Юнна Мориц в Челябинске
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2017
Надежда
Капитонова — окончила Московский
государственный библиотечный институт. Всю жизнь проработала в Челябинской
областной детской библиотеке. Больше 20 лет ведет передачи на областном радио,
в программе «Брось все и читай!». Заслуженный работник культуры, лауреат государственной
премии Челябинской области в сфере культуры и искусства. Живет в Челябинске.
Юнну Мориц не надо представлять, все знают ее имя. В этом году, 2 июня, ей исполняется 80 лет. Юнна Петровна родилась в Киеве, живет в Москве. Какое отношение она имеет к Уралу, к Челябинску?
В своих книгах «Рассказы о чудесном», «На этом береге высоком», «По закону — привет почтальону» она не раз в стихах и прозе рассказала о Челябинске, о себе и своей семье.
Семью Юнны Мориц из Киева в Челябинск привела эвакуация в начале войны. В краткой биографии она пишет: «…У отца было двойное высшее образование: инженерное и юридическое… В год моего рождения арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения. В 1941–1945 годах мать, отец, старшая сестра и я жили в Челябинске, отец работал на военном заводе. Мои дальние предки пришли в Россию из Испании, по дороге они жили в Германии».
Позже Юнна Петровна напишет об аресте отца: «Пришли трое и управдом. Папа вешал на елку стеклянный дом. Весь дом упал и разбился. Мама стала вся белая. А папа весь черный. А они хулиганили в комоде, в шкафу, в банках с крупой и вареньем. Распотрошили письменный стол и диван… Папа сказал маме: все утрясется. Только без паники. Только без паники. Только без нервов. Дети так впечатлительны! Их психику надо беречь. Для них ничто не должно измениться. Где-то что-то кто-то напутал. Произошла ошибка. Это мелочь в великом процессе великой истории. Мужество и спокойствие. Величайший все знает, все видит, все слышит. Папа ему напишет. И мама ему напишет. Мама дала папе мыло и клумачок с барахлом. Сало и хлеб он не взял. Там кормят. Папа выменял там это мыло на папиросы. Он очень курил. От этого у него отбились печень и почки. Он потом не мог ничего глотать, ел только жидкое. Нельзя так много курить. Он превратился в скелет. И потом на нем уже никогда не росло мясо. От этого дыма он стал быстро слепнуть… Мама кормила его из ложки, когда он вернулся из ада, из сада пыток» («Хлад, глад, свет»).
После войны отец Юнны ослеп.
Итак, война. К Киеву подошли фашисты. Поезд, в котором семья ехала в эвакуацию, попал под жестокую бомбежку. Семья чудом уцелела. Через 44 года Юнна Мориц описала тогдашний ужас:
«Из горящего поезда / на траву / выбрасывали детей. / Я плыла / по кровавому, скользкому рву / человеческих внутренностей, костей… / Так на пятом году / мне послал господь / спасение и долгий путь… / Но ужас натек в мою кровь и плоть — / и катается там, как ртуть! / И, когда засыпаю лицом к луне, / так горько во сне я плачу, / что слезы мои текут по стене, / в которой я память прячу» («Воспоминание», 1985).
В рассказе «Хлад, глад, свет» она пишет: «Меня разбомбили в поезде. Я от этого очень моргаю. И мне трудно играть с другими детьми, они меня за моргание дразнят…»
И вот семья в Челябинске. Первое время они ютились на чужой кухне, а потом всю войну жили в подвале дома на улице Елькина (недалеко от сегодняшнего проспекта Ленина). Дом не сохранился. Она позже пишет об этом жилье: «Всю войну я жила под землей, где хранили до войны мороженое. / Мы согрели землю всей семьей, занимая место, нам положенное. / Мы любили этот погребок, / Печку там построили кирпичную, / Побелили стены, потолок, / Постелили крышу не тряпичную — / Все равно землей, землей сырой / Пахло там сквозь доски, плотно сбитые! / Просыпалась я ночной порой — / Думала, что мы уже убитые: / Мать скрестила руки на себе, / Вниз лицом — отец, / Сестрица скрючилась, / И в гробу, во грóбе, во гробé / Я давно по солнышку соскучилась. / — Боженька! — шептала я во мрак. — / Сделай так, чтоб утром все проснулися! / …Мы любили этот саркофаг. / Покидая, слезно улыбнулися» («Всю войну…», 1980).
