Дмитрий Филиппов. Я — русский
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2016
Дмитрий Филиппов. Я — русский. Роман. — М.:
Литературная Россия, 2015.
Книга едва-едва вышла, можно сказать, типографская краска на ней не просохла, — а похвал удостоилась, как нынче говорят, нехилых. И даже успела войти в лонг-лист «Национального бестселлера» истекшего года. Роман, пишет, в частности, А. Рудалев, «очень светлый… показывает возвращение самосознания, преодоление разлома и распада». Ему вторит — в той же «Литературной России» — В. Айрапетян: «Дебютный роман Д. Филиппова заряжен такой силой правды, такой выразительностью слова и харизмы, что может показаться провокацией, — провокацией при этом не являясь».
И далее: «Страшная и своевременная книга, обязательная к прочтению».
Ну так и прочтем! Если тем паче книга «своевременная». Это ведь всегда интересно — на что таковая читателя наталкивает, что утверждает, куда зовет и против чего борется.
И читатель романа с таким провоцирующим заглавием в своих ожиданиях не обманывается. Роман «Я — русский» и в самом деле зовет, призывает, нацеливает, заостряет, почти как в добрые старые времена, симпатию к которым автор не особенно и скрывает. Тут он тоже вполне в сегодняшнем тренде. Нынче это страсть до чего модно — тосковать по духоподъемным советским годам, таким прочным, надежным и уютным…
Итак, герой. Очень своевременная книга всегда — тут исключений не бывает — зовет и призывает не столько сама по себе, переплетением судеб и характеров и сюжетной логикой, сколько с помощью главного героя, личности, как правило, харизматической. Про Павла Власова и говорить нечего — дело давнее и всем известное, но эстафету революционной пассионарности подхватил и с успехом воплотил в жизнь и наш современник З. Прилепин, родив своего «Санькю» — имеется в виду и книга, и герой — вместе с его дерзновенными устремлениями. У Д. Филиппова героя, чью рукопись якобы отыскал автор на бескрайних просторах Интернета, зовут весьма оригинально — Андрей Вознесенский, но не подумайте чего такого. Это просто его мама, восторженная девушка семидесятых, из тех, что, написано в романе, «ходили на поэтические вечера, выписывали «Новый мир», ругали Советы и сочувствовали диссидентам», погналась за тогдашней модой и наградила сына столь досадным для него именем в сочетании с фамилией. Почему досадным? Да потому, что он тоже по молодым годам пописывал то стихи, то прозу, а «второй Андрей Вознесенский никому на х…р не нужен», это он понял очень быстро и писать, весьма самокритично оценив свои графоманские творения, бросил.
Писать-то бросил, а вот размышлять, философствовать, чуть ли не беспробудно пить водку, совокупляться с влюбленными в него девицами, вершить самолично суд и расправу над обидчиками, иногда хулиганить и вообще жить на полную катушку — не бросил. Да и как бросить? Жизнь треплет беднягу Андрея Вознесенского, как волны утлое суденышко. Тут автору в определенной житейской правде, довольно тяжелой, не откажешь. Родился он на Дальнем Востоке. Отец — военный, мать — диспетчер узла связи. Жили да поживали, добра наживали, как миллионы счастливых советских граждан, — словно бы со стиснутыми желваками говорит автор, — пока не грянули всем известные перемены. Отца со службы, ясное дело, уволили. С Дальнего Востока, стремительно обнищавшего, пришлось переехать в Ленинградскую область, к бабушке. Мать превратилась в торговку на рынке, работала под началом «азеров», нещадно ее обиравших и заставлявших работать в жару и холод. Отцу, правда, повезло больше — удалось устроиться инженером на ТЭЦ.
А вскоре мать выбросилась из окна.
И для героя наступила страшная пора. Отец сначала крепко запил, а потом женился — на стерве, ясное дело. Стерва не пускает ненужного ей пасынка на порог. Отец сперва помалкивает, а потом и вообще лишает парня жилья — квартира нужна жене и маленькой дочке. Другая квартира, бабушкина, уплывает у него из-под носа: одураченная легковерная старушка вступила в секту «Свидетелей Иеговы» и отписала жилье этим самым «свидетелям». Парень поневоле вынужден жить в общежитии. При этом он то и дело впадает в запои, характеризуя себя как хронического алкоголика. Причем говорит, что вообще быть алкоголиком — дело нормальное, поскольку ему уже тридцать, а к этому возрасту, откровенничает автор, «люди либо чего-то добиваются, либо начинают спиваться».
