Советские практики и идеологии: литература, периодика, драма. — «Новое литературное обозрение», 2017, № 3 (145)
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2017
В общем, уже понятно: во второе столетие после победы Советской власти мы вступаем с большим советским багажом, разбирать и сортировать который придется еще очень долго. Трудно сказать, пойдет ли на спад в обозримом будущем производство романов, фильмов и сериалов советской тематики, но историки и исследователи советской идеологии и культурной политики без работы не останутся.
Блок материалов, напечатанных в «Новом литературном обозрении», тому порукой.
Как ни изучено постановление 1946 года о двух ленинградских журналах, Татьяна Шишкова находит новый подход к теме («Представляя советских людей малокультурными»: история постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» в контексте антисоветской кампании в западной прессе».) Исследователь полагает, что важней внутриполитического контекста тут становится контекст внешнеполитический. 1946 год стал годом бесповоротного размежевания бывших союзников. «…Можно утверждать, что в истории постановления внешнеполитические вопросы сыграли роль куда более существенную, а само постановление в значительной степени оказалось реакцией на одно из проявлений этих взаимоотношений — так называемую антисоветскую кампанию в зарубежной прессе. Точнее, на определенный эпизод этой кампании — речь идет о публикациях, касавшихся состояния советской культуры».
Нужно сказать, взятый на заклание Зощенко хорошо «лег» в концепцию Т.Шишковой. Мало того, что он отлично подходит на роль злобного подпевалы «заокеанских клеветников», обвиняющих советских людей в косности, бескультурье и хамстве, он еще оказывается и настольным автором как Гитлера, так и Геббельса, о чем советское руководство могло узнать из переправленных к тому моменту в Москву дневников Геббельса. («Фюрер в восторге от книги Зощенко «Спи скорей, товарищ!», которую я ему дал. Я зачитываю вслух пару рассказов оттуда. Мы долго смеемся». «Русско-советские сатиры Зощенко, в частности— «Спи скорее, товарищ!». /…/ Тот факт, что они были опубликованы, лишь доказывает, что у большевиков отвратительность этих описаний не вызывает никаких чувств».)
Поразительная история этой изданной в 1940-м году в Германии книги и ее немецких читателей еще ждет своего отдельного исследования. Как бы то ни было, Геббельс ошибся и тут: зощенковская «отвратительность описаний» вызвала бурные чувства верховных большевиков, отразившиеся в постановлении о «Звезде» и «Ленинграде».
Но один лишь внешнеполитический контекст не способен объяснить, почему в пару к Зощенко попала именно Ахматова, чье клеймение уж точно не могло принести никаких дивидендов на Западном фронте.
Вышедшее вслед за постановлением о журналах постановление «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» становится одной из отправных точек для исследования Виолетты Гудковой («Инерция страха и попытки прорыва: Второй съезд советских писателей»). «Оттепель» слишком долго и настойчиво романтизировали, так что намерение автора увидеть этот временной отрезок без розовых очков и иллюзий вполне закономерно. «Если попытаться определить временные рамки «оттепели» — то, пожалуй, они сужаются с некогда размашисто очерченных полутора десятилетий (1953–1968) до буквально двух-трех лет: 1959–1962. Да и в эти годы события происходили не исключительно прекрасные. Единицы пытались прорваться, сказать свое слово. /…/ Репрессии теперь не кончались расстрелами, но публичные кампании, насаждавшие ненависть к инакомыслящим у толпы, не прекращались. /…/ Кому было тепло в этой «оттепели»?
Но, кажется, ответ на этот риторический вопрос знает Илья Кукулин («Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции»).
Роль толстых литературных журналов в истории отечественной словесности невозможно переоценить, русскую литературу в ее исторической перспективе невозможно представить вне журнального контекста… Всё так, не поспоришь. Тем интересней читать работу, посвященную другим журналам. Вопреки распространенному сегодня мифу, у литературных толстяков советского периода не было миллионных тиражей (заветного миллиона достигли лишь несколько толстяков на рубеже 80-х — 90-х годов, да и им в миллионерах проходить суждено было очень недолго). Но миллионные тиражи были как раз у тех, кого И.Кукулин называет «периодикой для ИТР». Тираж «Техники — молодежи» достигал 1700 000 экземпляров, «Моделиста—конструктора» — двух миллионов, «Науки и жизни» — трех миллионов, — напоминает исследователь. Да и «Знание— сила» бил тиражами любого литературного толстяка.
Своего рассвета эти журналы достигли позже, но именно в «оттепель», показывает исследователь, рождалась их поэтика и причудливо смешавшая прежде несовместимое идеология, именно в «оттепель» они получили немыслимую прежде возможность стать авторскими проектами своих редакторов, именно в «оттепель» утвердилась роль научной фантастики на их страницах…
Прав ли И. Кукулин, утверждая, что «развитие событий в постсоветской России позволяет предположить, что НПНТЖ (то есть научно-популярные и научно-технические журналы. — Ф.О.) — или, по крайней мере, стоящая за ними социально-политическая программа модернизации — оказала большее воздействие на воображение ИТР, чем «Новый мир» или «Иностранная литература» 1970-х годов»? Как минимум, он прав в одном: литературоцентризм есть необходимая, но не всегда единственно верная точка отсчета.