Елена Сафронова. Жители ноосферы
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2015
Елена Сафронова. Жители ноосферы: Роман-триптих. — М.: «Время», 2014.
Порой, когда увлекаешься чтением, так и хочется спросить автора: «Все так и было на самом деле?» Делать этого категорически нельзя, если не хочешь прослыть недалеким, бестактным человеком. Хуже может быть только вопрос «О чем ваша книга?».
Однако любое правило было бы недостоверным, не имей оно исключений. Роман Елены Сафроновой «Жители ноосферы» не породил у меня мысли: «Где в написанном реальность, а где вымысел?» Е. Сафронова обладает той степенью убедительности, что без лишних уточнений априори ясно: было или не было — для ее прозы вопрос третьестепенный. Так есть.
Есть периферийный журналист Инна Степнова, есть ее мама, растящая приемную внучку, пока дочь, исполняя обязанности главы семьи, тянет лямку поденной журналистской работы в Москве, есть многочисленные романы Инны, так и не потянувшие на звание любви, а есть и любовь — ускользнувшая сквозь пальцы и не раз, и не два. Есть туповатые начальники и стервозные, «крученые» начальницы далеко не ведущих СМИ. Есть отцы-кукушки и сидящие на шее мужья, посвящающие стихи брошенным детям, а есть мужья, не желающие сидеть на шее и тоже убегающие, но уже по другой причине — рядом с сильной женщиной самому надо быть сильным, а мужчина в наш век — создание нежное, пугливое, трепетное. Свою же героиню Инну Степнову автор романа не раз сравнивает со средневековым воином-степняком, наделяя ее по праву кровного родства «несгибаемым духом степных воителей». Инна родом из Астрахани, живёт в средней полосе, переезжает работать в Москву, но считает себя потомком этих самых воителей — потому что сама по натуре воительница.
Кстати, из-за этого «степного конника», несколько навязчиво появляющегося в романе там, где он, кажется, ни к селу ни к городу (например, он мерещится Инне, пока она сидит на вечере поэзии в столичном литературном кафе), — к автору возникают другие вопросы. Например: для чего она сочетает несочетаемое, вплетая в ткань романа о современной богеме какие-то абстрактные фигуры и символы, апеллируя к романизированной истории человечества или — местами — к религиозным учениям? Нет ли здесь противоречия с выбранной Сафроновой интонацией иронического рассказа?
С первого взгляда противоречие заметно. Ведь жизнь героини сначала в провинции, а затем в столице описана Сафроновой, как говорится, «какая есть» — с низкими зарплатами и убожеством духовных потуг в Березани, откуда Инна Степнова стремится в Москву как в лучший из миров, с тяготами «завоевания столицы», неизбежными для периферийного журналиста. Инну не принимают на работу из-за провинциальной прописки, когда она устраивается в некий издательский дом, ей не хватает денег, чтобы платить за съемную комнату, она подрабатывает в десяти местах… При этом и героине, и, как понятно, автору присуща изрядная насмешка над попытками приукрасить действительность. Вот, скажем, любовник героини, модный московский поэт Павел Грибов, мечтает: «А вот представь себе, сердце… покой, тишина… аромат садов… сеновалы… дорога, уводящая в лесок». Не разделяющая его иллюзий героиня подхватывает: «Свежий воздух, парное молоко, автобус два раза в неделю: туда — во вторник, обратно — в пятницу, пьяные мужики, дебильные дети, заколоченные дома…<…> Ты себе строишь мечту столичного плейбоя — тишина, покой, сеновалы, деревенские красавицы — кровь с молоком и с навозом. А на деле деревня — глушь, нищета и отсутствие цивилизации. За редким исключением».
Иными словами, позиция героини — и автора — отражать действительность, как бы она ни была неприглядна. Тогда откуда же романтические аллюзии в столь «бытовом» тексте? Возьмусь предложить свой вариант ответа на этот вопрос.
Слово «ЕСТЬ», даже больше, ощущение «ЕСТЬ» — ключевое в романе. Ведь не столь важно, как зовут тысячи одиноких женщин, сотни провинциальных журналисток, десятки тысяч несостоятельных и несостоявшихся мужей. Все они есть, и из этого достоверного человеческого материала выплавлены персонажи книги Елены Сафроновой. Чувство, что за типическими персонажами «Жителей ноосферы» стоят огромные явления, приходит, как говорится, со второго прочтения. И побуждает к довольно-таки пафосным параллелям.
