Виктор Пелевин. Любовь к трем цукербринам
Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2015
Виктор Пелевин. Любовь к трем цукербринам. — М.: Эксмо, 2014.
1
В Шматрице царил коматозный покой. Лишь транснациональные медиаспруты расчесывали своими щупальцами всю скверну виртуального мира. Из соседнего кластера полз мерзкий аудиомессидж в формате mp3: «А моя зазноба, сцуко, / Не вылазит из Фейсбука. / Засажу поллитру я / И зависну в Твиттере». «Думаю, по пьяни флудят», — решил цкшеук. Но тут же раздраженно оборвал себя: «Я думаю, как же… Меня думают, это точнее. И вообще, никакого меня нет. Кто я такой? Компьютерная нежить, голем, несколько мегабайт информации, кое-как склеенной в эзотерические мемы. Чья-то выдумка…» Цкшеук даже знал, чья именно, — Того-Хакера-Сверху.
Еще он знал, что планы Хакера постоянно менялись. В своей бета-версии цкшеук был инженером-электриком со скромной миссией — не перепутать с бодуна ноль и фазу. Но Хакер основательно проапгрейдил свой продукт и переписал скрипт, — теперь требовалось генерировать мыслетексты. Сменилась и профессия: крякл, а именно — цкшеук. Шершавое, занозистое слово было неуклюжей русификацией английского writer. Каждый удачный мыслетекст выводил цкшеука на следующий уровень. В перспективе маячила Суперигра — выйти из шматричного наваждения и расстрелять Того-Хакера из глиняного пулемета. Но с гамовером что-то отчаянно не ладилось. Таймер в правом нижнем углу десктопа глумливо фиксировал ускользающее время: 00:59:19, 00:59:18…
А
Булгаков как в воду глядел. «Читали вы нового Пелевина?» — «Да что я, старого не читал?»
Все, что можно сказать о «Любви к трем цукербринам», сказано как минимум трижды: про «t», про «S.N.U.F.F.» и «Batman’а Apollo». Ибо новый роман Пелевина смонтирован из тех же деталей. Источником вдохновения в очередной раз послужила компьютерная игра — точно так «t» был выкроен по лекалам квеста, а «S.N.U.F.F.» воспроизводил стратегию. Неизменной осталась трехступенная, буддийская эволюция протагониста: неведение — инициация — просветление. Интертекстуальные связи привычно широки: Фрейд, Оруэлл, Айлет Стив, Вачовски, Славой Жижек и Чжуан-цзы со товарищи… Присутствует традиционная карикатура на коллегу-литератора: на сей раз объектом недружеского шаржа стал Дмитрий Быков. Любимую авторскую проповедь о фантомности мира и человека можно вообще не упоминать — подразумевается по умолчанию. Как и натужные попытки острить. А равно и многочисленные «не-могу-молчать» и «так-жить-нельзя».
Вы милого узнали по походке?
2
При рождении ему присвоили ник «Пеле» — в честь гения игры, популярной у быдломассы. После апгрейда к никнейму прибавился звонкий английский постфикс «win». Так Шматрица провожала его с уровня на уровень: you win! Казалось, здесь было зашифровано его криптоимя — победитель. Но окончательная победа была чудовищно далека: мыслетекст прятался, предательски растворяясь в пучине киберпространства.
Таймер продолжал издевательски подмигивать: 00:45:11, 0:45:10…
В
Прошу прощения за дурной каламбур, но пересказывать вымученные пелевинские сюжеты всегда мучительно. Тем паче если речь о «Цукербринах», где три довольно-таки разнородных текста кое-как объединены образом главного героя — просветленного Киклопа. Первая повесть представляет собой безразмерную (7 840 слов) новеллизацию «Angry Birds»: птицеголовые демоны обстреливают Древнего Вепря (он же Творец) живыми людьми. Во второй, пуще других запутанной, автор упражняется в жанре киберпанка: тролль Кеша обитает в виртуальной реальности, общается с приложениями и сожительствует с социальной партнершей в образе Мэрилин Монро, подменяя ее сексапильной японской анимашкой Little Sister. В конце концов выясняется, что на самом деле социальным партнером Кеши был исламский террорист… Ну о-очень увлекательный саспенс. Последняя повесть — про девушку Надежду, абсолютно равнодушную к френдленте и гаджетам. За каковые добродетели Надежда посмертно сподобилась ангельского чина и выдумала свой персональный Эдем. Все это, разумеется, пересыпано актуальными трендами, как-то: Украина, борьба с педофилией, субкультура хипстеров и проч. Что еще? Может, пара лирико-философских пассажей для полноты картины?
«Мы — просто кошмар, снящийся Богу. Но Бог — просто кошмар, снящийся нам».
«Наш Бог (если Он есть) не физик. Бог скорее художник — и большой шутник. Чтобы не сказать — хулиган из группы «Война», создавший Вселенную, чтобы написать на ней неприличное слово».
А про цукербринов (они же интернет-суккубы, они же алгоритмы, они же служебные собаки врагов рода человеческого) вам автор объяснит. Хоть и сам, похоже, не все понимает. Но главное усвоить можно: «Ты есть то, что прокачивают через тебя цукербрины».
