Александр Иличевский. Узкое небо, широкая река. — «Новый мир», 2016, № 8; Два рассказа. — «Знамя», 2016, № 7
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2017
Александр Иличевский.
Узкое небо, широкая река. — «Новый мир», 2016, № 8. Два рассказа. — «Знамя»,
2016, № 7.
Кажется, у Александра Иличевского нет единого дома: временами писатель живет в России, временами — в Израиле, США и Германии. Герои его новелл — такие же кочевники: персонажи рассказа «Белая лошадь» обосновались в Сан-Франциско, братья из «Львиных ворот» нашли пристанище в Иерусалиме, а старые приятели из повести «Узкое небо, широкая река» и вовсе разлетелись по разным уголкам земного шара: «Борода теперь программирует в Сиэтле, Инженер почти перебрался в Финляндию», Анестезиолог остался в Москве, Физик мечется между Индией, Непалом, Арменией, Перу и другими странами мира, куда заводят дела.
Начало этой повести напомнило о советской комедии «Верные друзья», вышедшей на экраны шестьдесят с лишним лет назад. Три товарища — хирург, животновод и архитектор, которым уже хорошо за сорок, как в давнем детстве, отправляются в плавание на плоту. В «Узком небе…» товарищей четверо, в остальном исходные данные схожи: взрослые мужчины разных профессий и с разным образом жизни возвращаются в собственную юность, чтобы вновь очутиться на родной Оке. Любопытно отметить, что съемки «Верных друзей» частично проводились как раз на Оке, в районе Тарусы. Единственно, конструкция плота у героев Иличевского будет посовременнее — «двадцать бочек, двести двадцать семь литров каждая, пластик — “евростандарт”…» Физик, чьими глазами мы будем наблюдать события повести, как и заматеревший академик Нестратов из киноленты, поначалу откажется от плавания, но товарищи его уговорят. А дальше…
Дальше обратимся к другому хорошему фильму с собравшимися вчетвером друзьями-героями — «О чем говорят мужчины». О чем же говорят мужчины? О жизни, о любви, о человеческой природе. Таких разговоров в «Узком небе…» с избытком. Иличевский-ученый, словно любознательный ребенок, старается разобрать каждое явление, каждую субстанцию на винтики, чтобы понять, как все придумано. Иличевский-художник виртуозно фиксирует опыты ученого на холсте. Но если с особенностями образования тумана разобраться получается, то с природой человеческой души или снов все гораздо сложнее. Физика тут бессильна. По мнению Анестезиолога, «мозг вообще сложней вселенной устроен».
Анестезиолог — наиболее трагический образ повести. Жизненные трагедии читатель встретит во всех новеллах, и каждая из них так или иначе будет связана с темой одиночества. От атмосферы обреченности никуда не деться: истории бабушек героя рассказа «Белая лошадь» придут к грустному финалу, пусть и с забавной нелепостью, перетекшей в заглавие новеллы, в «Львиных воротах» старшему брату придется потратить немало сил, чтобы найти своего несчастного младшего Кому. «Кома — это потому, что мама звала его в детстве — Комочек, а когда подрос — так и остался Комой». Прозвище, полностью подходящее для человека, морально находящегося между жизнью и смертью. С Анестезиологом, покинутым любимой девушкой, останется пес Бурлюк, но и собачья жизнь не вечна, а значит, будет очередной приступ горького отчаяния.
Автор с восхитительной точностью прописывает переходы от светлых сторон жизни к темным и обратно. Между радостным и печальным считанные миллиметры. Персонажи Иличевского, будто эквилибристы без страховки, идут по натянутому канату. Дуновение ветра, неловкое движение… Падения не будет — дойдут как миленькие, однако зрителям поволноваться придется. Герою «Белой лошади» тяжело на чужбине. Зато рядом с ним — чудесная Мишель. В «Узком небе…» рядом с персонажами — чудесная Ока. Правда, водится в ней не только рыба — неожиданно можно на утопленника наткнуться.
И все равно речные пейзажи прекрасны. Мировой кочевник Александр Иличевский устами своего героя Анестезиолога скажет: «Дом для меня не страна, не государство, не город — а равнина, холмы, земля, леса. Чтобы понять это, достаточно выйти из машины, посмотреть вдаль, как река поворачивает. Воздух над ней вечером наполняется светом тихим, матовым каким-то. Ночью осенью все замирает, слышишь молчание, саму реку… Утром пойдешь в лес, к Верховенским болотам, а за ними — к водоразделу. С него берут начало лесные речки, бешеные в половодье и сухие в июле. За века они прорезали к Оке овраги. В них страшно спускаться: долго и жутко, будто к чертям, к птеродактилям». В рассказах «Львиные ворота» и «Белая лошадь» мы увидим впечатляющие панорамы Иерусалима и Сан-Франциско. «Туман к вечеру переливался в город с Золотого Рога, соединявшего прогретый залив и ледяной океан. С побережья часов с семи, с фарватера, доносилось гудение буя-ревуна, корабли перекликались друг с другом — стонали, будто раненые большие звери».
В завязках новелл Иличевского всегда есть ключи к их развязкам. Подобрать единственно правильный ключ к нужному замочку получается лишь тогда, когда видишь картину целиком. В итоге остается сладкое послевкусие. Сильные новеллы тем и хороши: случайных деталей, придуманных ради красного словца, здесь быть не должно. «Узкое небо…» не просто так начинается со слов о том, какой классный Серега пловец. Герой-рассказчик, обязанный всегда оставаться центральным персонажем, у Иличевского порой уступает свое место второй скрипке. Повесть во многом держится не на фигуре Физика, от лица которого ведется повествование, а на Сереге-Анестезиологе. Это он убедил друзей собраться, это его необычная история лечения простатита, его работа, его одиночество и предпосылки одиночества становятся двигателями сюжета. «Ты вроде сам никто, а дела, которые творишь, совсем нешуточные». В «Белой лошади» таким героем-двигателем будет одна из бабушек, в «Львиных воротах» — младший брат главного героя. Герой-рассказчик оборачивается лишь вынужденным участником действа: раз двигатель заработал — надо ехать. Куда ехать — думай! Мыслей у центральных персонажей о себе и окружающем мире пруд пруди. Рассказ от первого лица — постоянный самоанализ: «Память на жизнь у меня короткая, может, потому я и выгляжу моложе своих лет. Но у этого есть обратная сторона: похоже, с людьми меня связывают только позабытые обязательства или изношенная вина».
Диалоги героев близки внутренним монологам-раздумьям. Иличевский как бы мысленно разговаривает сам с собой, пытаясь посредством разных персонажей, собравшихся вместе, с разных точек зрения взглянуть на мироустройство, проверить противоположные теории и прийти к консенсусу. В попытке найти верные ответы наука и поэзия сплетаются в плотный клубок. Язык произведений Иличевского — это и поэзия в прозе, и элементы научного трактата. «Если мозг обладает некой квантовой функцией, то при условии достаточно низких температур его состояние как-то может коррелировать с состоянием далеких областей». И рядом — о реке, позволявшей героям «раз в год почувствовать себя так, словно мы уже умерли и теперь взираем с островов, берегов, с плота — на отражения облаков, — будто души наши находятся в заоблачной выси».
Жизнь человека — текущая река: местами спокойная, местами бурлящая, с порогами и завихрениями — потерями и радостями. Перебирая душевный хлам, что остался у истоков, легко наткнуться на воспоминания, которые не хочется отпускать. Сплавляясь по реке жизни, когда-нибудь дойдешь до устья. Такая вот наука. Такая вот поэзия…