Министр, зайцы, мемы, или Как создаются и чем держатся научные сообщества.«Новое литературное обозрение», 2016, № 4 (140)
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2017
Министр, зайцы, мемы, или Как создаются и чем держатся научные сообщества. — «Новое литературное обозрение», № 4 (140), 2016
Научные конференции и чтения, которые с закономерным постоянством проводит в Петербурге Пушкинский дом, обычно не находят широкого отклика — даром что имя Пушкинского дома «не пустой для сердца звук». Однако о конференции «Философия зайца», прошедшей летом 14-го года, сообщали, кажется, и те СМИ и таблоиды, куда само слово «философия» прежде не залетало.
А началась эта история еще годом раньше, когда министр В.Р. Мединский сообщил в одном из радиоинтервью о некоем исследовательском институте, который уже пять лет выкачивает государственные деньги на смехотворное изучение «философии зайца». В это время Минкульт энергично приступил к реорганизации подведомственных ему НИИ (весь урон этой реорганизации, вероятно, еще будет осмыслен в будущем) — и слова министра должны были укрепить обывателя в той приятной мысли, что иных гуманитариев давно пора прищучить, коль скоро они из года в год тянут деньги налогоплательщика на подобную ахинею.
Вскоре, однако, выяснилось, что ни один государственный рубль не был потрачен на «Философию зайца» ввиду отсутствия как зайцев, так и зайцеведов. Что отчасти несправедливо — тема-то вполне благодатная. Так что учёный секретарь Пушкинского дома Андрей Костин кинул в «Фейсбуке» почти шутливый клич — не сделать ли фантазию министра явью? Не до шуток стало, когда в короткий срок Пушкинский дом получил 120 заявок на участие в конференции от серьезных ученых со всей страны и из зарубежа.
В итоге конференция «Философия зайца: Неожиданные перспективы гуманитарных исследований» собрала нешуточную аудиторию, вобрала в себя более полусотни докладов и получила громкий отклик. «Организация и проведение конференции… стали в этом случае своеобразным флешмобом — протестной акцией исследователей, изучающих историю культуры и полагающих, что тематика и методология такого изучения подлежат экспертной и перспективной оценке не со стороны чиновников, а изнутри научного сообщества», — пишет во вступлении к блоку, напечатанному в «Новом литературном обозрении», один из организаторов конференции Константин Богданов.
Да, действительно, пример удачного флешмоба. Но есть тут и еще два ценных обстоятельства. Во-первых, помимо флешмоба вышла действительно полезная и насыщенная конференция. Во-вторых, власть время от времени транслирует ту мысль, что плох не протест сам по себе, но деструктивное протестное движение, подменившее собой формы конструктивного протеста. Мне кажется, устроители и участники «Философии зайца» дали отличный пример именно вот этого чаемого конструктивного протеста. В данном случае — против попыток грубого вмешательства в исследовательскую работу гуманитарного сообщества.
В подборку «Министр, зайцы, мемы…», которую публикует НЛО, вошло лишь пять докладов (верней, статей, написанных на основе докладов) — но и их довольно, чтобы понять: уж кто-кто, а зайцы — не пустой для сердца звук.
И если Ольга Кузнецова («Камень прибежище заяцем») ограничилась образом зайца в поэзии Симеона Полоцкого (у которого, убедительно доказывает исследовательница, заяц хоть и морской, но совершенно не случайный), то Константин Богданов («Фауна морали: Русские классики и русские зайцы») показал бег зайца через поля буквально всей русской литературы 19 столетия: от Державина и, разумеется, Пушкина — до Достоевского и Чехова. «Примеры заячьих мотивов в русской литературе XIX века можно умножить, но уже сказанного достаточно, чтобы подчеркнуть их общую функцию — функцию новизны и дискурсивной выразительности… Но, будучи созданными, такая поэтика и такие приемы обратились собственной инерцией, ожидавшей преодоления… Новое время породит новых зайцев».
Новое время породило, в частности, «Зайчика» Блока. Что дало повод для неожиданных сопоставлений Дины Магомедовой («Александр Блок. «Зайчик» и Заяц: Проблема адресата стихотворения для детей»). Казалось бы, адресат «Зайчика» очевиден: дети. Но исследовательница углубилась в полную оттенков и нюансов переписку Блока с женой, синхронную созданию стихотворения (1903–1906), — и пришла к неожиданному выводу: «Зайчик» помимо хрестоматийного детского стихотворения является еще и своеобразным очередным письмом к Любови Дмитриевне. «Двойная адресация позволяет говорить и о двойственной жанровой природе текста (детский «рассказ в стихах» и травестийная элегия), причем второй план значений понятен только автору и единственному адресату, участникам жизнетворческого сюжета, частью которого становится стихотворение».
Елена Кардаш («Корчил Байрона, а пропал, как заяц»: Опыт комментария») обращается к известной булгаринской фразе о только что погибшем Пушкине, прозвучавшей в письме Булгарина к приятелю, обер-полицмейстеру Варшавы А.Ф. Стороженко. Фраза стала почти крылатой — и неожиданно распростерла свои крыла если и не над всей Россией, то над изрядной частью российской «культурной прослойки». «Какой, оказывается, непростой зверь заяц, и какие занимательные трансмутации он способен претерпевать в качестве языкового и культурного феномена, — делает вывод Е. Кардаш. — Так, благодаря ему малопримечательная, сотканная из общих мест и расхожих формул мелкая — и мелочная — ремарка не слишком достойного человека способна за пару столетий превратиться в философскую и нравственную максиму, побуждающую читателей задуматься о трагической участи гения».
Особого внимания заслуживает исследование Натальи Шром и Анастасии Ведель «Велик русак»: Концептуализация образа зайца в нацистской пропаганде». (На материале газеты «За Родину» 1942–1944 годов).
Профашистская печать, выходившая на оккупированных территориях Советского Союза сотнями изданий и миллионами экземпляров, — все еще невспаханное поле для современных исследователей. На примере коллаборационистской газеты «За Родину», выходившей сперва в Пскове, затем в Риге, можно понять: без зайцев не только не существует великой русской литературы, без зайцев у нас вообще ничего нет, включая жалкие прогитлеровские агитки. Из номера в номер авторы «За Родину» показывают все прелести жизни при новом порядке. И каждый раз им необходим образ зайца — надо ли рассказать детям басню, нужно ли тиснуть новые антибольшевистские стишки, необходимо ли лишний раз припугнуть взрослых ужасами непокорной жизни… Вот, кажется, тот случай, когда заяц — последнее прибежище негодяев.
Заяц же как таковой — «один из наиболее прочно вошедших в культурный обиход современного человека бестиарных образов», как справедливо полагают координаторы проекта. Что ж, благодаря министру заяц был не только всесторонне изучен в Пушкинском доме. Вскоре после конференции в «Фейсбуке» возникло целое сетевое сообщество под названием «Философия зайца».