Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2018
Мало о ком из уральцев написано столько, сколько о Бажове. Казалось бы, что нового можно сказать о нем? Как выяснилось, можно.
В конце 1990-х годов газета «Уральский рабочий» в статье от 14 марта 1998 года под заголовком «Если с Бажова снять бороду» обратила внимание на небольшую, как-то незаметно прошедшую книжечку «“Малахитовая шкатулк”» П.П. Бажова в литературе 1930–1940-х гг.», вышедшую в екатеринбургском издательстве «Сократ». Дело в том, что автор весьма наукообразно названной монографии, филолог Лидия Слобожанинова, сформулировала неожиданно острый вывод. На основе анализа фактов она пришла к выводу, что Бажов вовсе не был благополучным писателем, тем благостным «дедушкой Бажовым», каким его привыкли изображать. Над его головой промчались все бури жестокого века.
Автор книжки стремилась найти разумное объяснение двум наиболее сложным периодам писательской деятельности Павла Петровича. Это начало 30-х годов и послевоенный период, только внешне спокойный, когда Бажов, по словам Слобожаниновой, особенно трудно, болезненно ощутил тяжесть коллизии «художник и власть». Были и годы 1935–1940-й, когда он работал с ощущением настоящего, высшего счастья, с особенной интенсивностью. «Как будто, — пишет Лидия Слобожанинова, — приходят в движение какие-то скрытые творческие силы, результатом чего оказывается тот основной корпус сказов, который исследователи условно определяют как полевской или гумешевский (сам Бажов называл эти сказы «хмелининскими»). Они-то в двух первых изданиях — 1939 (Свердловск) и 1942 (Москва) годов — и образуют состав знаменитого сборника под общим названием “Малахитовая шкатулка”».
Что это был за период и почему публицист, набивший руку газетчик, а с начала 30-х годов литературный редактор резко изменил сам тип своего творчества: от боевой, политизированной корреспонденции, очерка вдруг перешел к далекому от современности сказу, в основе которого лежит не точный факт, а высокий уровень художественной типизации?
«Лидия Слобожанинова, — читаем статью в «Уральском рабочем», — в своей книжке выдвигает концепцию, согласно которой щедрый творческий всплеск Бажова, произошедший в годы усиления партийно-государственного диктата и «классового» подхода к явлениям литературы и искусства, во многом состоялся в результате… освобождения его от этого самого диктата». Отсутствие «давления извне», по словам исследователя, позволило выработать «более широкую систему координат в подходе к человеческой личности — по сравнению с той, которой располагал метод социалистического реализма».
Попытка Бажова в конце 20-х годов выполнять социальный заказ не доставляла ему радости. При всех имевшихся у него сомнениях он все же открыто не протестовал против того, какими методами насаждался колхозный строй. Да и в его историко-документальных книгах начала 1930-х годов о Гражданской войне был ощутим определенный дефицит гуманизма. Результат был печален: Бажов создал ряд заурядных произведений, да еще и вызвал недовольство властей. Осуществлен запрет на его книгу «Формирование на ходу» из-за упоминания участников Гражданской войны на Урале, которые были объявлены «врагами народа». Бажова на год (с января 1937 по январь 1938 года) исключили из рядов ВКП (б). Сняли с работы в Свердловском областном издательстве.
Писатель, обреченный на бездействие, принялся за осмысление накопленного духовного багажа. Так родились первые сказы — без оглядки на социальный заказ. «Категория социального воспринимается в них лишь как важный аспект народного сознания: момент классовости не абсолютизируется, народ сохраняет множественность подходов к оценке человеческого поведения».
Анализирует Лидия Слобожанинова и последний, послевоенный период бажовского творчества, когда из сказов уходят многозначность, фантастика. Появляется новый рассказчик — пожилой человек послеоктябрьских десятилетий, участник борьбы за Советскую власть, выставляющий сказовым персонажам четкие политические оценки. Создаются так называемые «сказы о Ленине».
«В послевоенные годы, — читаем у Слобожаниновой, — будучи бесспорным «генералом от литературы» и получая все возможные почести (орденоносец, депутат, руководитель Свердловского отделения Союза писателей), Бажов вновь основательно скован и ограничен официальной идеологией».
Концептуальные книги редкость у нас. Можно лишь выразить сожаление, что книжку, выдвинутую в свое время на соискание Бажовской литературной премии, умудрилось «не заметить» жюри. Но — дело прошлое!
А внести коррективы следует и в оценку личной жизни Бажова.
