Невьянское восстание автомобилистов 1918 года
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2018
Алексей Карфидов —
краевед, старший научный сотрудник Невьянского государственного
историко-архитектурного музея. Постоянный автор «Урала».
Погода хорошая. Природа цветет, небеса сияют, а человеку не живется спокойно: он восстает, борется, умирает…
С.Н. Тюшков. «Дневник». 14 июня 1918 года.
100 лет назад, в июне 1918 года, Невьянск стал центром крупного народного восстания, направленного против большевиков и вошедшего в историю как восстание автомобилистов. Выступление охватило ряд населенных пунктов и территорию нескольких уральских волостей. И хотя в итоге восстание было подавлено, но тревожные девять дней, которые оно продолжалось, оставили заметный след в истории Урала1.
Кто такие
автомобилисты, или Как ТАМ оказалась тут
Главной силой вспыхнувшего восстания стали специалисты и рабочие военизированной 4-й тыловой автомобильной мастерской (4 ТАМ) Северного фронта, эвакуированные в начале весны 1918 года в Невьянск. До этого автомастерская, созданная в разгар Первой мировой войны и с виду напоминавшая небольшой завод, размещалась на полигоне возле уездного города Луга Петроградской губернии. В ней трудилось несколько сотен рабочих различных специальностей: слесари, токари, кузнецы, механики, ремонтируя боевую технику для армейских частей. Многие из них имели солидный трудовой стаж и большой опыт совместной работы. Руководил мастерской капитан Керученко, имевший заместителей по военной и технической части.
Получив известие о Февральской революции, личный состав автомастерских принял непосредственное участие в последовавших затем событиях. Они арестовали начальника мастерской, разоружили офицеров, организовали временный революционный комитет, боевую дружину. Установили контроль над местной железнодорожной станцией и почтово-телеграфной конторой. Началось формирование новых органов власти в Луге и уезде.
В конце зимы 1918 года германская армия перешла в наступление. В условиях приближения линии фронта личный состав автомастерской принял решение об эвакуации. Работая без перерывов, в обстановке начавшегося хаоса и неразберихи, станки и оборудование, машины и оружие автомобилисты погрузили в вагоны и отправили по железной дороге в тыл. Конечной целью их путешествия стал Екатеринбург — центр крупнейшего промышленного района страны. Уральские власти в поисках места для размещения автомастерской из двух вариантов — снарядный завод Злоказова или Невьянский завод — выбрали Невьянск.
В последних числах марта 1918 года эшелоны с машинами и оборудованием стоимостью несколько миллионов рублей прибыли в Невьянск, а в начале апреля эвакуация была завершена: автомобильную мастерскую разместили в цехах закрытого к тому времени артиллерийского завода. 200 человек служащих мастерских остановились на съемных квартирах.
Таким образом ТАМ оказалась здесь, на Урале, в провинциальном Невьянске, удивляя и изумляя местных жителей. «Недавно приехали в Невьянск автомобилисты, которые летают по Невьянску в своих оказиях», — 8 апреля записал в своем «Дневнике» служащий местной почтово-телеграфной конторы С.Н. Тюшков.
Автомастерская вновь начала свою работу: рабочие ремонтировали броневые автомобили, приводили в порядок имевшееся оружие — до 100 винтовок, два автоматических ружья, пулемет «Максим». В гаражах стояло до 40 грузовиков, около 10 легковых автомобилей.
Руководила автомастерской коллегия из трех человек в составе А.Н. Елисеенко, его заместителя А.А. Кукушкина и начальника боевой дружины К.Я. Мелентьева.
Автомобилист И.И. Яхимович, не примкнувший к восстанию, а после его подавления и до занятия Невьянска чехами руководивший автомастерской, оставил такое описание характера и внешности руководителей:
«Елисеенко — высокий, сильный, плотный. Бритый, белеватый. Лицо красное. Гимнастерка всегда расстегнута. Голос зычный, грубый. Зимой ходил в полушубке. Когда ораторствовал — размахивал кулаком и пена на губах выступала. Горячий. Голова бритая.
Кукушкин — малого роста, худощавый. Цыгановатый — волос и глаза черные. Бритый, звучный голос. Вид у него был, будто бы он сердится на что-то. Разговаривая, он не смотрит на собеседника, а в землю, лишь изредка поднимая глаза. Выступая на митингах, размахивал руками, и получалось впечатление, будто он чего-то хватает, обнимает перед собой. Курил махорку, трубку.
Мелентьев — среднего роста, худощавый, русый. Бритый. В солдатской гимнастерке, сапогах. Спокойный. Умная голова».
Невьянские руководители пытались автомастерскую встроить в уже существующую систему производственных отношений. В частности, председатель Делового совета (органа, созданного большевиками для управления старинным металлургическим заводом после его национализации) Т.С. Кузнецов, выступая на собрании автомобилистов, говорил о необходимости установления твердых расценок на продукцию, о необходимости нивелировать заработки рабочих завода и автомастерской. На что А.Н. Елисеенко заявил, вытащив из кармана мандат: «Я сюда послан Троцким и никого не допущу вмешиваться в наши дела! Мы автономны». Автомобилисты с ним согласились, так что советским руководителям пришлось отступить.
Осмотревшись на новом месте, автомобилисты завязали дружественные отношения с близкими себе по духу представителями невьянского Союза фронтовиков, участниками Первой мировой, а также с оставшимися в Невьянске после утверждения советской власти членами партии эсеров инженером горного округа М.В. Арнольдом и владельцем аптеки В. Миллером.
Между тем обстановка в Невьянске с каждым днем все больше накалялась.
Еще осенью 1917 года владельцы Невьянского горнопромышленного акционерного общества, находившиеся в Петрограде, приостановили перевод денег в горный округ. Производство было значительно сокращено, уволенные рабочие требовали расчет, но денег в казне не было. В конце декабря 1917 года Невьянский завод по указу советского правительства был национализирован.
Вслед за этим началась национализация мелких частных предприятий, магазинов и лавок, что привело к нехватке продовольствия, исчезла из продажи мануфактура. Земельный комитет Невьянского Совета поделил землю в интересах малоземельных крестьян, разрушив крупные хозяйства, поставлявшие основную массу хлеба. Резкое обесценивание денег и запрещение свободной торговли хлебом не способствовало разрешению продовольственного кризиса.
В начале 1918 года Невьянский исполком вынес решение об обязательном принудительном налоге «на имущих» в продовольственный фонд в сумме 1 млн 500 тыс. рублей. Была проведена у населения оценка движимого и недвижимого имущества, по которой определяли сумму налога. Тех же, кто отказался от платежа, арестовали. «Практически пришлось у многих буржуев проводить конфискацию, а виновных, как врагов революции, арестовывать», — вспоминали руководители невьянских большевиков. Местные торговцы и кустари выступили против налога, определив его как «несправедливый, непосильный и произвольный», и, призвав на помощь волостное правление, потребовали немедленно освободить арестованных. Впрочем, волостное правление уже мало что могло сделать, а в феврале 1918 года оно было ликвидировано.
В итоге к лету 1918 года новой властью оказались недовольны почти все слои населения Невьянска и окрестных сел и деревень. Рабочие страдали от безработицы и невыплаты заработной платы. Крестьяне были недовольны запретом свободной торговли, а собственники — национализацией своих предприятий.
Недовольство населения непопулярными мероприятиями новой власти активно использовали автомобилисты, привлекая в свои ряды противников режима. Штабом для недовольных стала аптека В. Миллера. Двухэтажное деревянное здание, где она размещалась, находилось в центре Невьянска. неподалеку от Торговой площади (в 1940-е годы на его месте был построен один из первых многоэтажных домов для инженерно-технических работников завода). Сам В. Миллер, бывший военный, приехал в Невьянск незадолго до начала Первой мировой войны.
