Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2016
Анатолий Фомин — родился в
Екатеринбурге, окончил филфак УрГУ. Кандидат
филологических наук, доцент кафедры русского языка и общего языкознания
Уральского федерального университета. Стихи публиковались в периодике и
альманахах. Живет и работает в Екатеринбурге.
***
В сон тревожный и дикий
Ты входила надолго.
Там лесной земляникой
Зарастала дорога.
Там палили костры
Вдоль дорог, по-цыгански,
Там светились кусты,
Как высокие танцы.
Ветры наперебой
Дули долгие песни…
Не случилось с тобой
Ни любви, ни болезни,
Не случилось с тобой
Ни тоски, ни печали,
Ты совпала с травой
И с грибными ночами.
Ты дрожала, как снег,
Самый ранний, осенний…
Сон был долог, как век,
И не наш, а соседний,
Где продуты пределы
И прекрасны распутья,
Души чёрны и белы,
И в России так пусто.
И в окошке темно
От елового снега
И навеки одно
Бесконечное небо.
Этот сон не кончался,
Кровь в висок бормотала.
И у самого счастья
Ты со мною летала.
***
Друг мой, как жить? Ты одна
у меня.
Есть ещё ветер, душа и
полнеба…
Есть ещё совесть листвы и
огня —
Как же так жить, высоко и
нелепо?
Взять сигарету, на мокрый
балкон
Выйти, твердея душой от
погоды…
Спичку зажечь, осветив рубикон
Мокрых перил, невесомой свободы.
Мокрого дерева голос и
всхлип,
Что у него за душой
деревянной?
Огнь холодный, горячечный
грипп,
Воображенья колодец
багряный?
Даже и дерева нет у меня.
Птица молчит — о судьбе, о
погоде —
До перелета, до крайнего
дня.
Друг мой, как жить? Вот и осень
проходит…
***
Я подошёл к ручью,
И зимняя вода
Запела жизнь мою,
А я любил тогда.
И жизнь моя была,
Как галечка,
светла,
И ветер за стеной —
Как пламень ледяной.
Как я любил тогда!
Шли мягкие снега…
Запела мне вода,
И песнь была легка.
Что было в песне той? —
Теперь не рассказать.
Лишь отблеск золотой,
Туманивший глаза.
Лишь поздние звонки,
Трамвайная слеза,
Прощальный взмах руки…
Но мы в расчёте за
Любовь и нелюбовь,
За ревности позор,
За выбранное вновь
Горчайшее из зол.
Прощай, моя печаль,
Простимся навсегда
У светлого ручья,
Где зимняя вода.
***
Н.
Говорили о ветре,
О ночных поездах,
О нечаянной смерти
С серебром на губах.
Ничего не успели:
Ни сказать, ни понять —
Под протяжное пенье
Ледяного огня.
Жизни сладкий остаток,
Словно яблока плоть
Из запретного сада, —
Раздробить, размолоть.
И проститься без слова —
Жизнь и боль вперехлёст —
Ровно в четверть второго —
У деревьев и звёзд.
***
Как легко на меня посмотрела
вода!
Говорит: я темна, так же
память твоя терпелива.
Ты живёшь низачем… Ну и что? Это что за
беда!
Лишь бы жить, лишь бы течь,
берега загибать прихотливо.
Я воде говорил: ничего,
ничего…
Скоро выпадет снег, эта
осень уж больно бесснежна,
Я не вытерплю, что ли,
дурное твоё колдовство?
Мне не выдержать, что ли,
среди этой боли кромешной?
Я про женщину ту же пишу,
говорю и молчу…
В золотую трубу осень стылые
песни играла.
Серый ветер скучал, и вода
по утрам замерзала,
И зима ледяная как будто
была по плечу.
«Солярис»
Какая зелень под водой!
Какое золото у дома!
Блестя, шатался дождь
хромой,
Роняя закорюки
грома.
Дождь лился в чашку на
столе,
И рядом яблоко блестело —
Всё это было в долгой мгле,
И птица в солнце
просвистела,
И было мокрое крыльцо,
И книгу женщина листала,
А день заглядывал в лицо —
Всё это музыкою стало.
Всё это музыка вела —
Прозрачный плач, ладонь
пустая, —
А за спиной стояла мгла,
Слова неясно повторяя.
Миры построит строгий Бах
Из тёмной музыки столетий —
И снова горечь на губах,
И никого в просторном свете.
***
О.М.
Ты, как снег и как свет,
заблудился и умер,
Но негромкую песню в губах
удержал.
В темноту не вошёл, свет
несчастной кометы не видел,
Опрокинул вино, ничего не
сказал.
Ты живёшь, как в лесу,
обступившем, как брошенный гребень,
Весь в долгах как в шелках
выцветающих слов,
Не сегодня, так завтра — ты
знаешь — за водкой отслужат молебен
За цветенье воздушных шаров
и слиянье углов.
Как сбивается речь с
однородного шага,
Не проста простота, и
Москва, словно Рим, далека.
Вон на чёрном полу в нежный
пепел свернулась бумага.
На чужом языке не сказать,
не забыть твоего языка.
***
Т.
Пустотелая осень — ни угла,
ни тепла.
Громко лопнет струна… Как земля тяжела:
Не пускает, не ждёт, и
совсем не цвела,
И не знала совсем ледяного
крыла.
Ни дождя, ни огня — лишь
поднимет рука
Беспокойный и пьяный огонь
табака.
Мы с тобою похожи: душа
высока
И теряет, как птица, свои
облака.
Я узнаю и ты — эту смерть,
этот лёд,
Над озябшей землёю душа
поплывёт,
Над осенней землёю, под
тучей пустой…
Не хватает дыханья на взлёт,
на покой —
Не хватает судьбы. Ты
поймёшь, ты права:
Под ногами земля, а в глазах
синева,
И в пустынное небо уйти
нелегко,
А до снега ещё — далеко, далеко…
***
Я жил у озера, холодная вода
Его бралась из родников и
сладко пела,
Когда я набирал её в ладони…
Я жил один и никого не знал
В чужом краю — а своего не
помнил,
Иль просто, может, не было
его?
По вечерам в потёртую
тетрадь
Записывал слова лесного
ветра —
И дальше жил, совсем не
помнил их…
Шёл дождь, стучал о крышу,
говорил
Холодным и прозрачным
языком,
Бродил по саду, отряхал деревья
И желтые дороги размывал.
А мне хотелось бросить дом и
книги,
Уйти за горизонт к большому
морю,
Куда течёт широкая река,
И жечь костры, прозрачные и
злые,
И пить вино в хрустящих
камышах,
И удивляться глупости людей,
Что жизнь свою не называют
счастьем…
***
У просторного леса, где
смерть и вода,
Так душа коротка, что почти
невесома, —
Поднимается вверх, где
блестят холода,
Где свистят провода у
небесного дома.
От соломенной дали до зяби
земной
Происходит какая-то странная
трата:
То ль прозрачное солнце
горит за спиной,
То ли долгие ливни стоят у
заката.
Всё ещё впереди, но у мокрой
травы
Так низки небеса, так
понятна беседа,
Что не жалко отдать пол-осеннего света
И уже никогда не терять
головы.
***
По луне гадали, плача долго,
И глядели в ночь, глядели в
степь,
По степи носился запах
волка,
И скрипела золотая цепь.
Ты не плачь, душа моя нагая,
Что ночная стража тяжела,
Ты не плачь, слова к словам
слагая,
Что на свете счастья не
нашла…
И шептал кочевник в теплый
ветер,
Что ещё полжизни впереди.
И коней седлали на рассвете,
И судьбу встречали на пути.