Григорий Аросев. Северный Берлин. — «Новый мир», 2016, № 11
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2017
«Яндекс» путается в ответах на поисковый запрос «Северный Берлин». В качестве ответов выдаёт «Расстояние по воздушной линии и автодороге между: Северный и Берлин», «“Северный поток-2”: подходы Берлина, Варшавы и Киева» и даже «Исайя Берлин — Северный Волхв — стр 1».
Правильная ссылка лишь одна: на повесть Григория Аросева, опубликованную в «Новом мире». Она называется «Северный Берлин» и повествует о территории, которой нет на карте мира.
Модератор «Журнального зала» Сергей Костырко, анонсируя публикацию Аросева, пишет: «Вполне как бы реалистическое по стилистике повествование, но с сюжетом фантасмагоричным, выявляющим фантасмагоричность политической ситуации в сегодняшней Европе».
Григорий Аросев имеет опыт по части фантасмагорий. В коллективном романе «Шестнадцать карт» («Урал», № 1, 2012 год), создание которого он же инициировал, Аросеву принадлежит глава «За коньячком». В ней корреспондент, пишущий о всякой мистике, встречается за столом с самим дьяволом. Там Аросев не жалеет красок, чтобы описать ужас и растерянность человека, столкнувшегося со сверхъестественным. Здесь он изъясняется демонстративно приземлённым, едва ли не разговорным языком, концентрирующим у читателя ощущение заурядности происходящего. Но писательская манера Аросева узнаваема. В новой повести он снова помещает человека в невероятные условия, чтобы проследить, как тот будет себя вести.
Столь же «повседневна» ситуация, служащая завязкой повести. Некий Вальтер по бизнес-делам срывается в Дюссельдорф в пятницу утром, оплакивая несбывшиеся планы на уик-энд и дороговизну билета на неудобный рейс. Вальтер уже немолод, и потому внешний вид соседки по самолёту в «чуть старомодных шортах» и короткой маечке будит в нём не эротические фантазии, а сочувствие: как мёрзнет дурёха в таком наряде!..
Эпатажный вид дамы — ещё не элемент фантасмагоричности. Фантасмагория начнётся чуть позже, но вступление в неё окажется будничным, насколько это возможно. Капитан стандартно поприветствует пассажиров, напомнит им о правилах безопасности и сообщит, что, несмотря на грозу, лайнер приземлится в аэропорту Берлин-Темпельхоф согласно расписанию.
«Вальтер никогда не чувствовал себя таким идиотом», — простецки пишет Аросев. Дело в том, что Вальтер твёрдо знает: аэропорт Темпельхоф закрыт более 10 лет назад!..
Вальтер переспрашивает у легкомысленно одетой соседки, куда они летят, получает тот же ответ. Выясняя ситуацию с Дженнифер, он глубже погружается в пучину когнитивного диссонанса. По словам женщины, они летят в Северный Берлин. В реальности Вальтера такой административной единицы нет. В реальности Дженнифер она естественна. Судя по всему, пласты бытия для Вальтера сменились в миг, когда самолёт оторвался от земли.
Дженнифер описывает попутчику устройство «своего» мира. В нём официальная версия истории дошла примерно до 2004 года. В этот год «гражданская война в Басутоленде спровоцировала огромный поток беженцев». Стотысячная армада миновала всю Африку и через Гибралтар проникла в Европу «аккурат на Рождество». Целью беженцев был Берлин. На первых порах правительство проявило, неодобрительно замечает Дженнифер, «странное человеколюбие», расселяя беженцев. Но так как они всё прибывали, вскоре размещение африканцев стало проблемой. И в течение двух лет нашествие беженцев изменило социально-политическую обстановку и карту Германии: на севере Берлина остались жить беженцы и те, кто поддерживал их идею о социализации, а на юг Берлина перебрались добропорядочные граждане, для кого соседство с чужаками было невыносимо. Дженнифер относится к последним: «Почему мы, коренные берлинцы, должны страдать?.. Мне было неприятно, что по соседству живут люди, которые не знают, что такое душ», — надменно бросает она Вальтеру. То, что обитатели Северного Берлина имели дерзость ездить в Южный Берлин на отдых и за покупками, привело к возмущению «коренных берлинцев», а это — к стихийным стычкам на улицах. Возникла идея электронной границы, установку которой взяла на себя компания EGrenze. Это модерновая версия колючей проволоки: лазерный луч, протянутый на всю длину пограничной зоны меж Северным и Южным Берлином, которой оказалась улица Фридрихштрассе («“Бедная Фридрихштрассе”, — шепнул Вальтер»). Перейти хай-тек-границу можно лишь в специальных пунктах, предъявив документы и весомые доказательства, что тебе необходимо оказаться на соседней территории. Во всех прочих местах нарушителя границы ударит током, предупреждает Дженнифер, — не до смерти, но до обморока, а пока человек будет валяться без чувств, к нему подоспеет полиция. С тех пор, как установили этот лазерный луч, о случаях незаконного перехода границы и не слышали. По мнению дамы, и разделение Берлина, и «гуманная» электронная граница — справедливые устройства.
