Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2017
Марат
Галимов (1965) — родился в Златоусте Челябинской области. Окончил
финансовый университет при правительстве РФ (тогда ВЗФЭИ). Работает в районной
газете «Рабочий Надыма» завотделом журналистики. Печатался в журналах
«Северяне», «Ямальский меридиан». Лауреат всероссийских журналистских конкурсов
«Патриот России 2014», «СМИротворец 2014». В «Урале»
печатается впервые.
Мишка
промывал в керосине детали разобранного двигателя. Вообще-то он свою работу
любил, но в небо его тянуло гораздо сильнее, чем к железкам, отходящим от
нагара в большом тазу. Вытащил деталь, протёр её тряпкой и начал зачищать
мелкой шкуркой пятнышки окислов на металле. Проходящий мимо Семенько
подбодрил:
—
Шибче, салага, шкуркой шевели, медленно работаешь!
—
Да ладно, давно ли асом стал, водитель кукурузника! — не удержался слесарь. —
Подумаешь, Водопьянов нашёлся!
Настроение
было безнадёжно испорчено. Блин, тоже мне космонавт-сеятель, на такой машинке
любой дурак сможет. Семенько, как будто его мысли
услышал, на ходу добавил:
—
Сам дурак, летать научись сначала!
—
Да я лучше тебя смогу. Небось на одни двойки в училище учился, взлёт-посадка —
дело несложное!
—
А ты попробуй, шустряк! — сказал Семенько.
—
А вот и попробую, — проворчал Мишка. Он с детства мечтал о небе, грезил им. В
то время когда одноклассники хотели стать инженерами, товароведами или
секретарями горкома партии, он мечтал летать.
Как
прочитал «Повесть о настоящем человеке», так и не расставался с мечтой о
синеве, скорости и бездонном небе. И чтобы земля была далеко внизу. Поэтому,
выйдя за ворота «ремеслухи», не пошёл, как все, в
автомастерские транспортного предприятия, а обивал пороги местного лётного
отряда, пока над ним не сжалились и не оформили мотористом. Потом даже в
техники перевели — своё дело Мишка знал хорошо. Аэродром, конечно, не ахти,
реактивных самолётов не водится. Даже вообще самолётов не водится — правильней
назвать их гидросамолётами. Да и аэродрома как такового нет, техника садится на
воду, в акваторию реки. Аэродром гражданский, и все «гидрачи»
— кукурузники, «почтари» между цивилизацией и удалёнными посёлками. По-другому
туда добраться нет никакой возможности.
Разговоры
о дорогах хоть и шли с высоких трибун, но всем было понятно, что случиться это
может не раньше, чем социализм победит во всём мире. Поэтому небольшой, но
мобильный лётный отряд, базировавшийся на затерянном в тундре речном аэродроме,
был для отдаленных промысловых и оленеводческих посёлков единственной
возможностью связаться с большой землёй.
Семенько
запустил двигатель, затем, сделав все необходимые манипуляции, начал медленно
разгоняться по водной глади. Оторвал самолёт от парящей утренним туманом воды,
и тот, роняя капли с поплавков шасси, стал набирать высоту. Мишка смотрел на
него с нескрываемой завистью. Он утрами мысленно взлетал с каждым самолётом и
потом, когда винтокрылая птица скрывалась за горизонтом, с недоумением
оглядывался вокруг: «Как я здесь оказался?»
Начали
подходить остальные лётчики отряда, приветствовали Мишку — кто по-дружески, кто
снисходительно:
—
Мазута, шевели поршнями!
—
Привет, Мишка, как девки кардаполовские, не
заморозили?
—
Когда с нами полетишь, Миня?
—
Скоро уже, ещё вас научу «бочки» крутить! — жизнерадостно ответил Миша.
—
Ну-ну, поживём — увидим!
Проводив
глазами всех летунов, Мишка опять занялся своими железками. На работе его
ценили — парень хоть и недавно из училища, но руки росли из нужного места.
Сегодня надо было закончить пораньше, договорились с пацанами пойти на
дискотеку в «швейку» — так они называли швейное училище. Там девчонок было
много, а вот ребят всегда не хватало. И главное, там училась Танька Глазистова, которая Мишку интересовала самым
непосредственным образом. А чтобы поспеть к началу, надо натаскать воды матери,
та собиралась стираться. Да еще забор починить, больше некому, жил Мишка без
отца. Как говорила про него мать: «Этот алкаш, наверное, сдох давно от своей
водки проклятущей, ни алиментов от него, ни помощи». Поэтому надо было спешить,
до Таньки и так было много охотников, особенно Серёга из автосервиса, тот
ухлёстывал за ней при каждом удобном случае.
