Новая книга стихотворений Аллы Поспеловой
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2018
1
Мы привыкли
воспринимать стихи глазами: чёрные графические столбцы во чистом поле бумажном,
или недопаханные поляны верлибров, или фигурные (о симметрия!) стишки не
авангардистов, но чаще графоманов (я их уважаю) или знатоков компьютерной
верстки. Мне стыдно признаться, но я совсем не вижу, не усматриваю, не
высматриваю стихотворения, бегущие по монитору, — вижу только тень поэтической
/ стихотворной графики, графической формы, графического порядка / беспорядка / полупорядка. Почему? — Наверное, потому,
что мне важна в стихотворении прежде всего звуковая, музыкальная,
произносительно-просодическая материя стихотворного или поэтического текста.
Стихи — любые — всегда, изначально, биологически, антропологически и — главное
— песенно, — были феноменом звуковым, интонационным и
голосовым. Может быть, именно поэтому я не понимал и не чувствовал многие годы
стихотворения Аллы Поспеловой — до тех пор, пока Алла не приехала с Арсением Ли
в Екатеринбург, где на вечере их поэзии (и шире — поэзии объединения «Сибирский
тракт») я наконец-то услышал произнесенные Аллой и Арсением стихи.
Стихи,
произнесенные перед большой аудиторией, я думаю, как-то очищаются от
сопутствующих им потока, дуновения и воздушных завихрений современного стихописания. Также стихи освобождаются от мусорного
ветерка аттракции, моды, мейнстрима и вообще убийственного коллективизма (когда
слышимый текст воспринимается как часть чуждой здесь, в зале, в аудитории, в
комнате, — общей ложной традиции и навязчивых местечковых тенденций). Алла
Поспелова читала свои стихи страстно. Страстно, пристрастно, страшно и
прекрасно. Красивая женщина (знаю Аллу давно: она всегда была такой) не
декламировала, не ужимала воздух в потрескивающие пластины, — она просто (от
«простой») и прямо говорила правду. Не пресловутую свою правду, но некую общую,
неизбежную, печальную.
Победили не зло и
добро,
Победили Любовь и
Свобода,
И причастье
особого рода
Вдоль по жилам
моим потекло.
Это звезды упали
в меня,
Или я
растворилась меж ними:
Мой любимый
остался без имени,
Есть лишь имя
воды и огня,
Прах и Пепел, вот
имя земли,
Суховей — это имя
для ветра.
Мне прощенье —
плохая примета.
Видишь, я
растворяюсь вдали.
И в меня упали
звезды, и я расслышал и запомнил имена воды, огня, воздуха и земли. Поэт
осваивает стихии. Без такой труднейшей работы — не пробиться к главному,
онтологическому, невыразимому. Автор беспощаден к себе («растворение в дали»),
поэт действительно страдает потому, что не дал имя тому, что мы называем
любовью. Поэт всегда одинок (и не только оттого, что он «царь» и «живет один»),
потому что он всегда занят (измучен, осчастливлен и т.п.) поиском имени того,
что не желает быть названным. Поэт доходит до того, что подыскивает,
выдумывает, подбирает имя для Имени.
Проспали мы с
тобой,
И Бог проспал,
И утром, собираясь
на работу,
Он звезды сгреб,
а месяц не убрал,
Забыл висящим на
соседской крыше…
Он в этом на тебя
похож, мой милый…
Я думаю, подняв
твои носки.
Бог тоже человек.
И — месяц не убрал. А поэт поднимает с пола две тряпочки и думает: вот — носки.
Носки и месяц. Вот «дуговая растяжка» между вышним и нижним. Расстояние от
месяца до носков заполняется именем пустоты, которая, в свою очередь,
наполняется нежностью и жизнью.
Кто-то сказал и
говорит до сих пор: женские стихи. Мужские стихи. Детские стихи. Ювенильные
стихи. Старческие стихи etc. Ну да, в литературе
стихи бывают разные: и гендерные, и возрастные, и бесполые. В поэзии не все так
просто (от «сложный»): вещество поэзии многообразно, разнообразно и совсем не
образно. Метафоры и метафорки не вытягивают иные
стишки из литературы в поэзию. Литература и поэзия — эта оппозиция (и
тождества, и взаимоисключения) для А. Поспеловой очень важна.
я крови не боюсь
мне нравится и
вкус ее и запах
случайно палец
уколов
люблю смотреть на
солнце сквозь рубиновые капли
врачи твердят что
это анемия
им придает такой
прозрачный цвет
но теплые
гранатовые бусы
шипастые
коралловые серьги
корунды и горячие
рубины
и платья цвета
крови мне идут
На первый взгляд
— стихи женские. Но многослойная функционально-денотативная структура этого
текста разворачивает сознание читателя в сторону ледяной, бескрайней пустоты
онтологии, которую (пустоту) А. Поспелова наполняет жизнью. Наполняет жизнью
(своей!) не сосуд, а бездну. Онтологическая бездна как предмет познания чужда
литературе, которая покупает и продает вдохновенье, или тень его, — тем, кто
тень от тени не отбрасывает: поэт, достигший пустоты и постигающий пустоту (по
Мишелю Фуко — находящийся в трансгрессивном состоянии, когда из пустоты поэт
способен создавать нечто), — поэт, извлекший из пустоты абсолютную мглу, —
способен тьмой отбросить тень от тени, и сам процесс такого отбрасывания тени —
есть свет. А. Поспелова здесь говорит о крови бытия. Только познав (увидев и
прияв) кровь бытия, ты сможешь дать имя — бытию. Кстати, пустота и тьма —
красного цвета, как влага жизни (древние, умные и дикие считали [и до сих пор
считают, может быть, они не ошибаются] кровь — душой живого существа).
