Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2015
Валерий Скобло (1947) — родился в Ленинграде. Окончил матмех ЛГУ. Работал научным сотрудником в НИИ
Ленинграда-Петербурга. Автор научных трудов в области прикладной математики,
радиофизики, оптики. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Автор сборников стихов
«Взгляд в темноту» (1992) и «Записки вашего современника» (2011). Стихи, проза, публицистика печатались в российской и зарубежной
(США, Англия, Франция, ФРГ, Израиль, Болгария и др.) литературной периодике.
Живет в Петербурге.
Молитва дурачка
Братец-ветер, не дуди так звонко,
Не пугай — заплачет наша сестренка.
Братец-огонь, не тронь наши хаты —
Мы пред тобою разве виноваты?
Сестра-война, пройди стороною,
Стань только мне, а не общей женою.
Братец-зной, не суши наше поле,
В далекой степи погуляй на воле.
Братцы-враги, я один вам нужен,
Берите меня на завтрак, на ужин.
Сестра-туча, дай нам вдоволь влаги —
Я же твой братец, вот мои бумаги,
Я родился под этим же небом,
Одари нас дождем — значит, и хлебом.
Я прошу за всех — будьте здоровы,
Сестры-лошади, собаки, коровы.
Сестрица моя смерть, приходи за мною —
Только не за братом, не за сестрою.
Братец-бог, погляди в наши лица,
Научи иначе… верно молиться.
***
Хайтек по-ихнему, по-русски фуетык —
Мобильник и ГЛОНАСС отечественной сборки.
Живу седьмой десяток лет, и я уже привык
К сей трансформации, вполне достойной порки.
Зеленоград и Сколково — какие имена!..
Для немца — просто смерть такое производство,
А нашим — хоть бы хны… Ликует вся страна,
Что Запад кризис ждет и полное банкротство.
А тут как раз и мы — все в белом… на коне,
Точнее, лидер наш, но мы с ним всей душою,
Славянскою, загадочной вполне,
Отзывчивой… вселенскою… большою.
Мы выстроим и там такую вертикаль,
Такую церетель — запомнится до гроба
Сей памятник Вождю — он мудро смотрит вдаль…
А кто, поди гадай: Иван ли, Петр ли, Коба?
***
Про брата, начальника, мать…
Мне скучно и тяжко про это —
И слушать, не то что писать.
Пусть будет не мною воспета
Чужая, недобрая жизнь…
(Ох, век не вникал бы в детали),
Которой гудят этажи,
Она мне понятна едва ли.
Соседи ко мне всей душой,
Излить ее разом готовы…
Но слушатель я небольшой,
Рассказчик тем более — что вы?
Так нет же — про брата жены,
про тещу, про мужнина брата…
Мне даром, друзья, не нужны
Все тайны и тонкости брака
И ваши… и ваших детей.
Не мне открывайте секреты.
Помочь? — не имею идей
И редко даю я советы.
Но нет — про золовку, сноху
(Еще бы мне знать, кто такие?),
И все это липнет к стиху…
Непросто поэту в России.
***
Сталин умер — понял не вполне я,
Мало разумел в таких вещах.
Тито, Аденауэр, Корея —
Репродуктор что-то там вещал.
Та война была еще так близко.
Двор-колодец… дровяной барак…
— Плакала… — сказала мне Лариска, —
Что ты улыбаешься, дурак?
Улыбался, будто виноватый,
Не над ней — подружка не права.
К нам отец — без лифта и на пятый
Приносил промерзшие дрова.
Мне пять лет, соображаю мало,
Жизнь груба, обидна и проста,
Все как будто только что с вокзала…
Давка в магазинах, нищета…
Инвалиды, орденские планки.
Ссоры в коммуналке и клопы,
Самогон соседский в тусклой банке…
Запах неустройства и толпы.
Сталин умер — что это такое?
Говорят, что горе всей земли…
…Газ и отопленье паровое
Много позже в дом наш провели.
***
Как мне достучаться до тебя, урода?
Ты же не деревянный совсем.
Тем всего три: смерть, любовь и свобода —
И нету других тем.
Они ведь вовсе не следуют друг из друга,
Но иных не придумать — их нет.
Очнись… Сойди же с привычного круга
И не молчи в ответ
Эта троица — из ядра… основного
Подтекста нашего бытия.
Я говорю тебе снова и снова…
Нет, говорю не я.
Пока еще можно общаться словами
И под ногами земная твердь,
Выбора нет — и всегда перед нами —
Свобода, любовь, смерть.
***
От кислых девок к Дарье-говнопловке
Снег стает весь, на речке треснет лед,
И воздух станет пьян, и ты прочтешь в листовке,
Что к маю и режим в стране падет.
Еще бы год назад… А нынче, врать не буду,
Важнее пустяки: больница и собес…
Ты зиму пережил, и маленькое чудо
Важнее всех других возможных быть чудес.
Нетвердые шаги… В крови бунтует брага.
Несмело поглядишь в густую синеву…
Соседки во дворе прошепчут: «Доходяга…
До лета бы дожил…» А что? — и доживу.
***
Пнуть посильней упавшего,
замерзшего, уставшего…
А повод — мы — не ангелы —
тут рядом, под рукой…
Изведано, накатано —
лицо надежно спрятано…
У всякой мелкой сволочи
обычай есть такой.