По-быстрому
управившись с домашними делами, натянул недавно купленные, ещё не обмятые,
настоящие американские джинсы (три месяца откладывал деньги) и помчался в
сторону швейного училища. Сбросились с парнями на обязательный перед дискотекой
«портвешок», который тут же и засадили за углом,
перекурили и двинули к входу. Дежурная мастерица недоверчиво повела носом, но
всё-таки пропустила компанию: ухажёры-то нужны, а эти свои, поселковые, не
забалуют лишнего.
После
дискотеки шли большой компанией, ещё никто не определился — кому кого
провожать. Серёга всю дорогу рассказывал про автосервис, где работал. Какие
«шишки» у него ремонтируются, сколько можно закалымить.
Заливал, конечно, немного, но девчонки прислушивались с интересом. Мишке тоже
хотелось привлечь к себе внимание, и он ни с того ни сего ляпнул, что скоро
будет летать. Все начали иронизировать, но что самое обидное, Танька насмешливо
спросила:
—
На метле, что ли? Или ты к ней мотор присобачил?
Чем
вызвала взрыв хохота. Мишка чуть не заплакал от обиды, получив удар ниже пояса
с неожиданной стороны. Провожать Таньку пошёл, конечно, Серёга. Мишка, придя
домой, сразу лёг спать, но уснуть не мог. Долго ворочался, и так же ворочалась
обида внутри него. Забылся уже под утро, когда начало светать.
Когда
прозвенел будильник, встал, без аппетита проглотил бутерброд, запивая его чаем,
и побежал на работу на полчаса раньше. Открыв свою «биндежку»,
Мишка переоделся, уныло попинал разобранный двигатель и вышел на берег Усть-Югана.
От
воды шёл утренний туман, молочный, как пар над кастрюлей, с той лишь разницей,
что он был неподвижен. Увидев, что на «Аннушке» Семенько
не закрыта кабина, удивился: обычно пунктуальный лётчик и более мелкие вещи не
забывал сделать, а тут самолёт оставил открытым, без замка! Мишка залез в
кабину, поёрзал на пилотском сиденье, покрутил штурвал. «И-и-э-эх, видела бы
меня сейчас Танюха! Подумаешь, слесарюга,
тачки блатным ремонтирует, нашла друга! Вот бы сейчас над «швейкой» пролететь и
помахать Таньке крылышками». Миша представил себе эту картину и зажмурился от
удовольствия. Видя всё это перед собой, он выскочил из кабины, отбросил трос,
который держал водные шасси «кукурузника» у берега, и вернулся к штурвалу.
Повернул
тумблер наполнения топливных баков, прошприцевал
качками двигатель на холостом ходу, проверил магнето. Все эти хитрости он уже
знал, наблюдал неоднократно. А иногда лётчики, зная, что Мишка — парень
толковый, если самим лень или некогда, доверяли ему подготовку к взлёту.
Повернул
стартёр, крутанул несколько раз, включил сцепление, покачал сектором газа.
Движок плавно заработал на малых. Выждав время, Мишка добавил ему оборотов,
повернул винт в реверс и плавно вывел самолёт из стояночного плота. Развернул
машину вдоль русла, отключил реверс и медленно пошёл вдоль акватории, мягко
разрезая молочный туман, поднимающийся от воды.
Пилот
задал взлётный режим, выпустил закрылки, взял штурвал на себя до упора, вышел
на редан — теперь руль от себя, скорость начала увеличиваться. Мишка опять
плавно поднял штурвал, и самолёт оторвался от поверхности реки. У парня от
упоения чуть сердце из груди не выскочило, он что-то заорал, не помня себя,
так, что слёзы восторга брызнули из глаз. Вот она, его мечта, всё сбылось, он
летит!
Городок
внизу выглядит совсем не таким, каким привык его видеть на земле. Ха-ха-ха, вон
Семенько удивлённо задирает голову, видя свой самолёт
летящим над городом — Мишка ещё находится на малой высоте, и номер пока
читается. Ну что, мазута штатская, видал, как летать надо! Направив самолёт к
центру городка, снизился над училищем и дал большой круг. Крылышками помахать
не решился, для этого требовалось делать рискованные манёвры штурвалом, в
безопасности которых «ас» был не совсем уверен.
Затем
резко набрал высоту, напугавшись собственной смелости и от полноты чувств
заорал дурным голосом какую-то залихватскую песню. Эх, жаль, никто не видит!