Тут опять-таки уместна булгаковская аллюзия. Когда ПВО воюет с видимостями, — мне смешно. Это означает, что он должен лупить себя по затылку. Не знаю, право, с какого перепуга можно считать литературой коллажи из домотканой эзотерики и второсортной публицистики. Ну, разве что издатель постарается…
3
Пеле догадывался: истина где-то рядом — но где? Сэнсэй подскажет, решил он, выбрав среди приложений, разбросанных по периферии десктопа, преподобного Тосику Токаку. Дзэнский монах эпохи Муромати, облаченный в шафрановую рясу, сидел в падмасане — правда, поза и ряса лишь подразумевались, поскольку за столетия духовной практики Тосика Токака полностью утратил свою телесную сущность. И вообще, от него остался лишь один глаз — видимо, третий. Из пустоты зазвучал ржавый, старшинский голос сэнсэя:
— Смир-рна, боец! Встретишь патриархера — юзай патриархера. Встретишь будду — юзай будду. Об исполнении доложить!
На этом бесплатная часть поучения кончилась. В воздухе тускло заискрился ехидный баннер: shell out or fuck off!1
— Удзаттэ! — энергично выругался Пеле вслед исчезнувшему сэнсэю и удрученно добавил: — Симатта2…
Юзай патриархера, ага. А то, блин, не юзал. Перед глазами возник список патриархеров, у которых цкшеук прежде заимствовал мыслетексты. Некоторые имена вроде Чжуан-цзы или Ги Эрнеста Дебора были вычеркнуты дважды и трижды. Строчку «The Wachowskis» покрывал добрый десяток параллельных линий. Пеле почувствовал, как на него неотвратимо наваливается гибельная авидья. На таймере значилось 00:32:08…
С
Тибетская легенда гласит: некогда Пелевин создавал шедевры, а после стал жертвой кабального контракта с «Эксмо». Предание это апокрифическое, а потому весьма недостоверное. На мой взгляд, особой разницы между «Чапаевым» и «Цукербринами» нет, поскольку ПВО пребывает в похвальной неизменности уже добрых два десятилетия (подробности см. выше). Все это время по следам Виктора Олеговича, то приближаясь, то отставая, шел один из его персонажей — пятиногий пес по кличке… хм. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое: 3,14… от продолжения воздержусь, чтоб не гневить Роскомнадзор.
На сей раз проклятый кобель подкрался недопустимо близко. Судить об этом можно по двум тревожным симптомам: к Пелевину приставили нового редактора, а первый тираж «Цукербринов» оказался постыдно мал — 70 тысяч вместо привычных 150. Однако вряд ли можно говорить о творческом кризисе автора — ПВО незыблем, как субурган в бурятской степи. Вот запоздалый кризис читательского восприятия налицо.
4
На помощь извне рассчитывать не приходилось. «Пойожимся!» — с мужеством отчаяния решил цкшеук, усаживаясь в сиддхасану. Давным-давно, еще до апгрейда, его обучил медитации чертановский гуру Свами Пропадеша, в миру Осирис Дормидонтович Кислодрищев. В дхьяне Осик решал почти гамлетовскую дилемму: щас зашиться или малость обождать? Перед Пеле стояла задача посложнее.
Тот-Хакер-Сверху оставил виртуальному голему некую толику свободной воли. Пеле, закрыв глаза, вызвал свой любимый образ — Purple Heart. Оно не имело ничего общего с воинской наградой пигмеев Пиндостана. Это было читательское сердце — нежное, преданное, бескорыстное. Сейчас оно выглядело остывшим, пепельно-серым. Пеле будил его, лаская гламуродискурсом, хохлодискурсом, зомбодискурсом, — и Purple Heart будило в Пеле крякла. Цкшеук чувствовал, что его юзерпик меняется — сначала он ощутил на плечах хитиновый панцирь насекомого, потом вампирские клыки во рту. Дольше всего на лице продержались лихие чапаевские усы — видимо, сердцу они особенно нравились. Сердце тоже менялось: оживало, наливалось огнем — сначала пурпурным, потом рубиновым. В центре червонным золотом заполыхала заветная мантра: «You win!» Восклицательный знак временами изгибался, подозрительно напоминая вопросительный, но это уже не имело значения. «Сатори! — понял цкшеук, вставая в полный рост. — Криптооргазм по доверенности!»3 На лице возникли темные очки, и он наконец-то узнал себя: Пеле-win. Победитель.
Оставался пустяк — облечь мыслеформу в мыслетекст. Пеле лихорадочно заметался по закоулкам памяти. «Пелоты идут в отаку на пелоток»? Было! «Ветер в харю, Yahoo! — ярю»? Тоже было! Симатта! А вот, кажется…
Пеле-win воздел руки и торжественно провозгласил:
— На каждого
хитрого носика есть свой ван гоголь с бритвой!
D
Есть системы, для которых агония — отнюдь не угасание, но modus vivendi: отечественный автопром, к примеру. То же самое можно сказать про Пелевина. Парадокс, но именно эта мрачная вводная и внушает оптимизм. Мертворожденное долго не может умереть, сказал Станислав Ежи Лец…
5
«…есть свой ван гоголь с бритвой». Тот-Хакер-Сверху перечитал текст на мониторе и раздраженно поскреб трехдневную щетину на подбородке.
— Глючит, мать его через коромысло4. Все, кирдык. Uninstall.
Double-click освободил пятиногого пса. Кобель ощерился и, злобно заурчав, размашистой рысью ринулся в глубины десктопа.
Глиняный пулемет в руках рассыпался с призрачным шорохом. Напоследок до цкшеука донесся обрывок соседского мессиджа: «Намахну еще сто грамм / И полезу в Инстаграм!»
1 Непереводимая игра слов с использованием
английских идиоматических выражений.
2 Непереводимая игра слов с использованием японских идиоматических выражений.
3 Непереводимая игра слов с использованием пелевинских идиоматических выражений.
4 Непереводимая игра слов с использованием русских идиоматических выражений.