Вначале подготовка к восстанию велась исподволь, но заметно активизировалась после полученного в конце мая известия о вооруженном выступлении чехословаков и захвате ими Челябинска. Руководители автомобилистов умело воспользовались замешательством невьянских большевиков. На заседании местного исполкома они осудили действия чехословаков и выразили готовность защищать Невьянск от врагов. Было введено военное положение и сформирован Чрезвычайный военный штаб из пяти человек (три большевика и два автомобилиста), возглавил который один из руководителей автомастерской А.Н. Елисеенко.
В последующие дни в Невьянске и близлежащих селениях было сформировано и отправлено в Екатеринбург для борьбы с чехословаками несколько отрядов, состоящих из рабочих-большевиков и сочувствующих общей численностью до 800 человек. 8 июня последняя группа красногвардейцев прошла маршем по Вокзальной улице в направлении к железнодорожной станции. Но попытка советских руководителей привлечь на свою сторону местных фронтовиков — участников германской войны окончилась неудачей. В Невьянске остались только несколько советских руководящих работников. А.Н. Елисеенко заявил, что личный состав автомастерской тоже «отправится в окопы», но лишь после того, как закончит ремонт техники и приготовит исправное оружие.
А.Н. Елисеенко, как глава Военного штаба, запросил и получил из Екатеринбурга дополнительное вооружение — 100 винтовок и несколько тысяч патронов. Произошло это за несколько дней до начала восстания, причем в этом же вагоне, где везли оружие, в Невьянск из Екатеринбурга возвращались местные советские работники. Сопровождающий ящики с винтовками и патронами А.А. Кукушкин заявил: «Вот, везем оружие для укрепления советской власти».
Автомобилисты по соглашению с Советом заступили в караулы по Невьянску (красный отряд, несший караульную службу, также был отправлен в Екатеринбург). Поставили свою охрану у заводской кассы.
Таким образом, представители автомобилистов взяли под свой контроль обстановку в Невьянске, с одной стороны, стараясь уверить местных большевистских руководителей в своей преданности и лояльности к новому строю, а с другой стороны — прилагая все силы для подготовки выступления.
Первое удалось в полной мере — председатель исполкома Совета С.Ф. Коськович полностью доверял руководителям автомобилистов. По свидетельству П.А. Катенева, на вопросы его и других членов исполкома, опасавшихся усиления влияния «военных из автомастерских», С.Ф. Коськович «уверял всех нас, что опасаться совершенно нечего, что автомобилисты хорошие ребята, а их начальник Елисеенко и вовсе свой парень». Мнение Коськовича о главе автомобилистов разделял и председатель Делового совета Т.С. Кузнецов.
Была ли достигнута вторая цель — показал ход и результаты восстания.
Первый день — 12
июня
Час Х наступил в среду, 12 июня.
Накануне в Невьянске ходили слухи о приближении чехословаков к Екатеринбургу и царящей там панике среди советских работников. Неутешительные известия привез и С.Ф. Коськович, в начале июня принимавший участие в заседании уездного съезда советов.
Невьянские большевики понимали, что обстановка накаляется, возможно, линия фронта в самое ближайшее время подойдет к Невьянску, и, быть может, придется уйти в подполье и вести партизанскую борьбу. Для этого они создали в селе Северо-Конево тайный склад оружия, спрятав там несколько десятков винтовок (об этом тайнике позже стало известно, а Т.М. Худякова, во дворе которой он был устроен, во время пребывания войск Колчака на Урале подверглась репрессиям).
Автомобилисты, рассчитывая на скорое появление чехословаков (правда, точного положения на фронте они тоже не знали, а опирались больше на слухи), считали, что время выступления подошло, а растерянность большевистских руководителей и поддержка местного населения обеспечат ему быстрый успех.
Началось Невьянское восстание по заводскому гудку в 11 часов дня. События развивались стремительно. Группа автомобилистов во главе с А.Н. Елисеенко и К.Я. Мелентьевым с винтовками в руках ворвалась в заводскую контору, где арестовали комиссара труда И.А. Долгих. Был схвачен и председатель Делового совета Т.С. Кузнецов — совершенно больной, он лежал дома, не вставая. Члену союза металлистов П.И. Спехову заявили: «А ты работай пока, там видно будет!»
Затем восставшие бросились к каменному двухэтажному особняку купца Дождева на берегу заводского пруда, где тогда размещался исполком Невьянского Совета. Часть автомобилистов с винтовками выстроились цепочкой на улице Набережной перед фасадом здания и в боковом переулке. Другие ворвались внутрь. Члены исполкома были захвачены врасплох.
Вот как случившееся несколько лет спустя описывала сторожиха Совета С.Я. Кованских, ставшая свидетельницей штурма здания: «В день восстания, в 12 часов дня, в кабинете Коськовича шло заседание. Присутствовали товарищи Коськович, Василенко, Плотников, Алексеев и др. Я вносила на подносе чай. Коськович потянулся взять сахар, и в это время в двери раздался выстрел. Я уронила поднос с чаем на пол. Все присутствующие скрылись за столом — пали на пол. Шайдаков вбежал в комнату, на балкон, оттуда хотел спрыгнуть на землю, но половица отломилась, и он упал головой на чугунную ограду. Я тоже выбежала на балкон, но с улицы целились два автомобилиста из винтовок; я побежала обратно в комнату. Там, в комнате, стреляли из винтовки из обоих дверей — пули рвали ямки в стенах. Коськович, Василенко, Алексеев поднялись с поднятыми руками. Алексеев сказал: «Товарищи, мы сдаемся без боя!» Плотников ползал на полу, оставляя за собой полосу крови. Цаплин убился на дворе, прыгая из окна второго этажа…»
Спастись и скрыться удалось немногим. Л. Потехин и И. Богомолов в суматохе выпрыгнули из окна в переулок, выходящий к заводскому пруду, и поплыли на водокачку. В.А. Цепелев, бывший в это время во дворе и издалека услышавший мотор подъезжавшего автомобиля с восставшими, бросился за дворовые постройки, примыкавшие к пруду, по воде добрался до огорода соседнего дома, где спрятался в полуразрушенной старой каменной бане.
По чистой случайности в здании Совета не оказалось комиссара продовольствия С.М. Полыгалова — он провожал мать в Лысьву. Когда он возвращался с железнодорожного вокзала, то от прохожих узнал о произошедшем. С.М. Полыгалов тут же развернул лошадь и поскакал в лес за вокзалом. Здесь он укрывался до следующего утра, а затем по линии железной дороги отправился в Нижний Тагил.
Из автомобилистов при аресте членов исполкома пострадал В. Масленников — он был ранен в руку.
Еще одним свидетелем произошедших в здании Совета событий стала сестра одного из большевистских руководителей А.И. Шведова. Проходя мимо здания, она услышала выстрелы и увидела, как из окна второго этажа какой-то человек (это был председатель следственной комиссии П.П. Шайдаков) выпал на чугунную ограду дома. Массивные ворота во двор усадьбы Дождева, двери и окна были распахнуты настежь. Листы дел, исписанные крупным почерком, ветер разносил по улице.
Перед домом собирались привлеченные шумом соседи. А.И. Шведова спросила, что происходит. «Восставшие автомобилисты выступили против Советов», — ответил один из стоящих рядом мужчин.
А.И. Шведова поспешила домой. Жила она на окраине Невьянска, в конце улицы Вторая Шуралинская, и, пока добралась до дома, не раз встречала конные и пешие патрули. Между тем в доме уже проходил обыск — вооруженные люди перевернули всю мебель и вскрыли деревянные полы. Искали оружие, привезенное ее братом Н.И. Шведовым с фронта, но не нашли — оно было зарыто на огороде в грядках.
Вечером этого же дня Н.И. Шведов, ничего не зная о случившихся в Невьянске событиях, вернулся из служебной командировки и тут же на вокзале был арестован.
Все арестованные комиссары были помещены под караулом в так называемой «красной комнате» заводской конторы. К ним же посадили и Н.И. Шведова.