Городок, который Мишке казался довольно большим, сверху выглядел как игрушечный
строительный конструктор. Был у Мишки такой, отец подарил ещё до того, как ушёл
от них с матерью. Мишка собирал из него дома, застраивая свой угол в комнате,
делал широкие проспекты и улицы, лепил из пластилина памятники с протянутой
вдаль рукой.
Поднявшись
выше, он повернул в сторону тундры и летел над безбрежными, бескрайними
просторами. Трудно сказать, что такое тундра — суша или море, больше похожа на
гигантское блюдце с водой, где местами насыпано жёлтым или зелёным песочком да
иногда чахлыми лесами. Но вода, везде проглядывает вода, как будто говоря: рано
радуетесь, это не суша, это временно отданная в пользование территория,
пользуйтесь пока, берите нефть и газ, скоро всё это придётся вернуть океану! И
на самом горизонте громадина восходящего солнца — здравствуй, Земля, повернись
ко мне этим боком, я тебя обогрею!
А
внизу творилось что-то невообразимое. Командир отряда рвал и метал, сначала
взялся за сторожа, чуть не хватая его за грудки:
—
Какого хрена ты смотрел, опять небось шары залил с вечера и дрых?! — потрясал
он руками перед его лицом.
—
Да ты что, Василич, ни в одном глазу! Мишка же часто
приходит пораньше, я почём знать мог, что он такое удумал, — обиженно разводил
руками сторож.
—
А как он в самолёт попал? — уже к Семенько. — У вас
что, как в колхозном коровнике, ни замков, ни хрена — заходи кто хошь, лети куда хошь. Вы меня под
суд подвести решили? Или под инфаркт? Диспетчер, связались с бортом? Что этот
недоумок говорит? Срочно сажайте его, пока на Центральном не знают! Я ещё
разберусь, кто ему штурвал давал, — и в бессильной ярости он показал
здоровенный кулак в сторону лётчиков.
—
Иван Васильевич, не отвечает он. Может быть, связью пользоваться не умеет, как
он ещё взлетел, не пойму?
—
Да вот взлетел, как видите, ещё и пируэты заворачивает, сучий потрох! Так и до пенсии не дотянешь, выкинут с волчьим
билетом. Какой там выкинут, посадят к едрене фене!
На
приборной панели иногда загоралась лампочка, назначенья которой Мишка не знал.
Но она через некоторое время гасла, да и в поведении крылатой машины ничего не
менялось, ни до, ни после её мигания, и он перестал обращать на неё внимание. А
вот уровень топлива сильно упал, и надолго ли хватит остатков, «ас» не знал.
Вместе с этим пришло понимание, что он натворил нечто большее, чем просто
мелкое хулиганство, и от этих мыслей в животе заворочался колючий ёжик. Это
ведь не велик у школяра отобрать прокатиться!
И
тут Мишку пронзила ещё одна ужасная мысль: как взлетать — он знал, а вот как
садиться? Ведь эта процедура имела какие-то свои особенности, которых он не
знал. Улетучилась вся его эйфория, Мишка моментально покрылся холодным потом.
Он повернул к городу — спасение там. Если и не смогут подсказать, то хотя бы у
реки там широкое русло, не на болота же садиться!
Пока
он осваивал полёты над тундрой, «шило», как говорится, давно вырвалось из
мешка, и волна дошла уже до области. А тут «кукурузник» начал кружить над
городом, в котором двадцать тысяч населения, районная нефтебаза да ещё недалеко
накопительная газовая станция — в случае чего скандал мог получиться уже
всесоюзного масштаба! Если учесть, что газ идёт по трубопроводу за границу, то
и вообще страшно подумать.
На
земле никто не мог понять, что собирается делать горе-пилот. Рация не отвечала,
а по манёврам было трудно понять его логику. Самолёт то приближался к реке, не
снижая скорости, пролетал некоторое время вдоль акватории и снова набирал
высоту, чтобы опять делать круги над городом. Областное руководство уже
связалось с военным округом, и с ближайшего аэродрома взлетел истребитель на
перехват «террориста». Когда ситуация перейдёт в разряд критических и возникнет
опасность жертв и разрушений, «кукурузник» придётся сбить в безопасном месте,
если, конечно, получится. До подлёта настоящего аса оставалось двадцать три
минуты, и все думали, что это Мишкин последний отсчёт.
