Послесловие Сергея Белякова
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2014
Леонид Павлов — родился в 1958 году в Свердловске, окончил Свердловский институт народного хозяйства. Работал на оборонном заводе, затем — начальником отдела снабжения в крупной проектно-строительной организации. В настоящее время предприниматель. Военной историей интересуется с детства, историей предвоенного периода серьезно занимается в течение 35 лет. Живет в Екатеринбурге. Данная статья — первая публикация автора.
Один из самых загадочных и противоречивых периодов советской истории — время между Мюнхенским пактом и подписанием пакта Молотова — Риббентропа. До Мюнхена Кремль многое делал для сохранения мира в Европе, ибо справедливо опасался агрессии со стороны крупнейших европейских государств. Однако усилия ничего не дали: Италия захватила Эфиопию, Германия расторгла Версальский договор, ввела всеобщую воинскую повинность, начала строить танковые войска и военную авиацию, вернула себе Саарскую и Рейнскую области, присоединила Австрию. Япония воевала в Китае. Политика Англии и Франции, с одной стороны, и агрессивные устремления Германии и Италии, с другой, вели мир к новой глобальной войне. Венцом этого и стал Мюнхен: Франция и Англия просто отдали Чехословакию Гитлеру.
Мюнхен и пакт Молотова — Риббентропа разделяют 11 месяцев. Что же происходило в это время? Как стала возможна новая мировая война?
Описывая усилия Кремля в борьбе за мир в Европе, советские историки были немногословны: «В марте 1939 г. СССР предложил Англии и Франции созвать совещание и создать систему коллективной безопасности, но они эту инициативу отвергли. В конце июля Лондон и Париж все-таки согласились на предложения Кремля и прислали в Москву на военные переговоры свои миссии, в составе которых были второстепенные лица, не имевшие полномочий на подписание договора. Однако и эти переговоры из-за позиции союзников провалились, несмотря на все усилия советской миссии»1.
Неужели это все, что было сделано ради сохранения мира в Европе, ведь за 11 месяцев ситуация сильно ухудшилась: Германия, нарушив Мюнхенский пакт, захватила Чехию, потребовала у Польши Данциг и разорвала пакт о ненападении с ней, отняла у Литвы Мемель, вынудила Румынию подписать договор, подчинявший экономику Румынии интересам Германии, разорвала англо-германский морской договор, ограничивавший тоннаж военного флота Германии, Англия ввела всеобщую воинскую повинность.
Я задумался: либо усилия Сталина в борьбе за мир сильно преувеличены, либо было что-то, что мне неизвестно. И другой вопрос мучил меня: если Лондон и Париж отвергли нашу единственную инициативу о создании мирного блока, то зачем Кремль требовал приезда в Москву военных миссий, и зачем Англия и Франция эти миссии прислали? И я решил разобраться, найти документы и ответить на этот острый, по крайней мере, для меня вопрос.
Долго искать не пришлось: еще в 50–70 годы, во времена хрущевского волюнтаризма и брежневского застоя, когда о либералах, демократах, Викторе Суворове, Марке Солонине, Михаиле Мелютюхове и иже с ними никто слыхом не слыхивал, было опубликовано много документов из советских и зарубежных архивов, мемуаров участников и очевидцев, позволяющих весьма точно проследить развитие событий в 1939-м, и предвоенная роль СССР выглядит не столь уж однозначно положительно. На мой взгляд, использование в работе документов и публикаций времен Советской власти только повышает убедительность выводов, сделанных в статье, поскольку эти документы и публикации, во-первых, прошли семь кругов цензуры, а во-вторых, противоречили тогдашней официальной версии.
После Мюнхена Англия (30 сентября 1938 г.) и Франция (6 декабря 1938 г.) подписали с Гитлером декларации, которые по своей сути были пактами о ненападении. Казалось бы, оба эти документа исключали применение силы в отношениях трех стран и должны были надолго обеспечить мир в Европе, но не тут-то было.
Первым руку Сталину протянул Гитлер: 12 января на приеме в своей резиденции он подошел к полпреду А.Ф. Мерекалову и поговорил с ним. Предыдущих наших полпредов фюрер не жаловал. Хотя беседа фюрера с полпредом носила протокольный характер, на нее обратили внимание все присутствующие, и назавтра об этом говорили во всех столицах, обсуждая, что это — знак или просто каприз фюрера?
