Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2016
Сергей
Мурашев
— окончил Литинститут им. А.М. Горького, работает журналистом в г. Каргополе Архангельской области. Член СП России. В
«Урале» печатается впервые.
Мой старший брат спился от несчастной любви. И в этом нет ничего смешного. Поэтому, когда сам влюбился на четвёртом курсе педколледжа, решил проблему кардинально: перевёлся из Москвы в первый попавшийся городок. Приехав, я решил помыться, но оказалось, что в общежитии местного колледжа нет душа. «Где же моются?» — спросил я. Мне спокойно объяснили, что те, кто живёт недалеко, ездят на выходные домой и там моются. А вообще, есть общая городская баня. Баню эту все ругали: холодно, дует, в любой момент может кончиться горячая вода. Бывали случаи, что банщик с ковшиком приходил и подливал кипяток в тазики. Да как-то и не хотелось идти туда, где много народу. Но, промучившись три недели, я всё-таки решился.
Узнав про это, Костя Осташенко, высокий парень, с хрипловатым голосом и длинными вьющимися волосами, отозвал меня в сторону.
— Слушай, москвич, если хочешь в бане помыться, пойдём со мной прямо сейчас.
Я посмотрел на часы: было почти двенадцать ночи. Мне стало вдруг неприятно. Показалось почему-то, что Костя сказал про баню так, словно от меня воняет. Но желание помыться всё пересилило.
Вахтёр был знакомым Кости. Я оделся, и мы вышли на улицу. Мне казалось, что идти надо будет долго, куда-нибудь в конец города. А где ещё можно помыться? Но мы не прошли и двухсот метров, как Костя остановился.
С четырёх сторон стояли двухэтажные деревянные дома. Во всех этих домах было печное отопление и не было воды. За водой люди ходили с вёдрами на колонку.
А вот во дворе этих четырёх домов, среди дровяных сараев, было поставлено две бани. Их поставили самые догадливые из жильцов.
Костя закурил. После нескольких затяжек он кивнул в сторону тёмного пятна:
— Это баня старая. Но печка там кирпичная, долго тепло держит, и вода всегда остаётся. А вон там, — Костя ткнул рукой с сигаретой куда-то в сторону, — новая баня. Печка железная, но железо толстое и кирпичом обложено. Тепло держит, но не так. Зато всё новенькое, цивильное. Понял?
Я не понял и поэтому промолчал, обернувшись на горящие окна одного из домов. Костя тоже посмотрел на эти окна. Он, наверно, и не надеялся, что я пойму.
— Короче, на старой бане замок давно без ключа закрывают, старый, амбарный. А на новой — с первыми морозами перестают защёлкивать. Замерзает, не закрывается, так, для вида вешают. Сейчас, видишь, света ни там, ни там нету, — значит, хозяева помылись. — Он посмотрел на меня. А я на него.
— А мы будем мыться со свечкой. Пошли! — сказал он наконец, выкинул окурок на землю и зашагал к чёрному пятну.
Я побежал за ним. Я помню, что именно засеменил, а не пошёл нормальным шагом.
Но как же было хорошо в бане, тепло, даже жарко. А если постоять около самой печки, можно было хорошо прогреться.
Костя поставил огарок свечки в консервной банке на пол, поэтому свет бегал только по голым ногам. Я чуть не ошпарился горячей водой, несколько раз уронил мыло на пол и долго искал его, сильно укололся женскими шпильками для волос, натыканными в щели стены. Но как же хорошо было вымыться. Большим прямоугольным куском хозяйственного мыла, которое принёс Костя, я два раза намылил всё тело, а потом долго ополаскивался тёплой водой, вымыл голову. Костя орудовал, как у себя дома, и даже успел что-то постирать.
Когда вышли на улицу, Костя спросил:
— Ну что, праздник кожи и волос?
Я засмеялся от души, но ничего не ответил.
— Тоже сперва мыкался, мыкался. А за волосами знаешь как надо ухаживать! Как-то однажды догадался, совершенно случайно. Сначала после этого адреналин зашкаливал, ночь спать не мог. А теперь, как в свою, хожу. Иногда даже воды принесу холодной.