Да, кстати, а как насчет работы? Неужто этот постоянно философствующий молодой человек, тоскующий по советским временам, которые он, по сути, застал на излете (родился в 1982-м), пусть и не вылезающий из пьянства, так никогда и ничем не занимался? На что же он, в конце концов, живет? Как же — занимался. Окончил университет, правда, какой именно факультет, гуманитарный, естественный или технический, неизвестно, а нынче трудится в необременительной и малоинтеллектуальной должности заведующего студенческим отделом в педагогическом университете. О себе в этом плане он отзывается весьма самокритично: «я — говно, разновидность офисного планктона», своего рода «мальчик для битья», и на нем может сорвать злобу «любой декан, или проректор, или бухгалтер, или экономист планового отдела». Работу он, несмотря на грустные эти обстоятельства, так и не меняет. Собственная инертность вкупе с пьянством, правда, совершенно не мешают ему критиковать всё и всех, начиная от государственных порядков и кончая ближайшим окружением.
А критикует он беспощадно и яростно. Он, собственно, не столько даже живет, сколько ругает всех и вся. И ректора, непосредственного своего начальника, — «ядерную (?) мразь», для которого его подчиненные — «крепостные». И русскую интеллигенцию, состоящую нынче из «пустоголосых, никчемных холуев, обслуживающих рынок». И ненасытных олигархов, бывших инженеров и экономистов, которые, утверждается в романе, «по удивительному совпадению» «практически все выходцы из еврейских семей». А евреи, естественно, мало того что «удобно устроились во всех сферах жизни, от политики до культуры» и вечно «переезжают с места на место, держат нос по ветру», но и «не мыслят дружбы без выгоды», что неудивительно: «клановость в их среде сильна, как ни в какой другой». И вообще — «Вечный Жид мерзок, многолик и многорук, всосан во власть, культуру и СМИ, щупальца его запущены во все углы». А сегодня мы, дескать, пожинаем плоды этого владычества. И Ельцина — «пьяного Колхозника» (видимо, спутан с Н. Хрущевым, что автору, в связи с его относительной молодостью, простительно). И «демократию — фашистский по своей сути режим». И вообще «яд либеральной демократии». И понаехавших в Россию «чужаков», выходцев главным образом из Средней Азии и с Кавказа, от которых нигде не протолкнуться. И «помойное слово ”толерантность”». И негодяев-правителей, разваливших «великую советскую империю». И вообще всё и всех вокруг него, начиная от родного отца и кончая «Царем», как довольно безвкусно именуется в романе нынешний президент.
Критика столь яростного накала, разумеется, рано или поздно должна вылиться в дело. Кстати подворачивается и случай. Дорожку к нему протоптали обстоятельства амурные. Дело в том, что в героя совершенно неземной, идеальной любовью влюбилась некая Слава (Ярослава), девушка красоты небесной, исконно славянской, и чистоты непорочной. Вообще следует заметить, что схожий сюжетный подарок — явление заблудшему герою кристального сверкания девы — штука в подобной литературе нередкая. Десяток лет назад аналогичным блюдом угощал С. Минаев в «ДУХLESSе», подарив своему погрязшему в пороках герою абсолютно безгрешную Юлию. Всякие низменные вопросы типа «а что она в нем нашла» и «где он нынче видал этих псевдотургеневских барышень» в таких случаях отметаются с порога, как и вообще всё относящееся к жизни. Она тут ни при чем. Но это так, к слову. Непогрешимую Славу, покуда герой валялся мертвецки пьяным, зверски насилуют. Разумеется, повинен тут «черный», «Чужак».
И герой решает обидчику жестоко отомстить. Но обремененному высшим образованием герою руки кровью пачкать не хочется, — этак и в тюрьму загреметь недолго, — и он активно пытается изыскать деньги на оплату услуг киллера. Благо таковой находится сравнительно легко — из числа друзей-приятелей. Но деньги-то, деньги откуда взять? Киллеры нынче недешевы. Вот и бегает герой по приятелям, по дедушкам-бабушкам, по всяким финансовым конторам типа «Деньги», что несколько снижает его монте-кристовский благородный пафос.
Дальше уже неинтересно. Деньги найдены, «Чужак» зверски избит, хотя чудом остается жив (герой просто вовремя вспоминает о Боге, прекращает избиения и предается благочестивым и при этом воодушевляющим размышлениям), злодей-киллер погиб сам, убитый «Чужаком», и все бы о’кей и даже лучше, за исключением того, что «Чужак»-то оказался не тем. То есть не он насиловал. Но это так, мелочи. Месть состоялась, роман окончен. Герой счастлив до изнеможения — главным образом потому, что вовремя остановился и «Чужака» не убил, и из натруженной его груди рвется подлинный гимн во славу, естественно, родной страны, которая, как давно заметил герой, имеет обыкновение жить исключительно по совести, в отличие от других стран, предпочитающих закон. Теперь-то он знает, как ему жить и что делать! «И страна, — ликует герой, — вырвавшись из меня на свободу, очистилась и перестала болеть. И сам я себе казался проснувшимся, обновленным, расхристанным (?) и прямым. В пустоты хлынул холодный восточный ветер, выметая из души всю гниль, всю затхлость и многолетнюю пыль. Я заново, с нуля творил собственную страну, и в этом чудовищном реве она рождалась, как птица Феникс из пепла, черноты и безлюдья».