Триада «Лик-Лицо-Личина» — христианская мифологема, воплощение Троицы — в романе «Жители ноосферы» словно переворачивается, меняя чинопоследование. Разбитная, самоуверенная, нарочито эмансипированная личина главной героини довольно быстро сменяется ее лицом. Лицом «степного воина Инны» — как ни удивительно, не жестоким, а все и всё прощающим («И лишь темноглазая Казанская Богоматерь да седая старуха Стефания Александровна слышали ночами: Господи, прости, спаси и помилуй раба Твоего (имярек)!..») Оказывается, Инна в глубине души верующий человек! Как это соотносится с «голосом предка» — «степного конника»? Элементарно: как почти в каждом современном образованном россиянине сочетается посещение пасхальной службы и пристрастие к амулетам фэн-шуя. Короче, то ли упование верующего на бога, то ли гордый дух степного воина, то ли сплав этих двух духовных «подпорок» помогает Инне Степновой вновь и вновь «подниматься с колен» после каждого выжегшего душу напалмом романа, где суженый с незавидным постоянством оказывается ряженым.
Все любовные истории несчастны по тем или иным причинам — а в литературном плане по одной-единственной: потому что Сафронова написала не мелодраму с хэппи-эндом, а роман нравов с претензией на беспристрастное отражение реальности. В действительности схема «любовная лодка разбилась о быт» срабатывает гораздо чаще, чем «они жили долго и умерли в один день». И то, что возлюбленные героини — люди творческие и рефлексирующие, только мешает нормальному развитию отношений. Сафронова говорит, в общем-то, избитую истину: чем умнее и незауряднее человек, тем труднее ему уложить своё «я» в рамки обычной жизни. Но использует для этой цели нестандартные ходы. И вот уже в конце романа, озаглавленном «Вместо эпилога», мы всматриваемся в лицо Инны Степновой — а видим ее лик, за которым проступает одна и та же Женщина, стоявшая у истоков рода человеческого, возрождающаяся в веках, ищущая, обретающая и теряющая одного и того же своего мужчину. Он носит разные имена, принимает разные обличья, но всегда безошибочно подводится судьбой за руку. Писательница прослеживает цепочку реинкарнаций Инны Степновой: жена патриция в городе Геркулануме, средневековая ведьма в графстве Девоншир, никонианский священник, посланный в раскольничьи скиты на русском Севере. Вот откуда такая странная, противоречивая натура Инны — следствие множества перерождений её души!.. Теория спорная, понимаю; но как иначе, если в романе как полноправное действующее лицо присутствует ноосфера — оболочка Земли, состоящая из мыслей, информационных полей всех живущих и живших людей.
И все же внимательному читателю романа не отделаться от ощущения авторской иронии и самоиронии в названии — «Жители ноосферы». Объектом иронии чаще всего оказываются поэты. Не случайно термин «ноосфера» мы впервые слышим из уст Грибова — самовлюбленного, небезуспешного представителя московской поэтической тусовки: «Гении тем и отличаются от пошлой массовки, что живут ради единой цели: чтобы их мысли, их чувства, их дела вливались в эту «мыслящую» оболочку земного шара. Пусть это случится через сто, двести, тысячу лет, но мои стихи окажутся в ноосфере, а от большинства моих современников останется тире между двумя датами, и даже могильные плиты к тому времени рассыплются в прах… Моя ментальная сущность уже сейчас пребывает в ноосфере».
Отношение Инны Степновой (которая бичует сама себя иронией за свои неудачные романы) к тираде героя и к его повышенному самомнению однозначно: «Я никогда не думала, что у философской категории может быть крупное славянское лицо Пашки Грибова». Здесь снова отчетливо звучит голос автора. В ехидном описании личин и лиц самоназначенных жителей ноосферы к Сафроновой-прозаику присоединяется Сафронова-критик и публицист, автор статей об аморальности поэтического мира («Людям этой профессии несколько ниже…», «Диагноз: Поэт» и др.).
При всей разнице жанров, содержание художественной прозы и публицистики Сафроновой роднит апелляция к нравственной стороне литературного творчества. Публицистическая статья может себе позволить поставить моральные вопросы перед обществом и индивидуумом, а художественный формат разрешает живописать безнравственность и эгоцентризм поэтов. Что Сафронова и делает в «Жителях ноосферы». Поэт-многоженец Константин Багрянцев живёт за счет «муз». Провинциальный поэт Тигромордов, гений беспринципности, в глаза хвалит собеседника, за глаза поливает его грязью. Поэт-примитивист, по совместительству охранник, Василий Сохатый ищет женской ласки и получает у Грибова разрешение переспать с Инной (в разгар романа Павла и Инны). Сам Павел Грибов мечется между женщинами и славой и в итоге погублен собственными страстями. Только неприкаянный, но тоже трагически погибший Всеволод Савинский не символизирует никакого порока. В его образе показана гибельность поэтического «избранничества».
С «диагнозами» в критической публицистике можно соглашаться или спорить, в прозе они становятся частью художественного образа персонажей, с чем, в общем-то, и не поспоришь. Осознанно или интуитивно, романом «Жители ноосферы» Елена Сафронова поставила точку в собственном исследовании по классификации поэтических натур. Хотя, может быть, это всего лишь запятая.