Это был знак. Гитлер регулярно выступал то в Рейхстаге, то на съездах НСДАП. 30 января 1939 года Гитлер Сталина удивил: в своей двухчасовой речи в Рейхстаге он ни словом не упомянул СССР. После потоков брани, которые он изрыгал в адрес СССР, молчание было едва ли не похвалой: фюрер хотел видеть в СССР не врага, и если и не друга, то хотя бы стороннего наблюдателя.
Вскоре опомнились англичане: 2 марта, впервые со дня установления в 1924 году дипломатических отношений, в полпредство в Лондоне пришел премьер-министр Англии. На приеме Н. Чемберлен на виду у пятисот гостей долго беседовал с полпредом И.М. Майским. Содержание беседы тут значения не имеет, важен сам факт посещения, о котором назавтра судачили все лондонские газеты, увидев в нем свидетельство потепления отношений двух стран. В Москве к этому событию отнеслись весьма прохладно.
15 марта немецкие войска вошли в Прагу. Это событие существенно развернуло политику Англии и Франции: поняв, что с Гитлером не договориться, они ясно показали, что хотят дружить с СССР, а не с Германией. После этого и начались переговоры по организации коллективного отпора агрессии. Переговоры проходили тяжело. Будущие союзники СССР, выдвигая предложения и не встретив понимания со стороны Кремля, отказывались от собственных идей и соглашались с тем, что навязывал им СССР. Здесь было важно не только и не столько содержание документов, сколько тенденция: союзники своими действиями показывали, что они хотят договариваться, идут и будут идти на любые уступки.
18 марта нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов вызвал посла Англии У. Сидса и предложил созвать совещание с участием Англии, Франции, Румынии, Польши и СССР. Лондон уже на следующий день ответил, что проводить совещание опасно, пока нет уверенности в его успехе. Поэтому англичане предлагали СССР, Франции и Польше опубликовать совместную декларацию об их заинтересованности в сохранении суверенитета стран Европы.
20 марта глава МИД Франции Ж. Бонне заявил полпреду Я.З. Сурицу о согласии Франции с инициативой СССР о созыве совещания, но нужны консультации с Англией и Румынией. Французы были активнее англичан, т.к. Франция имела длинную границу и с Германией, и с Италией. Французы хорошо помнили ужасы прошлой войны и панически боялись войны будущей, да и внутриполитическое положение страны было весьма шатким: за 6 лет с момента прихода к власти в Германии Гитлера во Франции сменилось 13 правительств.
23 марта Англия прислала в Москву министра внешней (заморской) торговли Р. Хадсона. Это был первый визит столь крупного английского чиновника со времени приезда в Москву в 1935 году Э. Идена. Несмотря на свою экономическую должность, Хадсон привез серьезные политические предложения Англии, направленные на улучшение отношений двух стран, что должно привести к европейскому союзу против агрессора. Хадсон даже предложил направить в Лондон советских военных для обмена мнениями с британским штабом. Однако Кремль весьма холодно отнесся к предложениям Хадсона. Ничего не добившись, он раньше времени покинул Москву, а в Кремле облегченно вздохнули: Литвинов радостно писал Майскому, что никаких политических предложений стороны не сделали и никаких конкретных решений не приняли.
Англия сама пыталась создать мирный блок. 31 марта Лондон дал Польше гарантии безопасности в случае, если сама Польша будет воевать с агрессором. 6 апреля в Лондоне Чемберлен и глава МИД Польши Ю. Бек подписали коммюнике, и уже Польша обязалась помочь Англии на тех же условиях. 13 апреля Англия дала гарантии Румынии и Греции. Следом это сделала и Франция. 12 мая Англия и Турция договорились заключить пакт о взаимопомощи. Гарантии Англии и Франции этим странам, а также обещание Польши оказывать Англии посильную помощь в случае агрессии против нее стали очень важными шагами на пути организации фронта против агрессора. Англия еще раз давала понять, во-первых, Кремлю, что нужно идти на переговоры, и, во-вторых, Гитлеру, что Мюнхен в прошлом. Создаваемый Францией и Англией блок включал уже 5 стран, тогда как СССР, кроме заявлений о намерениях обуздать агрессора, ничего больше не делал.