Ну и т. д. и т. п. Еще пара страниц восторгов и благочестивых размышлений о Боге. У непорочной Славы, рассказывается уже за пределами якобы найденной рукописи, рождается ребенок — внешности русской, так что всё чисто, популяция не испорчена. Видимо, потому роман, устами одного из критиков, и назван «очень светлым». Свету в нем и в самом деле столько, что глаза зажмуриваются сами собой.
В принципе, анализировать подобную прозу — дело почти что зряшное. Идейное ее богатство решительно ничем не отличается от того, чем наполнены издания известного толка, от увесистых «академических» фолиантов до более примитивных погромных листков. И там и там — великая Империя, разрушенная злодеями известно какой национальности, униженный ими народ, всемирный антирусский заговор, «хотели попасть в Сталина, а попали в Россию», засилье «черных»… Надежды, естественно, исключительно на армию да на великий «русский дух», вещь довольно расплывчатую. Даже бойкость авторского слога вкупе с умело вкрапленными в ткань романа деталями вполне реальной жизни все-таки не превращают его в предмет для серьезного разбора. Оно понятно: давление подобной идеологии губило и сильные таланты. Наш автор отнюдь не бездарен, но всеобщий этот закон ему не обойти.
Но дебютное творение молодого романиста, однако, вовсе не так просто. Подумаешь, чем захотел удивить на родной сторонушке — призывами избить, а то и убить «чужаков», отнять денежки у богатых и поделить их наконец-то «по совести», навести порядок в чужих словах и мыслях и могучей силой, в основном мускульной, да по мордам всех сопротивляющихся, утвердить вожделенную «Империю». Читали, знаем, наслышаны.
Наш автор не так прост! Небось не Шариков, примитивно ненавидящий котов, а с ними вместе и буржуев. Наш автор не даст в руки герою, обремененному высшим образованием и «с блеском», сказано в книге, сдавшему экзамен по философии истории, заведомо отыгранную карту вроде теории и практики отъема денег у богатеньких или убийства несогласных и прижатия к ногтю всяких «военных карликов». То есть — даст, конечно, ибо за душой у автора и духовно близкого ему героя ничего другого нет, но как бы с подходцем. Так, любопытные мысли относительно того, что страна наша нынче «находится в оккупации», в правительстве, ясен перец, «окопались жиды», «на экране телевизора сплошные пархатые рожи», а армию сознательно разваливают государственные изменники, начиная с президента, и вообще нас всех ждет война, которой бояться не следует, ибо только она одна принесет столь необходимое «очищение страны», — мысли эти высказывает отнюдь не герой, а некий безымянный старик, оказавшийся полковником в отставке и запросто, наподобие Чапая из знаменитого фильма, оперирующий «полками, дивизиями, стратегическими бомбардировщиками». Ну да, герой с ним согласен — тот ведь «просто и ясно озвучил все то, о чем каждый из нас много думал, но не удосужился оформить в слова», сказано в романе. Но говорит-то все это не герой! Так что в случае чего с него, равно как и с автора, взятки гладки. Да и вообще — всё изложенное на пространстве романа изрекает вовсе не автор, обозначенный на обложке. Рукопись, неведомо кем написанная, из необозримого пространства Интернета извлечена, — а Интернет, как известно, безграничен.
Так что не такая уж и простая она, эта предъявленная нам очень своевременная книга. Нацеливать-то она нацеливает, и даже понятно куда и как, но — методами маневрирования, хитроумия, лукавства. Что, в принципе, мало соотносится с ее боевитостью.
И сдается даже, что и само название романа тоже есть некий отвлекающий маневр, правда, непонятно, зачем и по какой причине. За чисто русского патриота, радетеля Отечества, мыслителя и философа нам, увы, выдали почти хронического алкоголика, весьма недалекого и при этом агрессивного малого, плоховато знающего историю, хоть и сдавшего по ней экзамены «с блеском», лодыря и фанфарона, отчаянно бьющего себя кулаком в грудь и размахивающего кулаками во все стороны света. Такие личности, конечно, у нас в Отечестве, как и в любой другой стране мира, встречаются, но хотелось бы верить, что в русских числятся не они одни.
А если у нас наличествуют преимущественно такие «русские», — так нам и в самом деле кирдык. Даже без всякой войны, которой эти пустозвоны так отчаянно вожделеют.