Алексей Дьячков — окончил строительный факультет Тульского политеха. Работает инженером-строителем. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Новый мир», «Арион», «Волга», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Сибирские огни». Автор двух книг стихов: «Райцентр» (М., 2010) и «Государыня рыбка» (М., 2013). Живёт в Туле.

 

 

 

 

Дважды два

 

Мы пытались от скуки себя беречь —

Речи слушали, детский хор.

И еще не закончился вечер встреч,

Потянулись на школьный двор.

Побрели, узнавая и свет, и хлам

Града, сползшего с круч кремлем,

Где в известке с палатами скромный храм

Сотни лет зарастал быльем.

Нас вели по району дворы, углы

Арок, скроенных без лекал,

Чтоб в знакомый с детсада проулок мы

Завернули, а там — река.

На окраинной пустоши пес скулил.

Мальчик гипсовый дул в дуду.

Сигарета, которую я курил,

Быстро кончилась на ветру.

И уставшая мама звала домой,

И отец мне отбой кричал.

Я стоял с запрокинутой головой,

Ничего им не отвечал.

 

 

Упражнение

 

В кустах безымянная речка дана.

Названья не знаю — трава и трава,

В которой без паруса лодка не спрячется.

Печально здесь, но, слава Богу, не плачется.

 

Даны погруженье, бессмертие, мир.

С утра горемыка воскрес, наловил

Блестящих карасиков в сеть волейбольную.

Он к вечеру не умирает тем более.

Мерцанье на свемовской пленке дано.

Как будто я в прятки играю давно.

Пожухла трава, дело движется к осени.

Все чаще теперь нахожу самого себя.

 

Мы встретимся снова, я крикну: «Привет!»

Как спички и соль, не найдется ответ.

Захлюпает дождь, и разъедутся дачники.

Останется высохший клевер в задачнике.

 

 

Колхикум

 

Как тянется мысль новобранца к окурку —

Срывается знамя в зенит.

С фасада осыпалась вся штукатурка,

От ветра фрамуга звенит.

 

Грустят на линейке отличницы школы,

На зайчика щурится глаз.

На солнце сентябрьском избавь от мужского

И женского, Господи, нас.

 

Лиши нас стыда, не испытывал муку

От пекла чтоб осенью я,

Чтоб было о чем говорить нам друг другу

На лестнице с бюстом вождя.

 

Дождемся огня в сонном воздухе улиц,

Позора, визитов к врачу

Под взглядами наглыми местных распутниц —

«Та девка и этот, молчун».

 

Дождемся родительских ссор, попечений,

Скандалов, угроз пацанов.

И медленных слез у причала учебных

И легких моторных судов.

 

 

Смола

 

И лодка без весла, и речка, чтобы плавать,

Я плакать завязал, и узелок на память.

Уставшие сады, корзины добрых дел.

Еще я не забыл, что я сказать хотел.

 

Без вспышки осветит конфорки шумной пламя

Улов в густой сети и арку с голубями,

Любви короткий век, без рамки твой портрет,

Средь Вавилонских рек тьму беспросветных лет.

 

Пусть писем короб пуст, и полон дом печали,

Трясется мокрый куст на берегу песчаном.

Перед собой в углу лампаду держит бог.

Я так тебя люблю, как никогда не мог.

 

Что будут жизнь и смерть, опять боюсь, как в детстве.

Не смею врать себе, на все, прошу, ответь мне.

Сложиться, не дышать, сердечный приступ, боль

Под одеялом ждать, накрывшись с головой.

 

Еще одно прости, супруга, пес безухий,

Попутчица в пути, в автобусе старухи.

В предчувствии грозы над дамбой воздух сер,

Шиповника кусты, из мела пионер.

 

 

Аля куля

 

Нельзя куролесить, и плакать не велено.

Во тьму погрузился район.

Снег падает-падает медленно-медленно

В окне незамерзшем моем.

 

Со всем зоопарком оставлен за старшего —

С собакой, со свинкой своей,

Чтоб был выполненьем заданья домашнего

До вечера занят весь день.

 

Чтоб пел, как сиял у реки без названия,

Не слыша слова камыша.

Легко предавался воды созерцанию,

Конфетной оберткой шурша.

 

Как эхом дворы откликались и грозами,

Как гнулись деревья леска.

Когда в провода под гудки паровозные

С носка сдутый мяч запускал.

 

Чтоб солнце, играя, скользило по наледи,

Чтоб финиш физрук засекал,

Чтоб я, задремав на кушетке, без памяти

Любил мягкий ход сквозняка.

 

Чтоб долго трубил, огорчая и радуя,

Гуляющий лагерь отбой.

И медленно снег пританцовывал, падая

В окошке, распахнутом мной.

 

 

Состояние

 

Белый лед сковал лужи на отмели.

Лес хоронят без слез и обид.

И оркестр по окрестностям попурри

Неживого Шопена шумит.

 

Вспоминает подросток о матери.

Вспоминает о солнце зрачок.

А старик вспоминает старательно,

Помнить нужно все время о чем.

