Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2017
Дмитрий Лабаури — кандидат исторических наук. Окончил исторический факультет
Уральского госуниверситета им. А.М. Горького. Автор монографии и многих статей
в российских и болгарских научных изданиях. Неоднократно печатался в журнале
«Урал».
Прошедшие в начале апреля 2017-го антикоррупционные митинги, а с другой стороны, продолжающаяся масштабная кампания кадровых перестановок во властных эшелонах, зачастую сопровождающаяся громкими арестами высокопоставленных чиновников, вновь ставят на повестку дня болезненный и извечный русский вопрос о природе отечественной коррупции и путях ее искоренения.
Сразу уточним, что не ставим перед собой задачу проведения глубокого анализа поставленной проблемы, а лишь ограничимся кратким изложением собственного понимания сути происходящих в стране и во власти перемен.
Ни для кого не секрет, что сложившийся в нашей стране со времен перестройки уровень коррупции обозначается не иначе, как «африканским». Подкрепленные богатой статистикой ежегодные рейтинги «индекса восприятия коррупции» международных агентств не оставляют на этот счет никаких иллюзий. Данные, приводимые ими, рисуют настоящую пропасть между Россией и теми государствами Запада, которые традиционно считаются правовыми.
При этом, выясняя причины столь бедственного положения вещей — ссылаясь на темные страницы нашего прошлого, крайне слабую правовую культуру, незрелость правовых институтов, несформированность институтов гражданского общества и т.д. и т.п., нельзя не признать одного очевидного факта — торжествующая в нашей стране тотальная коррупция является плоть от плоти частью социальной системы. Деформированная социальная и ментальная система, в которой оказалась возможной тотальная коррупция, является вполне объективным, а не субъективным феноменом нашей действительности. Наше общество срослось с коррупционным мышлением, коррупционной логикой и коррупционной практикой своего бытия. Это объективный факт нашей повседневной действительности, независимо от причин, его породивших. Поразивший российское постсоветское общество в конце XX века глубочайший морально-психологический и смысложизненный кризис не прошел бесследно, породив уродливую и страшную в своей пустоте философию гедонизма, захватившую умы наших соотечественников, — философию «жизни для себя» и презрения ко всему общественному и социальному.
Трагедия Путина состоит в том, что он, сам не будучи коррупционером и гедонистом, а наоборот — идейным и волевым лидером, нацеленным на созидание и борьбу, был вынужден в прогнившей напрочь системе использовать рычаг коррупции (точнее, доступа к ней) как один из важнейших ресурсов власти. Говоря проще, сохранение Путиным после его прихода к власти доступа чиновников всех уровней к неограниченной коррупции было платой с его стороны за поддержание лояльности ему в рамках вертикали власти. С этой точки зрения, действовало правило: пока подчиняешься, можешь воровать. Но как только какой-нибудь зарвавшийся чиновник переставал ассоциировать себя с «вертикалью», он тотчас попадал в криминально-коррупционные сводки новостей, поскольку компромата на всех и каждого было предостаточно. Произошло, таким образом, своеобразное воскрешение средневековой российской системы кормлений, формально ликвидированной при Иване Грозном, во времена реформ Избранной Рады, но на деле не уходившей никогда и никуда. Очевидно, что в борьбе за власть и ее укрепление в авторитарном стиле (а альтернативы авторитаризму в современной России, по всей видимости, нет) у Путина не было выбора. По-другому в этой израненной физически и ментально стране, во всяком случае в том виде, в каком он ее получил в 1999 году, было нельзя — не поняли бы. И эта де-факто легализованная сверху система и иерархия тотальной коррупции (от участкового до министра) была платой за установление того авторитарного национального режима, который требовало общество (по крайней мере, большая часть этого общества в 1999 году). И главное — это была плата за тот прорыв в социально-экономической сфере, который этот режим смог осуществить. А что прорыв 2000-х и начала 2010-х годов состоялся, можно полагать, ни для кого не секрет ни у нас в стране, ни за рубежом — он очевиден и действительно впечатляющ.
