Александр Стесин. Квинс. — «Октябрь», 2016, № 8; Александр Стесин. Птицы жизни. — «Знамя», 2016, № 10
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2017
Александр Стесин. Квинс. — «Октябрь», 2016,
№ 8;
Александр Стесин. Птицы жизни. — «Знамя», 2016, № 10.
Проза
Александра Стесина всегда автобиографична,
вехи жизни писателя расставлены и в его новых повестях «Квинс»
и «Птицы жизни». Автор родился в Москве, в детском возрасте вместе с родителями
перебрался в США, где окончил отделение поэтики литературного факультета
университета Баффало, еще год изучал французскую
литературу в Сорбонне, позже поступил на медицинский факультет Корнелльского университета и стал врачом-онкологом… Сухие
строки биографии ложатся на документальную подложку, с помощью причуд памяти
превращаясь в художественный текст.
Как
устроена человеческая память? «Почему, если сразу не записать, остаются только
“общие места”, удобные фрагменты, складывающиеся то в предсказуемый
голливудский монтаж, то в задумчивую тягомотину авторского кино?» Эти вопросы
всерьез волнуют Стесина. Автор удивляется, когда его
пациенты, узнав диагноз, задумываются не о будущем, а погружаются в прошлое,
стараясь разгадать, что же конкретно привело их к раку. Удивляется он и сам
себе, вдруг осознавая, что с трудом вспоминает сокурсников, зато его друг Эрик
с легкостью способен рассказать о каждом из них. В повести «Квинс»
центральный персонаж один — герой-рассказчик — «я», в «Птицах жизни»
добавляется второй — Эрик Беренгер — старый приятель,
«писатель-неудачник», сменивший офисную работу в большом городе на жизнь в
американской глубинке. С его образом связано название последнего произведения:
Эрику нравилось подолгу наблюдать за птицами. Редкие птицы — «птицы жизни» —
заносились им в специальный блокнот. В России такое беззаботное увлечение могут
позволить себе единицы — нам вечно не хватает времени. Однако жизнь в Америке
не столь беззаботна. На самом деле отличия лишь в именах и реалиях. Нас
окружают Маши, Паши и Кати; Стесина — Челси, Коулы и Джулии. Вместо наших дубов и берез он видит дерево печоса и пальму астрокариум. Мы
весело празднуем Новый год, герой-рассказчик делится, как однажды весело
отметил праздник Пурим. Российский студент точно так
же может после шумной вечеринки привести понравившуюся девушку в свою скромную
комнатку с вечным беспорядком, но она, выпив лишку, вряд ли станет кричать в
окно про «ниггеров» — скорее, учудит что-то другое. В американских больницах
тоже периодически умирают люди — всех спасти невозможно, и врачам приходится
привыкать к присутствию старухи с косой: «Ужас заглушается рутиной, усталостью,
заполнением бумажек, отвлеченным интеллектуальным любопытством (“интересный
случай”), инстинктом самосохранения». Автор не приукрашивает свои трудовые
будни, но и не драматизирует их с помощью изобразительных средств — он просто
рассказывает о давнем и недавнем прошлом.
«Квинс» — стесинское сегодня:
Нью-Йорк, пациенты, коллеги-медики и непосредственные начальники. «Птицы жизни»
хочется назвать ранним мемуаром, где хватит
пространства и детским воспоминаниям о друзьях, одноклассниках, педагогах и
соседях по дому 19, корпус 2 на улице Демьяна Бедного в Москве, и счастливым
студенческим временам в Баффаловской общаге, и
сумасшедшему году, проведенному во французской столице. Стесин
на свой лад повторяет Есенина: «Жизнь складывается так, как она складывается,
все рубежи и точки невозврата становятся видны только с большого расстояния».
Не
рановато ли писатель сел за мемуары? Минувшим летом в редакции Елены Шубиной
вышла книга воспоминаний Александра Гениса «Обратный
адрес». Генис на ее страницах идет тем же маршрутом,
что и Стесин: советское детство, эмиграция в Штаты,
знакомства с интересными личностями. Но Генису сейчас
шестьдесят три — для мемуаров самое время, в США он переехал, когда Стесин еще не появился на свет. Александру Стесину нет и сорока. Впрочем, чувство ностальгии все чаще
и чаще тревожит совсем молодых авторов. Платон Беседин
незадолго до своего тридцатилетия опубликовал роман «Учитель»: в проделках и
тревогах его героя-старшеклассника сегодняшнее поколение тридцатилетних легко
увидит проделки и тревоги собственной юности. В аналогичном возрасте у Саши
Филипенко вышел роман «Замыслы»: в его основе — работа автора сценаристом
популярных развлекательных передач на телевидении, повествование идет от
первого лица, а персонажа зовут Саша Филипенко. Повествование от первого лица и
героя по имени Сергей Шаргунов мы встретим в ряде
книг Сергея Шаргунова — едва ли не самого яркого
писателя соответствующего поколения. Воспоминания лежат в основе значительной
части новелл тридцатишестилетнего Александра Снегирева. А ноябрьский номер
«Знамени» за 2016 год полностью посвящен теме детства глазами взрослых, и в нем
привлекает внимание повесть «Здесь должна быть я» тридцатидвухлетней Екатерины Кюне, вспоминающей свое детство, пришедшееся на девяностые.
