Константин Комаров. Безветрие: стихотворения
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2015
Константин Комаров. Безветрие: стихотворения. — Санкт-Петербург:
«Первый класс», 2013.
Безветрие — обманчивое спокойствие, за которым скрывается жажда бури («Безветрие. Подайте бури мне. Ведь скоро мне не надо будет бури. Мы с зеркалом играем в буриме, оно со смертью жизнь мою рифмует»). Влечение поэта к смерти — это попытка обмануть смерть, заговорить ее. Однако внутренняя неуспокоенность в ряде стихотворений книги все же чувствуется. В этой поэзии есть настоящий лирический нерв. Когда читаешь стихи К. Комарова, можно почувствовать почти физическую боль.
Безветрие может указывать на некую статичность, хотя я бы не назвала лирического героя статичным. Он находится в динамике, и его путь — это поиск Бога и самого себя. Этот поиск зачастую — замкнутый круг, возвращение на круги своя («иду к себе кругами»; «божишься бросить, начинаешь заново»). Безветрие может проявляться как некая остановка героя на жизненном пути с целью осмыслить свое существование.
Лирический герой говорит о себе нарочито небрежно. Иногда он себя принижает: «Так и остался, сука, пуглив и быстр». При этом он обладает развитым чувством собственного достоинства. Иногда он говорит о себе нелестно в ироническом ключе: «Верить мне тогда не смей ни на йоту. Спутал все зеленый змей идиоту». Герой может говорить о себе как о человеке, не состоявшемся в жизни: «А ты немного погодя свое не стерпишь пораженье, что не нашел себя нигде». Это свидетельствует скорее о его высоких притязаниях, максималистских запросах, чем о реальной неуспешности. Как заметил Сартр, поэзия — это когда выигрывает тот, кто проигрывает.
Герой предстает перед нами человеком чувствительным, его может задеть буквально все: «Если что и спасает, то плеер, если что и угробит, то все»; «И я уже не ощущаю пластырь на пальце, что о воздух раскровил».
Лирическому герою свойственна авторефлексия. Он размышляет о своей личности, о своем предназначении. В нем можно увидеть романтические черты: он одинок («я одинок и невесом»), не понят окружающими («И люди отвалили — ну а что им? Всегда копнуть поглубже было в лом»), его не устраивает окружающий мир («Реальность — это опечатка, и вряд ли наша в том вина»). Он заявляет о своем принципиальном несходстве с другими, о нежелании идти за толпой («Нет, мы совсем другие, не по пути с мальками, вечные андрогины мира кривой амальгамы»). Он очень ценит свободу. Он не готов променять свою индивидуальность на общепринятую правильность («Наверно, стоит быть добрее, поменьше пить, побольше спать»). Иногда поэт бросает вызов читателю: «Моя свобода не по вам».
Героя не страшат обвинения строгих моралистов в неистинности его ценностей, в искривленности жизненного пути («И если скажут божии холопы, что весь свой век я бредил по нулю, что рай земной по дурости прохлопал — я им простынки эти предъявлю»). Он позиционирует себя как человека, чуждого морали. Но на самом деле он внутренне светлее, чем его действия и образ жизни.
Физическое и физиологическое начало, проявленное в одной из предыдущих книг К. Комарова «Одни под одеялом», в данном случае отходит на второй план и уступает место метафизическому («Я думал, что не кончится пацанство. Пацанство кончилось, и сузилась кровать»). Поэт сосредоточен на онтологической тематике. Его волнуют вопросы бытия и небытия, экзистенциальные вопросы.
А выжить герою помогает любовь («Как хорошо, что ты со мною рядом: тебя-то уж никак не отменить»). Так же для него животворна поэзия. В поэзии он видит не праздное рифмование, а подлинный способ быть. Рождение стиха зачастую мучительно, но поэзия равносильна жизни и душе («Божественная музыка танцующих теней юродствует, и корчится, и просится в слова, и никогда не кончится, пока душа жива»). Стихи К. Комарова рождаются из того самого, ахматовского, сора: «Растет из кучи мусора, из перегноя дней божественная музыка танцующих теней». Но они того стоят. Без поэзии немыслимо подлинное существование, что подтверждается словами автора в его интервью: если он не будет писать стихи, то почувствует физическое умирание.
Автор не может не писать («Язык, я зек твоей роскошнейшей тюрьмы»). При этом он обречен не только на речь, но и на одиночество и земное недолголетие. Поэт — отверженный; он обособлен от мира, и ему не стоит ждать простого обывательского счастья.
Этому лирическому герою неуютно в реальном мире. И его алкогольные похождения — попытка заглушить боль и уйти от реальности, которая ему чужда. При этом герой предпочитает бытие быту. Вечность для лирического героя представляется холодной и бездушной, и вместе с тем — не абстрактной, а явственной, осязаемой, зримой: «А звезды скалятся недобро и все зовут меня туда, где ледяные лижет ребра беспозвоночная вода, где вечно безответно эхо, насколько громко ни кричи, где тихо тлеют тонны смеха, спрессованного в кирпичи». Смерть в стихах К. Комарова живая, такое ощущение, что он чувствует ее, видит своими глазами: «Я видел два живых цветка за пазухой у смерти. Она шла с ними под дождем и чуть дождя касалась. Я абсолютно убежден, что мне не показалось».
Одну из ключевых ролей в книге К. Комарова, на мой взгляд, играет тема человека и Бога. Герой испытывает недоверие к Богу. Он не верит в его любовь к людям и считает Всевышнего коварным: «Только небо с любовью эрзацной все глядит свысока на снега», «Ухмыльнется бог змеистою улыбкою Сальери». Лирический герой восстает против Бога за то, что он допускает страдания: «Бога нет, бог не чувствует боли, у меня же бумага болит и звенит, словно русское поле». Герой обладает обостренной чувствительностью, ему больно. Бог в данном случае предстает безучастным зрителем страданий героя. Тут же возникает и отсылка к знаменитым словам Ницше «Бог умер»: «Если умер, как сказано, бог, если стих мой изюмом безумья запечен в этот сладкий пирог». В другом стихотворении Бог предстает в виде немощного благодушного старца, который мягко упрекает героя в несоответствии должному.
Неудивительно, что отношения у лирического героя с Богом непростые. Подчас герой ощущает себя загнанным зверем, который стремится ускользнуть от Бога-охотника: «И вот, от безверья трезвея, я все же надеюсь пока, что хватит сноровки у зверя, заклинит курок у стрелка».
Стихи Константина Комарова трагичны. В них чувствуется обреченность пути одиночки, не желающего быть таким, как все: «Когда ты сделан не по ГОСТу, когда один ты в тишине, то расстоянье до погоста тебе уменьшено вдвойне». Герой говорит о близости и неумолимости смерти: «А тело чует за порогом уже нездешние кресты».
По счастью, стихи К. Комарова не чужды иронии и, что еще важней, самоиронии. Ирония может снижать пафос высказывания («И временами до зарезу, блин, в густом патриотическом накале охота долго целовать рубли и Бельгию идти топить в Байкале»). Лирический герой не боится при случае развенчать трагизм своего творчества: «Но, без карнизов и петлей, ты только форточку закроешь, чтоб стало в комнате теплей», «Не сможешь совершить убийство, равно с приставкой или без». От этого стихи К. Комарова не становятся ни менее исповедальны, ни менее подлинны в своем трагизме.