А вот ещё стихи Юнны Мориц о детстве в Челябинске: «…Пять мне лет, и я в валенках плаваю / На морозных уральских ветрах, / Братья Гримм меня лечат отравою, / Выделяет которую страх» («Братья Гримм»). «Сажали мы картошечку / На третий год войны…» («Забытые мелодии», 1982).
На всю жизнь запомнились ей картинки жестокой войны. Стихотворение о голодном мальчишке: «Зимой сорок третьего года / видала своими глазами, / как вор воровал на базаре / говяжьего мяса кусок … лет ему было десять, / Десять или двенадцать…». Вора поймали, начали бить, потом толпа опомнилась, пожалела мальчишку, люди стали совать ему еду, «Но вор ничего не взял, / Только скулил, скулил, / Только терзал, терзал / Кровавый кусок коровы…» («Вор», 1985).
Не только в поэзии, но и в прозе Юнны Петровны отражены реалии челябинской жизни: как жили, как работал отец: «…И вождь срочно послал папу на секретный завод, чтобы из трактора сделать танк. Но папа сделал еще и самолет, и бомбы, и мины. Теперь он получает паек. Как все. Из пайка мы с мамой продаем на базаре спирт и покупаем для папы махорку по 90 рублей за стакан с верхом. И относим ему на завод. В проходной у нас берут передачу и записку, что все хорошо. Завод очень замаскирован, и папа там ночует в замаскированной комнате. Однажды он ночевал дома и страшно кричал во сне, как перееханная собака…»
На каком заводе и кем работал отец Юнны Мориц? Попыталась узнать у самой Юнны Петровны, но не получила ответа. Без всякой надежды я обратилась в наш областной архив. Оказалось, там хранятся списки эвакуированных! И есть сведения о семье Петра Борисовича Морица. Отец Юнны работал на заводе № 541. За этим номером скрывался патронный завод, эвакуированный из Тулы. Он находился в здании пединститута (теперь педуниверситет). Должность отца — начальник транспортного отряда. Стало понятно, что ходить Юнне с мамой к проходной «секретного» завода было совсем недалеко — всего два квартала.
В поисках сведений об отце Юнны Петровны помогла дружба с дочерью писателя Юрия Либединского Марией Говоровой. Она знакома с Юнной Петровной. Вот строчки из письма Юнны Мориц — Говоровой: «Не только мой папа, но и моя сестра Тина Петровна Мориц работала на заводе, таскала корпуса для мин, когда училась в 9 классе и до самого окончания школы… У нее постоянно потом «по жизни» болела спина и мышцы живота — от таскания тяжкого железа на том заводе… Ей еще к пенсии какие-то копейки приплачивали за «работу в тылу» — по справкам, которые добывала она из Челябинска. А вот на каком заводе работал отец и на каком сестра, я не знаю, к своему глубокому стыду… Делали там боеприпасы, а мой отец отвечал там за транспорт и отправку вагонов с этими боеприпасами. Однажды вагон застрял где-то в Бийске или Орске, и моего отца под конвоем отправили его искать, — мать была черная от мыслей, что вагон не найдется и отца расстреляют. Но я хорошо помню, как он вдруг вернулся — живой! — в рыжем драном тулупе, от него воняло бензином, и он был весь мокрый от снежного бурана. За мгновение до его возвращения с потолка подвала спустился малюсенький рыжий паучок, я дико орала и визжала от страха перед этим малюсеньким, который качался так близко, а мама сказала, что это — прекрасная весть и, может быть, папа еще вернется из командировки…»
Есть в Челябинске одноклассница Тины Мориц — врач-невропатолог Дина Израилевна Шапиро. Она вспоминает, что в 9-10 классах они учились в третью смену, в каникулы работали на заводе Колющенко, сколачивали ящики для мин. Только позже они узнали, что это были снаряды для «катюш». Старшеклассники города работали на заводах не только в каникулы, но и до и после уроков.