Вечером сестра, узнав об аресте брата и надеясь на свидание с ним, пришла к зданию конторы. В карауле по счастливой случайности стоял ее племянник П. Новокрещенов, примкнувший к повстанцам. Он разрешил своей родственнице короткий разговор с арестованным.
Между тем известие о выступлении автомобилистов и аресте большевистских руководителей быстро облетело весь Невьянск. Для большинства жителей это стало полной неожиданностью. «День сегодня ненастный, — записал в своем «Дневнике» С.Н. Тюшков, — и я не понимаю, как можно в такую погоду заниматься кому-то политическими переворотами, уж не могли выбрать ведро».
Местные жители сначала по одному, а затем группами стали собираться в старинном центре Невьянска, на площади перед Спасо-Преображенским собором. Собравшаяся огромная толпа шумела и гудела, но вдруг замолчала — на площади появились руководители восстания автомобилисты А.Н. Елисеенко и А.А. Кукушкин, члены местного отделения партии эсеров М.В. Арнольд и А.Д. Воробьев, меньшевик В.С. Бахтин. Они поднялись на платформу, находившуюся на железнодорожных путях, проложенных от станции Невьянск через поселок к заводу.
К жителям Невьянска обратились А.Д. Воробьев и А.Н. Елисеенко. Тексты их выступлений со слов очевидцев несколько лет спустя были записаны московским журналистом В.А. Вогау, собиравшим материал по истории уральских предприятий. Его очерк «Восемнадцатый год. Из истории Невьянского завода» с подробным описанием произошедших событий был напечатан в 1936 году в местной газете «Кировградский рабочий». По его очерку приведу эти цитаты.
А.Д. Воробьев произнес: «Граждане и гражданки! Сегодня великий, исторический день, когда светлый принцип демократии восторжествовал и у нас над диктатурой, а частная собственность и неприкосновенность личности начнут снова пользоваться защитой законов. Местный большевистский исполком арестован и свергнут… Да здравствует Учредительное собрание — волеизъявитель Земли русской! Да здравствует свобода и неприкосновенность личности!»
Речь А.Н. Елисеенко была более обширна и носила «программный» характер. Сообщив о захвате Совета и аресте местных комиссаров, глава автомобилистов обозначил цели восставших: «Я — старый революционер, боролся раньше с Николаем, а теперь буду бороться с комиссародержавием. Мы, автомобилисты, пришли восстановить отнятые у вас права, и мы будем вооружаться и защищать все завоевания революции вместе с вами и чехами». После этого А.Н. Елисеенко описал обстановку на Урале, представив ее такой, какой восставшим хотелось бы ее видеть: «Из Сибири двигаются вместе с чехами 200 тысяч вооруженных рабочих и крестьян, чтобы свергнуть комиссародержавие. Верх-Исетск и Екатеринбург пали… Ревдинский завод взят восставшими рабочими. В Тагил приехали латышские стрелки и сделают сегодня то же самое, что и мы здесь, а мы на подмогу им пошлем свой отряд…»
На собрании было решено восстановить ликвидированные большевиками органы власти, прежде всего волостное земство. Тут же были выбраны члены в состав земства, среди которых оказались руководители восстания, местные эсеры и меньшевики, а также беспартийные представители местных торговцев и служащих. Председателем стал бывший начальник местной почтово-телеграфной конторы В.А. Арбузов. Прозвучали предложения выбрать Крестьянский союз, а также раздались голоса за выборы нового Совета, что было решено сделать «временно, до дальнейшего рассмотрения».
После митинга на площади А.Н. Елисеенко и его заместитель А.А. Кукушкин выступили в находящемся неподалеку здании рабочего клуба, где заседали представители национализированных предприятий Невьянского горного округа. «Мы не ведем борьбы с большевиками и советами, — заявил А.Н. Елисеенко, — а ведем борьбу с комиссарами и комиссародержавием. Среди автомобилистов есть большевики… они действуют заодно с нами».
«Ни одна рука не поднялась на защиту комиссаров», — начал свое выступление А.А. Кукушкин и вновь повторил прозвучавшую на площади информацию о «подходе сибирской армии». Увлекшись, он сообщил, что национализированные предприятия надо бы вернуть прежним хозяевам, что вызвало волнение и гул в зале. Тогда вмешался А.Н. Елисеенко, заявив, что будущее устройство государства — «это дело Учредительного собрания — как оно скажет, так и будет».
Тем временем члены невьянского Союза фронтовиков, поддержав выступление автомобилистов, объявили себя мобилизованными в распоряжение Военного штаба. Они были разделены на отряды под командованием местных офицеров и автомобилистов.
Во второй половине дня небольшие отряды восставших были направлены в окрестные населенные пункты. Их надежды на народную поддержку полностью оправдались, везде, где появлялись повстанцы, крестьянское население становилось на их сторону. Много лет спустя это подтверждали в своих воспоминаниях сами большевистские руководители.
Так, в течение дня к восстанию присоединились жители цементного завода (построенного в 1914 году в нескольких верстах от Невьянска), сел Шурала, Федьковка, Верхние и Нижние Таволги, Верхнетагильского завода. Как и в Невьянске, население восстанавливало органы земской власти, существовавшие до революции.
В селе Северо-Конево местные противники большевиков, бывшие на связи с автомобилистами, подняли восстание самостоятельно, до прихода помощи из Невьянска. По воспоминаниям местного партийного деятеля А.А. Дружинина, бывшего в 1918 году еще мальчишкой, утром 12 июня раздался колокольный звон. Жителям, высыпавшим из домов, руководители местных повстанцев участник Первой мировой войны прапорщик П.В. Ушенин и заведующий почтовым отделением Мухачев сообщили, что в Невьянске поднято восстание и «советской власти конец». Тут же были арестованы местные большевистские руководители.
После того как в Северо-Конево прибыли представители восставших из Невьянска, по их предложению началась запись в отряд для отражения возможного наступления красногвардейцев из Режевского завода и для охраны дороги со стороны села Черемисского. Записались в отряд около 200 крестьян Северо-Конева, а также Аятки, Киприно, Осиновки. Не хватало оружия, так что каждый вооружался, чем мог: охотничьими ружьями, топорами, вилами и просто выструганными из дерева дубинками. Впоследствии большевики с иронией назвали эту кампанию «деревянной войной».
Между тем в Невьянском заводе автомобилисты взяли под свой контроль почтово-телеграфную контору и железнодорожный вокзал. В почтово-телеграфной конторе был выставлен пост, который не допускал отправки телеграмм из Невьянска и следил за получением телеграмм извне. Служащие конторы оказались между молотом и наковальней: с одной стороны, караул грозил суровой расправой, если бы кому-то вздумалось связаться с Екатеринбургом или Нижним Тагилом, с другой стороны, из центра уезда беспрерывно поступали запросы о причине прекращения связи и угрозы страшной кары за саботаж и молчание.
На железнодорожной станции также были выставлены караульные. В этот же день, 12 июня, они перехватили два поезда, в которых среди пассажиров оказались ответственные советские работники Урала и Москвы. Все они также были арестованы.
Вечером арестованных невьянских большевиков, к которым добавилиь некоторые советские работники из окрестных населенных пунктов, доставленные в Невьянск, и партийные работники, снятые с поездов, перевели в три арестантские камеры бывшего волостного правления. Впрочем, в последующие дни помещения заводской конторы снова пришлось использовать в качестве тюрьмы — в них размещали вновь доставляемых советских работников.
Арестованные большевики в камерах волостного правления сумели наладить между собой связь посредством азбуки Морзе, которой владели комиссары Н.П. Мартьянов и И.А. Долгих. Таким образом, они смогли обмениваться информацией.
К вечеру тучи разошлись, выглянуло солнце, но температура воздуха упала еще больше. Ночью подморозило, даже пролетал снег, впрочем, таявший при соприкосновении с землей.
