Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2017
Ольга Фадеева — родилась в г. Грозном, окончила
географический факультет Казанского государственного университета. Живет и
работает в Екатеринбурге. Печаталась в журнале «Урал».
***
…Их шепот нежный
и уклон
суровый к
самоотреченью,
казачьей песни
гик и стон,
станиц вечернее
раденье —
давно ушедшие
миры,
мой род — влекут
меня подспудно
нарушить правила
игры,
где всё игра, а
чувства скудны,
когда же в
чувствах произвол,
ответы есть и на
безмерность —
старообрядчество…
раскол…
и нимб над
горним словом —
верность.
***
Чересполосицу
бурого, серого —
ситцевой
просекой с юга до севера,
спелостью
жаркою, дружеской чаркою,
сердцем,
растепленным больше просимого, —
в чересполосицу
бурого, серого,
как в обещание неизъяснимого.
***
Кабарда, Кабарда,
стук копыт по
дорогам,
и стада, и стада
на ладонях
отрогов.
Пусть Чегет и Эльбрус
ожидают ретивых
—
не к вершинам
влекусь —
только в точку
отрыва,
где призыв на
подъем
пробуждает
равнину
вздыбить мощную
спину
и забыть о
земном.
***
Тихо снежною
властью отчуждается даль,
забывается
«здравствуй», призывается шаль…
Если чуть
различимы дом, дорога, мосток,
все еще
поправимо, но понятен итог —
засыпают
деревья, просто выдохнув время,
ускользает
пространство — по привычке — в ларец,
отогреть за
душою, чтобы стало нас двое,
еще теплится
сруба последний венец…
до иных
разворотов, изменений всерьез,
временных
перелетов в перезвоны стрекоз…
и обратно — в
безлюдье, покой, на мороз.
***
День уходит… И
чудится вслед
чутких сумерек
шаг осторожный.
За спиною его
бересклет
догорает в пыли
придорожной.
Дремлет солнце.
Еще он сквозит —
свет березы —
вот тихие руки,
и теперь её
сердце щемит,
как моё… С ним
разлуки
цветной узелок —
немудрёного быта
обличье:
пара луковиц, хлеба
кусок,
карандаш и
тетрадный листок
или перышко
птичье.
***
Растворяюсь во
времени
без остатка,
где наездник без
стремени
и лошадка,
и скольженье по
темени
рук в достатке,
только дедово
бдение
слишком кратко.
Цвет тимьяна под
Троицу
на Франчихе…
Меж родными
покоится
свет мой тихий.
***
Как переспелую
малину
снимают бережно
с куста,
души коснулись
три перста —
освобожденье,
пустота
или молчанье —
все едино.
Но, будто тайные
чернила
в ответ на
близкое тепло,
печаль, что душу
отпустила,
проступит тенью
на чело.
***
Мякотью
апельсина,
смятою до мезги,
в самую
сердцевину
взгляда — на
перегиб —
Солнце!
В ладонь
качнуться…
Медлить… Искрить
в ответ
там, где клубком
свернулся
радостный рыжий
свет.
***
«Помнишь ли
песню, что пела когда-то нам бабушка?» —
ветер руками
слепыми огладил лицо
той «ненаглядной
кровиночки, ягодки, ясочки».
«Помнишь ли…?» —
«Помню…» — и далью замкнулось кольцо —
той, что за
яблоней, явором, ясенем, тополем,
тынными вехами,
тенью под стрехами хат,
за золотыми
урючными сладкими тропами…
Быль.
Или небыль.
А пчелы, как
прежде, жужжат.
***
Последний луч
оставил кроны,
сгустилась неба
синева,
где вниз по
склону отрешенно
во тьму сходили
дерева,
между стволов
едва белело
тропы измученное
тело,
и, обреченный,
рвался взгляд
вослед им
заглянуть за полог,
куда уходят стар
и млад,
а возвращаются
назад
седой туман и
рыжий всполох.
***
Во снах найти,
увлечь на глубину
и отпустить…
Не то чтобы покинуть,
но, языком
подталкивая в спину,
вести к купели, окунуть
в слюну
и вытолкнуть в
сомкнутые уста
за немоту, почти
на бездорожье…
***
Здесь
круглосуточно дорога
шумит под
окнами. Полна
воспоминаниями
Бога
над ней живущая
Луна.
И пылью пахнет
подоконник,
где шейку тонкую
склонил
цветок, другой
земли — исконной —
лишенный, цвет —
аквамарин.
И длится время
без наитий.
Вот только
снится сон один —
в руке начало
тонкой нити
и свет за
облаком гардин…
Ведь это ветер
так пророчит,
когда срывает
дверь с петель,
а ты уверена —
хлопочет,
чтобы не плакала
капель.
***
Бархатцем да полынью,
горьким
гречишным мёдом —
к целости
пуповины —
в недра седые
рода —
бусиной в
ожерелье —
бабушкимамыдочки —
к Пасхе в конце
апреля —
лыко в последней
строчке.
***
На ребро
становится дорога,
разворот,
скольжение, стога,
пазуха или
дыханье Бога —
птице,
потерявшей берега,
дереву,
забывшему уменья,
кроме как
тянуться, трепетать, —
с этим
нестерпимым ощущеньем —
всех любить, но
не уметь сказать
и не знать —
вернутся, будет время,
слух и зренье,
нужные слова,
но любовь на
грани говоренья
вспомнит
состоянье вещества.
***
Не спрашивай,
зачем
в природе
столько сходства,
и почкой рвется
плен,
где толще, там и
рвется.
Кто счастливо
вздохнет
над клейкими
листками,
где полнота
тенёт
нарушена не
нами?