В том же письме М. Говоровой Юнна Петровна пишет: «Мы… в 41-м жили на кухне, спали на полатях, а когда я заболела корью, мне постелили отдельно, окно зарастало льдом такой толщины, что словами не описать, именно там после кори я заболела туберкулезом легких и «лимфоаденитом» — вполне себе поэтские болезни!!!» Юнна Петровна пишет в стихотворении «Те времена» (1965): «Ему было семь лет. / И мне — семь лет. / У меня был туберкулез, а у бедняги нет. / В столовой для истощенных детей / Мне давали обед… / Я выносила в платке носовом / Одну из двух котлет… / Гвоздями прибила война к моему / Его здоровый скелет. / У меня был туберкулез, / А у бедняги нет. / Мы выжили оба, вгрызаясь в один / Талон на один обед. / И два скелетика втерлись в рай, / Имея один билет!»
В краткой биографии Юнна Петровна пишет о матери: «Мать закончила гимназию до революции, давала уроки французского, математики, работала на художественных промыслах, медсестрой в госпитале и кем придется, даже дровосеком». В стихах и рассказах: «Мама бинтует раненых. Бинты тоже едят. Если очень больно. Бинты как промокашки. Они промокают кровь…» Маме на работе выдали валенки. И в холодные уральские зимы эти валенки носили по очереди — мать и дочери.
Кроме работы в госпитале мама Юнны делала искусственные цветы, а шестилетняя Юнна ей помогала («Цветы моей матери»). В рассказе — подробности, как делались эти цветы. Сдавали в артель художественных изделий. «Изделия эти в одна тысяча девятьсот сорок третьем году были писком западной моды, воюющая отчизна сбывала их за рубеж, где носили эти цветочки на платьях, пальто и шляпках. Три раза в месяц мы с матерью получали в артели отрывки — абзацы — фрагменты — лоскутья застиранных госпитальных простыней и наволочек, моток тонкой проволоки… банку вонючего клея, две-три краски… Из этого получалось сто двадцать пять стаканов чудесных цветочков. Их кроила, красила и доводила до ослепительного изящества моя прозрачная от голода мать…»
Мама Юнны делала не только цветочки, еще и «фрукты» («Яблоки») из проволоки, тряпочек, клея, красок. «(…) и все это сдается по накладной, при точном подсчете штук изделия, а пять яблок оставляют тебе для подвески на елку, если дети имеются и справка о том».
В сентябре 1944 года Юнна поступает учиться в школу № 1 им. Энгельса, где уже училась ее старшая сестра Тина. «Парта одна на троих. Не кладите два локтя на парту. От этого тесно соседу… На окнах толстый лиловый лед. Сквозь замазку не дует, но стужа вгрызается в стены, как в яблоки, — и стены хрустят. Всего холодней — в стене и в спине… Мама мыла Машу. Маша мыла Мишу. А где мама и Маша достали мыло? На базаре — двести рублей кусок. Самое лучшее мыло — собачье, с дегтем, от него дохнут тифозные вши…» («Хлад, глад, свет»).
«Мне снится сон в линеечку, / Чернила там лиловые, / Чернильницу зовут Невыливайка. / Там в ручку деревянную / Дитя вставляет перышко, / Перо бывает Жабка и Рондо…» («Сон в линеечку»).
«Я ем промокашку… Все жуют промокашку. Весь класс. Сорок три человека». «Промокашка — она как воздух, ее можно есть без конца. Из нее во рту получается розоватая кашка. Пресная, чуть сладковатая…» «Скоро звонок, и дадут булочку с сахаром. А кто вчера не был в школе, тому — две…» («Хлад, глад, свет»).
(Тогда, чтобы поддержать детей, на большой перемене им выдавали по маленькой булочке и по чайной ложке сахара.)
Юнне повезло. У нее была хорошая учительница — Антонина Кузьминична Москвичева. Муж ее на фронте. К ученикам она относилась как к своим детям. Когда Юнна заболела и двадцать дней не ходила в школу, к ней пришла Антонина Кузьминична и принесла ей двадцать булочек и столько же ложечек сахара, которые она сохранила для девочки.
«Осенью мы помогали ей (учительнице) квасить капусту в бочке. Она голодает с двумя детьми. И носит галоши на лапти, а лапти на шерстяные чувяки» («Хлад, глад, свет»).
