Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2015
Тамара
Михеева — родилась в Усть-Катаве
Челябинской области, окончила Челябинский колледж культуры и Литературный
институт им. А.М. Горького. Автор нескольких повестей для детей и подростков,
лауреат премий «Заветная мечта», им. П.П. Бажова, им. Сергея Михалкова и др.
Член Союза писателей России. Мама троих детей. Живет в с. Миасском Челябинской области.
Полынный слон
Мама подарила Никите полынного слона. У него были такие умные глаза, что Никита даже зажмурился. Мама несла слона в сумке, в которую собирала полынь. Мама любила собирать всякие пахучие травы и набивать ими подушки. Она считала, что на таких подушках крепче спится.
Слон весь пропах полынью. Он был маленький, шелковистый, серый, как полынь, и совсем ручной — в руке помещался.
— Кто-то потерял, наверное, — сказала мама, — в самых зарослях лежал.
Но Никите казалось, что заросли полыни — это слоновий дом.
— Как ты его назовешь?
Никита пожал плечами. Он придумал имя Джагги, оно было похоже на веселое слово «буги-вуги» и очень ему нравилось, но он стеснялся. Стеснялся, что он такой большой, а играет с девчоночьими игрушками!
Но Джагги был живой и настоящий.
Вечером Никита шептал ему в шелковое ухо:
— Спокойной ночи!
А когда утром мама находила Джагги у Никитиной подушки, она улыбалась:
— Совсем ты, Никитка, у меня маленький… Ну и как вам со слоненком спалось?
— Это не я! — защищался Никита. — Он сам ко мне забрался! Правда!
И каждый вечер Никита демонстративно, чтобы мама видела, ставил слоненка на полку, повыше. А утром Джагги опять оказывался рядом с его подушкой!
Пришлось маме поверить, что Джагги живой и сам бегает к Никите. К тому же ночью она явственно слышит топот маленьких ножек.
Про дельфина
Никита ехал в поезде первый раз в жизни. Ему было так интересно смотреть в окно, что он совсем не замечал, что вокруг делается. А рядом с ними ехал какой-то непонятно веселый дяденька, он над всеми шутил и всех разыгрывал. Никите он в живот пальцем ткнул:
— Это у тебя что?
Никита стал живот разглядывать, а дядька хвать его за нос. В общем — противный!
И вот уже вечером дядька этот глянул в окно и вдруг на весь вагон ка-ак заорет:
— Смотри, дельфины!
Все к окнам ка-ак бросятся! А за окном поля зелено-желтые, небо розовое от заката и густые облака. Все посмеялись и дальше стали своими делами заниматься. А Никита смотрел и смотрел в окно и вдруг увидел дельфина: он вынырнул из облаков, огненно-розовый и золотой, спину выгнул и опять в облака нырнул. Никита об стекло нос расплющил, но небесный дельфин больше не показывался. Спать, наверное, уплыл в облачную глубину. Небо потемнело, стало синим. И только полная луна летела за вагоном, как круглая желтая рыба.
Сколько в тебе
корейцев
Мама у Никиты русская, а папа — кореец. Правда, он родился и жил всегда в России, а Корею только на карте видел. Никита очень на папу похож, а на маму совсем чуть-чуть. Однажды Никита с мамой ехали в трамвае, и к нему подошла татарская бабушка. Татарская бабушка заговорила с ним по-татарски и очень сердилась, что Никита ей не отвечает. Она даже его своей палкой по колену двинула.
Никита тогда не выдержал и закричал:
— Нет! Я не понимаю! Я — половинка корейца!
Весь трамвай засмеялся, а татарская бабушка обиделась и вышла на ближайшей остановке.
Полезное и приятное
Мама с Никитой сидели за столом. Никита ел макароны, а мама — салат из морской капусты. Вдруг мама говорит:
— Никитка, хочешь морской капусты?
— Нет, — отвечает Никита, — я ее не люблю.
— А ты попробуй, вдруг понравится!
— А я знаю, какой у нее вкус.
— Какой?
— Полезный.
Никита доел макароны и оставил маму с капустой наедине. Он пошел гулять, но во дворе никого не было, и он скучно катался на каруселях. Он оттолкнулся ногой и лег. Он смотрел в небо и думал: зачем это есть на свете полезные вещи? Лучше бы были только приятные: карусели, лето и побольше друзей во дворе.