Но данная система работала до поры до времени. Нет необходимости описывать ее кризисы и противоречия — все они на поверхности. До 2014-го, в жирные годы материального просперитета, главная проблема заключалась в том, что обуздавшие валютно-экспортные потоки кровососы-коррупционеры постепенно начали терять голову, а вместе с ней и всякую связь с реальностью, как и контроль над собой, своими женами, любовницами и не совсем умными и даровитыми детьми, разбухая в глазах общества настолько, что не замечать их «успеха» было просто невозможно. С другой стороны, население после полуголодных 1990-х годов худо-бедно удовлетворило свои экзистенциальные потребности, предъявив претензии на новую ступень пирамиды Маслоу — ни много ни мало поучаствовать в преобразовании окружающей социальной действительности. Как следствие, население залезло «в свои интернеты» и начало вычитывать факты о творящейся кругом несправедливости. Расширив представление об окружающей действительности, народ стал звереть от того, что в «ресурсной федерации» столько благ отфильтровывается сразу наверху, а вниз, к народу, падают лишь какие-то жалкие крохи. На самом деле, конечно, не жалкие — одно только сравнение уровня производительности труда в нашей стране с реальными доходами населения и объемом потребляемых им благ до 2014-го убедит в обратном, но факт остается фактом — если бы не коррупция, народ мог бы жить еще лучше и слаще.
Путин не знал, что со всем этим делать, — появились какие-то «разозленные горожане», «болотные», «белоленточники». Слабо контролируемое государством (в отличие от традиционных СМИ, быстро поставленных под контроль) виртуальное информационное поле соцсетей, блогов и прочих интернет-ресурсов засасывало в себя общество, как трясина, угрожая нарушить сложившийся в 2000-х консенсус между авторитарной властью и народом. Царевы слуги из «Единой России» бросились бороться с народным недовольством старыми методами — «важно не как голосуют, важно, как считают», что еще больше усугубило ситуацию и разгневало и без того «разозленных горожан».
А тем временем и ресурсы у «ресурсной федерации» тоже подходили к концу — даже при цене за баррель нефти в 100 долларов к 2014 году наметились устойчивые признаки приближающейся экономической рецессии. И выхода из этого тупика видно не было. Тотальная коррупция, как паразит, пожирала экономику. Если жертва загнулась бы окончательно, то у центральной власти не оказалось бы других эффективных ресурсов для удержания лояльности «этой элиты».
И тут как спасение (для режима) — 2014 год: Олимпиада, Майдан, Крым как лайт-версия и Донбасс для любителей погорячее. Режим получил возможность переключить ментальную парадигму развития нашего общества с меркантильного потребительски-накопительного гедонизма в сторону некоего подобия великой идеи, иррациональной с точки зрения гедонистических ценностей.
Этимология этого понятия относит нас к греческой Мегали-идее (великой идее), сформулированной греческим премьером Ионном Колеттисом в 1844 году. Она заключалась в возвращении крохотного Греческого королевства к средневековым границам Византийской империи, увенчать которое должен был торжественный перенос столицы из Афин в Константинополь. Данная идея, ставшая мечтой и смыслом жизни нескольких поколений греков, увлекла в водоворот бесчисленных битв с внешними врагами экзальтированную молодежь, положила тысячи и тысячи добровольно принесенных жизней на алтарь славы и величия Родины и оборвалась лишь провалом победного шествия греческой армии к Анкаре и малоазиатской катастрофой 1922–1923 годов2.
В нашем случае в 2014 году такой идеей логично выступила национальная идея борьбы за интересы русского мира — идея, поддержанная подавляющим большинством общества и консолидировавшая страну даже ввиду международной изоляции и неотвратимости экономического краха. Консолидировавшая так, как это происходило в лучшие моменты нашей драматичной истории, — когда в одном строю плечом к плечу вставали от мала до велика, без различия рангов для общей борьбы за правое дело — свободу, справедливость, честь и достоинство. В этом плане испытание, выпавшее на долю нашей страны в 2014 году, сродни Невской битве и Ледовому побоищу, движению народного ополчения в период Смуты или Отечественной войне 1812 года. И в этот момент, когда интересы правящего режима (внешнеполитические, геополитические) вдруг сошлись с ментальными и эмоциональными порывами большинства общества и консенсус между властью и народом вновь был восстановлен, коррупционная элита, разбухшая в жирные годы, без всякого зазрения совести продемонстрировала бóльшую приверженность заграничному будущему своих детей, заканчивающих обучение на платных отделениях престижных западных вузов, а также своим многочисленным виллам и яхтам на Лазурном побережье и всех прочих побережьях за пределами нашей страны, чем какому-то Крыму и Донбассу. Мрачная тень аппаратного заговора (или, по крайней мере, аппаратного саботажа) как инструмента в давлении Запада — в действительности главная причина того, почему Путин не смог (не решился, испугался и пр.) осуществить стремительный блицкриг на Украине весной 2014 года и вместо проекта большой Новороссии ограничился лишь Крымом и кратким «наступлением отпускников» в августе-сентябре этого года для спасения жалких остатков народных республик Донбасса.