Глубокой ночью в камеры явился автомобилист Е. Васильев в сопровождении нескольких повстанцев и вывел председателя исполкома С.Ф. Коськовича во двор волостного правления. Вскоре послышались выстрелы — Коськович был застрелен.
Второй день — 13
июня
На следующий день к восстанию продолжили присоединяться соседние с Невьянском населенные пункты.
Утром звон набатного колокола поднял жителей Нейво-Рудянки. Собравшись возле здания волостного правления, они узнали, что прибывший на рассвете из Невьянска отряд повстанцев занял помещение штаба Красной армии, захватив запасы оружия и арестовав местных представителей советской власти.
Еще один отряд восставших под командованием поручика Фролова двигался к Верх-Нейвинску — важному стратегическому пункту на линии уральской железной дороги. Арестовав немногочисленную охрану на станции, автомобилисты ворвались в здание Верх-Нейвинского Совета, взяв в плен большевистских руководителей, проводивших в этот момент заседание.
Вдохновленные первыми успехами, невьянские повстанцы решились на захват Нижнего Тагила, о чем еще накануне на общем собрании упоминал А.Н. Елисеенко.
Был сформирован отряд автомобилистов из 40 человек, к которым примкнули несколько десятков добровольцев. Отправились на поезде по железной дороге. Восставшие понимали, что операция по захвату крупнейшего на Среднем Урале заводского поселка будет сопряжена с трудностями, но, видимо, расчет был на внезапность и поддержку местных эсеров.
Вначале успех сопутствовал предпринятой экспедиции. Сделав остановку на станции Шайтанка, восставшие разоружили представителей местной власти и, оставив для охраны общественного порядка несколько человек, отправились дальше. В Нижний Тагил отряд прибыл в 16 часов.
Караульные красноармейцы, находившиеся на Нижнетагильском вокзале, были захвачены врасплох. Здание перешло в руки восставших, а вместе с ним и хранившийся здесь запас винтовок и патронов. Автомобилисты вышли в заводской поселок и направились к зданию местного Совета.
Дальнейшее развитие событий определила случайность, как это часто бывает в истории. Один из телефонистов позвонил со станции в исполком, где трубку взял сам председатель исполкома В.Р. Носов. Телефонист сообщил, что вокзал и станция захвачены группой белых, прибывших на поезде из Невьянска, и что теперь они отправились в поселок. Носов, собрав имевшихся в исполкоме красноармейцев, бросился к вокзалу. На полдороге, в центре Нижнетагильского поселка, обе группы вооруженных людей встретились. Завязалась перестрелка. С той и другой стороны было ранено несколько человек. Затем автомобилисты, не ожидавшие встретить организованное сопротивление и видя, что их план по захвату Нижнего Тагила терпит крах, отступили к вокзалу. Когда нижнетагильские красноармейцы прибыли на станцию, они узнали, что нападавшие отбыли обратно по железной дороге в сторону Невьянска. С собой они забрали захваченное на станции оружие.
Одним из свидетелей произошедших в Нижнем Тагиле событий стал невьянец Г.А. Широков, работавший секретарем тагильского ревтрибунала. Услышав стрельбу возле здания исполкома, а вслед за тем заводской гудок, он прибежал в числе других рабочих и служащих к зданию, где узнал «о нападении белогвардейских бандитов». Тут же, в присутствии собравшихся рабочих, прямо во дворе исполкома был расстрелян захваченный раненый автомобилист, не сумевший скрыться с остальными.
Этим же вечером нижнетагильские власти известили о случившемся Екатеринбург. Так большевистские руководители Урала узнали о вспыхнувшем в Невьянске восстании. Хотя и не зная еще подробностей невьянского выступления, они стали принимать меры к его подавлению, пообещав «перевешать всю эту сволочь». Фактор внезапности пропал, и теперь повстанцам нужно было готовиться к длительной и тяжелой обороне.
«Настроение в Невьянске тревожное, — писал в «Дневнике» С.Н. Тюшков, — повсюду двигается народ, вооруженные дружинники из старых солдат, крестьян, буржуев и интеллигенции. Ничего определенного не известно о случившемся в других заводах и в Екатеринбурге… На случай охраны завода в ночное время на каждом квартале расставлены по нескольку человек сторожей».
Третий день — 14
июня
В тылу у красных войск, сражавшихся с чехословаками, возник внутренний фронт, а участок уральской железной дороги между Нижним Тагилом и Екатеринбургом оказался перерезан. Положение советской власти оказалось весьма нелегким.
В Невьянском заводе руководители восстания объявили мобилизацию, а населению было велено к 12 часам дня сдать все имеющееся оружие. Если же кто-то приказу не подчинится, то будет передан военно-полевому суду.
Шла подготовка к обороне — на окраине заводского поселка со стороны Нижнего Тагила жители копали окопы, возле которых были поставлены посты автомобилистов. Руководили работами бывшие фронтовики А. Булмасов, В. Медовщиков, М. Белоусов (полный Георгиевский кавалер), опытные в вещах подобного рода. Копали окопы и возле железнодорожной станции. Мост через речку Белую за Невьянском был заминирован.
Несколько автомобилистов ездили на лошадях по улицам, собирая для повстанцев продукты питания. В двухэтажном каменном особняке купца И.З. Карпова на Тульской улице был организован склад оружия и боеприпасов.
Из окрестных деревень в Невьянск прибывали добровольцы, вооружаясь, как могли: охотничьими ружьями, вилами, косами, дубинами.
Нехватка оружия была одной из главных проблем. Решить ее руководители восстания попытались, используя сырье и мощности старинного металлургического завода — в кузнечном цехе было организовано изготовление железных наконечников для пик. В труболитейном цехе завода пошли дальше — заведующий цехом Беренов и бывший главный механик завода, ныне вышедший в отставку, Юлий Антонович Мольс задумали изготовить пушку наподобие тех, что выпускал завод двести лет назад, в эпоху Акинфия Демидова. Мастер Сергей Кадцин приготовил модель, по которой литейщики отлили чугунное орудие длиной полтора метра и диаметром 12,5 см. Получился прекрасный «музейный экспонат». Пушку предполагалось установить на лафет на одной из железнодорожных платформ, но в боевых действиях она так и не была использована (по некоторым данным, она лопнула после пробного выстрела).
Как отмечал один из красных командиров И.П. Ермаков: «На наше счастье, белобандиты не были достаточно вооружены, хотя имели в своем распоряжении несколько пулеметов, сотни две винтовок; основную массу оружия составляли охотничьи ружья и наспех скованные железные копья, насаженные на деревянные пики…»
Утром 14 июня красные войска начали наступление на Невьянск по железной дороге с двух сторон — от Екатеринбурга и Нижнего Тагила, стремясь взять восставших в клещи.
Со стороны Екатеринбурга выдвинулся отряд железнодорожников численностью 150 человек. Возле Верх-Нейвинска произошло первое военное столкновение. Поезд с красноармейцами был обстрелян из пулемета, и отряд отступил. Вскоре, получив в подкрепление Интернациональную роту, состоявшую из мадьяр, австрийцев и латышей, красноармейцы вновь двинулись на Верх-Нейвинск и заняли станцию. Между тем в поселке били в набат — его жители готовились к обороне.
Здесь же, на станции Верх-Нейвинск, произошли первые переговоры между большевиками и восставшими. Со стороны Нейво-Рудянки прибыли три парламентера, предложив красноармейцам сдать оружие. В ответ красные выдвинули встречный ультиматум, в противном случае угрожая не оставить от Невьянска камня на камне. Переговоры окончились ничем.
Оставив на станции отряд железнодорожников, отряд интернационалистов на платформе с пулеметами двинулся к Нейво-Рудянке. Перед станцией отряд остановили разобранные железнодорожные пути. Пока красноармейцы решали, что делать, со стороны тянувшейся вдоль насыпи гранитной скалы, покрытой леском, раздались выстрелы, полетели гранаты.