11 апреля Гитлер подписал план «Вайс», предусматривавший решение польской проблемы, в том числе и военным путем. Конечной датой нападения на Польшу фюрер назвал 1 сентября 1939 года. СССР в этом плане даже не упоминался.
27 апреля Англия ввела конскрипцию — всеобщую воинскую повинность. Это очень важное обстоятельство, демонстрировавшее Сталину и Гитлеру серьезность намерений англичан создать эффективный фронт против агрессоров: на момент введения конскрипции регулярная сухопутная армия метрополии состояла из одной танковой и пяти пехотных дивизий. 28 апреля в Рейхстаге Гитлер заявил об одностороннем разрыве англо-германского морского договора 1935 года, потребовал вернуть колонии, заявил, что Польша отказалась вернуть Германии Данциг и позволить ей построить экстерриториальную железную дорогу и автостраду через Польский коридор, и поэтому Германия расторгает польско-германский пакт о ненападении. В апрельской речи Гитлер, так же как и 30 января, ни разу не упомянул СССР, и это был уже явный сигнал о том, что идет какая-то игра, в которой СССР уготована новая роль. Однако разрыв мирного пакта с Польшей, имевшей общую границу и с СССР, и с Германией, а также морского соглашения с Англией Сталина насторожил.
Вождь в ситуации разобрался быстро и 3 мая уволил слывшего либералом Литвинова. Нарком кем угодно слыть мог лишь по воле Сталина: в мире бушевал кризис, Европа и США задыхались от преизбытка продукции, а СССР был бездонным рынком сбыта промышленного оборудования. Сталину было выгодно заигрывать с Европой и США, потому он им «либерала» и подсунул. Полпредам за рубежом Сталин объяснил отставку серьезным конфликтом между Литвиновым и Молотовым, «возникшим на почве нелояльного отношения Литвинова к СНК», а своему народу — собственным желанием Литвинова. НКИД возглавил, сохранив за собой пост главы правительства, Молотов, слывший «ястребом». В мире всполошились, посчитав, что Сталин хочет мириться с Германией и что все это является ответом на то, что Гитлер перестал ругать СССР. Во всем мире замену Литвинова, который ко всему прочему был евреем, и Гитлер никогда бы не сел с ним за стол переговоров, на Молотова сочли дурным знаком. И хотя советские лидеры всюду заявляли, что отставка не приведет к смене внешнеполитического курса страны, этому не верили. И правильно делали.
Между тем, переговоры СССР, Англии и Франции продолжались. Сталин отверг предложение Англии, т.к. она, взваливая на СССР обязанности, сама обязанностей избегала. Через некоторое время вопрос был решен, и 31 мая на сессии Верховного Совета СССР Молотов заявил, что англичане готовы на взаимную помощь. Но Сталин тут же потребовал, чтобы союз трех стран был направлен исключительно против Германии. Вскоре союзники согласились на это условие. А Сталин тут же пожелал, чтобы три страны гарантировали Финляндию, Эстонию, Латвию и Литву, хотя они гарантий не просили, у Латвии, Литвы и Эстонии были пакты о ненападении с Германией, а финны от такого пакта отказывались. Союзники пошли и на это условие.
Лондон так хотел подписать договор с СССР, что 14 июня прислал в Москву на подмогу Сидсу для ведения переговоров У. Стрэнга, дав ему большие полномочия. В итоге Лондон и Париж согласились на все условия Кремля, за исключением понятия «косвенная агрессия», то есть когда агрессор не прямо угрожает суверенитету страны, а попытается исподтишка подчинить ее себе. Однако союзники дали понять, что согласятся на любые условия Кремля, и Молотов 23 июля заявил Сидсу, Стрэнгу и послу Франции Наджиару, что эти расхождения, или, скорее, нюансы, второстепенны, они не должны создавать трудности и СССР проявит в этом добрую волю. Англия, Франция и СССР уже достигли достаточного согласия по основным вопросам, чтобы перейти к изуче-нию конкретных военных проблем, с которыми политические пункты составляют единое целое. СССР готов немедленно начать эти переговоры, имея в виду, что доработка последних деталей политических пунктов пройдет одновременно с техническими переговорами (здесь и далее текст подчеркнут и выделен мной. — Л.П.). То есть к приезду в Москву военных миссий практически все вопросы между СССР и союзниками были решены. Исчезает то логическое противоречие, которое долго меня мучило: приезд в Москву военной миссии союзников был абсолютно закономерен, ведь политики уже обо всем договорились, оставалось только устранить мелкие нюансы и оформить политическое соглашение, но кто мог помешать это сделать параллельно военным переговорам?