«Шьем кисеты для безымянных героев, в каждый кладем трилистник… Такой цветок. Носи на груди — не убьют. Потом получаем письма — все живы, но много раненых». Кисеты (мешочки для табака) посылали на фронт, в подарки солдатам.
«По субботам — концерты для раненых. Я пою и читаю Некрасова. Там пахнет йодом, кровью, гноем и потом. Сперва ужасно тошнит. А потом все привыкают. И выздоравливают» («Хлад, глад, свет»).
И вот войне конец. В уже упомянутом рассказе «Яблоки» есть такие строчки: «Последнее яблоко съели, когда мне было четыре года, потом война покатила нас далеко от яблок, и начисто я забыла, что их едят. Но яблок я тех понаделала с матерью и сестрой великое множество, по живому яблоку никак не тоскуя — только по круглому хлебу… Последнее яблоко сделала, когда было мне восемь лет, сразу тогда война кончилась, и поехали мы, поехали в обратную сторону, домой, в деревянных вагонах, местами в телегах… И вдруг на станции продают яблоки ведрами!.. Мне съесть тогда яблочко было — что съесть табуретку или ключ от дверей. Моя память не ела яблок и противилась ожесточенно… Пришлось мне тогда загрызть одно яблочко с листиком, белый налив. И стало то белое яблочко красным…» (У всех тогда был авитаминоз.) До войны и во время нее в Челябинске не было яблоневых садов, яблоки были большой редкостью.
Есть у Юнны Мориц прекрасное стихотворение — «После войны» (1980), о ней — восьмилетней:
«В развалинах мерцает огонек, / Там кто-то жив, зажав огонь зубами. / И нет войны, и мы идем из бани, / И мир пригож, и путь мой так далек!.. / И пахнет от меня за три версты / Живым куском хозяйственного мыла, / И чистая над нами реет сила — / Фланель чиста, и волосы чисты! / И я одета в чистый балахон, / И рядом с чистой матерью ступаю, / И на ходу почти что засыпаю, / И звон трамвая серебрит мой сон. / И серебрится банный узелок / С тряпьем. И серебрится мирозданье. / И нет войны, и мы идем из бани, / Мне восемь лет, и путь мой так далек!.. / И мы в трамвай не сядем ни за что — / Ведь после бани мы опять не вшивы! / И мир пригож, и все на свете живы, / И проживут теперь уж лет по сто! / И мир пригож, и путь мой так далек, / И бедным быть — для жизни не опасно, / И, господи, как страшно и прекрасно / В развалинах мерцает огонек…»
Сейчас уже трудно сказать, о каком городе идет речь, о Челябинске или уже о Киеве. В 8 лет Юнна простилась с Челябинском. Напоминает время возвращения семьи Юнны в Киев и стихотворение «Чайник»: «Чайник, найденный мною на станции / между рельсами в сорок пятом, / изумительно скособоченный, с черной ручкой / и с пузиком цвета рельсов, — / в моем ли он вкусе?.. Еще бы! / Я нашла его в восемь лет, / возвращаясь с востока на запад…»
В 1945-м семья вернулась в Киев, где Юнна окончила школу с золотой медалью и были напечатаны ее первые стихи. Училась в Москве, в Литературном институте им. М. Горького. В 1961 году в московском издательстве вышла первая книга Юнны Мориц «Мыс желания» (до этого она путешествовала по Арктике).
За нестандартность мысли, свободу мнения ее стихи для взрослых не издавали 20 лет (с 1961 по 1970 и с 1990 по 2000 год). А все, что издавалось, становилось известным не только в нашей стране. Ее книги переведены на все главные европейские языки, на японский, турецкий, китайский языки.
Детским ее стихам везло больше. Они начали печататься с 1963 года в журнале «Юность», где была рубрика «Для младших братьев и сестер». Если верить Интернету, первое детское стихотворение — «Ослик» — у нее написалось еще в детстве, в Челябинске:
Ослик встал на табуретку,
Ослик съел свою таблетку.
Наконец-то горло
У него продерло.
Сейчас сборники стихов Юнны Мориц очень популярны: «Большой секрет для маленькой компании», «Букет котов», «Крыша ехала домой: Стих хи-хи для детей от 5 до 500 лет», «Двигайте ушами»…
Юнна Петровна не забыта в Челябинске. В музее школы № 1 есть материалы о ней. Организатор музея — учительница Варвара Митрофановна Пименова — переписывалась с Юнной Петровной. В 1986 году Мориц обещала приехать в Челябинск. Но больное сердце и астма не пустили.
