Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2017
Андрей
Грицман
(1947) — поэт, эссеист, переводчик. Родился в Москве, окончил
Первый медицинский институт им. И.М. Сеченова. С 1981 года живёт в США,
работает врачом. Пишет по-русски и по-английски. Публикуется в литературных
изданиях России и зарубежья на русском языке. Стихи и эссеистика по-английски
публикуется в американской, британской, ирландской периодике. Издатель и
главный редактор международного журнала «Интерпоэзия»
(Нью-Йорк). Член Российского и Американского
ПЕН-клубов. Основатель международного клуба поэзии в Нью-Йорке.
***
Когда ты просыпаешься с утра
в тени чужих хмуро нависших гор
проходят тени дорогих утрат,
не клеится с собою разговор.
И утренний зеленый алкоголь
роняет душу в зазеркальный мир.
Там за одним столом мы глушим боль
из мерзлого графина. Мы одни.
Поэтому нам вместе так легко.
И никому того не объяснить,
что вместе мы уходим далеко,
чтоб пару дней хотя бы там пожить.
Отечества прогорклый дальний дым.
Сегодняшний дежурный винегрет.
Но в тех местах прохожим входа нет,
где озеро отвесное и мы.
***
сегодня пока от тебя ничего
и жизнь утекает в воронку
гдядишь на надежду через плечо
пока сам себе посторонний
пока не мелькнет на просторах чужих
судьба в магазин с провиантом
в общественном месте бессмысленный смех
и я исчезаю агентом
той тайной любимой родной мне земли
где встретились мы и остались
где вместе уходим в чужие холмы
в родной нашей тайной печали.
***
Оказавшись в одном купе,
мы возьмем вторую бутылку.
Свет за окнами потемнел.
Дождь прошел, умирая, мелкий.
Нам в последний раз хорошо,
и чиста напоследок водка.
Кто-то тихо в тамбур прошел.
Ты пойми — этот случай редкий:
мы останемся в этом купе.
Не нужна нам теперь пересадка.
Берендеев лес пролетел.
Я гляжу на тебя без остатка.
Так мы рядом с тобой сидим
успокоясь, вот чай разносят.
Я теперь не один, один.
Ты глядишь на крутую насыпь.
***
Никто не убрал тоску.
Мы проросли друг в друга
поступью по песку,
птица — твоя подруга.
Выдохом не избыть
воздуха над заливом.
Пусть успокоит быт,
но подступает слева
спазм, невозможность вдаль,
под руку, рука в руку.
Так не утихнет боль,
если в родную реку.
***
Догонял на пути улетевший дым,
горизонт по ходу дела искал.
А потом осознал, что совсем один.
Никто не помог, догадался сам.
И тогда пошел не в разнос, в себя.
Сам себе очки протирал-втирал.
Это кто? А кто ж еще — это я!
Это наша с тобой на прорыв игра.
В перископ души увидал луну.
Но д.р., рост, цвет глаз, ПМЖ—
не забудешь, когда ты бредешь по дну
в ту страну, где живут еще и уже.
***
Я как будто знаю ее —
трепет узнавания и т.п.,
Сердце вроде опять за свое.
Пора остановиться на самом себе.
Проверить ящики, провода, карманы,
заглянуть к себе в душу в поисках дома.
Покинуть хаос, выйти на ветер рано,
дойти до реки к причалу парома.
Увидеть ее со спины, куда-то —
издалека в пограничном, тающем свете,—
к фантому моста на фоне Канады.
Позади тлеют все те же беды.
Надеюсь, дойдет до начала, до пада
града, звезд, снега, до лета.
Мне не догнать. Да и не надо.
Бреду один на источник света.
***
Пройтись. Купить котам паштет
и облачко тоски развеять,
в уже очнувшейся листве
Москву весеннюю заметить.
И, до угла дойдя, забыть,
зачем я вышел в это утро.
Порой спасает просто быт
и замолкает Заратустра.
Купить повыше, на углу,
лукошко ягод, дольки дыни.
На час не вороша золу
и не массируя гордыни.
За супом полверсты пройти,
чтоб подсознание заснуло
и осветило два пути
пешком в Безбожный переулок.
Помедлить в парке у реки
до возвращения в пенаты,
туда, где ждут меня коты.
Они ни в чем не виноваты.
Но там, с собой наедине,
в просветах поднебесных окон,
душа моя горит в огне
и стих роняет ненароком.
Над миром
Который год над городом висит промокший войлок.
За горизонтом безнадёжно сушат порох.
Молчит Аврора. Медленный Гудзон
трепещет. Газолиновые волны
щемящей дымкой улетают вдаль:
к Неве, Ньюфаундленду, за Полярный круг,
где шапкой термоядерного взрыва
сияние небес висит невыносимо.
Новая Земля: мишень Хрущёва —
непостижима в водородной гари.
А с Ноева ковчега смотрят твари,
как экскурсанты с борта корабля.
Конец столетья. Ликованье душ:
вольноотпущенниц решением ОВИРА.
Зелёный мягкий пропуск на три мира,
где гражданин и всуе обиватель груш
свободен в выборе истории и сыра.
Открытый мир нас ждёт, разинув пасть,
и мы готовы сладостно упасть
в глухую ностальгию невозврата,
к любым воротам, где нас больше нет.
Дана одна лишь жизнь,
в чём мы не виноваты.
Я — в аэропорту у дикого плаката
«AIR INDIA» с гагаринской улыбкой,
с тобой невстречи жду в конце эпохи зыбкой,
невстречи жду с тобой,
печален, счастлив, нем.