Андрей Рубанов. Патриот
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2017
Люблю Рубанова, но странною любовью. По-достоевски: не за то, каков есть, а за то, каким мог бы стать.
Рубанов смотрит на вещи трезво и цинично, зная цену всем людским поползновениям, — но легко въезжает в мелодраматический пафос: «Тетрадь из собственной кожи — вот куда следует записывать первые фразы моей черной книги» («Йод»). Рубанов отменно наблюдателен, — но авторский взгляд то и дело цепляется за какую-нибудь дрянь: «Впереди подрагивало телесами нечто рыхлое, пахнущее скверной пудрой: пластмассовый браслет, бретельки сарафана врезались в плечи, корзинка доверху набита булочками» («Готовься к войне»)… и полторы сотни слов про абсолютно ненужную толстуху. У Рубанова приличный лексический запас и недурное чувство ритма, — но напрочь отсутствует слух: «татуированная длань» («Йод»), «ледяной тигриный взгляд» («Патриот»), ну, что за моветон, ей-богу… И прочая, прочая, прочая.
А главное даже не это. Заявленная цель у А.Р. практически никогда не совпадает с реальным результатом. В бильярде это называется «фукс» — случайный шар ложится в случайную лузу.
Рубанов всегда стремился писать бр—рутально-витальную прозу (далее — раскавыченные цитаты) про мужчину-самца-родителя-продолжателя, для которого нет ничего слаще личной экспансии и победной мантры: я, бля, крут! Но бравые конкистадоры вечно платили сочинителю презлым за предобрейшее. Супермен из стали и тестостерона на поверку неизменно оказывался тяжелым невротиком, до полусмерти измученным аддикциями («Готовься к войне»), фобиями («Психодел») или аутоагрессией («Йод»).
С «Патриотом» приключилась та же самая хрень… хотя давайте по порядку.
Здешний протагонист Сергей Знаев время от времени мелькал в ранней рубановской прозе. В «Готовься к войне» он выслужился из кордебалета в солисты, из малого бизнеса в банкиры. Ударник капиталистического труда делал деньги по 20 часов в сутки, а свободное время посвящал бессмысленной и беспощадной рахметовщине. Упразднял у себя дома стулья: надо либо стоять, либо лежать, прочее от лукавого. Ежедень нырял в бассейн и задерживал дыхание — всякий раз на секунду дольше, чем вчера, и добрался этак аж до двух с половиной минут. Финансист, титан, стоик. О боже, какой мужчина, музыка Рудиной, слова Зименс. Но меня за чтением не на шутку доставали два вопроса: отчего парень до сих пор не в списке Forbes и с каких пор аддикция из невроза превратилась в добродетель? Фукс, Андрей Викторович.
В «Патриоте» изрядно потрепанный Знаев пожинает плоды титанически-стоических трудов. Банк лопнул, долгов — полсотни лямов зеленью, место жительства — кухонный диванчик в квартире у подружки, воспаление лицевого нерва, нейролептики горстями и водка стаканами по штуке рублей каждый —dolce vita не забыта, музыка Брылина, слова Лары д’Элиа. На плаву экс-банкира кое-как держат две навязчивые ультрапатриотические идеи. Первая — составить конкуренцию прилепинскому бренду «Захар и Егор», нарядив соотечественников в телаги: «Телогрейка — одежда для радикалов. Для молодых и сильных. В телогрейках будут ходить люди сурового нового мира, который однажды придет на смену прогнившему и продажному международному капитализму». Вторая тоже навеяна Прилепиным — геройски положить живот в Донбассе: «Мне не нравится, когда в мой народ стреляют». Знамо, супермену иное не по чину, ибо sprach Zarathustra: если жизнь не удается тебе, если ядовитый червь точит твое сердце, потрудись, чтоб удалась смерть. Нам не жалко себя, а тем более слов и свинца, музыка и слова Чичериной. Да ведь и смерть, блин, не удалась — поперся мужик вместо ДНР в Калифорнию и утоп, катаясь на доске. Вроде бы бесславно, ан нет — в единоборстве с океаном. Экзистенциальная, куды не на фиг, драма. Ананке, стихия и прочий трагический оптимизм. Кто бы сомневался.
Теоретически мораль сей басни в том, что сильный, умный и талантливый человек современной России абсолютно не нужен. Востребованы другие: «молчаливое большинство, нищие духом, которые наследуют землю». Но это, повторяю, теория. На практике имеем классический рубановский фукс. Точнее, целую их серию.
