Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2017
Олег Глаголев — председатель Свято-Елизаветинского малого
православного братства, журналист Медиапроекта
«Стол».
Давно не читал таких искренних текстов, где… хочется опровергнуть почти каждое слово. «Ногой в прогнившую дверь» Валентина Петровича Лукьянина именно такой. Понимаю, что нетрезвенное возвеличивание последнего русского царя в различных, чаще всего псевдопатриотических кругах не может не вызывать критической реакции, возмущения и политических спекуляций. Сам я не готов говорить так широко: «роль самодержавия в подготовке», как не могу назвать криминальные происшествия февраля и октября 1917 года революцией, ну а великой разве только «под знаком понесенных утрат», отнеся к этому событию строки из «Вакханалии» Бориса Пастернака.
Революция, как я понимаю, — это чрезвычайное и насильственное действие по смене власти и социально-политического устройства, но оно ведет (а не только стремится) к улучшению жизни общества, дающему новые возможности для социального, культурного, духовного развития, позволяющему через кризис открыть новые пути освобождения личности и ее духовного возрастания. Переворот 1917 года разорил Россию, опустошил сердце народа, веру, культуру, язык, российский менталитет. С.Л. Франк назвал происшедшее «ужасной катастрофой, которая нам, современникам и жертвам ее, легко кажется чем-то небывалым, доселе невиданным по своей опустошительности и которую и бесстрастный объективный историк должен будет признать одной из величайших исторических катастроф, пережитых человечеством».
Монарх в нашем случае, конечно, несет особую ответственность за происходившее. Подлое, преступное, доныне нераскаянное коммунистами убийство государя, его семьи и слуг взывает к жалости и прощению чересчур больших политических и духовных ошибок Николая II, но от этого нельзя забыть, что одной из важных причин революции, несомненно, является его плохое управление страной. Однако это было не только не единственной причиной переворота, но и не главнейшей. Говорить же в старом большевистском ключе о «подготовке» революции всем многовековым самодержавным строем, думаю, неоправданно и слишком похоже на криминальное сознание. Так насильник обвиняет жертву насилия, которая была слишком дерзка, или привлекательна, или слаба — неважно, поэтому он не сдержался. Да еще получается, что к 1917 году растущая российская экономика, наука, культура, искусство, упомянутые Валентином Лукьяниным «человеческий капитал» и «дееспособная интеллектуальная элита», «целая плеяда ученых мирового уровня, выдающиеся литераторы» развивались вопреки самодержавию, а все дурное — благодаря?
Ответственность за два государственных переворота 1917 года — конечно, не равная — лежит на разных людях, группах и слоях российского общества. Одна на царе и иная на правительстве, своя на российской элите — аристократии и дворянстве, своя на армии, своя на предпринимателях, есть особая ответственность рабочих и особая крестьян. Все, пусть и в разной степени, утратили мирный дух и способность к созиданию, позволили ненависти и вражде захватить землю и дать ее захватить криминальной антинародной большевистской партии.
«Революция готовилась планомерно, в течение десятилетий, — пишет Иван Ильин, — в известных слоях интеллигенции она стала традицией, передававшейся из поколения в поколение… она ломала русскому человеку и народу его нравственный и государственный «костяк» и нарочно неверно и уродливо сращивала переломы».
Есть другие горячие причины катастрофы 1917 года, не «монархические». Ответственность Российской церкви: одни называют ее церковью мучеников, другие приспешницей любой власти или вовсе церковью мучителей. Еврейские корни и причины русской катастрофы: до сих пор общество не готово к серьезному, взвешенному разговору на эту тему: одни называет еврейский вопрос причиной, вымышленной антисемитами, другие видят заговор мирового еврейства. Ответственность русской интеллигенции, одновременно созидавшей русскую науку, культуру, искусство, просвещение и закладывавшей бомбу под все это. Ответственность европейского и всего мирового сообщества, прежде всего правительств и политиков, проглядевших всемирный характер выпущенного в России зла, повлиявшего на все мировые процессы ХХ века.
Самое, быть может, странное для меня в слове Валентина Петровича — это антагонизм «веры» и «здравого смысла». «Старцы» и «угодники» у него почему-то «вместо социальных мыслителей», а не вместе. Такое можно сказать о лжестарцах, изображающих мудрецов, и лицемерах и подхалимах на месте угодников. Почему вере и здравому смыслу, от века и доныне уживавшимся в разных народах, в том числе и в русском народе, не быть заодно? Собравший на основании Евангелия и православной веры уникальное Трудовое Крестовоздвиженское братство русский аристократ Николай Неплюев именно в утрате веры Христовой видел оскудение народа во всех социальных слоях, приведшее к первой революции в 1905 году. До 1917 года сам он не дожил, но основанное им в конце 19 века братство большевики сумели уничтожить лишь к 1929 году, подвергнув репрессиям значительную часть его членов и разорив крупное эффективнейшее передовое хозяйство, которое было поистине народным, принадлежало самим братчикам. Прежде всего духовные причины, считал Николай Бердяев, поставили на путь зла тех, кто готовил и совершал революцию: «Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, что им владеют не человеческие духи».
Как всякое великое событие, пусть и со знаком «минус», русская катастрофа 1917 года не объяснима лишь набором причин, хотя рассуждать о них для нас очень важно. Есть «тайна зла», которая раскрывается в этом адском действе. Но я против того, чтобы ставить российскую монархию и Николая II в самый центр упоминаемых событий еще и по тому, что это не ведет к положительному результату, к национальному покаянию, которое одно способно развернуть продолжающийся на нашей земле антиисторический процесс, целый век водящий наш народ по кругу бедствий.