Впервые с создания коррумпированной вертикали власти возникла реальная угроза ее существованию — и вертикали, и самой центральной власти в ее нынешнем виде, поскольку мотивы сохранения лояльности для многих представителей правящей элиты теперь исчезли. А ведь к этой элите нужно прибавить и высший генералитет, который, как и командный состав правоохранительных органов и спецслужб, успел за жирные годы, оседлав коррупционные потоки, обзавестись совсем недешевой недвижимостью за рубежом. Генералы попроще прикупили виллы в Хорватии и Черногории. А те, что были попредприимчивее, в своих амбициях и запросах не отставали от гражданских «коллег». Кто из них добровольно отказался бы пожертвовать всем, что «нажито непосильным трудом»? Одним словом, воспитанная на доступе к коррупции как вознаграждению за лояльность элита и внезапно возникшая на политическом небосклоне Великая идея, иррациональная с материальной точки зрения, оказались несовместимы. И в этих условиях перед Путиным, особенно после эпохального визита к нему в начале мая 2014 года швейцарского президента Дидье Буркхальтера, реалистично обрисовавшего ему все возможности Запада в воздействии на живущую одной ногой (а часто даже и двумя ногами и всеми мыслями) в Европе российскую элиту и перспективы в связи с этим самого Путина, обнажились без всяких прикрас два пути. Первый означал полную и безоговорочную капитуляцию перед Западом в надежде вернуться к исходному состоянию (до февраля 2014-го), но уж очень навязчиво напоминал о бесславной судьбе Слободана Милошевича и его бесцельно принесенной в жертву родине. Второй же путь возвращает нас к старым — добрым и изведанным — методам любого русского диктатора, желающего удержать власть и не утерять при этом за спинами корыстных и злонамеренных бояр народную любовь и доверие. Мыслится, что все предпринимаемые в последнее время с поистине маниакальным усердием попытки реабилитировать память, в том числе и выраженную монументально, то об Иване Грозном, то о Сталине, не случайны. Чистка, большая чистка, аппаратная чистка, ротация кадров, кадровая революция — наверняка таков будет основной понятийный лексикон историков будущего, которые возьмутся за изучение политической истории России с 2014 года. Удастся ли Путину осуществить эту революцию элит, заменив засидевшееся на своих местах своевольное и независимое боярство, безыдейную номенклатуру 2000-х, присосавшуюся к местничеству и кормлениям, как наркоман к игле (вся идея которой заключалась в том, чтобы успеть вовремя снять коррупционную ренту как «справедливую» плату за исполнение или даже простую имитацию своих должностных обязанностей), на идейных и лично преданных ему кадровиков-бюрократов — мало известных в обществе, непритязательных в своих нуждах, совестливых и привыкших «исполнять — не рассуждать», — это большой вопрос, ответ на который даст только время. Но то, что процесс идет и принципиальный выбор президента в этом направлении сделан, очевидно уже сейчас.
1 Автор и редакция просят рассматривать эту статью лишь как одну из возможных версий для объяснения событий, происходящих в современной России.
2 Греки жили на территории Малой Азии более 3000 лет. «Малоазиатской катастрофой» греческие историки называют события, последовавшие за поражением греческой армии в боях с турецкими войсками Мустафы Кемаля в 1919–1922 годах. На занятой кемалистами территории началась резня местного греческого и армянского населения. Оставшиеся в живых православные греки (более полутора миллионов человек) были в большинстве своем переселены на территорию Греческого королевства. В настоящее время в Турции живет лишь около 3000 греков.