Не задержу советами:
летишь ко мраку, к свету ли,
Неважно, кто попутчиком —
успех или беда,
Забудь приметы, мистику,
тверди простую истину:
Живым на землю горькую
не падай… Никогда.
***
Все мы скоро умрем,
кто чуть раньше, кто чуточку позже.
На прилив и отлив —
вот на что это правда похоже.
Примет нас океан,
станем просто волной в час отлива.
Скольким людям вокруг
будет зябко без нас, сиротливо?
Да хотя бы один
улыбнулся, волну провожая,
Словно эта волна —
не совсем его жизни чужая.
Нет, не чувствую я
сопричастность свою океану,
А за мысли его обо мне
я ручаться не стану.
До того ли ему,
как мы здесь, на земле, одиноки,
Но, возможно, он ведает
нам отведенные сроки.
То мгновенье, когда
он плеснет, нас встречая, ответом,
И мы станем лишь каплей,
наполненной солнечным светом.
Посмотри же в лицо
в берег бьющему грозно прибою,
Как бы ни было нам
бесприютно и горько с тобою.
***
Посмотри мне в глаза… За мгновение до… Я не стану
Называть то, что может случиться потом… Не могу…
Я вдохну этот воздух… впитаю легчайшую прану,
Чтобы сил мне хватило отпор дать достойный врагу.
Это родина, детка… Глоток самогонной сивухи,
Это запах Невы, скрип трамваев, дрожанье струны…
И дворовые драки до первой кровянки — «стыкухи»…
Пацаны и шпана с Петроградской родной стороны.
Трубы хлебозавода… Дыхание свежего хлеба…
Школа 44 и наш хулиганистый класс.
Как мы бились за место под солнцем, за краешек неба —
До последнего вздоха… до первого крика «атас!».
Тополя… их срубили потом… как шумели их кроны…
Прибежишь со двора и как скошенный рухнешь в кровать.
Нету тех пацанов. И тебе не прорвать обороны
В поединке с собою… Ну, с кем же еще воевать?
Все порезы и раны, поверь, зарастают корою,
Нет ни вечных разлук, ни утрат…
Распадаются дом и гнездо —
Между Карповкой, Ждановкой, Малою Невкой, Невою.
Посмотри мне в глаза… За мгновение до…
За мгновение до…
***
В небесах порою вижу ноты,
Иногда и музыка слышна.
Я ведь знаю, Господи, про что ты,
Мне понятна даже тишина.
Вот приходит Твой печальный вечер,
Отделяя ночь мою от дня.
Отвечать и незачем и нечем
На вопрос: ну, почему меня?..
Чтобы ощутил свою вину я,
От меня и далее таи,
По каким делам, меня минуя,
Пролетают ангелы Твои.
Мне ли знать причину их маршрута?
Непричастен к тайнам, но зато
Не скажу, что наказанье круто.
Потому и не спрошу: за что?
***
Одиннадцать коек в большой палате,
Далекий запах еловых веток…
Один «тяжелый» в сером халате
Клянчит: «Сестричка, веселых таблеток!»
Но выпишут всех к Новому году.
Останутся те, кто попал по «скорой».
Я не в обиде: винить природу
Глупо. Наверно, служу опорой
Каким-то ее грандиозным планам.
Типа, как винтик в большой машине.
Скоро споют нам песни о главном
Куранты в большой кремлевской витрине.
Но это такой пустяк, что даже
Не стану об этом… это не в тему.
А жизнь непременно себя покажет.
Как говорят: приведет в систему.
Жизнь, не созданная по заказу
И не разыгранная по нотам,
А так, что отсюда — и в вечность сразу,
Которая за любым поворотом.
***
За это время успел попасть
В больницу. Болтался там две недели.
Как будто полжизни — собаке в пасть.
Денечки неспешно так пролетели.
Лег в декабре, а теперь январь,
Но жизни прошедшей не нужно даром.
Меня, если хочешь, в лицо ударь,
И я не отвечу тебе ударом.
Чего гадать на самом краю,
Уже и не важно, что будет к лету.
А все обиды теперь не таю:
Разжал ладонь — их как будто и нету.
Свободен. Справку верчу свою,
В графе «диагноз» — бессмысленный прочерк.
Чай заварил, обжигаюсь и пью.
Последний… и самый сладкий глоточек.
***
Быть властителем дум, типа — классиком… А потом
Существовать, пережевывая одну и ту же фразу.
Доживать неизвестно кем… будто с зашитым ртом,
Словно точные мысли повыдуло все и сразу.
Нет, не околесицу — у многих такая речь,
Но после тех высот, где парил, ничто не сулило — да ведь?
Вывод какой здесь сделать? Из этого что извлечь?
Ну, зажился на свете… Чего тут еще добавить?
Знакомый при встрече отводит старательно взгляд,
Точно разыскивают нечто в сплетенье стволов и веток.
Да — исключен из ряда… точнее, поставлен в ряд
Портящих настроение… неприличных предметов.
Вот и подумай над этим… вот на вопрос ответь —
Первое, что приходит в голову… не примеряя… вчуже:
Это, наверно, хуже, чем в детстве изведать смерть?
— Черт его знает… А может быть, и не хуже.