Елена Нестерина. Вечного счастья! Повесть. — «Знамя», 2017, № 3
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2017
Елена Нестерина.
Вечного счастья! Повесть. — «Знамя», 2017, № 3.
О девяностых годах мы часто говорим «лихие». Но у них было и почти официальное название — «переходный период», которое часто употреблял тогдашний президент. Нулевые получили название «десятилетие стабильности». Десятые пока не обрели своего ёмкого определения, но они явно отличаются от нулевых. Не буду приводить факты отличия, уверен, что очень многие сами их видят, наблюдают, чувствуют или же при желании могут легко найти.
Но первые лица государства, сама система все те же, что были в нулевые. И это многих хотя и избавляет от тревоги, страха перемен, но в то же время томит. Самой природой в людях заложено утомление от однообразия. Пусть даже детали, нюансы меняются… Томление всё сильнее, раздражение растет. И волей-неволей начинаешь предполагать, представлять, что там дальше, что случится, когда вот эти привычные лица исчезнут с экранов телевизора, когда придется заучивать новые фамилии главных людей страны. А это рано или поздно случится.
Сегодня неизвестность будущего отгорожена от нас глухой каменной стеной, которую олицетворяет «кремлевская команда».
«Будущее есть, — говорит эта стена-команда, — но неизвестности — нет. Всё очень долго будет в общих чертах вот так, как последние полтора десятилетия. Мы не стары, физически крепки, мы разумны и хитры. Не надо биться о стену, не надо лезть на нее. Не надо резких движений — ведь вы знаете, к чему приводят эти резкие движения. Посмотрите на Украину: война, разруха, потеря территории. Вы того же хотите и в России?!»
Но фантазировать о том, что там, в будущем (скором или относительно скором), в общем-то, не возбраняется. В том числе и письменно.
Если в период стабильности одна за другой выходили антиутопии — «ЖД» Дмитрия Быкова, «2017» Ольги Славниковой, «2008» Сергея Доренко, «Поход на Кремль» Алексея Слаповского, то теперь, в 2010-е, стала прослеживаться новая тенденция: появляются небольшие, почти реалистические повести, в которых демонстрируется та историческая пружинка, которая может изменить течение нашей жизни… До обрушения стены, как правило, дело не доходит, но трещины в ней в некоторых текстах появляются, или же, наоборот, стена эта разрастается и закрывает солнце… Авторы, вполне еще молодые люди, прошедшие путь от юности к взрослости при том, кто у власти уже без малого двадцать лет, сели у этой пресловутой стены и стали гадать, каким образом, под воздействием чего она может измениться.
Таковы, к примеру, повести «Кровь и почва» Антона Секисова, «Новая реальность» Константина Куприянова, «Вечного счастья!» Елены Нестериной.
На повести Нестериной, которая вышла, кстати сказать, практически одновременно с книгой Н.В. Дубовицкого «Ультранормальность», хочется остановиться подробнее.
В обоих этих произведениях (я не собираюсь сравнивать их, но без некоторых параллелей не обойтись) — попытка заглянуть через каменную стену: что там окажется после (или вместо)… И если время действия «Ультранормальности» — 2024 год, когда закончится четвертый срок Путина, и она вполне вписывается в ряд антиутопий (хотя в ней есть элементы утопии), то в повести «Вечного счастья!», судя по всему, изображено наше время.
Дубовицкий много чего накрутил, закрутил, высыпал кучу отсылок и аллюзий, а у Нестериной почти нет литературности (разве что необязательный эпиграф из оды Державина «Фелица», который должен, видимо, оправдывать имя в монашестве героини повести Фелицата), и происходящему веришь. Всё, что пишет Нестерина — вполне может произойти. Даже вроде бы фантастические детали после некоторого изучения вопроса оказываются вполне допустимыми, случавшимися в истории человечества…
Кстати сказать, Елена Нестерина опытный писатель. Ее, правда, чаще относят к авторам книг для подростков и женских романов, но у нее есть и по-настоящему серьезные, драматичные произведения, которые публиковались в том числе и в журнале «Урал». В новой повести, по-моему, ничего лишнего, никаких натяжек. Она динамична и оканчивается там, где автор так называемой «жанровой литературы» только бы начал закручивать сюжет, громоздить приключения и всяческие необыкновенности…
Нынче в рецензиях не принято рассказывать, о чем книга, фильм, спектакль. За спойлер могут и в суд подать. Но рискну. В общих чертах.