Место для засады автомобилисты выбрали удачно — с возвышенности хорошо просматривались и простреливались железнодорожные пути и тянувшаяся с другой стороны путей равнина. Интернационалисты даже не могли укрыться за мешками с песком — пули летели сверху, поражая свои цели.
В итоге, оставив на месте непродолжительного боя около двадцати человек убитых, красный отряд в панике бежал. В руки восставших попали поезд и оружие. Интернационалисты и железнодорожники же отступили к станции Таватуй.
Тем временем к Нижнему Тагилу в помощь местным красноармейцам выступили рабочие отряды из окрестных заводов.
Передовой отряд был отправлен в сторону станции Шайтанка и на разведку в село Николо-Павловское. Станция была занята без боя, в Николо-Павловске же красные обнаружили только нескольких крестьян с охотничьими ружьями, охранявших арестованного председателя волисполкома.
Затем нижнетагильский красный отряд численностью свыше 300 человек стал продвигаться к станции Анатольской, находящейся примерно на половине расстояния между Невьянском и Нижним Тагилом. Этим же днем станция была занята.
Лишь за разъездом № 116 (современная станция Быньговский) в непосредственной близости от Невьянска красные наткнулись на оборонительную линию повстанцев. Завязался бой.
В научном архиве Невьянского музея сохранилось много рукописных воспоминаний участников Гражданской войны. Среди них особый интерес представляют заметки одного из красных командиров Я.А. Комшилова с выполненными карандашом чертежами мест боев и позиций своих и противника. По его словам, повстанцы устроили окопы с пулеметными гнездами, расположенными по всем правилам воинского искусства. Красные отряды наступали тремя цепями под прикрытием бронепоезда с пулеметами, но, наткнувшись на сильный огонь противника, были вынуждены отступить к станции Анатольской и занять оборону.
Отзвуки этих боев на тагильском направлении были слышны в Невьянске, вызвав тревогу и повергнув в ужас непривычных к звукам сражений обывателей. С.Н. Тюшков записал в «Дневнике»: «С половины третьего дня верстах в 5 от станции близ линии железной дороги завязался бой между невьянскими и Красной гвардией из Тагила. Я ходил на станцию и там слышал гул перестрелки — явление, мною еще не познанное… Идет бой и у Верх-Нейвинска, но там эта сторона [автомобилисты] отступила к Рудянке».
Четвертый и пятый
дни — 15 и 16 июня
15 июня в районе боевых действий установилось затишье. Красные отряды, получив отпор, перегруппировывались и ожидали подкрепления, обещанного руководством в Нижнем Тагиле и Екатеринбурге. Восставшие готовились к длительной обороне и отражению новых атак.
Мирные жители с тревогой ожидали развития событий. Днем в Военном штабе собралась делегация невьянских рабочих, среди которых было несколько не примкнувших к восстанию автомобилистов-большевиков. Они надеялись на мирные переговоры с красными отрядами и предложили для этого свое посредничество.
Однако лидеры повстанцев не собирались садиться за стол переговоров. «Мы взялись за оружие не для мирных переговоров, а для борьбы, — заявил А.Н. Елисеенко. — Мы поставили на карту свои головы и шутить этим не намерены. Да и не может быть мирных переговоров между нами и наемникам немцев — изменниками и предателями родины» (цитата по очерку В.А. Вогау).
Между тем положение было серьезно. В Невьянск по лесным тропам пробрались несколько человек, принимавших участие в антибольшевистском выступлении членов Союза фронтовиков Верх-Исетского завода. Восстание, начавшееся в те же дни, что и Невьянское, было разгромлено, так что ничто теперь не мешало советским руководителям Урала двинуть все силы против невьянцев.
Чтобы приободрить повстанцев и уверить местных жителей в близкой победе, невьянские фронтовики — члены Военного штаба, отобрав около 50 человек, надели на них наспех изготовленную из подручного материала казацкую форму и усадили на коней. По Невьянску разнесся слух: «Казаки прибыли!» Но вскоре местные жители в «казаках» стали узнавать своих знакомых невьянцев, примкнувших к восстанию. Руководители автомобилистов А.Н. Елисеенко и А.А. Кукушкин, узнав о провалившемся маскараде, пришли в ярость, обозвав своих союзников-фронтовиков «бездарными шалопаями».
Между тем, не теряя надежды на помощь извне, восставшие выпустили воззвание, адресованное жителям окрестных селений: «Граждане! Солдаты, крестьяне и рабочие, с богом за правое народное дело, не медля ни минуты, свергайте иго большевизма!» (цитата по воспоминаниям из музейного архива).
Еще одно послание с автомобилистом Мильчевским было отправлено к чехам. «Братья чехо-словаки и сибирские крестьяне! — писали они. — Мы восстали и вот уже пять дней ведем бой на два фронта — Екатеринбургский и Пермский. Но у нас мало оружия и патронов. Спешите на помощь, иначе мы будем раздавлены. Мы имеем сто тысяч рабочих и крестьян. Шлем вам привет и ждем вашей помощи» (цитата по очерку В.А. Вогау).
Письмо не дошло по назначению — везший его Мильчевский под Кыштымом попал в руки красных.
С.Н. Тюшков, днем 15 июня вновь побывав «на Тагильском фронте» возле окопов, сооруженных в северной части Невьянска, записал в своем «Дневнике»: «Нижнетагильская армия, говорят, предъявила ультиматум о сдаче всего оружия, угрожая в случае сопротивления беспощадной бомбардировкой Невьянска. Боя сегодня не было».
Ультиматум, о котором упомянул С.Н. Тюшков, звучал так: «Признают ли рабочие и крестьяне советскую власть? Если да, то требую немедленно сложить оружие, в противном случае Невьянск будет разрушен артиллерийским огнем до основания» (цитата по В.А. Вогау).
Ультиматум остался без ответа. Руководители Невьянского восстания были заняты формированием боеспособных отрядов из местных жителей и добровольцев, прибывших из окрестных деревень.
Между тем в этот день, 15 июня, к восставшим присоединились жители Петрокаменского завода — не чужого для Невьянска населенного пункта. Построенный в конце XVIII века Петром Яковлевым, представителем новой династии невьянских заводовладельцев, Петрокаменский завод производственными и экономическими нитями был прочно связан с Невьянском, до начала XX века входя в состав Невьянского горного округа.
Продолжалась «деревянная война» в Северо-Коневе. Сформированный в селе отряд повстанцев выдвинулся к крупному селу Черемисскому. Вперед, по дороге на Реж, выслали разведку. Возле деревни Воронино разведчики встретили отряд Красной гвардии. Началась перестрелка. Разведчики, часть из которых получили ранения, были вынуждены повернуть назад.
Тем временем отряд повстанцев в селе Черемисское готовился к обороне: на опушке леса возле села рыли окопы, а местные жители собирали для них продовольствие. Но силы были не равны. Отряд красногвардейцев, спустя несколько дней подошедший к селу, открыл шквальный огонь. Восставшие стали отступать. Тут прискакал связной из Невьянска и сообщил, что в Невьянск вступили красные войска. Это известие привело к панике, и члены северо-коневского отряда разбежались.
Но это произойдет несколько дней спустя, 18—19 июня, а пока и та и другая стороны накапливали силы, готовясь к решительному сражению.
Началось оно утром следующего дня — 16 июня. Повстанцы атаковали первыми. Их целью стали красные отряды, окопавшиеся на разъезде № 116 (станция Быньговский).