Я опять засмеялся.
Костя посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ты себе мочалку купи и мыло. Понял? И будем мыться. Только никому не говори.
Через неделю ударили морозы, и нам удалось попасть в новую баню. Здесь всё было чистенько и беленько. Стены гладкие, словно полированные. На полке в тазу лежал берёзовый веник, и из-под пола не пахло, как в первый раз.
Костя принёс из предбанника зеркало, поставил на лавку, сам встал на колени и, поднося свечку близко к лицу, стал бриться. Мне стало завидно, что он уже бреется, но мне казалось, что он не бреется, а колдует. Вообще, и в этот раз, и в первый, и во все последующие мне казалось, что мы какие-то банные духи, а не люди: моемся после всех и со свечкой.
Месяца через три я уже орудовал в бане не хуже Кости. К городу я привык. Мне нравилось гулять по его занесённым снегом улицам. Вдыхать вместе с морозным воздухом запах дыма, который шёл из множества труб двухэтажных и одноэтажных домов.
Приближался Новый год, и мы шутили, что пойдём в баню 31 декабря. «Каждый год 31 декабря они ходили в баню…» И мы пошли, но не 31, а чуть раньше.
— Уж как натопили! — смеялся я, разводя руками. И мне было неприятно, что я смеюсь над хозяевами. Но хотелось шутить, приближался Новый год, и было весело от этого.
Костя захотел пойти в новую баню. Ему надо было обязательно побриться, а в старой не было зеркала. Мне же хотелось пойти в старую. Мне больше нравилась кирпичная печка. И мы разделились. По правде говоря, я даже обрадовался, что буду в бане один. Ощущая себя банным духом, я уже давно хотел подшутить, оставить какой-нибудь след, знак. Костя никогда бы этого не позволил. Намывшись, я поставил боком на одну из лавок жёлтый эмалированный таз. Взял сажи и нарисовал тазу глаза, нос и рот.
Вдруг в окно постучали. Я замер от испуга.
Через несколько секунд постучали снова.
— Тук, тук, тук. Кто в теремочке живёт? — пропел голос.
Я выглянул в маленькое окно, на тропинке стояли три девушки и чему-то смеялись.
Осторожно открыл дверь в предбанник — одежды моей не было, только под лавкой стояли ботинки. Я схватил их и вернулся в баню. Снова выглянул в окно — девушек не было.
«За мужиками пошли», — решил я. Сунул ноги в ботинки и, зажмурившись, выскочил на улицу, но и тут никого не было.
Я побежал к Косте. Он зачем-то мылся со светом. В предбаннике я чуть не запнулся, крикнул:
— Костя! Костя! — и открыл дверь в баню.
Посерёдке стояла девушка, женщина, с чем-то в руках. Через доли секунды она плеснула в меня из ковшика кипятком. И сделала это так быстро, что мне показалось, что она просто плюнула. Я выскочил из бани обратно, не понимая, что делаю. На улице меня остановил Костя и накинул на меня свою длинную тёплую куртку с капюшоном, и мы молча побежали в общагу.
Вахтёр нисколько не удивился, что я был без штанов, а Костя без куртки. В моей комнате мы сели на кровати друг напротив друга и долго не разговаривали. Хорошо, что соседи уже разъехались по своим деревням.
Кожа на животе и особенно на левом боку покраснела и кое-где вздулась. Но в больницу я обращаться не стал. Мне казалось, что уже сейчас все везде разыскивают человека с ожогами.
На следующий день Костя принёс какой-то мази, и я стал лечиться. Он бегал для меня в магазин, в аптеку, приносил книги, но ничего не спрашивал. А я ничего не рассказывал, лежал на кровати и читал, вспоминал новую, беленькую, ярко освещённую баню. Начитавшись пушкинских «Повестей Белкина», я стал придумывать, как может свести меня судьба с этой ладной, красивой девушкой, женщиной. И каково же было моё удивление, когда вместо ушедшей в декрет Ирины Михайловны к нам на занятия пришла она.