Василий Голованов. На берегу неба
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2018
Василий Голованов. На берегу неба. — М.:
Новое литературное обозрение, 2017.
Каждый раз, когда сталкиваешься с повествованиями от первого лица, не понимаешь: то ли «я» — это действительно «я», сам писатель, рассказывающий о себе и делящийся с тобой самым сокровенным, то ли всего лишь придуманный герой, для удобства названный тем же именем, что вынесено на обложку, судьба которого — сплошная фантазия, в малых пропорциях приправленная биографическими фактами.
Персонаж рассказов и повестей сборника прозы Василия Голованова «На берегу неба» — почти всегда «я». Расставив произведения в нужном порядке, получим историю жизни героя-повествователя. Детство — Звездный бульвар на северо-востоке столицы. В новелле «Бульвар» хронология зарождения и развития городского квартала запараллелена с человеческой хронологией. Из ничего создается все: худосочные свежепосаженные былинки время превращает в мощные величественные деревья, на месте развороченной грязи возникают аккуратные пешеходные дорожки, и по ним на шестнадцатилетие старшей дочери шагает бегавший здесь мальчишка — вчерашняя tabula rasa. Перебирая четки памяти, автор оглядывается назад и поражается: неужели столько лет пролетело? «Так бывает всегда, ибо свойство жизни — ее быстротечность…» Эта цитата из следующего рассказа — «Лето бабочек», насыщенного философскими размышлениями о времени. Также на них строятся короткие новеллы «Птица-тюльпан» и титульная «На берегу неба». Голованов, перевалив за жизненный экватор, много говорит о сиюминутности бытия. Ловите момент, — учит писатель, — умейте замечать ароматы, вкусы, цвета, фиксировать и запоминать чувства и эмоции, ведь то, что есть сегодня, завтра безвозвратно исчезнет. Данная мысль проскальзывает в большинстве произведений книги. При этом обретение собственного опыта неизменно идет в столкновении с опытом других людей. Скажем, ситуация, положенная в основу рассказа «Шиповник», могла бы показаться совершенно заурядной, не случись встречи повествователя с семейной парой, помешавшей выкопать куст шиповника возле их участка. Или возьмем новеллу «Эти квартиры»: едва персонаж признается, что на протяжении двух десятков лет обретается на съемных квартирах, сразу возникает уверенность: нас ждут байки о соседях. Однако такой опыт вполне традиционен: большинство читающих наши заметки наверняка живут в обычных квартирах обычных многоэтажек обычных городских районов. Другое дело — опыт уникальный, сложно поддающийся для повторения.
О роли Голованова в современной травелографии критики уже писали применительно к его прежним книгам. В сборнике «На берегу неба» мы увидим не только окраины Москвы, но и уникальные места России, куда не так просто добраться. Главный герой небольшой повести «Ствол, подпирающий небо» — архипелаг Новая Земля в Северном Ледовитом океане. «Здесь, на Севере, природа не утратила еще первоначальной силы своего воздействия, и красота открывающихся взору картин воспринимается остро, событийно, как драма, разыгрывающаяся на гигантской сцене». Картины северной природы, без преувеличения, завораживают. Вдобавок подключается некоторая мистика. Новая Земля становится таким же местом силы, как и, например, Байкал в созвучном романе Олега Ермакова «С той стороны дерева», несколько лет назад впервые опубликованном в «Урале». У природы свои законы, вмешиваться в которые человеку категорически нельзя — разрешается только познавать и переиначивать собственную сущность сообразно с ними. Правда, линия переселения соприродных людей — коренных жителей Новой Земли из-за подготовки архипелага к созданию ядерного полигона выглядит не доведенной до логического конца. У Романа Сенчина в «Зоне затопления» и у Максима Осипова в повести «пгт Вечность» мы увидим физическое уничтожение обитаемых местностей — Голованов же оставит темное будущее Новой Земли за рамками повествования, окончательно уйдя в природную мистику.
Еще одно место силы на карте России и попытка его познать — в повести «Нерест». Молоденькая городская журналистка Лена приезжает в потаенные уголки Камчатки, чтобы сделать репортаж о работе службы рыбоохраны, борющейся с браконьерами, — трех добрых молодцах на сто двадцать километров береговой линии. И попадает в другой — ненормальный для нее мир, где на фоне прекрасной природы обитают настоящие мужики. Они «переломаны настоящим» и привыкли к боли — в городах таких не встретишь. Каждый персонаж «Нереста» — и старый, вечно пьяный Мурзилка, поселившийся с сыном на берегу океана, и начальник инспекции Щварц, принципиально не желающий договариваться с «оборотнями в погонах» и отвергающий любовь ради привычного одиночества, и каждый из двух его подчиненных — колоритная фигура, достойная места центрального героя повести. Голованов же никого не выводит на первую линию, уделяя внимание всем. Персонажи произведений книги будто разными путями изгнаны из рая. Увы, в красивейших местах жизнь не всегда красива и безоблачна. Гек из рассказа «Время чаепития» устраивается в тихом дачном поселке, желая «избавиться от прошлого, в котором тоже было много тьмы». Счастья не обретает — приходится вновь бежать, чтобы спастись. Рай для героя-рассказчика повести «Танк» — давно утраченное детство — времена, когда «вокруг мир был еще зыбок как сон». И в том мире остался дедушка-фронтовик, погибший вместе с двумя детьми двоюродный брат и первая любовь. Немецкий танк, якобы оставшийся в лесу его детства с эпохи Великой Отечественной, — образ романтического прошлого. Несмотря на множество ностальгических мотивов, все же повесть эта не о школьных годах, а о нынешнем дне, об осознании самого себя на текущем этапе. К подобному моменту однажды приходят все: вдруг осеняет, что крепкого тыла в лице взрослых у тебя больше нет, ты давно не ребенок, ты сам за себя. Писатель посредством наглядных примеров изображает человека в точке духовного перелома: трагедии отбирают прошлое, почему-то не предоставляя взамен никакого алгоритма дальнейших действий: «Страшно было то, что все произошло так быстро: мы стали взрослыми, и нам неоткуда ждать помощи, не на кого надеяться — наши родители стали стариками, их удел — горевать, а наш — делать, хотя мы совсем не знаем как».
Голованов обращает внимание на то, что, остановившись, перестав загонять себя в быстротечном вихре и посмотрев по сторонам, сможешь осознать: жизнь устроена несколько иначе, чем тебе всегда казалось. Вроде мелочь: отец героя-рассказчика из новеллы «Портрет Салли Сиддонс» в лице прекрасной дамы, изображенной на картине, висящей в закутке Пушкинского музея, видел «обещание счастья». Но с годами портрет переместили в другое место, а закуток переоборудовали в служебное помещение. Символично! Другой символ — собака из рассказа «Gde Dolly?» — «урожденная куколка, ставшая комнатным монстром». Ласковый щенок, по воле хозяев превращенный в злющего цепного пса, заживо сгорит при пожаре. При этом выводов писатель не делает, позволяя читателю самостоятельно поразмыслить о бренности мира. Или обратимся к рассказу «Сочинение». Забавный казус: восемнадцать лет назад выпускник прогулял урок литературы, на котором писали сочинение, и классная руководительница, не ставшая портить герою итоговую оценку, предлагает ему написать эту творческую работу сейчас. Однако у выросшего школьника поэзия Блока вызовет никак не литературные ассоциации…
Четырнадцать рассказов и повестей Василия Голованова — четырнадцать встреч с прошлым. С родными и случайными людьми. С живой и утраченной природой. С бесконечным незнакомым миром, становящимся все более и более понятным.