Безусловно, перед нами художественные, а не документальные произведения, и их
герои, вполне естественно, не на сто процентов равны авторам, однако во всех
случаях базой служит отнюдь не фантазия. Во главу угла ставится личный опыт
прошлого — опыт юности и медленно ускользающей молодости. Возможно, мы даже
имеем дело с зачатками кризиса среднего возраста: Александр Стесин
и другие авторы пытаются проанализировать свои жизненные и творческие
достижения, желая в деталях разобраться, каким путем они пришли в наши дни, что
успели сделать, чего добиться, а чего пока нет. Расстояние во времени до
отдельных важных точек упорхнувшего, словно редкая птица, прошлого
действительно кажется гигантским: к примеру, автор настоящей рецензии пошел в
первый класс почти четверть века назад, но до сих пор помнит фрагменты того
дня. Равным образом Стесин помнит запахи на
лестничной клетке в подъезде, покинутом в 1990 году, обитую дерматином входную
дверь и папин плащ на вешалке. Вещи, игры, разговоры… Писатель вспоминает свое
детство, пробуждая в памяти читателя прямые аналогии из детства этого самого
читателя. И все равно с повестки не снимается главный вопрос: не рановато ли в
тридцать с гаком ударяться в воспоминания?
С
другой стороны, какие-то фрагменты памяти с годами стираются, так что имеет
смысл их фиксировать вовремя. Может, и вам когда-то посчастливилось увидать
редкую птицу — «птицу жизни», но вы о ней просто позабыли? В Баффало Стесин учился у поэта
Роберта Крили, который в 2005-м ушел из жизни. Постоянные отсылки к нему
становятся чем-то вроде посмертной благодарности мастеру. Еще одно важное для
автора имя — художник Виталий Стесин — его дядя. С
ним племянник так и не успел встретиться — не доехал до Германии, где тот жил,
времени не хватило: Виталий Стесин умер в 2012-м.
Теперь писатель знакомится с чужими воспоминаниями и понимает: дядя-то был —
ого-го, раз о нем писали Эдуард Лимонов, Владимир
Алейников, Веничка Ерофеев и Михаил Гробман! К
гордости за родственника примешивается горечь — одну «птицу жизни» автор явно
упустил и жалеет о случившемся факте. Потому, наверное, и хочет не упустить
других важных птиц, приезжая в гости к семье Эрика, перелистывая судьбы
пациентов, однокурсников и вузовских преподавателей, знакомясь с теми, кто
живет и работает вокруг, и поражаясь, «сколько еще маргинальных персонажей и
невероятных историй способна вместить в себя центральноамериканская сельва».
Иногда ему проще говорить поэтическим языком, иногда — обычной прозой: текст
повести «Птицы жизни» разбавлен стихотворными строками — посвящениями
однокашникам, учителям, отцу… В «Квинсе» поэтические
вставки отсутствуют, а сама повесть выглядит суше, жестче. Виной тому —
психологически сложная профессия: с давними смертями примириться получается, со
свежими — нет. Обследуя тринадцатилетнюю пациентку, онколог вынужден признать:
«Этой девочке осталось жить несколько дней, от силы неделю. И она, и ее
родители все прекрасно знают, ни о чем не спрашивают». В профессии — коренное
расхождение воспоминаний Стесина с воспоминаниями
ностальгирующей молодежи. Опыт онколога не может сравниться с опытом
журналиста, сценариста, копирайтера, редактора и общественного деятеля.
Тем
не менее школьниками и студентами довелось побывать всем — и журналистам, и
онкологам. «Знаменская» повесть Александра Стесина —
«уходящие частности жизни», на минутку прилетевшие из прошлого; в «октябрьской»
повести опять-таки прошлое, вот-вот сбежавшее, не успевшее остыть. Почти
настоящее.
Теперь
дело за будущим.