Вальтер не просто шокирован обрушившейся на него информацией и «перелётом» в другое измерение. Проблема Северного Берлина для него актуальна — на одной из улиц этой зоны живёт его дочь. С Линой связано развитие сюжета повести Аросева. Лина, так же как и отец, оказалась в диких для неё реалиях, ничего не понимая. В то же время Лена, разведённая жена Вальтера и мать Лины, давно уже благополучная жительница Южного Берлина, для неё граница — норма жизни.
«— Мама не с нами», — констатирует Вальтер после телефонного разговора с бывшей женой.
«— Как всегда», — откликается Лина.
Герои Аросева, надо отдать им должное, не «закисают» в депрессии от шокирующего открытия, начинают искать товарищей по несчастью. Их рассылка в соцсетях сообщения: «Мне кажется, происходит какая-то чертовщина. Я ничего не понимаю. Ни у кого нет такого же ощущения?» — двигает сюжет вперёд. Двигает намного быстрее, чем развивалась бы подобная фантасмагория в материальном мире, но в том и благодать литературы, что у автора есть право и воля демиурга.
Волей Аросева фантасмагория про Северный Берлин стилистически и фабульно менее похожа на фантасмагорию, чем его глава из «Шестнадцати карт». Так и должно быть: «выросли» оба, и прозаик, и его креатура — Вальтер старше и умудрённее журналиста Антона, автор же понял, что настоящий страх не криклив, не бросок, подобен не урагану, разрушающему здания, а чуме, убивающей город изнутри. Отсюда простота и «сниженность» слога в «Северном Берлине», что представляется удачной писательской находкой. Как повесть началась с бытовых проблем непреуспевающего бизнесмена Вальтера, так и в ином мире продолжается в декорациях «маленького человечка» с его «маленькой жизнью». Тон и стиль автора лишены не только красивостей и контрастов, но даже эмоций. Как будто прозаик языковыми средствами передаёт отупение, которое завладело «жертвами» перехода из мира в мир.
Ещё немного спойлеров. Отец и дочь находят десяток бедолаг, «заснувших» в едином Берлине, а «проснувшихся» в Северном без права проникновения в Южный. Все они собираются в квартире Уве Лизера. В попытке разобраться в «чертовщине» «попаданцы» едут к политическому журналисту Рудольфу Зибрехту, показывают ему документы из другого измерения. Журналист существует в том мире, где Северный Берлин стал гетто для беженцев. Он потрясён не меньше «попаданцев», старается вместе с ними проследить момент расхождения истории. Но миг, причины и мотивы перелёта десяти «чужаков» в Северный Берлин так и остаются тайной. Аросеву важно другое: Зибрехт живёт в Северном Берлине, ибо лицемерные уверения политиков, что пришельцам надо жить в «своей среде» (читай — в гетто), вызвали его негодование. «И тогда-то я понял, что умру, но буду стоять за этих несчастных», — с пафосом говорит журналист визитёрам. Однако действием слова не подкрепляет.
Действия, масштабного, живого, практически нет на страницах повести. Она развёртывается в плоскости ментальной. Подлинное содержание сюжета для Аросева — мысли его персонажей, их ощущения в гетто, принятие или непринятие данного общественного устройства. Один из десятерых, Йохан, после беседы с журналистом решает, что должен любой ценой пробраться на юг, к «белым людям». Те же, для кого подобное решение нравственно неприемлемо, остаются в Северном Берлине вплоть до финала, когда, в порядке исключения, в повести произойдёт событие, оно же катарсис.
«Попаданцы» отправляются в полицию за документами новой страны. Они страшно трусят — как объяснить полицейским, что они не беженцы, не террористы, попали в Северный Берлин чудесным путём? Пока Вальтер ведёт на границе переговоры с полицейским, Уве Лизеру «сносит крышу». «Почему вы не возражаете?! Почему вы не протестуете?! Через пять лет вас снова разделят, только уже по цвету волос, и что, снова стерпите, проглотите?» — кричит он и шагает на линию, прочерченную зелёным лазером. И с ним… ничего не случается. Даже удара током.
«Он не дернулся, не упал, его лицо не искривила гримаса боли. Он просто улыбался, глядя в небо. Толпа снова охнула, увидев это, и сразу же обернулась камнями, потерявшими душу, тело и мысли».
Открытый финал не позволяет с уверенностью сказать, исчезло ли от дерзкого поступка Уве искусственное разделение города на две зоны. Но после этого мир уже не будет прежним.
Вряд ли идея «Северного Берлина» навеяна лишь своеобразием политической ситуации в сегодняшней Европе. У настоящей фантастики всегда несколько смыслов, даже если на поверхности лежит политический памфлет. Да, политизированность придаёт повести злободневности, её можно считать актом гражданского воззвания. Так повесть прочитывается сейчас. Но на деле «Северный Берлин» — повесть о чести, человеческом достоинстве, способности к эмпатии и преодолению страха. Северный Берлин выбирают для жизни те, в ком душа жива.
В таковом прочтении повесть будет всегда актуальна.
Для «Нового мира» «Северный Берлин» — своего рода продолжение повести В. Березина «Виртуальность», которую я обозревала в мартовском номере «Урала». Тематическое и концептуальное. Почтенный журнал уверенно перешёл на фантастический дискурс. Может быть, фантастика снова становится подвидом «эзопова языка»?..