 

Он глядит на кусты ивы в наледи,

Хмурь сезонную, крупку проток,

Терпеливо за нитку из памяти

Страха весь потянув узелок.

 

Смерть, как детство, такая далекая.

Грусть причинная — вестник утрат.

Лес осенний обманывать елками

И сосною расколотой рад.

 

 

Диспансер

 

Сосед в тихий час выползает из рамки,

Коленки ладошками трет.

Слюною пугает и кровью из ранки

И речь, как собачку, ведет.

 

Зачем я ходил в детский сад спозаранку

И манку с комочками ел?

Запомнил зачем серый свет коммуналки,

И зелень, и сурик, и мел?

 

Что в складках известки мы прятали с мамой,

Что знали — боялись сказать?

Стеснялась при людях быть бабушка старой,

А дед продолжал воевать.

 

Я видел, как облако движется мимо,

Как ветки дрожат из-за штор.

Наказан был дедушкой несправедливо

И заперт в чулан ни за что.

 

Давно отыграл гармонист тили-тили,

Невесты вернулись назад.

И маму, и бабушку похоронили

И сдали меня в интернат.

 

На стенах барака пустырник разросся.

Сентябрь цедит воду сквозь лес.

А дед под убогой березой погоста

Яичко вареное ест.

 

 

Восстание

 

Перестал быть слышен репетиции

Рокот — не читают, не поют.

Не шуршат деревья в парке птицами.

Не гремит раскатами салют.

 

Выйдя, смял привычно шапку пьяница.

На площадке осенью сквозит.

День проплыл, и скоро в шепот скатится

Голос, повторяющий: «Спаси».

 

Бог, Твои любовь и неучастие

Тяжелее, чем свободы крест.

Дай апрель, безденежное счастье мне.

Дай любому облако и лес.

 

В тихий час о радости не спрашивай —

Я печаль читаю между строк.

Разбуди вожатого уставшего,

Детский целлофановый хлопок.

 

 

Отъезд

 

Прости-прощай пустых карманов крошево,

Осенних дезертиров косяки,

Охотничьи угодья краснокожего —

Полынь, ветрянка, донник, васильки.

 

По описи — пустырь, барак, околица.

И шерсти золотой разбух комок.

В последний раз для нас погода портится —

Не дождь идет, а человек продрог.

 

По склону расползлась заварка чайная,

Сентябрь холодный продолжает лить.

Нельзя себе позволить впасть в отчаянье

И старым языком заговорить.

 

Сил наберемся, чтоб на воздух выползти.

Подступит ночь, пейзаж во тьму качнув.

К ролям приступим и добьемся искренности

Безвольным повтореньем: «Почему?»

 

 

Сислей

 

Не мог отдышаться и лег на песок.

Ракушка и дерево наискосок.

Под шум волн неровных, продольных

Заполз муравей на ладонь мне.

 

Лесок выгорал средь травы и камней.

И солнце темнело все ближе ко мне,

Сходила на нет его ярость.

И дерева тень удлинялась.

 

Я шел вслед за тенью. Веранду, и стул

Плетеный, и дачу увидел, листву

Куста у ограды раздвинув.

И сам я явил себя миру.

 

Растрепанный мальчик, костлявый, худой.

Обрюзгший, беззубый старик с бородой.

И мать, отпуск взявшая ради

Меня. И отец на веранде.

 

В который из дней, что, как лес, далеки,

Себя представляя, лежу у реки?

С волнением жду переправу,

И детство, и папу, и маму?

 

 

Последний сентябрь

 

Он по субботам ловит лист в прицел,

Пережидает ливни на крыльце.

Прислушивается к словам за дверью,

Теряя время, совесть и терпенье.

 

В пространстве с кулачок величиной

Пивком живет Адам и ветчиной,

Программой «Время» о конце эпохи,

Тоской, воспоминанием о Боге.

 

Где хор притих, устал незваный гость.

На плоскости алтарь, творенье — холст.

Заляпаны и лес, и речка кровью,

Где храм — одно сплошное Подмосковье.

 

Река, река, а лес — пушистый мох,

На землю глядя с высоты, как Бог,

Я наблюдаю точки электричек

И светлячков в коробках из-под спичек.

 

 

Суббота

 

Желательно, конечно, чтоб река,

Еще песчаный пляж, пустынный берег.

Чтоб след инверсионный пролегал

Над кем-то, кто в кустах оставил велик.

 

В бору сосновом солнце, рыжий гусь.

Смола течет куда? — скажи на милость.

И тишина, и слово будут пусть,

Чтоб время, как парашютист, спустилось.

 

В деревне у дороги хор продрог…

Чтоб патефон, как змей, шипел упорно.

Состава проносящегося вздох

Сметает тополей листву с платформы.

 

На снимке лист оставшийся зернит.

Обрадовать землю в овраге нечем..

Клуб дыма поднимается в зенит,

Он помнит дом и пахнет старой вещью.

 

От сладкой гари скорбно на душе.

Считаешь дни и чувствуешь усталость.

В вагоне, разогнавшемся уже,

Осознаешь, как мало их осталось.