Была в семье тяжелая потеря — в 1935 году трагически погиб 19-летний сын Алеша. У всех трех подросших дочерей распался первый брак. Да и бдительность определенных организаций не позволяла Бажову забыть, что он был выпускником Пермской духовной семинарии и что у Агнии, одной из сестер его жены Валентины Александровны, муж был псаломщиком и сыном священника. У другой, Анны, — мельником, тоже из «чуждого» класса. Да еще ее сын Слава считался состоявшим в Белой армии, хотя на самом-то деле в годы Гражданской войны был повешен белыми под Камышловом «за измену».
В дальнейшем жизнь двух дочерей наладилась. Средняя, Елена, родившаяся в 1913 году, окончила Уральский политехнический институт (УПИ), вновь вышла замуж и поселилась в Москве. Младшая, Ариадна, родившаяся в 1925 году, окончила Уральский государственный университет, вторично вышла замуж за сына писателя Аркадия Гайдара — Тимура и тоже стала москвичкой. Объездила вместе с мужем, журналистом-международником, многие страны, подолгу жила за границей. Однако вот самой старшей, Ольге, 1912-го года рождения, от жизни досталось сполна. Мало кто знал, что на протяжении многих трагических для страны лет она была тревогой и болью отца.
Свои дни Ольга тихо доживала в Свердловске и не афишировала принадлежности к знаменитой семье. Принципиально не шла на общение с журналистами и другими публичными людьми. Исключение сделала лишь для «Уральского рабочего» по убедительной просьбе тогдашнего директора Объединенного музея писателей Урала Лидии Александровны Худяковой, считавшей необходимым обнародовать важные факты. Так мы и встретились с ней, и 22 января 1999 года на страницах газеты появился объемный очерк «Старшая дочь Бажова».
В 1936 году Ольга Бажова окончила Свердловский горный институт по специальности «обогащение полезных ископаемых». Самостоятельную работу начала на обогатительной фабрике Челябинского тракторного завода, где была мастером. Здесь же оформила отношения со своим первым мужем Евгением Ивановичем Присадским, с которым вместе училась в институте. В Челябинске в 1937 году родился их первенец Володя. Но в 1938 году мать мужа в панике сообщила из Тулы, что посадили отца Евгения, просила приехать. Причина ареста была очевидной: Присадские до революции были зажиточными людьми, участвовали в производстве тульских гармошек. Выслали отца в Медвежьегорск. Как стало известно потом, там, в Карелии, он и умер.
В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, пришло еще одно бедствие. В первые военные дни под Минском попал в окружение и был угнан в Германию муж Ольги, Евгений Иванович. Четыре года она не имела о нем никаких известий. В 1945-м он объявился, но ненадолго. 24 декабря 1946 года, когда дома наряжали новогоднюю елку, явившийся на квартиру энкавэдешник сказал: «Собирайтесь для дачи показаний». В доме кроме Ольги Павловны и бабушки (матери Евгения) было к тому времени уже двое детишек. Младшему, Славочке, — всего полтора месяца.
А о Евгении целый месяц — ни звука. Позже она узнала: мужа, как побывавшего в плену (сколько было тогда таких!), отправили на Лубянку в Москву, где он прошел три тюрьмы, десятки допросов, пока не был сослан в сторону Воркуты.
Ольга Павловна в панике попросила отца: «Помоги, если сможешь!» Просьба грозила Бажову потерей всего, но он вмешался. Срок Евгению дали меньше, чем ожидалось. Восемь лет с последующим поражением в правах на пять лет. Евгений Иванович работал как бригадир на строительстве дороги Москва — Воркута, но, видимо, не понравился кому-то из уголовников («политических» специально держали вместе с бандитами). Ножом ему повредили руку, физической работой он уже заниматься не мог. Так он оказался в самой Воркуте. Когда в 1952 году его освободили, хотя ограничение в правах еще не было снято, он начал работать по специальности в научно-исследовательском коксовом институте. В том же году по его вызову приехала в Воркуту с младшим сыном и Ольга Павловна, но, как выяснилось, зря. В жизни мужа оказались другие женщины.
Ольгу спас новый поворот судьбы.
— День 5 марта 1953 года, когда умер Сталин, — рассказывала она, — я помню очень отчетливо. Узнав о новости, взволнованная, вышла из лаборатории на улицу и увидела, что, как и я, выбрался на свежий воздух еще один человек. В марте, после полярной ночи, уже появилось первое солнышко. Оно ярко светило. Я сказала: «Вот умер изверг. Тридцать лет владел нами, и наконец его нет». Мы друг друга прекрасно поняли, и эти общие чувства как-то сразу сблизили нас. Вот уже 45 лет мы вместе…
Бронислав Михайлович Вейкнис был сослан в Воркуту в 1946 году. После войны литовцев вывозили из родных мест эшелонами. Отец его работал на железной дороге, мать — домохозяйка, державшая, правда, частную столовую. Семья жила в Каунасе, потом переехала в Радвилишкис, узловую станцию близ Шауляя. Бронислав начал было учиться в мединституте¸ но окончить его не пришлось. В Воркуте был лаборантом в том же НИИ, где работали Евгений Иванович и Ольга.
