Сергей Минаев. Духless 21 века
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2016
Сергей Минаев. Духless 21
века.
Селфи. — М.: АСТ, 2015.
В начале нового минаевского романа есть подробная инструкция, как не надо интервьюировать беллетриста. Кто б еще объяснил, как надо рецензировать Минаева. Литературно-критические опусы о нем всякий раз отдают рерайтингом: одно и то же разными словами, — и так десять лет подряд. Но учтите смягчающие обстоятельства: на зеркало неча пенять…
Второе пришествие, написал я, — да это лишь юридически. Фактически — уже девятое. Фразу Андрея Архангельского про «не новую, но очередную книгу» следует распространить и на Минаева. Спойлер здесь можно писать, даже не заглядывая в текст: москвич в гарольдовом плаще будет вяло искать проблески высшего — правда, не там, где лежит, а там, где светло. Попутно он изречет два-три афоризма со стойким пелевинским привкусом и ненавязчиво прорекламирует какой-нибудь популярный бренд вроде пасты Lacalut. Паломничество Чайльдless’а — из офиса в кабак, из реала в виртуал, из постели в постель, из Содома в Гоморру — завершится привычным обломом и тотальной анафемой пластиковому миру и отпрыску его гламуру. Подробности у Губермана: «Говно говном говно ругает, / Не вылезая из говна».
Вообще-то нувориш в онегинских обносках выглядит потешно, а инвективы в адрес глянца, воля ваша, как-то не вяжутся с хронографом Audemars Piguet на авторском запястье. Но целевая аудитория, по счастью, обходится без когнитивного диссонанса и разных прочих амбиваленций. Ибо самооценка после чтения поднимается до несказанных высот. Теперь любому мерчендайзеру ведомо: он не тварь дрожащая, он право имеет — красиво презирать предмет своих стремлений. Что, впрочем, ничуть не мешает стремиться. Прикинь, классно! Опять же, автор в Exel пишет — как есть свой человек. А премия «Абзац» за худший перевод Бегбедера — затея сугубо интеллигентская. Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем!
За годы царствования С.М. наштамповал восемь не отличимых друг от друга книжек, стал раскрученным телеведущим и сценаристом, открыл сеть ресторанов «Хлеб и вино» и удачно женился на умнице-красавице. Хороший дом, хорошая жена, — что надо человеку, чтоб встретить старость?! Однако таможенник Верещагин в этой ситуации пошел отбивать у Абдуллы баркас, а Минаев в девятый раз выставил себя на посмешище. Тоже подвиг, между прочим. Респект, Сергей Сергеевич.
Спойлер… да вы уже отчасти его представляете. Проще и дешевле рассказать, чего в новом «Духless’е» нет. Нет product placement’а. Отсутствуют пелевинские кунштюки типа диалогов с телевизором. Все остальное на своих местах. Попытки выражаться афористически, большей частью годные для соцсетей: «Если труд сделал из обезьяны человека, то его отсутствие превращало человека в микроблогера». Коллекция одноразовых the tel’ок. Бухло цистернами, наркота вагонами и неисцелимый абстинентный синдром («дичайшие отходняки», по авторской терминологии). И столь же неисцелимое отвращение ко всему, включая себя самого: «Задача каждой моей новой книги — поиздеваться над читателем сильнее, чем в предыдущей… Напомнить ему, что год проходит за годом, а он, читатель, все такое же примитивное говно… Что я — еще большее говно, чем он, и вся разница между нами в том, что я поливаю его помоями бесплатно, а он мне за это платит и по телевизору меня смотрит».
После первого «Духless’а» Андрей Тихонов недоумевал: неужто самоощущение новой буржуазии в самом деле таково? Подмывает спросить: неужто оно таково у популярного писателя? — а новый минаевский герой и впрямь литератор, опять же, «Селфи» в заголовке… Вопрос, надо полагать, отменно праздный: Минаев далеко не глуп (дураки в бизнесе не выживают), а потому наверняка понимает, что успех и талант — далеко не синонимы, и его востребованность как минимум наполовину спродюсирована вездесущим Рыковым. Победитель не получает ничего, — С.М., по определению Льва Данилкина, «оказался с набитыми карманами, но совсем вне литературы». Но это так, к слову. Вернемся к «Селфи».