Вначале раздался взрыв — оказалось, что повстанцы, пробравшись в тыл красным отрядам, в двух верстах от разъезда взорвали железнодорожное полотно, чтобы отрезать их сообщение с Нижним Тагилом. Часть красного вологодского отряда выехала на место взрыва. Не прошло и часа, как раздался второй взрыв. Туда отправились оставшиеся вологодцы и часть алапаевского отряда. На 116-м разъезде остались при поддержке бронепоезда с пулеметом отряд мадьяр, прибывший накануне бисертский отряд и вторая часть алапаевского отряда, всего около 90 человек (по воспоминаниям командира бисертского отряда И.П. Ермакова).
Через полчаса после второго взрыва повстанцы начали наступление. Бронепоезд восставших оттеснил бронепоезд красных, под его прикрытием повстанцы ударили во фланг алапаевского отряда. Но алапаевцы не сдали позиции, а продолжали отстреливаться. В перестрелку вступили и мадьяры, находившиеся на другом фланге красных. В решающую минуту в бой вступил бисертский отряд, находившийся в резерве. Бросившись в атаку, бисертцы смяли фронт противника, решив исход боя. Повстанцы отступили, красногвардейцы из-за незнания местности преследовать их не решились.
Потери были примерно одинаковы — с той и другой стороны десять человек убитых и около сорока раненых (у красногвардейцев, повстанцы своих раненых увезли с собой). Вскоре со стороны Невьянска прибыли пять парламентеров забрать тела убитых, но, по воспоминаниям И.П. Ермакова, красные, узнав в них «матерых контрреволюционеров из Нижнего Тагила», без лишних слов арестовали и отправили в Нижний Тагил.
К вечеру железнодорожные пути, пострадавшие от двух взрывов, были восстановлены. Из Перми прибыло подкрепление, и «настроение всех находившихся на разъезде отрядов приподнялось» (по воспоминаниям И.П. Ермакова).
Бои развернулись и с южной стороны Невьянска — между Верх-Нейвинском и Нейво-Рудянкой. Красный отряд, усиленный новыми силами, подошедшими из Екатеринбурга, начал новое наступление на Невьянск. С ходу заняв станцию Верх-Нейвинск, красные встретили организованное сопротивление и после боя были вынуждены отступить.
Таким образом, к вечеру 16 июня на нижнетагильском направлении повстанцы потерпели поражение, на екатеринбургском же направлении сдержали натиск красных отрядов, сохранив статус-кво.
Шестой день — 17
июня
Стало ясно, что, несмотря на первоначальный успех и широкую поддержку окрестного населения, Невьянское восстание оказалось изолированным от других очагов антибольшевистской борьбы. Не удалась и попытка установить связь с чехословацкими войсками.
Против повстанцев теперь выступали не только рабочие дружины и интернациональные отряды, а формирующиеся регулярные части Красной армии. К 17 июня на нижнетагильском направлении было сосредоточено около 2 тысяч человек, из которых семьсот были красноармейцами из регулярных частей. Около тысячи человек готовились к наступлению на Невьянск (по данным уральского историка А.М. Кручинина).
Красные войска имели превосходство над повстанцами в вооружении и в снабжении боеприпасами. Все это предопределило в конечном итоге поражение восстания.
На рассвете 17 июня красные отряды начали наступление на Невьянск на нижнетагильском направлении. Головной отряд под прикрытием бронепоезда должен был наступать по железной дороге. Его фланги прикрывали тагильцы, кушвинцы и часть бисертского отряда. Отряд мадьяр был отправлен в обход противника с целью ударить по его тылу. Алапаевцы остались для охраны 116-го разъезда (станция Быньговский).
Дальнейший ход событий описывает один из участников боя, командир бисертского красногвардейского отряда И.П. Ермаков: «Верстах в четырех от Невьянска встретили белобандитов, засевших в хорошо укрепленных окопах, сделанных по всем правилам военной фортификации. Видно было, что тут руководила опытная военная рука. Завязался жаркий бой, продолжавшийся не более получаса. Железнодорожный отряд настолько стремительно наступал при поддержке стрельбы с паровоза и вагонов, что белобандиты не успели взорвать минированный железнодорожный мостик, находящийся в 10-ти шагах от окопов. Бандиты были выбиты из окопов, и пермский отряд пошел далее занимать станцию Невьянск.
Дольше сопротивлялись бандиты слева от железной дороги, в лесу… белобандиты отступили только тогда, когда была занята станция Невьянск пермским отрядом железнодорожников и сосновая роща мадьярами.
Повстанцы после поражения в окопах рассыпались по Невьянскому заводу и, упорно сопротивляясь, медленно отступали».
Теперь бои развернулись в самом Невьянске, на его улицах. Бронепоезд красных со станции по железнодорожной заводской ветке двинулся через весь заводской поселок к заводу, находящемуся в противоположной части селения. Повстанцы отстреливались, бросали на железнодорожные пути телеги, бревна, пытаясь этими импровизированными баррикадами задержать продвижение бронепоезда. Ружейные и пулеметные пули свистели не только на Первой Новой улице (ныне улица Матвеева), по которой проходила железнодорожная ветка на завод. Простреливались и боковые улицы — Загородная (улица Дзержинского), Медведевка (улица Чапаева), Вторая Шуралинская (улица Малышева), Первая Шуралинская (улица Ленина), Большая Московская (улица Профсоюзов). Мирные жители попрятались в домах, опасаясь показаться на улице.
Обратимся снова к «Дневнику» С.Н. Тюшкова: «18 июня… Вчера тагильская Красная армия вдруг начала сильное движение вперед, и невьянские начали отступать. Мы на крыше наблюдали начало этого движения. Сначала только слышали приближающиеся выстрелы и треск пулемета, потом вдали на поле различили медленно двигающийся бронированный тагильский поезд, который приближался к станции. Стрельба продолжалась, не утихая…
Тагильский поезд, энергично отстреливаясь, вступил на заводскую железнодорожную линию и двинулся в Невьянск. Пули сыпались во все стороны Невьянска, ударялись в здания… наводили на жителей ужас, многие из которых, позабрав кое-какое имущество, бежали куда глаза глядят. Перестрелка с обеих сторон продолжалась и в улицах, так как невьянская дружина продолжала стрелять из переулков и из-за зданий.
Тагильский поезд медленно прошел в завод, навел там порядок и так же медленно стал возвращаться на станцию. В это время отступившие и рассеянные автомобилисты — одни попрятались, другие пустились в бегство по свободным дорогам из Невьянска…»
Многие участники восстания (в основном жители окрестных селений) отступали пешком и на телегах по Осиновской дороге, огибавшей завод и лежащую за ним гору Лебяжку, а следовательно, находившейся в стороне от развернувшихся в заводском поселке боевых действий.
Спасаясь бегством, несколько автомобилистов решили расправиться с арестованными комиссарами. Как вспоминал командир бисерского отряда И.П. Ермаков: «Нам было известно, что местные коммунисты… сидят в арестном помещении в здании волостного правления… В момент занятия завода… почти на наших глазах несколько белогвардейцев через окошко дверей арестного помещения бросили несколько ручных бомб. Из арестованных устроили кровавую кашу…»
Жуткое зрелище, представшее глазам очевидцев в камерах волостного правления, не выветрилось из их памяти и несколько десятилетий спустя. С.Н. Богомолова вспоминала в 1957 году: «Я побежала в тюрьму, и моим глазам представилась чудовищная картина. В лужах крови лежали тела расстрелянных, истерзанных осколками гранат и проколотых штыками… невьянских коммунаров в камерах и коридорах тюрьмы. Кругом кровь и стоны раненых».
«Этого никогда не забыть», — вторит ей сын одного из убитых, бывший тогда ребенком.
Из четырнадцати заключенных в первой камере волостного правления восемь человек были убиты наповал, еще четверо тяжело ранены. Во второй камере из семнадцати человек двое были убиты и одиннадцать ранены. В третьей камере (бывшей кладовой) арестованные остались живы — им удалось забаррикадировать двери оказавшимися здесь ящиками. Имена погибших комиссара труда И. Долгих и комиссара юстиции и просвещения Н. Мартьянова, а также С. Коськовича, расстрелянного в первый день, несколько лет спустя были увековечены в названиях невьянских улиц.
