Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2016
Алексей Сальников — автор двух книг стихотворений и книги
прозы. Родился в Тарту (Эстония), живет и работает в Екатеринбурге.
***
Это из оперы: «Разумнее подрочить
Или, не знаю, ночью пойти пожрать,
Нежели в ванной зачем-то воду открыть
И очень долго над раковиной стоять».
Это из серии: «Прошлого пустота
Настолько светла и невинна, что человек
Испытывает гораздо больше стыда
Не в случае, когда забивает порнографией полвинта,
А в случае, когда хранит картиночки с «Девять гэг».
Хотя пустота понятна и всё, что с ней:
Все эти степи прошлого и моря,
Молодцы, девицы, площадь — становятся красней
Только эффекту Допплера благодаря.
А в настоящем совсем не тебе решать,
Чем тебя придавило, будто слоном:
Или и правда было что вспоминать,
Или «Якобс» не стоило намешивать перед сном.
***
Слева — звезда из льда,
Черные провода,
Черная полоса облака,
Протянутого оттуда — туда.
Под звездой, проводами и облаком — некий дом,
Втиснутый туда с огромным трудом,
Этот дом, как ни ставь, как ни положи, —
Оконный свет завезли только в верхние этажи.
Небо зеленеет, как бутылочное стекло,
Каждый считает, что в жизни не повезло,
Каждый считает, что он, в сущности, одинок,
Как курильщика во мраке оранжевый огонек.
***
Ниже леса падение не дано
Вообще никому, хоть падай на все лады,
Лес — пивной бутылки темное дно
С перебиранием света, как у воды.
Один грибник говорит другому, гляди, Корней,
Все вокруг как поверхность озера или тигр,
Вся эта пустота становится тем сильней,
Чем больше в нее набито сосновых игл,
Это, смотри (да забей на грибы) на собаку ту,
То же и происходит внутри головы,
Разум, как ротвейлер, — сплошной провал в темноту
На фоне от жара выгоревшей травы.
Несуществующие птицы поют на все голоса,
Движется повсюду многочисленный муравей,
Хозяин собаки идет, глядит Корнею в глаза,
И при этом люди не видят друг друга среди ветвей.
***
Литература в этой речи плывет, как айсберг
(Большую часть его ни хера не видно),
При этом гудит и светится, как лайтсабер,
Режет волны, как масло или повидло,
Под пафосную музыку или рев океана
Как-то умудряется шептать кому-то на ушко:
«У тебя нет бабы, зато есть Марина с Анной», —
Но все гораздо печальнее, потому что
Это время, соприкоснувшись с буквою, множит скуку,
Идет, как недовольный дед с недовольным внуком,
Пересекая проезжую часть, не держась за руку,
Вид у обоих такой, будто они мстят друг другу.
***
Кот дотягивается своим отвращением до тебя,
Даже когда сидит в стороне, трепеща усами,
Или, просто валяясь и просто спя,
Напоминает игрушку с оторванными глазами.
И это отвращение тянется за тобой,
Будто ты этакий корабль, он — крыса в трюме,
Точно так же на тебя смотрит встреченный кот любой,
Будто тот же кот, только в другом костюме.
Несмотря на то, что кот бы с легкостью мог
Обогреть весь дом в собачью стужу, в людскую слякоть,
Нос кота розов, холоден, мокр,
Как арбузная мякоть.
***
Поезд стихосложения идет по холмам домой,
Оглядывается, но снегопад забеляет огляд,
Поезд состоит из разных вагонов — один голубой,
Другой самоубийца, еще один — психопат,
Есть вагон, сочетающий все эти черты,
Есть вагон, не сочетающий ни одной,
Единственная аналогия этому — цветные коты,
Одинаково полные темнотой.
Пассажир поднимает сонную голову — даль пуста,
И это не что иное, как внешний вид
Нынешней всегдашней иронии, которая как с куста,
При том, что куст полыхает и говорит.
***
Но ничего не видно из-за штор,
Дождь движется, как велотренажер,
Невидимая здесь, вода мерцает,
Колотится о жестяной карниз,
А на других карнизах зависает.
Мы продолжаем медленно лежать,
Настолько медленно, что не соображать
Гораздо проще, чем, и так понятно,
Что свет проходит мимо, как вода,
А от предметов остаются пятна.
Стоят как тени прежние жильцы.
Разъехавшись на разные концы,
Они глядят, как из одной изнанки,
Как на балконе мокнут и стоят
Их ДСП, и лыжи их, и санки.
***
Это был журнал или «Работница», или «Крестьянка»,
Самое интересное, что, несмотря на название, стихотворные подборки там
были неплохие (по крайней мере, лучше, чем в «Молодой гвардии»).
К каждой стихотворной подборке прилагалась фотография автора.
Все поэты мужчины или смотрели на фотографа с таким видом, дескать,
Видишь ли, поэзия дело нелегкое, смотри, как жизнь меня потрепала,
Или с задумчивым прищуром глядели куда-то мимо фотографа.
Все женщины походили на Симонову, Санникову или Изварину.
Однажды там опубликовали подборку без фотографии, но с большим
заголовком
«Из забывших меня можно составить город».
Детское воображение эта фраза, конечно, поражала,
Но теперь, когда я сам из тех, кто глядит мимо фотографа,
Меня удивляет, как Бродского не порвало от собственного пафоса, когда он
придумал эти слова.
Еще подумалось, что он вообразил, будто, слегка прищурившись, произносит
эти слова в салуне на Диком Западе, и работница салуна одобрительно улыбается,
услышав, что он сказал.
Господи, да из тех, кого я сам забыл, можно составлять области, автономные округа.