Пожилая монашенка Фелицата, инвалид (в юности из-за обморожения ампутировали несколько пальцев на ногах) решает усыновить полюбившегося ей мальчика Савелия. Так как жить в монастыре с ним нельзя, она возвращается в родную квартиру, где живет ее сестра Нина. У Нины дочь Катя, которую бросил «гражданский муж», и теперь Катя не хочет рожать искусственно зачатого ребенка. Ребенка вживляют Фелицате (в миру Марине Авериной), и с помощью кесарева сечения появляется ее сын, которому дают имя Флор.
«В это же самое время в далеком мордовском ските со словами: «Радуйтесь! Новый президент народился!!!» — воспрянул ото сна отец Игорь.
Вот уже больше пяти лет чувствовал он призвание к старчеству, ощущал себя прозорливцем или же наставителем. Но сейчас понял: небесные силы сподвигли его на иное, направив на стезю волховства — в лучшем смысле этого слова».
Отец Игорь по Интернету находит новость о необычном появлении на свет ребенка и спешит к нему, чтоб поклониться. По пути рассказывает о великом событии. Поднимается информационная волна.
Фелицату приглашают на ток-шоу, привозят туда и слепого «старца-прозорливца»…
«…Едва строгий ведущий с волнением произнес свою вступительную речь, матери Фелицате предложили выставить на обозрение младенца, и старца повели к ней под прицелами телекамер, раздались два голоса. Заплакал разбуженный и открывший глазки Флор. И старец воскликнул: «Се — наш президент!»
О том, что в эту же секунду должны зазвучать аплодисменты, не надо было напоминать никому. Красавец-ведущий подскочил к матери Фелицате, решительно схватил ребенка на руки и торжественно поднял над головой. Камеры транслировали это на всю страну и далее.
Но вдруг, сквозь продолжительные аплодисменты, еле слышно снова раздался голос старца. А правая рука его, отбросив лакированную клюку, указала в сторону матери Фелицаты.
— Нет, нет! Наш будущий президент — матушка сия!»
И тут Фелицату берут в оборот общественные организации, политические силы… Настойчивей всех оказывается одна партия, достаточно оппозиционная правящей, но не крайне радикальная. И Фелицата в конце концов соглашается стать кандидатом в президенты.
«Повсюду появились ее портреты — мать Фелицата в образе простой русской женщины. Ее имидж был угадан точно. Платки и многие годы болтавшаяся по спине длинная тощая коса сменились скромной укладкой с пучком, вариант зимнего имиджа был усилен добрым материнским беретом из шерстяных ниток — к такому берету хотелось прижаться и шептать в него о своих бедах и горестях. Слеза наворачивалась у каждого, кто смотрел на портрет, — смотрел и чувствовал себя ребенком этой большой мамочки. Которая не даст в обиду, не допустит зла и несправедливости».
Она ездит по стране, встречается с людьми, обличает коррупционеров, не щадит и «друзей партии», даже губернаторов. Женщина выходит из-под контроля, и над ней сгущаются тучи. Слепой старец, почувствовав это, на ощупь пишет ей письмо, а затем сам спешит к ней.
Финал у повести открытый:
«Да, ей было страшно. Она снова собиралась стать матерью. Матерью страны своей грешной, миллионов людей. Таких разных.
Стать, если Бог даст. Если надо. Если явит он свою волю. Или чудо свое явит.
Стать настоящей народной правительницей матери Фелицате могло помочь только чудо…»
Вроде бы жизнеутверждающе, а ощущение, что чуда не произойдет. Не поможет старец, не уберегут эти миллионы сторонников. Кандидата, не угодного верхушке и получающим от этой верхушки корм, уберут. Ликвидируют. В общем-то, нечто подобное мы наблюдаем сегодня — зачистка от потенциально сильной угрозы происходит перманентно. Когда с помощью сроков заключения, когда — зеленки с какой-то примесью, а когда и пистолета…
Но угроза действующей власти и ее широкого окружения, порой маскирующегося под оппозицию, будет возникать снова и снова. И почвой для возникновения служит не только реальная жизнь, но и художественная литература. Это как раз тот случай, когда словесность способна влиять на будущее.