Принципиально новый для Минаева момент: детективная составляющая сюжета. Думал обойтись без пересказа, ан нет. Так вот: у вечно похмельного писателя Владимира Богданова, вусмерть утомленного однообразными автограф-сессиями и тупыми поклонниками, объявился двойник. Пронырливый Doppelgänger медленно, но верно отжимает у героя все активы: имя, славу, телку, хату, программу на ТВ. Привет, стало быть, от Федора Михайловича. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что двойник отнюдь не демонического происхождения — чмошный лузер, бездарность и маньяк. Сальто-мортале — ап! — и Достоевский венчается с Донцовой, как роза белая с черной жабой. Последствия мезальянса плачевны: и мистико-философская драма не состоялась, и саспенс увяз в постромантическом бреду.
Бахтин, если помните, анализируя тему достоевских двойников, пришел к суть важному выводу: все они реализуют тайные желания протагонистов — Голядкин-младший делает карьеру, желанную, но немыслимую для Голядкина-старшего, Смердяков решается на убийство, которое Ивану Карамазову не по зубам. Проблема в том, что у Богданова-старшего нереализованных амбиций нет: жизнь удалась, и все нынешние мечтания — «дурь и круглосуточный просмотр любимых музыкантов на ютьюбе». Потому явление Богданова-младшего ровно ничего не добавляет к образу героя: холостой выстрел, не более того. Ну, начитался двойник Камю, отождествил себя с Мерсо — и?.. Открылась бездна, звезд полна?
Детектив минаевской выделки столь же бесцветен. Экзерсисы в этом жанре требуют крепкого сюжета, какими С.М. отродясь не отличался: точно так первый «Духless» был сработан из сетевых постов, сшитых на живую нитку. Злодей то и дело допускает идиотские просчеты: может, к примеру, забыть в квартире богдановской подружки ноутбук с досье на жертву — и пальцем не шевельнет, чтоб вернуть улику. Кстати, могла бы и подружка вычислить самозванца по некоторым интимным деталям, — но нет, не просекла во внезапном приступе слепоглухоты. Апофегей писательского непрофессионализма, одним словом. И даже труп, для приличия подброшенный автором в текст, не спасает ситуацию.
Есть у меня подозрение, что и достоевщина, и донцовщина — лишь гарнир к минаевскому dish of the day, то бишь неизбывной мизантропии. На телеэкране — «фальшивые, изъеденные гримом, одни и те же рожи». Коллеги по литературному цеху — «мрази со спитыми лицами, прокуренными пальцами и ничего не выражающими глазами». Бизнес-партнеры — «галдящие твари» и «дебилы без смирительных рубашек, которые сидят в шикарном офисе». Издатель — «скряга и бездуховный жулик, который, помимо того что ни черта не понимает в литературе, еще и тиражи ворует». Читатели делятся на два типа — «гнусные и жалкие», и большинство из них «даже сто сорок знаков в твиттере считает за “многа букоф”». Приговор окончательный, обжалованию не подлежит: «Гореть здесь бессмысленно. Вслед за твоим пламенем никто не зажжет свое».
Теоретически Богданов-старший должен до гробовой доски поить двойника вискарем за избавление от означенной пакости: теперь можно с легкой душой упороться в лоскуты и отдаться любимому ютьюбу. Однако, вопреки всем громокипящим инвективам, отставной селебрити судорожно цепляется за ненавистные имя и статус, за постылые тиражи и телепрограммы. Стало быть, невелика была цена благородному негодованию. «Не стоит путать самосожжение с дачным шашлыком», — говорит автор. Правда, по другому поводу говорит, но совет все равно толковый. Последуем ему, — и как некогда сказал С.М., «всем от этого будет только лучше, поверь мне».
Спрашиваете, чем у них там, у Богдановых, история кончилась? В финале супостат пострижен и посажен, но герой по-прежнему мается застарелой фрустрацией: «Отправной точкой этой истории был я. Слишком уставший, слишком пресыщенный, слишком опустошенный. Слишком зацикленный на самом себе. Считающий всех остальных декорацией… Он стал моим более удачным селфи».
Победитель не получает ничего. Как и в случае Минаева.