Наши историки лгали, утверждая, что союзники долго не направляли в Москву военные миссии: Молотов сделал это предложение 17 июля, в тот же день получил согласие от союзных послов, 25 июля этот ответ официально подтвердил глава МИД Англии Галифакс, 27 июля Молотов официально согласился на приезд миссий в течение 10 дней, т.е. не позднее 6 августа, а миссии прибыли в Москву 11 августа, опоздав на 5 дней. По поводу персонального состава специалистов, которых хотел бы видеть в Кремле, Молотов не выдвигал никаких требований. Вопли потом начались: и приехали поздно, и прислали не тех.
Союзники ехали в Москву не с пустыми руками: у них были четкие указания, на подготовку которых нужно время: утвержденная начальниками английских штабов инструкция главе миссии адмиралу Драксу в 117 пунктах подробно рассматривала вопросы ведения войны на суше и в воздухе, организации блокады на море, снабжения и т.д.
Наши историки особо упирали на тот факт, что миссии очень уж медленно ехали в Москву. Такая медлительность до сих пор подается как доказательство нежелания союзников заключать договор с СССР, как желание затянуть время. Но если союзники и в самом деле тянули время, в этом нет ничего плохого: на дворе стоял август и до 1 сентября оставалось 19 дней. Гитлер мог отложить нападение на Польшу, но при желании переговоры можно было тянуть бесконечно. Затяжка же начала войны до октября вынуждала Гитлера перенести вторжение в Польшу на апрель 1940 года. Гитлер понимал, что тянуть нельзя, потому что его враги имеют куда больше, чем он, возможностей для роста вооружений. Союзники рассудили верно: если не удается договориться, нужно тянуть время.
Фюрер и дуче обхаживали Сталина столь же ревностно. Первым отличился дуче: 7 февраля в Риме было подписано итало-советское торговое соглашение, предусматривавшее вывоз в Италию из СССР в 1939 году зерна, руды и другого сырья, тряпья, рогов и копыт (это не шутка, так в тексте соглашения. — Л.П.), а из Италии в СССР — современной военной продукции, что говорит о том, что в 1939-м Италия и не думала воевать с СССР. 8 мая глава МИД Италии и зять Муссолини Г. Чиано сказал нашему поверенному Гельфанду, что фюрер обещал дуче полгода ничего не предпринимать против Польши. Это было сказано в начале мая, через полгода будет ноябрь, когда в России уже зима. То есть Чиано, похоже, не без санкции Берлина сообщил важнейшую стратегическую информацию: в 1939 году Германия не нападет на СССР.
23 мая на секретном совещании с видными военными и государственными деятелями Германии Гитлер сказал, что если в дальнейшей борьбе за Данциг и другие территории Германия столкнется с Западом, то хорошо бы иметь большую территорию на Востоке. «Проблема Польши» неотделима от проблемы войны с Западом. Быстрая победа в войне с Западом под вопросом, так же как и позиция Польши, которая не выдержит давления СССР. Поэтому польский вопрос можно решить, только разбив Польшу. Нельзя допустить одновременной войны с Францией и Англией, но в ходе германо-польского столкновения война с Западом не исключена; тогда воевать следует в первую очередь против Англии и Франции. Столкновение с Польшей будет успешным, только если не вмешается Запад. Если это невозможно, то тогда лучше напасть на Запад и одновременно покончить с Польшей. Гитлер ничего не сказал о вероятности нападения на СССР в 1939 году и исключал вмешательство нашей страны в случае нападения Германии на Польшу и страны Запада.