Открыв двери камер волостного правления, красногвардейцы вывели раненых и уцелевших арестантов. Но пришлось отступить — с прилегающей к заводу горы Лебяжки повстанцы стреляли из пулемета.
Остальные советские работники, содержавшиеся в помещении заводской конторы, не пострадали — контора находилась в центре завода и в первую очередь была занята наступавшими красногвардейцами.
Большие силы повстанцев организованно отступали из Невьянска в сторону Нейво-Рудянки. Отходом руководил А.Н. Елисеенко, назначая командирам дружин место сбора. Его заместители А. Кукушкин, К. Мелентьев и В. Адамчик на автомобиле отправились к цементному заводу, построенному неподалеку от Невьянска за четыре года до этих событий, надеясь собрать подкрепление и ударить в тыл красным по разъезду № 116 (станция Быньговский), чтобы отрезать их от Нижнего Тагила.
Опасаясь нападения бронепоезда повстанцев, отступившего к югу от станции Невьянск, красноармейцы разобрали рельсы на железнодорожных путях со стороны Екатеринбурга. И вовремя! Показался мчавшийся под уклон состав без паровоза, груженный щебнем и кирпичом, чтобы протаранить находившиеся на станции эшелоны красноармейцев. Крушения не случилось — пущенный автомобилистами состав налетел на разобранное железнодорожное полотно и рухнул с насыпи, не принеся большого урона.
Наконец ночь спустилась на землю, бой затих, но еще время от времени ночную тишину прерывали винтовочные выстрелы и треск пулемета.
Седьмой, восьмой и
девятый дни — 18, 19 и 20 июня
Ночь с 17 на 18 июня прошла беспокойно. После взятия Невьянского завода красными войсками под свой контроль, он был объявлен на военном положении. Был введен комендантский час. По главным улицам Невьянска были расставлены красноармейские патрули. Но, как заметил И.П. Ермаков, бойцы которого несли караул в Забеле (северный район Невьянска, за речкой Белой), «белобандиты ничуть еще не думали складывать оружие».
Всю ночь была слышна стрельба возле железнодорожной станции и на улицах заводского поселка. «Приходилось в ответ обстреливать целые участки домов, откуда производился обстрел, — вспоминал И.П. Ермаков, — невзирая на то, что там могут находиться мирные жители. Только такими мерами к утру удалось парализовать обстрел».
Наступил день, но на улицах почти никого не было. У немногочисленных прохожих патрули проверяли пропуска, выданные военным комендантом.
Среди патрулировавших улицы Невьянска встречались солдаты-интернационалисты. А.И. Шведова, отправившаяся за телом своего убитого брата, вспоминала, как напугал ее грубый голос, неожиданно прозвучавший в утренних сумерках. Она увидела перед собой лицо китайского солдата и только с третьего раза поняла произнесенную им фразу на ломаном русском: «Стой, кто идет? Документы?»
Участники восстания не сложили оружия. Теперь, после оставления Невьянска, их штаб расположился в Нейво-Рудянском заводе. Отдельные отряды повстанцев находились в Шуралинском и Невьянском цементном заводах, Калате (Кировграде), Быньгах, Верхних и Нижних Таволгах, Федьковке и Обжорине.
По-прежнему было неспокойно в ближайших окрестностях Невьянского завода. Несколько раз за день 18 июня повстанцы появлялись на горе Лебяжке, господствующей над старинными заводскими фабриками, прудом и прилегающей к заводу территорией, и обстреливали Невьянск из винтовок и пулеметов. По красноармейцам стреляли из засад. На окраинных улочках появлялись даже разведчики повстанцев, чтобы оценить обстановку.
Было ясно, что крупномасштабные военные действия возобновятся если не сегодня, так завтра. Об этом рассуждали члены вновь созданного невьянского исполкома, собравшись в комнате начальника железнодорожной станции. Среди них исполняющий обязанности председателя исполкома А. Филипповых, А. Алексеев, И. Богомолов, уцелевшие в камерах волостного правления, и С. Полыгалов, избежавший ареста и сумевший скрыться в день начала восстания. Почти недельное ожидание смерти в подвале волостного правления не прошло для них бесследно — у Филипповых судороги перекашивали лицо, дергалась голова, Алексеев ежеминутно вскакивал со стула и, пробежав несколько раз по комнате, падал обратно, Богомолов без конца курил.
К вечеру на стенах домов и заборах был вывешен приказ за подписью членов исполкома о немедленной сдаче населением огнестрельного и холодного оружия. «Граждане, обнаруженные с оружием в руках, будут расстреливаться на месте, как активные враги революции», — гласил приказ. Но, несмотря на строгие формулировки, население не спешило разоружаться — массовой сдачи оружия не наблюдалось.
К вечеру 18 июня солнечная погода сменилась ненастьем. Пошел дождь, засверкали молнии, но в качестве аккомпанемента вместо грома всю ночь звучали винтовочные выстрелы и далекий треск пулемета.
Утром 19 июня боевые действия возобновились. Со стороны Шуралы, Калаты (Кировграда) и цементного завода выдвинулись цепи повстанцев, подойдя к железнодорожной станции на расстояние в полкилометра и охватив ее плотным кольцом. Подошедший бронепоезд автомобилистов обстреливал станцию из пулеметов.
Красноармейцы пошли в контрнаступление. Пермский и бисертский отряды, по воспоминаниям И.П. Ермакова и Я.А. Комшилова, наступали на цементный завод по заводской железнодорожной ветке, обходя противника с флангов. По позиции противника ударили мадьяры. (Это сейчас между Невьянском и поселком Цементным находится чистое поле, где последний виден как на ладони; сто лет назад на этом месте росла густая роща — удобное место для устройства засад и перестрелок.) Пулеметным огнем общий фланг повстанцев был рассечен на три части. Необученные мобилизованные рабочие, составлявшие левый фланг повстанцев, бросили винтовки и были рассеяны. Правый фланг попал в окружение и был уничтожен. Центральная часть повстанцев оставила позиции и отступила к цементному заводу. Наступавшими красными отрядами цементный завод был охвачен с двух сторон, взят в кольцо, которое сжималось все сильнее и сильнее.
Та и другая стороны дрались с большим ожесточением. Как вспоминал Я.А. Комшилов, «в плен врагов не брали, их уничтожали даже раненых. Так вышло».
«Ночь была жаркая, — записал С.Н. Тюшков в своем «Дневнике». — Перестрелка между занявшими Невьянск красноармейцами и возвратившимися невьянскими дружинниками с Екатеринбургского фронта около станции, кажется. Результаты еще неизвестны».
Результаты стали известны к вечеру — бой за цементный завод окончился победой красных. Теперь за повстанцами остались только Шуралинский завод, Нейво-Рудянка и Калата (Кировград).
Между тем невьянцы, не принимавшие участия в боях и сбежавшие от развернувшихся 17 июня в поселке боевых действий, постепенно возвращались в Невьянск. По их словам, «по всей железнодорожной линии начиная от Верх-Нейвинска и до Невьянска идут разведки, перестрелки и бои».
Ненастье, установившееся накануне вечером, к концу дня 19 июня сменилось хорошей, солнечной погодой.
«Погода — прелесть! — записал С.Н. Тюшков в «Дневнике». — В природе тишина… Небо чисто, воздух напоен всюду ароматом расцветшей сирени, а синяя даль гор и лесов так и манит… Но надолго ли эта тишина? Уже сейчас прозвучало два выстрела и пулемет. Дело в том, что сейчас Красная армия ожидает какого-то неприятеля с Осиновской дороги и на ту сторону Невьянска стянула свои силы. Многие ожидают орудийный бой… Ах, когда все это кончится!»
