Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2017
Алексей Порвин — поэт, автор стихотворных книг «Темнота
бела» (М., 2009), «Стихотворения» (М., 2011), «Live By Fire» (Lyttelton,
2011), «Солнце подробного ребра» (СПб., 2013). Стихи публиковались в журналах
«Волга», «Нева», «Дружба народов», «Воздух», «Новая Юность», «Урал» и др.
Лауреат премии «Дебют» в номинации «Поэзия» (2012). Живет и работает в Москве.
***
Страх живущих: вместе с мутью влажной
(выдох обступившей) — сбежит
реальность, оказавшись неважной
частью мелких звериных обид —
частью стаи, окружавшей выбор
волглой пеленой: не до слёз
глядящему на утренний выгар:
тишью тлеет простор, безголос.
Звук, с каким надломится любая
неопределенность, похож
на голос: до предела сгибая
ветку, разве туман сбережёшь?
Хруст, внезапный, словно дальний выстрел,
стаю расступиться заставь,
земельный дух неясностью выпрел,
мгой болотной рассеялась явь.
***
Бутылки готовятся к сдаче
в ларёк: перезвенеть бы деньгу,
взглядом пустоты стеклянной
воды ведя в тоску.
Бутылки готовятся к бою
и моются в ручье: на себя
чистый плеск надеть несложно,
участь людей любя.
Погода, представшая властью,
доскажет человека в простых
терминах тепла и тары,
с чувством яснея встык, —
«Взболтала древесную крону,
перемешав обрывки речей
с птичьим шорохом, чтоб вышел
мутный закат ничей».
***
Полдня над ним прозрачно висло
гуденье крыльев, во всём
похожее на линзу смысла:
увеличить, чётче сделать слом —
Подслеповат под летней елью
облезший ёлочный шар,
за новогоднюю неделю
принимая стрекозиный жар.
Где сломлен ствол, едва сочился
желаньем мимо взглянуть —
закат, опровергавший числа
циферблатные, чьё имя — путь.
Замазав щели в старой лодке,
останься в пальцах, смола
о празднике, чей свет короткий
тишина навек превозмогла.
***
Чернеют пушечные жерла,
как входы в беглые времена:
лишь ветер проникнет, а взгляды
мимо скользят, к полям зерна.
Лишь ветер, а когда вернётся
из этой ноющей глубины —
предстанет, как свет, неизменным:
смыслы его, как жизнь, сквозны.
Посланники ночного зренья
на ветре ездили, утомив
идею предвещенных странствий,
ставшую нам «последний миф» —
Где колос, словно щель дверная,
сияет узостью золотой —
едва разглядели себя же
в шорохе дней, за темнотой.
***
Люди, сплочённые полустанком,
впустят семян черноту
в разговоры о жизни, выданной с таком:
взмах молчанья — не тронет звезду.
Рубим канатную индевелость,
тяжко набрякшую всем
предвкушённым: вдали опять разревелась
(прямо в душу) сирена затем.
Слышен яснеющий для бесстраший
завтрашний день: маяки
звуковые зовут на берег, наставший
вслед за прошлым мгновеньем тоски.
С лузганьем семечек перевиты —
речи, слюной сплетены:
как веревки, пришвартовавшие виды
прошлой жизни — к началу весны.
***
Чем наградили воду? Подождав
прибытие луча, огромным стали
предвкушающим пейзажем: прав
уход сомненья и печали —
Ветер, слова, начальный гул —
всё не виснут на груди покатой:
падая, глядят: душой вдохнул
проблуждавший — цикаду.
Знать бы навечно, кто герой
(он едва поборет звуки парка)
в сердце насекомое жарой
предстает, хоть не жарко.
Долго летевший свет прилип:
озеро с беспамятной медалью
отблеска — сквозь весь древесный скрип
проберётся едва ли.
***
Не рассчитавший силу пальцев —
глядит в людей, в тишину:
время не всех доиграет
сквозь осеннюю почву-вину.
Сказали бы: «во тьме потонут
тугие тени» — живым
схоже отсутствие света
лишь с тобою, чрезмерный нажим.