Дабы обеспечить нейтралитет СССР, активизировались немецкие дипломаты: с Мерекаловым и поверенным Г.А. Астаховым часто беседовали заведующий восточноевропейским отделом МИД Шнурре, статс-секретарь МИД Вайцзеккрер, посол Шуленбург надоедал Молотову. Все они говорили, что у Германии нет претензий к СССР и агрессивных планов в отношении него, что у обеих стран нет противоречий в пространстве от Черного моря до Балтики, что Германия готова к нормализации отношений с СССР во всех областях, предлагали возобновить кредитные переговоры, прерванные после Мюнхена. Немцы спрашивали, готов ли СССР ответить взаимностью. Кремль как будто был не против улучшения экономических отношений с Германией, но лишь после улучшения отношений политических. Немцы указывали, что советско-германский пакт о ненападении и нейтралитете от 24 апреля 1926 года, продленный в 1931-м тогда еще демократической Германией, а в 1936-м продленный уже Гитлером, еще действует.
Зачем же Германия хотела наладить отношения со своим главным врагом, хотя общей границы у стран не было? То, как настойчиво фюрер будет добиваться благосклонности Сталина, тогда как Сталин будет внешне показывать свое безразличие к улучшению отношений с Гитлером, говорит о куда большей заинтересованности Германии в обеспечении нейтралитета СССР в будущей войне в Европе, чем о желании СССР создать систему коллективной безопасности и сохранить мир. Если бы СССР втянул Германию в переговоры, он отдалил бы войну, либо она вообще могла никогда не начаться: очень крупный европейский игрок, коим был СССР, вел бы переговоры с обеими враждующими сторонами. Опасаясь, что Москва в самый неожиданный момент поддержит его противника, Гитлер мог и не начать войну. Летом 1939-го ситуация в Европе складывалась так, что для предотвращения войны Кремлю вообще ничего не надо было делать: к войне Германия была не готова, и войну исключил бы сам факт существования СССР.
В самом начале августа, когда уже было известно, что военные миссии союзников готовы выехать в Москву, Астахов посетил Вайцзеккера. В ходе беседы вдруг выяснилось, что «случайно» Астахова в своем кабинете ждет Риббентроп. От такой «оказии» Астахов отказаться не мог. Глава МИД повторил все то, что раньше говорили его подчиненные: Германия хочет нормализовать отношения, у обеих стран нет никаких противоречий, по всем вопросам от Черного моря до Балтики можно договориться. Германия удовлетворит любые требования Москвы. Министр спрашивал мнение Кремля насчет отношений Германии и СССР и предупредил, что СССР должен учитывать дружбу между Германией и Японией, и улучшение советско-германских отношений не ослабит отношения германо-японские.
Беседа Риббентропа с Астаховым показывает, что заигрывание Гитлера со Сталиным выходят на качественно более высокий уровень и что Гитлер в панике, скрыть которую уже нельзя: он был готов принять все условия Кремля, сколь бы велики и невыгодны для Германии они ни были.
4 августа начальник Генштаба РККА Б.М. Шапошников подписал «Соображения» по переговорам с военными миссиями Англии и Франции, в которых рассматривал 5 вариантов, когда возможно выступление Красной Армии (записка Шапошникова очень большая, поэтому я расскажу о ней очень коротко):
I. В случае нападения на Францию и Англию они должны выставить 80 пехотных дивизий (пд), до 14,5 тыс. орудий, до 4 тыс. танков, до 5,5 тыс. самолетов и с 16-го дня мобилизации начать решительные действия против Германии. Польша в силу ее договора с Францией и Англией обязана выставить 40 пд и пропустить РККА к границам Восточной Пруссии. (Таких условий участия в совместной борьбе против Германии СССР еще не ставил. — Л.П.) Тогда СССР направит 56 пд и 6 кавалерийских дивизий (кд), до 9000 орудий, 3300 танков, 3000 самолетов.