Покровительство главного обогатителя комбината «Воркутауголь» по фамилии Чангли помогло Ольге Павловне перейти в Воркутинское геологоразведочное управление, где она стала начальником лаборатории обогащения. За ней ушел из НИИ и Бронислав Михайлович, к тому времени получивший инженерную должность и освобождение. Но не уехал в Литву. Уже из-за Ольги. Так вместе они и прожили за Полярным кругом с 1953 по 1961 год.
Старший сын Ольги Павловны, Володя, оставался с бабушкой в Туле, потом окончил строительный техникум, работал на Урале, на комбинате «Маяк». Младший, Слава, жил с матерью и отчимом, который принял детей Ольги Павловны как своих.
Они пробовали вернуться в Свердловск, тем более что после смерти Павла Петровича в 1950 году мать, Валентина Александровна, осталась в их родовом гнезде — домике на Чапаева, 11 — одна со старшим сыном Ариадны Павловны Никитой. Но в Свердловске им не оказалось работы по специальности, и они уехали по вызову в Якутию, где, как считает Ольга, она большое дело сделала. Если прежде в Южно-Якутской геологической экспедиции пробы, взятые из шурфов, самолетом отправляли на анализ в Свердловск, специалистам ВУХИНа, то она предложила более эффективный метод — бурения на каждом участке большого количества скважин с исследованием образцов на месте.
Сейчас южноякутские запасы коксующихся углей по качеству и количеству признаны запасами мирового значения. Нерюнгринское угольное месторождение вовсю разрабатывается открытым способом, угли начали широко поставлять в Японию.
Снова пришлось вернуться в Свердловск и снова уехать. На этот раз в Нефтеюганск, где она прожила до 1973 года, он — до 1976-го (на пенсию выходил позже). Свою квартиру в Нефтеюганске оставили приехавшему туда с семьей старшему сыну Ольги Павловны Владимиру, а сами с тех пор жили в Свердловске, в квартире на углу проспекта Ленина и улицы Карла Либкхнехта, где размещался известный в городе магазин «Океан». Эту квартиру городские власти выделили матери в 1968 году, когда в домике на Чапаева открывали бажовский музей.
— Наш дом на Чапаева, — говорила Ольга Павловна , — всегда был «приемным домом». К отцу все шли со своими проблемами… Да и всех родственников он безотказно принимал…
В доме жило много людей, не говоря уже о годах войны. В 1941 году, когда Ольга Павловна эвакуировалась сюда с младшим сыном, здесь жили Рида (Ариадна) со своим первым мужем, Павел Петрович с Валентиной Александровной, тетя Таля (Наталья Александровна) — сестра Валентины Александровны, бабушка (ее мать) да еще по уплотнению семья эвакуированных из трех человек. Теснота была жуткая. Комнаты разделили на клетушки ширмочками. Но как-то все размещались, не ссорились. Это если вспоминать об условиях, в которых Бажов писал свои знаменитые «Сказы о немцах». Все их он прежде всего отдавал в «Уральский рабочий», с которым тесно сотрудничал.
Ольга Павловна войну проработала на 713-м военном заводе, в цехе, помещавшемся в маленьком здании рядом с нынешним новым ТЮЗом. Цех назывался резиновым и изготовлял колеса для танков, амортизаторы для самолетов. Работала в ОТК, в техотделе, начальником первого цеха, потом второго. Сажей, вспоминает, было пропитано все лицо, эта сажа не отмывалась. Работали по 12 часов в смену, потом домой — пешком через весь город. От этих лет у нее осталась фотография с надписью на обороте: «Вы показали образцы работы в дни предмайского соревнования… Треугольник завода 713. Май 1944-го».
В ту пору она была, кажется, особенно близка с отцом. Говорили о Сталине. «Терпи! — утешал отец. — Ну что же делать, если нами командует такой человек. Надо все это как-то вытерпеть!»
— Были у него из-за вас неприятности?
— Наверняка, — отвечала она. — Только он был человеком замкнутым. Даже если что-то гнетет — не скажет…
В заключение длинного разговора Ольга Павловна обвела рукой очень скромно обставленную квартиру с большим портретом Бажова в столовой:
— Богатства мы никакого не нажили. Но папа нас воспитал честными и порядочными людьми.
В этом, наверное, суть. Богатство само по себе никому еще не приносило счастья. И разве же не об этом писал Павел Петрович в своих неувядаемых сказах? Многое передумав и пережив в современную ему сложнейшую эпоху, выше всего в своем творчестве он поставил вневременные духовные ценности, не зависящие от политической погоды на дворе. Видно, знал, что писал, вперед далеко смотрел.
