Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2018
Алиса Ганиева,
Евгений Водолазкин и Татьяна Руди приехали на
Камчатку. Я решил опрометью сочинить статью. И у меня сгорел компьютер. Я
понял, это знак. А через год, над рукописями трясясь, нашёл заготовку, ну и вот
восстанавливаю. Погода, к сожалению, была чудовищная. Встреча была похожа на
«безумное чаепитие» без чая. Большое спасибо Алисе Ганиевой, Евгению Водолазкину и Татьяне Руди, что они приехали.
Статьи надо
писать, пока ты молодой и юный и волокёшь в статью
всё, что тебе нравится, а нравится тебе всё. И чтоб связать это всё, ты тянешь
его за уши, а если завязки недосвязаны, то и так
сойдёт и даже будет более загадочно, и мир приобретёт веселяще-шизофренический
оттенок и начнёт шипеть и пузыриться, как молодая горiлка.
Итак, я оказался
в своей собственной статье.
А это страшно —
оказаться внутри моей собственной статьи. Потому что сему следуют пункты:
1) Как говаривал
дядя Ваня, нельзя же бесконечно писать о том, что умным давно известно, а
дуракам неинтересно. Пора бы и дело делать.
2) Я научился
надевать линзы, и оказалось, 25 лет я не только не видел чужих лиц, но и своего
собственного — очки мешали. Следовательно, я не понимал body
language. Всякий человек есть ложь, но телом люди
лгут меньше, чем лицом, лицом меньше, чем словами, а устно меньше, чем
письменно. Таким образом, 25 лет я воспринимал информацию от мира в её самой
превращённой форме. Не скажу, что увиденное мне понравилось, — оно было
какое-то другое. «Не то». Все, у кого интересовался, говорили, что оно
действительно не то. Игрушки оказались бракованные.
3) Я работаю
сторожем, плохо сплю, и от этого разрушается мозг. Кроме того, что я мало знаю,
я ещё вдесятеро забыл, как Фома Фомич. Я учил 20 языков и не говорю ни на одном
(включая русский) — не интересно говорить (интересно, как язык устроен).
4) В качестве
критика меня убило то, что меня почему-то единогласно считали критиком.
(«непечатно») Ну какой я (вырезано цензурой) критик?.. Я, в сущности, плохо
знаю литературу, не так уж сильно люблю и, главное, умею читать (Набокова
научился читать полгода назад), не учился на филфаке, наконец. Соответственно,
всем молодым критикам советую, как Ромм Нагибину: чем меньше знаете — тем лучше
получится (figura etymologica).
5) В общем, я
никому не советую оказаться внутри моей статьи.
6) «Иностранная
литература», номера которой за 1980, 1989, 1998, 2002 и 2004 я сейчас
перечитываю, интересный журнал. Джорджа Лукаса в 80-м именовали Лукачем, а
«Страх и ненависть в Лас-Вегасе» — «Кошмаром и блевотиной». Как хорошо!
7) Теперь вы
спросите, почему я всё это сейчас пишу… Потому что поговорить о книжках на
Камчатке уже нельзя ни с кем, даже по телефону, а скайпом я пользоваться не
умею. Поэтому остаётся последнее refuge читателя —
разговоры с самим собой.
8) Мне, в общем,
понятно (приятно), что не только я один такой аутист, а что диалог и речь
глобально умирают. Только на поделки осталось. Я вообще в душе готов убить
собеседника, если его реплики длиннее 10–15 секунд. То ли у меня оперативной
памяти не хватает, то ли все вокруг стали так безобразно излагать.
9) Когда Гаспаров
написал vs. Бахтин, что «никакого диалога нет, а есть
два нашинкованных монолога», он предсказал гнойного Оксимирона.
Речь сейчас не нужна как разносчик информации, а носит психотерапевтически-шоу-бизнесовый
характер.
Чего гнойный Оксимирон добивается аллитерациями и неизвестными словами, Скриптонит делает, непонятно произнося самые обычные слова,
а Войтек Косунь из A.J.K.S.
на польском. В пользу Скриптонита vs.
гнойный Оксимирон влияет, видемо,
и то, что тюркская (тюркизированная) речь
равносложная и, следовательно, натурально силлабическая, т.е. хип-хопообразная. Вот, например 14-сложная шансон-мейхана Фуада Ибрагимова:
у них жизынь вот такой/ они ни знают покой
любой вопрос
решают/ разница нето какой
у багачов отнимают/ братвам
помогают
это воровской жизынь/ люди миня понимают
Замечательно, что
Фуад Ибрагимов шипящие произносит мягко,
по-древнерусски, конечные согласные, например «богачов»,
не оглушает и произносит не мягко и не твёрдо, а средне. В общем, почти Noize MC.
(Кстати, никто не
замечал, что любую хорошую русскую прозу можно легко читать ямбом или
анапестом?.. А читать и считать — это, в общем, одно и то же.)
10) Поэзия,
вдохновение вообще связано с естественной ритмизацией дыхания под пульс, под
удары сердца, когда накатило (düh по-венгерски,
кстати, «ярость, бешенство»). Русский разговорный жанр (лучшие образцы: «Как
надо разговаривать с начальством» и «Северсталь», там, где про полимеры) не
укладывается в квадратные биты из-за неравности слогов. Но свой чёткий ритм
имеют, как «Слово о полку Игореве». Со времен которого ритм лучшей русской
прозы, кстати, совсем не поменялся.
11) А вообще (я
тут взбираюсь на всё большую высоту обстракции) —
недавний разгул жанра допросных бесед, жанра смехунских
шутковаляний и жанра рэпского
хип-хопа о том и говорит, что не один я такой аутист, а людям в глобальном
плане говорить не о чем, и, соответственно, речь, говорение, болтовня —
вытесняются в область шоу-бизнеса. Это так же, как в начале ХХ века, когда
старина Нобель придумал премию, можно было сказать: «Всё, больше в литературе
ничего хорошего не будет». Но конечно, все бодрились
своекорыстно. Или, когда придумали «Оскар», можно было сказать: «Всё, умерло
кино — дальше будет только сова и глобус!» И совершенно справедливо.
Caeterum censeo, что Андрей
Егоров должен быть свободен.
Камчатка, посёлок Вулканный