноплановых — становится больше к концу сборника. «Современная сказка» — история бизнес-леди, средствами медицины раз в году возвращающей молодость, чтобы в амплуа юницы провести отпуск в Крыму. «Гонолулу» — love story со счастливым концом, герои которой, двое бедных студентов, разыгрывают друг перед другом сцены светской жизни. Тоже, кстати, проблема зависимости от мнения окружающих, но в жанре водевиля. Более жесткие, но при этом вполне голливудские рассказ-катастрофа «Семнадцать дней» (пройдя через боль страшных ожогов, герой не может справиться с болью измены) и рассказ-боевик «Чпок и Василиса» — экшн с мордобоем при участии провинциальных скинхедов и столичных спецназовцев.
Разность художественных потенциалов собранных под одной обложкой произведений включает читателя в цепь высокого напряжения — пока не дочитаешь, не освободишься. Интересно. Остро. Социально. Психологически точно. Как пишет в предисловии Игорь Шайтанов, «сафроновские замечания точны, метафоры изощренны и лаконичны, внимание к героям (а чаще всего — к героиням) неподдельно, хотя все они, кажется, списаны с одного нелюдимого, самолюбивого, трепетного образа, живущего в авторской — женской — душе».
Да, о себе в этой книге много. Иногда самоиронично («общаться с ней было — как будто возиться с неизолированными проводами: может, и не замкнет, но все время опасаешься этого и не расслабляешься»), иногда — с субъективной страстностью и обидой. Так написан последний, автобиографичный рассказ сборника «Школа как школа». Повествование о советском детстве становится рефлексией о судьбе, где образ школы отражает и время, и страну, и историю личности: «О школе для меня задумались, когда я вылезла из пелёнок. Ведь я была пятым поколением семьи, сознательно выбравшей город и образование ещё при Александре II!» Семейное воспитание было строгим: «Перед первым сентября дедушка — главный человек моей жизни, которому я обязана своими жизненными принципами, сегодня архаичными и нелепыми, даёт мне важные наставления. Они простые: надо исполнять свой долг перед страной, хорошо учиться, слушаться старших, не перечить учителям, не ссориться с ровесниками и не обижать их — тогда никто не обидит и меня. На обиды не обращать внимания, тогда задиры отстанут». Затем приходит время столкновения с миром и переосмысления казавшихся незыблемыми принципов. Столкновение характера и мира — вечно захватывающая коллизия. Кто победит? С какими потерями или обретениями выйдет герой из боя? Автор до сих пор ведет его, этот бой, начатый когда-то давно: «“Русак” посоветовал маме: — Не давайте вашей дочери много читать, она выражается слишком книжным языком, её никто не понимает! Надо мной за начитанность смеялись даже отличницы». Стилистические затруднения, связанные с книжностью языка, Е. Сафронова испытывает и сейчас, зато теперь имеет возможность со страниц книги хорошенько врезать обидчицам: «её ровесницы, пустышки, бравшие лишь красотой, давно уже вышли в тираж, не говоря уж о том, что ни одна из них карьеры не сделала круче заведующей детской библиотекой».
Собрать самооценку из обломков сложно, если детство было таким: грубость и жёсткость, выдаваемые за прямоту, нелюбовь, принимаемая за заботу. От этого — самолюбие лирической героини Е. Сафроновой: «Она не зря считала себя умной и способной деловой женщиной, «сделавшей саму себя» лишь благодаря тому, что у неё были отличные мозги в приличном оформлении» («Современная сказка»). И от этого же — внутренняя сила и психологическая глубина текста. В сочетании с наблюдательностью и остроумием это дает мощный сатирический заряд. Когда автору удается диссоциироваться от личного, на первый план выходит веселый и убийственный юмор. История проститутки становится аллегорией на современную филологию: «Когда подружка университетская, Милка, сценарии строчит для сериалов, она что, не проституирует?.. Ещё как бедную Милку нагибают, даром что и шеф-редактор, и креативный продюсер — бабы. А когда одногруппник Фёдор в свой блог про политику ставит только то, что заказчик одобряет, — это как назвать?» («Бронетанковый аккорд») Непростые взаимоотношения с матерью раскрываются через образ бандерши: «Даше при взгляде на неё вечно отчего-то вспоминалась приговорка «Мама мыла раму» — наверное, потому, что рамой, которую нещадно мылят, рядом с мамой Даша ощущала себя». Наиболее сильная сторона прозы Е. Сафроновой — сатирическая. Недаром она признается: «Мой любимый с детства сатирический журнал “Крокодил”».
А настоящая сатира лирична, ведь глубина иронии — в самоиронии.
Плодородная почва таланта Сафроновой — сама жизнь, земная и грешная, живая и потешная. Тем более что хорошей сатиры, умной и психологичной (а не той, которая стёб и глум), сейчас как раз не хватает.