Композитор Юлий Гальперин, когда жил в Челябинске, написал цикл песен на стихи Юнны Мориц. Есть песни на ее слова у известного челябинского композитора Елены Попляновой.
В челябинском издательстве «АвтоГраф» издана книга Юнны Мориц «Ванечка» (2002). Весь сборник состоит из акростихов (первые буквы каждой строки при чтении сверху вниз образуют слово или фразу). В конце книги «любовные письма» и рисунки поэта внуку Ванечке, который живет в Америке.
Большая переписка и дружба связывали Юнну Петровну и четыре поколения известной в Челябинске семьи Рубинских. Когда сегодняшний известный поэт, композитор, драматург, педагог Константин Рубинский был маленьким, ему очень нравились стихи Юнны Мориц. Он был уверен, что все поэты уже умерли, и плакал, жалея ее. Мама Кости — сама поэт и музыкант Наталья Борисовна — списалась с Юнной Петровной. У Юнны Петровны тогда рос сын Митя. Завязалась переписка, Костя корявыми буквами писал стихи и сказки Юнне Петровне. Когда однажды Костя заболел, Юнна Петровна присылала для него редкое лекарство. В семье Рубинских бережно хранят письма Юнны Мориц. С разрешения Константина представляю выдержки из одного большого письма ему — ребенку. «Дорогой Котик! Я получила сегодня твое письмо и очень ему обрадовалась, потому что я все твои сказки необычайно люблю… А утром ко мне на балкон прилетают воробьи, синички, вороны, я даю им на растерзание булку, и они радуются. Когда я иду по улице, эти мои птички провожают меня до метро или ждут меня целой толпой у магазина. Так я работаю птичницей… А сейчас я пишу тебе письмо и готовлю для Мити супчик, а Митя на другой машинке, на старенькой, печатает свои истории. А я еще жарю ему картошку. Так я работаю поварихой. А ночью я буду сочинять стихи, рассказы и песенки, а заодно стирать Митины рубашки и другие очень важные вещи. Так я работаю прачкой…
Многие звонят мне ночью, и я разговариваю с ними, печатая при этом на машинке свою работу. А они спрашивают: «Кто это там у вас печатает?» А я говорю: «Прямо не знаю, кто это у меня всю ночь печатает на машинке. Кто бы это мог быть? Если он мне попадется, этот печатальщик, я у него в два счета отниму машинку, а самого отправлю в милицию, чтобы не мешал мне спать по ночам!» А сама потихоньку тук-тук, тук-тук, глядишь, и стишок натукался! Так я работаю поэтом.
А ты, мой дорогой Котик, сочиняешь замечательные истории. Они очень нравятся мне и моим друзьям. Когда мы собираемся холодным зимним вечером, пьем чай, и читаем твои сказочки, и приговариваем: «Ай да Котик, ай да молодец, голова у него светлая, а душа — золотая!»…
Я всегда жду твоих писем и сказок. Скоро я пришлю тебе в подарок свои книжечки, но сегодня некому пойти на почту, и везде стоят очень длинные очереди. Я целую тебя, мой маленький и прекрасный Котик, тысячу раз и обнимаю крепко и нежно. Твоя Юнна Мориц. Пришли мне, пожалуйста, свою фотографию, я буду на нее смотреть».
Стихотворение Юнны Петровны, посвященное нашему Косте, «Тетрадка для сказок» начинается так: «Голубушка — птичка, / Прошу хоть на час / Я вас приземлиться / У речки Миасс. / Там — город Челябинск, / А в городе — дом, / А в доме — приятель мой, / Маленький гном…» Оно вошло в ее сборник «Большой секрет для маленькой компании» (1987). Через два года сборник получил вторую премию на Всесоюзном конкурсе на лучшую детскую книгу.
Челябинск может гордиться тем, что Юнна Мориц — поэт (Юнна Петровна не любит слово «поэтесса», называет себя поэткой), прозаик и художник (она сама иллюстрирует сборники своих произведений) — помнит наш город, пишет о нем в стихах и прозе