В стихотворении
«Сестре» поэт говорит (ключевое словосочетание) о тоске по миру. О. Мандельштам
испытывал тоску по мировой культуре. Сегодня, в эпоху расчеловечевания
и раскультуривания, в пору затосковать по миру.
Чуть сутулый,
немой и к земле пригвожденный насильно,
где гораздо
теплей, потому обходясь без пальто,
ты метафоры
носишь, которые я износила,
препарировав
смыслы, чтоб их не заметил никто.
Мой лирический
гой, у тебя неволошинским миром
между пальцев
соленый песок убегает к реке
средь полынных
степей, где в эфире ванильным зефиром
облака отражаются
в капле на детской щеке.
Мир износился,
как метафора. Мир урбанистический, комфортный; мир цивилизованный, и
вылизанный, и зацелованный искусственными губами гламурных дур. Все мы одеты в
поношенные и изношенные метафоры языка, живущего в песне (в поэзии). Песнь —
убежище языка: даже мертвые языки (древние, а значит, вечно молодые) до сих пор
живут в песне. Стихи Катулла удержали в жизни полынную латынь любви,
растекающуюся по кромке облака, озарившегося «в капле (слезы) на детской щеке».
Алла Поспелова —
поэт, переживающий свой талант и проживающий его так, как свет переживает
своего создателя (звезду) и живет — где хочет. Поэт, осваивающий все главные
категории бытия, от стихий до времени, которого нет и которое тем не менее
неизбежно превращается в вечность.
Освободите мне
время
и я напишу книгу
за один присест
этакую
«болдинскую осень»
«виноградскую зиму»
«московскую весну»…
Выйдите все,
освободите мое
время.
Завидую читателю,
переживающему первопрочтение стихотворений Аллы
Поспеловой.
2
Книга
стихотворений Аллы Поспеловой «Цветы и песни» выпущена в свет издательством «СТиХИ» (книжные серии товарищества поэтов «Сибирский
тракт»; серия «Срез») в 2018 г. Это очень молодое, почти юное издательство,
которое публикует книги интересных авторов (вышел уже десяток изданий):
красивые книги со скошенным вправо верхним обрезом; издатели публикуют в книгах
портреты авторов [рисунки], в книгах используются разные виды бумаги [и цвет, и
плотность]; кроме того, в каждой книжке есть автографы стихотворений, — такая
книга не выглядит аляповатой [на обложках обычно располагаются репродукции картин
известных художников].
Арсений Ли
подарил мне четыре выпуска из серии «Срез»: авторы талантливые (а это —
главное), а сами книжки оставляют впечатление не только новизны, во всех
отношениях, но и открытия. Современная книга стихов, на мой ум, должна иметь
такие качества, как эвристичность (поэтическое
познание и его результаты), экспериментальность (новации, неологичность
etc) и энигматичность (загадка, чудо, глубина
смысловая, эстетическая и гармония — поэтическая гармония, которая стягивает в
пучок все векторы поэтики формальной, содержательной и новой, неизведанной и
неосвоенной).
Таковы книги
стихотворений Рафаэля Мовсесяна, Андрея Пермякова и Арсения Ли. Хочется
закончить очерк миниантологией серии «Срез».
Рафаэль Мовсесян
ветка бьет по
лицу
лишь бы
возвратиться на привычное место.
оборачиваешься,
ждешь извинений,
а она уже спит.
ну, или
притворяется спящей.
Андрей Пермяков
Равноденствие
Рите
Что-нибудь
особенно бездарное,
безупречное до
самых детских слез:
например, сияние
полярное,
например,
согласные непарные
из-под
металлических колес.
И такое — мимо
перепонок,
точно задохнуться
на бегу, –
имя, золотое, как
лисенок
на железном
мартовском снегу.
Арсений Ли
Экватор
Собаки
перекидываются словцом,
одним и тем же на
разные голоса.
Летучая мышь
окидывает мое лицо
ультразвуковым
зрением и растворяется.
Верно тебе
говорю, — уголь, кокс, антрацит,
тьма египетская,
— и бог знает, что еще
водится в ней…
аэробус во мгле кружит,
или ангел лампаду
над головой несет.
Алла Поспелова
Сестре
Все то, что для
тебя тоска по дому,
Все это для меня
— тоска по миру,
По небу, по
заморским шумным странам,
По непонятным
сердцу языкам,
Когда ты
замечаешь нежный шелест,
Тогда меня пугает
резкий выстрел,
И я не верю, что
бывает тихо
В любых, самых волшебных
городах.
А любим мы с
тобой одно и то же –
Но ты — чуть
ближе, я — немного глубже,
Поэтому нам не
узнать друг друга
И никогда уже не
разойтись.
Уверен, что серия
«Срез» уже нашла своего читателя, который умеет пробиваться сквозь современную
литературу — в поэзию. В поэзию — с тоской по миру.