Когда
тот в очередной раз делал свой променад вдоль реки, Семенько
озарила догадка, и он побежал по берегу, размахивая руками, чтобы привлечь
внимание летевшего. Затем присел, сделал круг рукой, изображая табло измерения
скорости, и показал обратное вращательное движение, обеими руками как бы толкая
штурвал от себя. Лётчики из отряда, когда «кукурузник» снова набрал высоту,
окружили Семенько: «Ты чего за пантомимы крутишь,
лишенец?»
—
Да вы что, не поняли? Он не знает, как садиться. Взлететь взлетел, а как сесть,
не знает, вот и нарезает круги. Пытается сесть, а скорость сбавить ума не
хватает, он же не летал, так, понаслышке поднялся-то!
То,
что заклятые друзья поняли друг друга, все убедились через пять минут. На реку
Мишка заходил уже с меньшей, чем обычно, но недостаточно маленькой для посадки
скоростью. Пилоту не хватило опыта оценить это правильно, и он начал опасное
снижение над речной гладью. Глиссада была слишком крута для посадки, да Мишка
ко всему вдобавок не выпустил закрылки.
Самолёт
резко клюнул носом, поплавки шасси с треском отломились, и судно на большой
скорости начало бороздить воду, вздымая буруны и уходя под воду, пока не
скрылось полностью. Через несколько секунд чуть дальше точки погружения
вынырнула Мишкина голова. Увидев, что творится на берегу, он быстрыми саженками
направился к противоположному. И это было верное решение.
В
тот же момент, оставив после себя на ярко-голубом летнем небе огромную петлю
реактивного следа, сверхзвуковой истребитель ушёл в том же направлении, откуда
прилетел. Командир отряда, багровый от ярости, топтал на берегу свою фуражку:
—
Убью, сопляк, утопил машину, чтоб тебе пусто было, идиот малолетний, без ножа
зарезал, плыви сюда, всё равно никуда не денешься! — дальше уже пошло
непереводимое и непередаваемое. Минут через пять он обессилел и сел на землю
там, где стоял.
Мишку
сначала увезли в местный отдел КГБ, несколько дней допрашивали и проверяли.
Когда выяснилось, что здесь хулиганство в чистом виде, перекрестились,
убедившись, что погоны и звёздочки не полетят, и передали «террориста» милиции.
Следствие тоже было недолгим — всё ясно, вот хулиган, вот чистосердечное
признание и раскаяние, вот характеристики из школы и училища, вот рыдающая
мать-одиночка и вихрастая безотцовщина на скамье подсудимых. Учитывая все эти
положительные факторы, суд дал Мишке наказание ниже нижнего предела — два года
колонии-поселения.
Но
для него это было крушением всех надежд. Какие уж тут надежды — прославился на
всю область, самолёт утопил (его потом восстановили, на «кукурузниках» ведь
электроники не было, всё чинилось с помощью кувалды и какой-то матери),
судимость схлопотал — о чём мечтать теперь?
Однако
кроме захватывающих воспоминаний о полёте, который часто снился ему, у Мишки от
всей этой истории случился ещё один немаловажный плюс. Если не считать лёгких
подколов, Мишкин авторитет среди сверстников поднялся до небес. А что самое
приятное, Танюха стала смотреть на него с большим
интересом. Так что до Мишкиного отъезда на поселение они встречались и каждый
день целовались в подъезде, а раз и до «этого самого» чуть не дошло, мать
невовремя пришла с работы. Прощаясь перед дорогой, Таня обещала ждать, но,
конечно, не дождалась, через полгода вышла замуж за Серёгу и его тоже
проводила, только в армию.
А
Мишка и на поселении работал по профессии, хороший слесарь нигде не пропадёт.
Чинил насосы в котельной, машины офицерам, а также всё то, что работает при
внутреннем сгорании топлива, под паром, пневматикой, электричеством. В общем, с
хорошей головой и руками всегда и пайка хорошая, и уважение сидельцев, если
сильно «косячить» не будешь. Но небо снилось каждый день. Не так часто Танька
или просто девчонки — а небо постоянно. Один раз, ковыряясь в моторе командира
части, во время перекура, когда заказчик подошёл проверить состояние дел с его
«шестёркой», Мишка упомянул о своей мечте. Иван Александрович, майор
предпенсионного возраста, выслушав его историю (которую, впрочем, и так знал из
личного дела), посоветовал:
—
А ты, Мишаня, напиши космонавтам, может, кто
откликнется на твою беду!
—
Кому?
—
Ну, хоть и Симеонову, он постоянно участвует во
всякой деятельности, мужик активный, вдруг поможет? Попробуй, чем чёрт не
шутит?
