Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2017
Вадим Месяц — поэт,
прозаик, переводчик. Руководитель издательского проекта «Русский Гулливер» и
журнала «Гвидеон». Лауреат ряда отечественных и международных премий. Стихи и
проза переведены на английский, немецкий, итальянский, французский, латышский,
польский и испанский языки. Постоянный автор журнала «Урал».
Парад планет
Безутешной капелью
из брючины сыплется мелочь
с неба падают звезды, и в сумерках рушится дом
вместе с первым глотком возвращается лютая смелость
и на холоде лыбится настежь разинутым ртом
Ничего нам не жаль
мой заветный товарищ щербатый
если мы погуляем, а после красиво умрем
в парке кружится снег маскарадной фальшивою ватой
плавно кружится циркуль под маленьким фонарем
Ты меня обними
как судьба костяною рукою
приглашая во мрак, где преступные звезды горят
и из мрачного Питера в солнечный град Бологое
на кривых костылях марширует спартанский отряд
Больше не торопись
променять свою жизнь на минуту
понимания сути и долгого звука молитв
и в геройской атаке разбей судомойке посуду
в многоликом жужжании пламенных электробритв.
***
Подари мне ключ от сгоревшего дома.
Он мне дороже, чем дом.
Я не спеша приближаюсь к иному,
чтобы остаться в нем.
Неотличимы вода и воздух,
если в них бродит свет:
вспыхнувший на далеких звездах,
сходящий сейчас на нет.
***
Выйди на воздух,
на зимний беспамятный воздух,
сколько несчастья в нем, сколько в нем черного чая:
ночь на дороге стоит при нечаянных звездах
женщиной, той, с кем расстался, не замечая
слез ее, губ ее, что-то во тьме прошептавших,
глаз ее черных, что смотрят теперь на дорогу,
и собирают бредущих за мной — и отставших,
и возвращают назад к ледяному порогу.
Желтые цветы
Цепенеют тени веток.
Солнце рвется из сетей.
У соседей и соседок
нет ни внуков, ни детей.
Их никто не вспоминает,
теплых шапок не плетет.
Если встретит — не узнает,
на могилу не придет.
Дым спускается в овраги,
пар клубит из полыньи.
Только кошки и собаки
члены их большой семьи.
Только кошки и собаки,
только желтые цветы,
оживляют их бараки
в час кромешной темноты.
***
Жены по бедра стоят в воде,
студеная их обняла вода,
Зачем я родился не помню где,
не знаю теперь умереть когда.
Глубокое озеро Тургояк
закрыто по краю грядою гор.
И солнце, не подавая знак,
годами глядит на меня в упор.
***
Поезда проходят краем моря.
В темноте качается вода.
Вдоль границы южных территорий
высятся в тумане города.
Ветер пахнет гарью и цветами.
Звезды дарят замогильный свет.
Кто посмел остаться вместе с нами?
Никого здесь не было и нет.
***
Прошлое в голове шумит,
дети там бегут посмотреть на пожар.
Черные собаки на белом снегу.
Во рту у каждой горит огонь.
Что звучит раньше, здравствуй или прощай?
Или это равнозначные слова?
На часах извечное пять утра,
за окном базилика Святого Петра.
Дети бегут посмотреть на казнь,
их ликованию нет конца.
С грохотом рассыпаются снеговики,
им уже не подать руки.
Я посещаю разные города,
каждый город носит имя моих невест.
Они выходят из темноты,
в который раз переходят «на ты».
Здравствуй, мама, я написал письмо.
Писал тебе, но отправил его жене.
Ты бы смеялась, прочитав его до конца,
а она, прочитав первую строчку, умрет.
Зима
Дети в снегу вырывают норы,
сжавшись во тьме в шерстяной комок.
Их леденящие душу взоры
поздних прохожих сбивают с ног.
Солнце ложится на дно колодца
линзою, что на просвет мутна.
За занавеской лицо уродца
девушек бедных лишает сна.
Ты не гуляешь в собольей шубе,
чтоб не попасть под бандитский нож.
Сахар толчешь в деревянной ступе
или картошку в кастрюле мнешь.
Давит удавкой компресс спиртовый,
душит могильною тишиной.
Как мне понять головой здоровой,
что понимал головой больной?
Ночью земля наравне с зимою
студит о камни влюбленный лоб,
выплеснув красочные помои
прямо за дверь в голубой сугроб.
Добрые дворники
У дворников оранжевые шубы.
Они молодцеваты и добры.
Они чужих детей целуют в губы,
и дарят им воздушные шары.
Но дети бьют их пухлыми руками
по выпуклым и розовым щекам,
и обзывают гневно дураками.
Они не верят больше дуракам.
Лошадиный остров
Мы не спешим, но каждый втайне ждет,
и верит, что меня переживет,
а хлопоты на ближних перекинет,
а сам наутро в море черном сгинет
в тайге ночной без вести пропадет.
И город весь его искать пойдет,
с клинком, ружьем, графином запотелым,
и поиск станет главным в жизни делом,
и каждый третий гибель обретет
в пространстве без любви заледенелом.
