Александр Ерофеев. Межсезонье: Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2015
Александр Ерофеев. Межсезонье: Стихи. — Магнитогорск: Алкион, 2014.
Магнитогорец Александр Ерофеев вниманием читательского сообщества не
избалован: в публичном пространстве замечен мало; хотя и работает журналистом,
книги выпускает редко и с минимальной рекламой каждого такого события. Тем не менее стихи он пишет на удивление зрелые, взвешенные и часто
просто красивые:
пахнет ветер моей невзгоды
пьяной ягодою смороды,
травянистой горечью тминной,
лунной ночью, золой
каминной.
Существование
вне публичного пространства дарит уникальную возможность: поэт Ерофеев свободен
от идеологии в любом ее виде: как государственно-партийной, которая уже, как бы
ненароком и ненавязчиво, поддавливает других зрелых авторов, так и либерально-фейсбучной, которая тоже диктует свои правила: в каком
формате писать, кому и за что лайкать. Конечно, это собственный выбор поэта, выбор свободы, которой давно
уже нет, той свободы, которая внезапно случилась в нашей стране в конце 80-х —
начале 90-х и которую многие уже утратили или просто от нее отказались за
ненадобностью.
Но… эта свобода
от идеологий, вольная воля все равно оборачивается несвободой, зависимостью, но
уже личной, а не общественной или политической:
Не оставляй меня в твоем
саду —
плутать бесцельно
тропами любви,
уж лучше засуши промеж
страниц,
в тетради девичьей,
среди своих стихов.
Не забывай меня, когда уйду,
когда утихнут
плачи данаид
и превратится в уксус на
столе
вино оставленное —
вспомни обо мне.
Примерно таков
общий настрой большинства стихотворений Ерофеева: светлая грусть по
невозможности счастья и грядущее пророчество о смерти («когда уйду»), старости
и одиночестве (засушенность в тетради, вино,
превратившееся в уксус) — старые как мир поэтические темы, которые автор
освещает по-своему.
Встречающиеся в его текстах элегичность и пасторальность,
неторопливость и основательная верность классическим традициям нередко
перетекают в скороговорку наговоров, в желаемое и мечтаемое:
будем жить
но чтобы
помнить каждый час —
только-то бездельник
и не знает что
в белый понедельник
не умрет никто
Творчество
Ерофеева отличает и мысль о невозможности выбора иной, нежели поэтическая,
судьбы. Автор четырех книг, заслуживший среди знатоков лестное определение
лучшего поэта Магнитогорска, в своей не поэтической, а жизненной биографии
являет скорее прозаика, чем собственно поэта — столь разнообразен его
профессиональный опыт и столь серьезна внутренняя работа, приводящая к
внезапным озарениям, диктующим стихи. Александр Ерофеев,
родившийся в 1960 году на Украине и в раннем детстве переехавший с родителями в
Магнитогорск, учился в пединституте, работал монтировщиком декораций в театре,
корреспондентом газеты «Магнитострой», заведующим
филиалом библиотеки строителей, контролером теплотехнической лаборатории на
металлургическом комбинате, мастером производственного обучения в институте,
дизайнером, занимался редактированием местного литературного журнала и книжной
серии. Во второй половине 80-х являлся одним из организаторов
неформального политического объединения «Встречное движение», проводившего
экологические акции в Магнитогорске. В конце 90-х — начале 2000-х возглавлял
магнитогорскую региональную организацию Союза российских писателей… Вся эта работа и общественная деятельность, думается, и
позволила научиться присутствующему ныне у поэта несколько отстраненному
взгляду на жизнь и на судьбу. Следует сказать, что эта отстраненность — самый
выгодный ракурс для лирического героя Александра Ерофеева, ибо, когда он
начинает выказывать сильные эмоции по отношению к персонажам и ситуациям, ему
может изменить вкус, как, например, в стихотворении «Прощание с Лу»:
похоже, тебе понравилось
притворяться дрянью —
ведь вашего брата это почти
никогда не портит…
можно кем хочешь быть —
чучелом в натюрморте,
шалавою плечевой, фото-пустышкою на
билборде
или просто веселой пьянью —
это уже не важно, когда тебя
принимают — любою.
и, кстати, Лу, ты не права —
любви не бывает много…
пора прощаться — месяца
утреннего плывет пирога —
хотя, признаться, я так и не
понял из твоего аполога,
что — ты называешь любовью?
Все смешалось в
характеристике героини: шансонный запев про дорожную
проститутку, учительское резонерство, старинный штамп — «веселой пьянью»,
залихватское «вашего брата», не совсем уместное в обращении к женщине, пусть
даже с трудной судьбой… И завершает все это
сакраментальный вопрос: «что ты называешь любовью?» Какая-то компотная смесь из
отрывочных реплик семейного скандала подвыпившего интеллигента. Радует, что
такое околопоэтическое многообразие у Александра
Ерофеева все же встречается крайне редко. Вполне возможно, что такое
стихотворение могло появиться из-за тяги к экспериментаторству
и недостатка творческого окружения.
К счастью,
большинство стихов Ерофеева — это все же белый понедельник: каждое новое
стихотворение начинается с чистого листа, вбирая в себя незаметную прелесть
жизни и жизненную же философию.