Трава натягивает струны
своих теней, прикрепив
к позднему часу непрочно:
темнотой оборвётся мотив?
В простор пережигая чувства,
дождаться вспышки сильней
солнца, чтоб тени тянулись
и продлилось дрожанье теней.
***
Гудит над миром, себе страшна,
редеет облачность ли речевая —
едва лучами листва полна,
к ответственности взывая.
Волну держащий глядит: вода,
бесхозные осадки недогрева;
в такой погоде налить куда —
все выпавшие напевы?
Забыв свободой, навек своей,
месить отсутствие понятной глины,
не принял правду взыскных ветвей
и облачности шмелиной.
Зашёл по пояс (неразрешим,
как ситуация меж светом в кронах
и мглой) — лепить из воды кувшин
покалываний ладонных.
***
Пеньем продолжить кустистый
пейзаж в спасающий полумрак
нагого птичьего свиста
свободен, но как-то не так.
«Капля, в паденье вставная,
крыжовник, в шорохе выкатной, —
живут, закона не зная,
являются им, не тобой».
Действие если отнимут
у всей предметности — кто продлит
тебя, крыжовник гонимый,
тебя, дождевой индивид?
Внятным легко очертаньям —
свободой следовать, а пока
размытый куст прогорланим,
споём, как природа легка.
***
Следы наполнялись проливным
дождём, но это лишь в почве, а выше
ответ собой заслоним:
что за звук толпою вышел.
Всё внешне — как прежде: прозвучав
по мраку, люди тропинку над лесом
(туда, где возглас зачах?)
протоптали общим весом.
Лучами неясных фонарей
перебирая по мгле, оставляли
следы всей жизни храбрей
(световые, как вначале).
Следы наливались дождевой
поживой, словно плоды на крепчавшей
и шумной ветке, слепой,
как ходьба огней над чащей.
***
По льду смелеющие ходят:
в промоинах копится «не моги»,
треском подножным верховодит
и с плотской тяжестью ведёт торги —
«Как время, возрастай желаньем —
шагами проламывать атрибут;
хладом глубинным не обманем,
когда предметы дальше не ведут».
Тоску и таянье ускорив,
чьё слово останется? Сверхтонка
в этом пространственном укоре —
материальность, умная пока.
По голосу спешат предметы
на берег приятия: обходя
трещины, полные запрета
и первого апрельского дождя.
***
… что обочиной кратких путей
предстал знавший себя человек?
Попытку разве найдёшь пустей,
чем наблюденье за пейзажем, снег —
(Пусть, белея, летит шелуха,
не быть пылью алмазной — слезам,
наждак найдётся, пока глуха
к работе — правда, данная лишь нам).
Возвращаются, в зренье пробыв:
листва, облако, поле, река —
словесный этот сдирать надрыв
с былых себя, затихнуть донага.
Меж пейзажем и глазом прямой
маршрут: фраза его разветвит;
сквозь высыханье слеза — домой
в прозрачность предвечернюю спешит.
***
Вмешать в начальный звук — огни и флаги
с шумом вперемешку: другим
голосом смогут твориться предлоги
для ходьбы по листьям глухим.
Засыпана земля листвою плоской:
где твои значенья, полёт?
Мусорный бак переполнен, как сноска
в тексте обладанья: зима.
Прозрачность вынет кривизну из многих,
стоит ветер телом вперёд
плавно пронзать: в шелестящих дорогах
память лишь такого письма.
Из листьев извлечённые изгибы
свалены в тоску, но низки
стенки её: через краешек хрипа
сыплется на землю ни зги.
***
Домом престарелых побережье
прежние раздумья отбросит прочь;
скоро будет кино, побрезжи
надеждой, голос (и главное напророчь).
Меж песчинками сидят частицы
антивещества: принялись за мрак
(дело это к живым смягчится,
а сердце — мягче, спокойнее как-никак).
Завтрашнее нечто кто довяжет,
спицу перепутав с лучом: звучи
громче музык, на душном пляже
засевших, словно ненужные и ничьи.
В сердце человеческом замедли
кадры настоящего: пусть плавней
слово чертит живые петли
на фоне неба, над шелестом тополей.