Про звезды
— Звезды! Как вы далеко-о-о-о!
— Нет, я близко, — сказала звезда и опустилась Никите на ладонь.
Никита не привык разговаривать со звездами, поэтому пробормотал первое, что пришло в голову:
Бабочка-коробочка, улети на небушко,
Там твои детки кушают конфетки,
Всем по одной, а тебе ни одной…
Он размахнулся и высоко-высоко подбросил в небо звезду. Она улетела и пристроилась рядом с тонким новорожденным месяцем. И оттуда улыбнулась Никите.
Книжкина мама
Книги были повсюду. Они чинно стояли в шкафах и на стеллажах, лежали на письменном столе, на кухонном, на маленьком швейном столике, на стульях, подоконниках и даже на полу. Мама сердилась, если книжки оставляли на полу. Она говорила, что это неуважение к писателю, художнику, издателю… Она перечисляла много всяких людей, которые нужны, чтобы сделать книжку. И каждый раз сама забывала книжки где попало. Мама была очень рассеянной и очень любила читать. О книжки все спотыкались: и папа, и Никита, и кошка Юша. Никита ойкал, а иногда даже плакал, если острым углом попадало. Юша фыркала, если книжка была закрыта, и укладывалась на нее спать, если она была открытой. А папа ворчал-ворчал, а потом купил маме букридер.
Мама букридеру очень обрадовалась! Она и раньше все время читала, а теперь просто совсем не оторвать стало. Молоко убегало, оладушки подгорали, суп переваривался. Папа радовался — книг в доме меньше станет! Но не тут-то было! Мама книжки все равно покупала. Никита даже обиделся на нее и закричал:
— Ты не моя мама, ты книжкина!
Мама оторвалась от новой книжки, улыбнулась грустно и сказала Никите:
— Иди сюда, я тебе что-то расскажу.
Мама обняла его за плечи, задумалась. Наверное, еще не придумала, что сказать в свое оправдание. Сейчас опять начнет про редакторов-корректоров.
— Когда я была маленькой, — сказала мама, — у меня было очень мало книжек. Нет, не так. Книжек было много. Но достать их было очень трудно.
— Как это? — не понял Никита.
— Это было такое время, когда вообще трудно было что-то достать. Советский Союз называется. Сгущенку выдавали по праздникам, колбасу и масло — по талонам. И сахар… А мандарины и конфеты шоколадные только в новогодних подарках, представляешь?.. Ну, без конфет как-то можно было прожить, а без книг очень трудно. Компьютеров не было, на телевизоре — один канал, а мультики по пять минут, дивиди-плееров не изобрели.
— Ты такая старая? — изумился Никита и покраснел. Он же видел, что мама молодая совсем. Еще обидится сейчас.
Но она рассмеялась:
— Нет, это время быстрое. Не перебивай. Так вот, ничего не было, поэтому все любили книжки. Если книжка интересная — «Волшебник Изумрудного города» или «Том Сойер», — в библиотеке в очередь записывали. Месяц, а то и два надо было ждать! А еще найти надо было, в какой библиотеке эту книжку выдают! Да потом очередь не пропустить, и когда она наконец к тебе в руки попадет, прочитать за три дня, а то не дадут больше редкую книжку…
Никита слушал, и ему казалось, что очень неприятно, когда не можешь купить то, что тебе нравится, не потому, что дорого стоит, а потому, что этого нет. Но мама говорила таким мечтательным голосом, как будто рассказывала о своем самом интересном приключении. О таком, которое на всю жизнь запоминается.
— Вот с тех пор у меня книжкин голод. Никак не могу насытиться, — улыбнулась мама. — Хочется, чтобы все хорошие книжки под рукой были.
Она наклонилась, согнала спящую Юшу с «Наследника из Калькутты» и проворчала недовольно:
— Вот кто опять книжку на полу оставил…
Никита ласково погладил блестящую обложку.
Имя для собаки
Собаку звали Смородина. Это мама так придумала. Но Никита был категорически против. Ка-те-го—ри-чес-ки! Ну, что это за имя, в самом деле? Тем более для овчарки!
— Ну, вот еще, овчарка! Никакая это не овчарка. Это пудель. Ну, в крайнем случае спаниель. Смородинка моя…
— Смородина — это девчачье имя! — не сдавался Никита. — А это же мальчик.