II. Нападение на Польшу. Если союзники в силу договора с Польшей объявят войну агрессорам, СССР выступит в силу его договора с Англией и Францией. СССР участвует в войне лишь тогда, когда Франция и Англия договорятся с Польшей и, по возможности, с Литвой о пропуске РККА. Тогда СССР выставит силы по вар. I. Союзники должны потребовать от Польши выставления 40 пд. Польша обязана обеспечить маневр РККА, предоставив ей железные дороги и подвижной состав для подвоза всего необходимого. (Выполнение этого условия привело бы к полному коллапсу транспортной системы Польши, а СССР взял бы под контроль всю ее инфраструктуру и каналы связи. Кроме того, если бы польская армия сама воевала и, значит, должна была осуществлять подвоз, транспорт Польши не справился бы еще и с перевозкой советских войск. — Л.П.). Если Словакия и Венгрия вторгнутся в Галицию, СССР развернет на границах с Польшей и Румынией дополнительно 80 пд и 12 кд, до 10 000 орудий, до 4000 танков и до 3500 самолетов.
III и IV варианты Шапошников на переговорах не оглашал, поэтому я их опущу.
V. Германия нападает на СССР через Финляндию, Эстонию и Латвию. Союзники немедленно вступят в войну. Польша, имеющая гарантию СССР (СССР никогда не предлагал своих гарантий Польше и в переговорах с союзниками такой вопрос не ставил. — Л.П.), должна выставить 40 пд. СССР выставляет 120 пд, 18500 орудий, 4300 танков, 7200 самолетов. Союзники должны выставить 84 пд, до 13500 орудий, до 3500 танков, до — 5500 самолетов.
Во всех вариантах советскими силами руководит наше командование, и координация военных действий с союзниками достигается особым соглашением во время войны. РККА действует компактно и никаких частей в другие армии не выделяет2.
Тот факт, что опытнейший штабист Шапошников, пользовавшийся большим авторитетом у Сталина, нападение Германии на СССР поставил лишь на последнее место, говорит о том, что и Кремль, и Генштаб в 1939 году не ждали нападения Германии.
В архиве МИД России сохранилась рукописная инструкция главе советской миссии на переговорах с военными миссиями Англии и Франции, написанная 7 августа рукой наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова. Привожу эту инструкцию полностью, с сохранением стиля и орфографии оригинала.
1. Секретность переговоров с согласия сторон.
2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР.
3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР.
4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, т. е. Франции, Англии, СССР и т.д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе.
5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР.
6. Если французы и англичане все же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.
7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал.
8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заведений сказать, что после посещения летчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприятий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся3.
Инструкция, написанная, вероятно, под диктовку Сталина, обязывает Ворошилова сорвать переговоры. Ворошилов с блеском исполнил указания вождя, и переговоры, едва успев начаться, 21 августа закончились по инициативе нашей миссии.
10 августа Шнурре, вернувшийся из Зальцбурга от Риббентропа, сказал Астахову, что министр хочет знать, готов ли СССР к обмену мнениями об улучшении отношений и согласен ли СССР вести переговоры в Берлине. Германию больше всего волнует отношение СССР к проблеме Польши. Если мирно решить вопрос Данцига не удастся, может начаться война. При мирном решении вопроса Германия согласна на Данциг и экстерриториальную связь с ним. Но если начнется война, то вопрос будет стоять шире, но и в этом случае Германия не выйдет за ранее намеченные пределы. Берлин учтет все интересы СССР в пространстве от Балтики до Черного моря. Шнурре сказал, что если СССР об этом разговаривать не хочет, СССР может назвать другие объекты переговоров.
Немцы твердили, что готовы за любую цену купить у СССР нейтралитет и не пойдут дальше восточной границы Польши. Чтобы хоть на время задобрить Сталина, Гитлер отдал ему половину Польши (за другую половину Гитлеру пришлось воевать), всю Прибалтику, Бессарабию и Финляндию.
К старту военных переговоров ситуация в Европе запуталась до предела. В начале 1939 года Германия показала, что хочет улучшить отношения с СССР, хотя никакие противоречия между двумя странами устранены не были, да и ликвидировать или хотя бы смягчить их ни Гитлер, ни Сталин не пытались. СССР на инициативы Германии почти не отвечал, чего-то выжидая.
По команде Гитлера чиновники МИДа бросились уговаривать Кремль улучшить отношения, обещая удовлетворить любые его требования, только бы СССР не вмешивался в войну с Польшей. Поведение немцев говорит о том, что не Германия угрожала СССР, а сама Германия боялась его вмешательства в свои операции в Европе.