…Сестры Ольга и Ариадна в последний раз встречались на уральской земле в 1997 году. Ариадна Павловна вместе с мужем, Тимуром Аркадьевичем Гайдаром, пока есть силы, приезжала из Москвы в Екатеринбург «прикоснуться к корням», посетить родные могилы.
Московские гости навестили тесноватый и темноватый отцовский домик, а на другое утро вместе с Ольгой и Брониславом Михайловичем отправились в Сысерть. Именно здесь в январе 1879 года родился Павел Петрович в семье мастера пудлингово-сварочного цеха местного металлургического завода Петра Васильевича Бажова и его жены Августы Стефановны. Я, как корреспондент «Уральского рабочего», сопровождала сестер. Так появился репортаж, опубликованный 14 августа 1997 года под заголовком «Двор, где мальчишкой бегал босиком».
В сысертском доме-музее Бажовых, филиале екатеринбургского Объединенного музея писателей Урала, Ариадна Павловна была семь лет назад — показывала его внуку. Нынешний приезд пришелся на 265-летие города, а вместе с ним и завода.
Десятилетиями усадьба Бажовых находилась в чужих руках. Восстановить оказалось возможным только флигель, но зато как восстановили! В интерьере среди массы предметов старинного быта — подлинные вещи семьи. Приведены в порядок надворные постройки — амбар, завозня. Бажовы держали домашних животных — корову, овец, кур, собаку. Дед, живший отдельно, имел лошадь.
С улицы Володарского, 16 поспешили на Красноармейскую, 6, где в переданном музею в бесплатную аренду прекрасно сохранившемся образце купеческого дома второй половины XIX века решено было разместить литературную экспозицию. Гости возложили цветы к бюсту Павла Петровича, установленному на площади близ церкви. Положили их и на могилы деда, Петра Васильевича, и прадеда, Василия Александровича, на местном кладбище…
В дни пребывания на уральской земле гости побывали еще в Полевском, Ариадна Павловна передала дары от семьи музеям. Екатеринбургский музей пополнился несколькими бажовскими рукописями. Это «Записки партработника» — сочинение мемуарного плана периода Гражданской войны и работы Бажова под псевдонимом Бахеев в освобожденном от белых Усть-Каменогорске; переписка Бажова с писателем Нагишкиным; неопубликованные дневниковые записи «Отслоение дней».
В Екатеринбурге наверняка взволнованно екало сердце и у Тимура Аркадьевича Гайдара. Ведь на берегу городского пруда сохранился дом с мемориальной доской, в котором жил его отец в бытность сотрудником (фельетонистом) «Уральского рабочего».
Больше на уральской земле Тимур Гайдар не был. Зато в декабре 2004 года в Екатеринбурге побывал его сын, российский реформатор Егор Гайдар. Об этом визите и родственных связях семей Бажовых — Гайдар «Уральский рабочий» писал 25 января 2005 года (публикация «Скрещенье судеб»).
Об отце Егора Тимуре Гайдаре мы знаем не так уж много, а потому музейщики попросили Егора Тимуровича рассказать о нем. Тот рассказал, что с детства отец мечтал о море и осуществил мечту — поступил в морское училище, плавал. Во время учебы в Военно-морской академии сменил профиль — стал журналистом, однако не расставался с флотом. Среди его больших плаваний самое замечательное, наверное, по Северному ледовитому океану.
Егор Тимурович тогда готовился стать дедом. Поделился новостью, что семья его сына ждет дочку. А в доме дедушки, Павла Петровича, его интересовало все. Он посидел немного в бажовском кресле, вышел в заснеженный двор, вспомнил, что здесь у Бажова был небольшой садик-огородик, в котором он любил забираться в малиновые заросли и лакомиться спелой ягодой.
На столе в семейной столовой Бажовых в тот день стояли традиционные уральские пироги — с рыбой, с картошкой. За столом Егор сел на свое место — то самое, на котором сидел в мальчишеские годы, когда гостил у бабушки (Егор родился в 1956 году, когда Павла Петровича в живых уже не было).
Побывал Егор в тот день на могилах обоих — дедушки на Ивановском кладбище и бабушки на Широкой Речке. А в доме-музее особенно интересовался юностью своей матери. Долго рассматривал ее фотографии, рисунки.
Ариадне Павловне еще раз довелось побывать в Екатеринбурге, когда уже не было в живых ни мужа, ни сына. В 2015 году она приезжала сюда на презентацию документального фильма «Долгое время» — о ней самой и трех поколениях большой семьи Бажовых—Гайдар. Рассказ о фильме и презентации — в материале Марии Деминой «Монолог об ушедшей эпохе» («Уральский рабочий» от 8 октября 2015 года).