Поступок — король судьбы, сказал однажды А.Р. Вот и будем судить о древе по плоду — по-рубановски, а в итоге и по-евангельски.
Если бывший ростовщик, откушав коллекционной водки, принимается втирать про гнилой капитализм, я твердо знаю — передо мной лицемер. Как же так, Габриэль, то вы в храм, то в бордель?..
Если мачо ютится на кухонном диване у любовницы — авось да навестит милая после ночной пьянки, — это, воля ваша, не мачо, а чмо.
Если русский патриот полтыщи страниц подряд собирается на войну, а умирает вместо окопа на комфортном калифорнийском курорте, то объяснять тут особо нечего.
Кстати, о патриотизме. Любопытная, изволите видеть, тенденция: как только гг. сочинители затевают писать парадную парсуну патриота, так всякий раз получается уродливая карикатура. Саша Тишин у Прилепина — агрессивный социопат и тунеядец, свято уверенный, что все ему должны. Андрей Вознесенский у Филиппова — спившийся инфантильный ушлепок. Сергей Знаев у Рубанова — хм… как бы выразиться помягче? — в общем, фразер. Цитировать Самюэля Джонсона не стану — сами уже вспомнили.
Патриотизм, по моему разумению, есть не понятие, но действие. Что такого патриотического совершил Знаев? Э-э… а, вот — не уступил американским геям права на свой эксклюзивный ватник: «Чтобы я продал родину американским гомосекам?» Плюс дежурная анафема либералам. «Дура, либеральная стерва»,— это он про мать своего внебрачного сына. И опять-таки давайте судить о древе по плоду. Дура и либеральная стерва, между прочим, в одиночку воспитала неглупого и порядочного пацана. Что не в пример патриотичнее знаевских фраз и жестов. Фукс, Андрей Викторович.
Есть в рубановской книжке персонаж — сколько помню, не замеченный рецензентами: манекен по кличке Патриот, пластмассовое пугало в берцах, тельнике и ватнике. Дивный автошарж, не находите?
Виноват, по сю пору ни слова не сказал про литературную составляющую. Сейчас исправлюсь.
Кризис среднего возраста, банкротство, невралгию и пьянство можно без особого труда уложить в полсотни страниц. Да малая проза нынче — не самый ходовой товар. Рубанов только то и делает, что заполняет фабульные пустоты любым подручным материалом. В воздухе мухами роятся однородные: «Маша, витальная баба-ягодка, наоборот, распрямилась, раскраснелась, выдвинула обширные груди, запахла жасминовыми духами, пудрой, кремом, ментоловыми сигаретами, мятными конфетками». Из человеколюбия привожу здесь щадящий вариант в 18 слов. В худшем случае их число доходит до 244. Вокруг толкаются локтями десятки лишних персонажей и громоздятся до дела не идущие флэшбеки вроде рок-н-ролльной юности Знаева — о ней автор подробно рассказывал в «Готовься к войне». Впрочем, этот самоповтор далеко не единственный: ситуации в «Патриоте» дублируются с монотонностью докучной сказки. Как минимум четырежды разные люди будут отговаривать Знаева от донбасского вояжа и потратят на это 3 570 слов, — люблю, знаете ли, поверять гармонию арифметикой. А тонуть герою предстоит долго и мучительно, аж 4 196 слов. Джек Лондон обошелся с Мартином Иденом и читателем куда гуманнее — всего-то 639…
Когда запасы словесных опилок истощаются, в ход идет литературщина 750-й пробы — Знаеву являются черти, с которыми он затевает чисто карамазовские разборки: «Тебя нет. Ты — галлюцинация. Исчезни». И в самом деле черт знает что.
Устав от вынужденной логореи, А.Р. тянется к афористичности: «Наш “Титаник” погружается. Только не в воду, а в дерьмо», «Порядочные не бывают богатыми, и наоборот». Всецело согласен. А лошади кушают овес и сено — как вы могли забыть?.. Фукс, Андрей Ларошфукович.
Выдавать на-гора откровенный брак можно было лишь прицепом к «Викингу», суперпопулярной фэнтезятине. Но на то Рубанов и бизнесмен, с маркетингом знаком не понаслышке: «Патриот» засветился в нацбестовском и большекнижном шортах. Посадил — и выросло. Жизнь удалась.
Да, вот еще что: калифорнийские спасатели утопленника так и не нашли. Господи, неужто воскреснет?..