Начавшиеся в марте 1939 года параллельно с маневрами Гитлера переговоры СССР с Англией и Францией шли туго, но к концу июля почти все проблемы были решены. Союзники под напором Кремля, с одной стороны, и неуклонно ухудшающейся обстановки в Европе — с другой, согласились на договор исключительно против Германии и на гарантии странам Балтики, несмотря на то, что они гарантий не просили. Существенных нерешенных вопросов к приезду в Москву военных миссий не осталось. Окончательная доработка пакта должна была идти одновременно с военными переговорами, и политический пакт и военная конвенция подписывались бы одновременно. В тот момент лишь от Сталина зависело развитие ситуации в Европе. Однако политические переговоры были свернуты: пока в Москве проходили военные переговоры, Сидс, Стрэнг и Наджиар с руководителями НКИД не встречались, наши дипломаты за рубежом были мало активны: Майский ни разу не был в форин офисе, Бонне лишь однажды принял Сурица. Зато Шуленбург бывал у Молотова через день, да и Астахова в Берлине вниманием не обделяли. Но когда в Москве начались переговоры военных миссий, в Берлине очень заторопились.
12 августа, получив указание из Москвы, Астахов заявил Шнурре, что Кремль заинтересовали вопросы прессы, заключение нового пакта, проблема Польши, и говорить о них нужно в Москве. Немцы хотели сразу же говорить на территориально-политические темы дабы развязать себе руки в случае войны с Польшей. (То есть отсутствие четкого и ясного ответа Кремля об отношении к польско-германской войне не позволяло Гитлеру напасть на Польшу. — Л.П.). Их тревожат трехсторонние военные переговоры, и они не скупятся на самые широкие посулы, дабы военное соглашение предотвратить. Ради того, чтобы СССР не вмешивался в войну с Польшей, Берлин отказывался от Прибалтики и Восточной Польши.
12 августа глава советской миссии Ворошилов открыл военные переговоры СССР, Англии и Франции. Ворошилов предъявил полномочия миссии СССР. Глава миссии Франции генерал Думенк зачитал свои полномочия: премьер-министр и военный министр Э. Даладье уполномочил его договориться с главным командованием СССР по всем вопросам, относящимся к сотрудничеству военных сил обеих стран. (Наши историки лгали, утверждая, что у союзников в Москве не было полномочий: по крайней мере, одна миссия полномочия на ведение переговоров имела. — Л.П.). У англичан таких полномочий не было, но глава миссии адмирал Дракс заявил, что они представят их в ближайшее время. Было решено начать переговоры. Всего было проведено 8 заседаний.
Французы заявили, что выставят 100 пд, 4000 современных танков и, помимо дивизионных 75-мм пушек и гаубиц, 3000 пушек крупного калибра от 150 мм до 420 мм. Англичане были готовы сразу выставить 16 дивизий, а чуть погодя — еще 16. Таким образом, союзники вместе готовы были сразу выставить против Германии 116 дивизий, в то время как Шапошников в своих «Соображениях» рассчитывал увидеть всего 92 дивизии союзников.
Шапошников заявил, что СССР выставит 120 пд и 16 кд, 5000 тяжелых орудий, до 10 тыс. танков, до 5,5 тыс. боевых самолетов. Ворошилов почти сразу поставил вопрос о пропуске РККА через Польшу и Румынию, указав, что без положительного решения этого вопроса переговоры ждет крах. По мнению наркома, этот вопрос должны решить союзники, т.к. у них есть пакты о взаимной помощи с Польшей и Румынией, а у СССР — нет. Союзники обещали запросить Париж и Лондон, что говорит о том, что они до последнего стремились продолжать переговоры.
Шапошников изложил 3 варианта своего плана ведения войны (I, II и V из «Соображений»). В случае нападения на СССР Франция и Англия должны выставить 70% от того, что выставит СССР. Польша должна выставить 45 пд. (СССР возлагает обязательства на Польшу, которая всячески противится участию в любом блоке с участием Германии и СССР и чьих представителей даже не позвали в Москву. — Л.П.).