Тем временем советские руководители Екатеринбурга, подавив выступление верх-исетских фронтовиков, развязали себе руки и смогли предпринять активные действия против участников Невьянского восстания. Еще 17 июня на станцию Таватуй были переброшены дополнительные отряды в количестве свыше 300 человек, большой запас оружия и боеприпасов. Командиром боевой группировки назначили Р.П. Вайняна. Ему было поручено не позже чем в трехдневный срок ликвидировать «контрреволюционное гнездо, засевшее в районе между Шайтанкой и Таватуем» (цитата по книге А.М. Кручинина «Невьянский набат»).
Весь день 18 июня велась разведка: красные разведчики обследовали железнодорожные пути до станции Верх-Нейвинск, побывали в деревне Таватуй и селе Тарасково, не затронутых восстанием.
Наступление было намечено на раннее утро 19 июня. Выдвинувшись со станции Таватуй, уже в 6 часов утра красноармейцы вступили на станцию Верх-Нейвинск. Повстанцы, забаррикадировавшиеся в заводском поселке, открыли ружейный огонь. В ответ по поселку ударила красная артиллерия. После бомбардировки в поселок двинулись цепи красноармейцев. Восставшие отступили к Нейво-Рудянке.
Остаток дня ушел на восстановление железнодорожного пути к станции Нейво-Рудянка, взорванного повстанцами.
Утром 20 июня отряд Р.П. Вайняна развил успех, заняв Нейво-Рудянку. Повстанцы рассеялись по окрестным лесам, отступив к Верхнему Тагилу — своему последнему оплоту (нижнетагильские красные отряды в этот же день заняли Шуралинский завод и Калату).
Днем к Р.П. Вайняну явилась делегация верхнетагильских жителей, прося о «пощаде Верхнего Тагила» (цитата по книге А.М. Кручинина). В ответ им было предложено выдать зачинщиков. Впрочем, не дожидаясь ответа, нижнетагильские отряды заняли Верхний Тагил без боя.
21 июня в Пермь была отправлена телеграмма: «Контрреволюционный мятеж подавлен, последний оплот мятежников — Верхний Тагил взят» (цитата по книге А.М. Кручинина). Уральская железная дорога полностью перешла под власть большевиков, а сообщение между Екатеринбургом и Нижним Тагилом было восстановлено.
***
Действительно, массовые выступления прекратились, но борьба с советскими органами власти не завершилась, она просто перешла в стадию партизанской войны.
Несмотря на заявления красного командования о «разгроме мятежников», члены вновь созданного невьянского исполкома еще много дней, вплоть до оставления Невьянска перед наступающими отрядами чехословаков, испытывали нервное напряжение. Они работали, положив на стол рядом с собой револьверы, а у окна на подоконнике стоял пулемет с патронной лентой (по данным В.А. Вогау).
Их опасения были не напрасны. В.А. Вогау отмечал, что отдельные повстанцы время от времени появлялись в окрестностях Невьянска, делая одиночные выстрелы. Приводит он и случай обстрела проходившего по железной дороге поезда возле станции Анатольская из кустарника возле насыпи.
Красноармейские отряды днем и ночью прочесывали окрестные леса, но и полмесяца спустя еще случались вооруженные стычки между ними и отдельными повстанцами. Вот что, например, говорилось в сводке штаба Северо-Урало-Сибирского фронта о положении дел в Пермской губернии от 26 июня 1918 года: «Бегущих из Невьянска контрреволюционеров ловят и расстреливают. Население обращается к красноармейцам за помощью. Мятежники удравшие в окрестностях грабят и насилуют женщин. Устраиваются по селам поиски за контрреволюционерами».
Впрочем, не все жители окрестных сел и деревень призывали красноармейцев ловить «мятежников». Многие крестьяне давали приют и укрытие таким же, как они, крестьянам, решившимся выступить против большевиков с оружием в руках. По сообщению того же Вогау, многие участники восстания скрывались в окрестностях деревни Кунара, а местные жители (В.А. Вогау пишет «кулаки») снабжали их одеждой и продуктами питания.
Повстанцы лесами пробирались в сторону Екатеринбурга, надеясь выйти к чехословацким частям. Кто-то пытался скрыться в направлении Билимбаевского и Шайтанского заводов.
1 июля в Екатеринбурге погиб глава автомобилистов А.Н. Елисеенко. На городских улицах его, переодетого в штатский костюм, узнал невьянский красноармеец Н. Плетнев, но в густой толпе вскоре потерял из вида. Тогда, вспомнив, что у аптекаря В. Миллера в Екатеринбурге есть собственный дом, призвав в помощь местных красноармейцев, устроил возле него засаду. Когда на третий день А.Н. Елисеенко появился возле дома Миллера, он был схвачен под руки, но сумел вырваться и стал отстреливаться из маузера. Будучи ранен, Елисеенко застрелился.
«Смертью героя погиб начальник штаба Елисеенко, — полтора месяца спустя, после занятия города чехами, в газете «Уральская жизнь» писал его соратник А.А. Кукушкин. — Вечная память. Знай, что идея, за которую ты пал и умер, жива. Ее на штыки не поднимешь и не расстреляешь. Это идея — Учредительное собрание и народовластие».
Судьбу А.Н. Елисеенко разделили многие рядовые участники восстания, схваченные в окрестных лесах и на месте расстрелянные красноармейцами или же арестованные в процессе «чистки» населенных пунктов, бывших в зоне восстания, и подвергнутые военно-революционному суду. В Невьянске и других населенных пунктах в домах лиц, причастных к восстанию, и членов их семей проходили обыски (выявлять таких лиц помогали автомобилисты-большевики, не примкнувшие к выступлению, и арестованные в дни восстания местные советские руководители).
Среди запуганного населения рождались страшные слухи. «Передают о страшной расправе с контрреволюционерами, отправленными в первом вагоне в Тагил, которых за станцией Анатольской перерезали и свалили по скату возле железной дороги, — отметил в «Дневнике» С.Н. Тюшков. — Та же участь… постигла и второй вагон. То же предвидится и дальше, так как вновь арестованными вагоны ежедневно продолжают нагружаться».
Невьянские зажиточные жители, купцы и торговцы были мобилизованы на ремонт железнодорожной насыпи и путей, разбор завалов. Их жен заставили чистить и отмывать помещения дома Дождева, где еще сохранились следы крови после захвата исполкома Совета в первый день восстания.
Невьянск по-прежнему находился на осадном положении. В 19 часов начинался комендантский час, и жители закрывались в своих домах, боясь показаться на улице. «А между тем после жаркого-то дня в 7 часов и начинают оживать люди, и является непреодолимое желание прогуляться», — заметил в «Дневнике» С.Н. Тюшков.
30 июня невьянские советские работники, погибшие от рук повстанцев, были торжественно перезахоронены. Выкопанные из земли гробы уложили на подводы, и под траурную музыку процессия направилась к Соборной площади, где гробы были опущены в братскую могилу.
А в сентябре, после занятия Невьянска белой армией, на кладбище по христианскому обряду хоронили невьянцев, принимавших участие в восстании или только заподозренных в этом и «пущенных в расход» следственной комиссией. Их тела, по свидетельству С.Н. Тюшкова, находили зарытыми в ямах «за вокзалом… за кузницами в шахте»…
Сто лет прошло после Невьянского восстания автомобилистов. Описанные выше события повлекли за собой множество жертв, обернувшись трагедией для нашего края. Но о них нужно помнить. Даже и по прошествии целого века.
1 Эта
публикация основана на материалах научного архива Невьянского государственного
историко-архитектурного музея, воспоминаниях невьянцев
— участников Гражданской войны, опубликованном «Дневнике» жителя Невьянска С.Н.
Тюшкова, монографии А.М. Кручинина «Невьянский набат»
(Екатеринбург, 2010), очерке В.А. Вогау «Восемнадцатый год. Из истории
Невьянского завода», напечатанном в 1936 году в газете «Кировградский рабочий»,
и материалах местной прессы.