— Вот еще! У меня уже есть один мальчик, — и мама обняла Никиту. — Пусть будет девочка, а?
— А я хотел назвать его Лорд. Ну, или Цезарь, — грустно сказал Никита. Когда мама обнимает, трудно спорить.
— Ну, зато у Смородины могут быть щенки. Когда-нибудь. Тогда и назовешь их и Цезарь, и Лорд.
— Ладно, — почти сдаваясь, сказал Никита.
Скорее бы уже папа пришел! Что так долго можно делать на птичьем рынке?
— Надо было вместе поехать, — проворчал Никита.
— Там холодно, а у тебя горло болит.
Они еще посидели в обнимку, потом мама встала и пошла на кухню.
— Цезарь, конечно, хорошее имя. Для овчарки в самый раз. Но только он принесет пуделя, вот увидишь. Папа не любит больших собак.
— Папа не может любить пуделя, — фыркнул Никита. — Папа — мужчина.
Даже представить смешно — папа и пудель! А как он и Никита будут с ним гулять?
Другое дело — овчарка. Большая, умная, уши торчком. Она будет Никите, наверное, по пояс. Будет катать его зимой на санках. И охранять.
— Пудельки такие милые! — говорила мама. — Кудрявые, и уши будто шелковые. Его можно в корзинке везде с собой возить, представляешь, здорово?
Тут щелкнул замок, и пришел папа.
— Цезарь!
— Смородина!
— Вот, — сказал папа, доставая из-за пазухи что-то совсем непонятное, мокрое какое-то, грязное, дрожащее. — У ворот птичьего рынка нашел. Наверное, выбросили. Беспородный он. Зовут Крендель.
Нелепое существо шлепнулось на пол, не устояв на тонких ножках, и вяло помахало длинным облезлым хвостом.
Мама с Никитой переглянулись, вздохнули, и мама сказала:
— Пойду кефир подогрею. Никита, забери у папы этого… Кренделя и неси его в ванну. Будем мыть.
Звезды и сосны
Никита стоял, задрав голову вверх, и ловил на язык снежинки. Снежинки были сладкие. Сегодня у них с мамой был трудный разговор. Мама так и сказала:
— Какой трудный разговор ты завел, Никита.
Никита только вздохнул. Потому что ведь правда — это трудно. Живешь, живешь, а потом…
— Мам, а вот люди умирают… а зачем?
Мама посмотрела на Никиту как-то странно и долго думала, хотя обычно у нее на все есть ответы, даже почему самолет железный, а висит в небе и не падает.
— Ну… как бы тебе сказать… вообще-то люди не совсем умирают…
— А как тогда?
— У каждого человека есть душа, и, когда человек умирает, его душа превращается во что-нибудь… ну, например, в ветерок. Маленький, теплый, который кружится рядом с тобой даже в безветренные дни. Помнишь?
Никита не помнил, но кивнул на всякий случай. Они стояли с мамой на мосту, падал снег, а на берегу шумели сосны.
— И вообще, чего это такие трудные разговоры завел на ночь глядя! Ты у меня вон какой крепкий, здоровый, ты еще сто лет проживешь!
— А ты? Ты же уже немножко старая…
Мама присела перед ним на корточки. Никите показалось, что мама знает какую-то тайну, только рассказывать не хочет. Она совсем не боялась умереть.
— А еще иногда люди превращаются в звезды или кометы. И летают между мирами. Знаешь как интересно! И они всегда рядом с теми, кого любят, смотрят на них сверху, помогают им, оберегают…
Они пошли к берегу и к соснам, Никита посмотрел на звезды. Их было так много! Вдоль реки прошел волной ветер и стих в сосновых кронах.
— Знаешь, — сказал Никита, — я бы хотел сейчас умереть, чтобы летать и помогать всем.
Мама даже поперхнулась и наконец-то испугалась.
— Дурачок, — сказала она и хлопнула его ладонью по плечу, — кто вперед!
Она бросилась к соснам на берегу, мост чуть-чуть закачался под ее легким бегом, а Никита засмеялся и побежал за ней. Побыть звездой или ветром он еще успеет. Подумаешь, звезды живут, наверное, тысячу лет, а ветер — и того больше. А чтобы побыть с мамой, прижиматься к сосне щекой, ловить снежинки на язык у него совсем мало времени — каких-то сто лет.