А по весне случится ледоход,
и обмелеет остров Лошадиный,
и редкие обломанные льдины,
уйдут гусиной стаей на восход.
И у детей появятся седины.
И мы посадим около межи
березу, ясень, тополь и рябину,
глядящие ушедшим прямо в спину
их вечной неприкаянной души.
И будем в кухне заострять ножи.
И на дворе мять пальчиками глину.
Аэродром
Полет аэростатов отменен.
В Жуковском разгулялся сильный ветер.
Достань из красной сумочки рейсфедер
и маленький зеркальный медальон.
В распахнутом окне дрожат стога,
флажок смешно трепещет на флагштоке.
И на зеленом блюдце курага
на радость муравьям пускает соки.
Сегодня не приедет грубый муж,
но грубый друг заглянет на минуту.
Кого еще заманит в эту глушь
привязанность к винту и парашюту?
С товарищем сомкнись на брудершафт.
Скажи ему, брюзжащему не в теме,
что он всегда красив, как космонавт,
особенно в немецком летном шлеме.
От дыма папирос бросает в жар
и тут же прошибает до озноба.
Микробы заполняют окуляр,
когда нет под рукою телескопа.
Мы не умрем под поездом метро
и не сгорим в подбитом дирижабле.
Пусть на щеках блестят как серебро
соленые волнительные капли.
Ночной разговор
Мы шторы подожжем
чтобы смотреть в глаза
тестируя боржом
прозрачный как слеза
без крыльев за спиной
пропавших с багажом
прощальной тишиной
и кухонным ножом
от станции Пышма
до станции Ишим
ослабевает тьма,
когда ты одержим
доверился чужим —
и сделался чужим
куда мы убежим?
когда мы убежим?
Парикмахер
Скажи, как постригают перед казнью
блудливых баб; старух, спаливших церковь;
детей, укравших порох?
Их просто обривают под машинку
или стригут под музыку Бартока?
Как происходит стрижка лошадей,
пред тем как подвести их к гильотине?
А как снимают сапоги с медведя?
А лапти с медвежат?
Ты, мама, несомненно это знаешь,
работая в цирюльне палача.
И волосы домой несешь в охапках,
чтоб украшать сады и плечи.
Мы привыкаем к этой красоте,
сравнимой со свеченьем солнца или сена,
не знаем топоров и лезвий.
Мы от рожденья в чем-то виноваты.
И отвечать придется.
Над Нерингой
Пролетая солнечным утром
над Куршской косой,
я вспомнил Юлю Алиеву,
девушку, подарившую мне
невинность на день рождения.
Сколько мне тогда исполнилось?
Двадцать три?
Рядом сидел мужчина,
похожий на любовника моей жены,
и я пересел на другое кресло,
увидев разрез его ноздрей,
глубоких и черных
как пустые глазницы.
Шотландская песня для Чарли
Пить хорошо, когда все спят:
цари, воры, народ.
В ночи я вижу ясный взгляд:
в глаза мне смотрит кот.
Тут хоть кричи, тут хоть молчи
на ярмарке невзгод,
но не зажги в дому свечи,
когда проснется кот.
Он черен как старинный фрак
годов таки трехсот.
Он мой союзник, он мой враг,
начальник и сексот.
Когда младенец упадет,
едва качнув кровать,
ему в глаза посмотрит кот,
и тот забудет мать.
Пить хорошо, когда умрет
со мной твоя страна,
из тьмы кромешной смотрит кот
и цель его ясна.
Когда ворота отворят
у Лондонской тюрьмы.
Мы вспомним твой влюбленный взгляд,
и рассмеемся мы.
Холодильник
Я головой к холодильнику прислонюсь,
буду слушать его тихий мотор,
который рокочет как ледоход,
но никуда меня не увезет.
Ни водки нет в холодильнике, ни сардин.
И голова моя как труба пуста.
Когда остаешься совсем один,
хорошо, что тебя не видит никто.
Петр прислонился к животу коня,
Павел у фонарного встал столба,
а мне на кухне до утра стоять,
раз в десять лет себя пожалеть.
Оказывается, я его жду
Первый снег
приходит внезапно
как ночь,
если ты целый день
не выходишь из дома.
Наверно, я ждал его,
если сейчас рыщу глазами
по заснеженному двору,
вспомнив, что мой кот
ушел от меня две недели назад
не оставив следов.
Догадка
Когда-нибудь легкомысленность,
которая не позволяла мне страдать
и принимать вещи всерьез,
сменится страхом,
что я был попросту равнодушен
к явлениям жизни,
и только смерть
вызывала минутное любопытство,
словно сквозняк
у наглухо задраенного окна.
Спички
Гоголь очень боялся,
что его похоронят раньше, чем надо,
и поэтому всегда носил спички в кармане.
Когда в Донском вскрыли его могилу,
он лежал на боку с обугленной спичкой в руке.
Все писатели земли русской похоронены живыми,
только мертвецы бродят среди нас.