Эта
мысль запала Мишке в голову. Он долго продумывал текст письма, советовался с
более грамотными сидельцами (тут были люди и с высшим образованием, даже с
литературным опытом попадались, не зря говорят — от тюрьмы и от сумы не
зарекайся). И в конце концов с помощью братьев по отсидке он написал письмо
летчику-космонавту Алексею Симеонову. После отправки
сильно загрустил, сразу потеряв надежду на положительную реакцию — кто он, а
кто я! И вот, когда уже забыл об этом, пришло письмо в важном конверте, с
такими серьёзными печатями, что его сразу вызвал к себе «кум» и долго
допытывался в чём дело? Хотя знал ведь, наверняка прочитал!
После
всех задушевных бесед Мишка прибежал к себе в барак и, затаив дыхание, вскрыл
конверт. Что самое удивительное, там была не дежурная отписка секретарши, а
нормальный ответ лётчика — лётчику.
Космонавту
понравилась любовь мальчишки к небу, его романтизм, большой человек проникся
его бедой и обещал поспособствовать решению его проблемы. После этого парень
летал по посёлку как на крыльях. Месяц. После этого энтузиазм поутих, ведь из
Москвы не было никаких вестей. И вот, когда уже все надежды уснули, Мишку
вызвали в оперчасть. Он зашёл в кабинет, доложил имя,
фамилию, отчество, статью и ждал: что же от него хотят. «Кум» тоже смотрел на
него испытующе, так, что осуждённый смешался. Потом спросил:
—
Чем же ты, Выгузов, космонавту-то так приглянулся, он
за тебя хлопочет так. Аж через самого Леонида Ильича амнистировали, вот ты
какая фигура. Про меня он и знать не знает, что есть в Заполярном крае такая
блоха, как подполковник Никитин, а про тебя знает. Готовься на дембель,
уголовник-террорист, ешкин корень! — добродушно
хмыкнул «кум». — Только попробуй мою «семёрку» не доделать, я на космонавтов не
посмотрю, приторможу на неопределённый срок, — шутливо погрозил корявым пальцем
зоновский Мефистофель.
В
свой кубрик Мишка летел как на крыльях, ведь кроме помощи в освобождении
космонавт обещал ему поспособствовать в дальнейшем обучении лётному искусству,
хотя бедному «террористу» уже и не мечталось когда-то ещё раз взяться за
штурвал. «Сидельцы» относились к Мишке по-человечески — парень без зазубрин,
открытый, честный и мастеровитый, к блатным не примазывался, шёл по мужицкой
линии, ни с кем не закусывался.
Прощались
с ним сердечно, насколько это возможно в таком обществе. Кто «малявы» на волю передал, кто просто пожелал удачи в пути.
Мишка был счастлив. Пусть Танька не дождалась, зато небо ждёт! Дорога назад
показалась ему очень короткой и вместе с тем очень длинной. Письмо космонавту
он отправил ещё с поселения и, когда вернулся домой, каждый день с нетерпением
бегал к почтовому ящику, прибитому к рейкам возле калитки. За время отсутствия
«лётчика» из друзей кто женился, кто в армию ушёл, ровесников не было никого.
Таньку
раз встретил возле магазина с коляской, в которой мощно орал карапуз.
Поговорили пару минут, как старые друзья, младший Серёня
много времени не дал, тут же обкакался, потом начал
ещё громче орать, видно, есть захотел. Когда разошлись каждый в свою сторону, парень
в глубине души даже рад был, что не срослось, и злорадно вспомнил
героя-автослесаря: «И чего я в ней нашёл?»
Через
две недели, когда Михаил приоделся на скопленные матушкой деньги и обвыкся к
вольной жизни, пришёл конверт с казёнными печатями. Парень чуть не зубами рвал
края, боясь задеть нечаянно текст, открыл, затаив дыхание, лист плотной бумаги:
«По ходатайству… благодаря положительным характеристикам… А также учитывая…
Приглашаем вас к участию в приёмных экзаменах. Предварительно нужно пройти медкомиссию
по графе… и прибыть в лётное училище… до… В случае опоздания…»
Миша,
прочитав письмо около почтового ящика, осел на корточки у некрашеного забора и
заплакал. Благо никого из соседей не было. Слёзы душили его, он улыбался,
вытирал глаза и нос, не в силах остановиться. Согнулся знаком вопроса, доскакал
до двери, пал на диван и долго ещё рыдал от счастья и обиды, сам не зная на
кого. За окном синело безоблачное небо Заполярья.
Потом
включил старенький проигрыватель, поставил новый диск, который купил в
универмаге: «На заре небеса зовут меня к себе».
Зовут!
Меня!
К
себе!