Уже 16 августа Ворошилов заявил, что, пока не будет положительного ответа на вопрос о пропуске РККА через Польшу, Румынию и Литву, продолжать переговоры нет смысла, однако после этого было еще 2 заседания, на которых наша миссия рассказала об организации советского военного флота и авиации и дала расплывчатые ответы на вопросы союзников. 21 августа, в связи с тем, что нет ответов на вопросы относительно пропуска советских войск через Польшу, Литву и Румынию, Ворошилов, несмотря на протесты союзников, закрыл переговоры4.
13 августа Шнурре третий раз за последние 4 дня вызвал Астахова и передал, что Риббентроп просил срочно сообщить в Москву, что Берлин на все согласен и даже на переговоры в Москве.
15 августа Шуленбург весь день просил приема у Молотова и, в конце концов, был принят им в 20 часов. Настойчивость посла объяснялась указаниями, поступившими из Берлина, и характером вопросов, которые он изложил.
1. Различия в мировоззрениях СССР и Германии не исключают разумных отношений между двумя странами и возможности восстановления доброго взаимного сотрудничества.
2. Противоречий в интересах двух стран нет, поэтому нет поводов для агрессии Германии против СССР. Все вопросы между Балтикой и Черным морем можно решить к полному удовлетворению обеих сторон, в том числе вопросы стран Прибалтики, Польши, Юго-Востока и т. п.
3. Решения, которые должны быть приняты в ближайшее время в Берлине и Москве, будут иметь решающее значение для развития отношений между Германией и СССР в течение поколений.
4. Несмотря на период идеологической вражды, даже в течение этого времени естественная симпатия немцев к русским никогда не исчезала.
5. Учитывая свой опыт, Германия и СССР должны помнить, что западные демократии — это непримиримые враги и Германии, и СССР. (Нарком никак не опроверг это заявление посла. — Л.П.) Сейчас они вновь хотят втравить СССР в войну с Германией. Интересы обеих стран требуют навсегда исключить войну Германии и СССР в угоду Западу.
6. Вызванное политикой Лондона обострение германо-польских отношений, поднятая Англией военная шумиха и связанные с этим попытки заключить союзы делают необходимым внести ясность в германо-советские отношения. Иначе дела без германского воздействия могут сделать невозможным восстановление германо-советской дружбы5.
СССР заявил, что тоже хочет внести ясность в отношения двух стран. Риббентроп готов прибыть в Москву и изложить Сталину позицию фюрера. Молотов ответил, что, ввиду важности этого заявления, он ответит после доклада в Кремле. Но он рад желанию Германии улучшить отношения с СССР. Что же касается приезда министра, то для того, чтобы визит дал результаты, необходима соответствующая подготовка. (Тщательная подготовка визита Риббентропа потребует времени, которого у Гитлера нет. — Л.П.)
Молотов сказал, что 26 июня Чиано изложил Гельфанду «план Шуленбурга» по улучшению отношений двух стран и якобы помощи Германии в нормализации отношений СССР с Японией, заключению пакта о ненападении и совместной гарантии странам Балтики, заключению хозяйственного договора с СССР. Шуленбург смущенно сказал, что все это Чиано узнал от посла Италии в СССР Россо, с которым Шуленбург говорил об улучшении отношений Германии и СССР. Шуленбург подтвердил, что в той беседе он говорил о нормализации отношений СССР с Японией, речи же о совместных гарантиях прибалтам не было, и этот план — лишь предположения Россо. Молотов сказал, что ничего невероятного в этом плане нет, тем более что скоро подпишут кредитное соглашение, намечается и улучшение политических отношений, как видно из этого заявления посла. Нарком сказал, что СССР рад желанию Германии улучшить отношения. О «плане Шуленбурга» было упомянуто, т.к. он совпадает с данным заявлением посла. Посол спросил, можно ли названный наркомом «план» взять за основу дальнейших переговоров. Нарком сказал, что СССР надеется на положительный исход кредитных переговоров, и спросил, может ли Германия повлиять на советско-японские отношения? Посол ответил, что Риббентроп говорил, что он может повлиять на позицию Токио. Посол спросил, является ли сказанное Молотовым основанием для приезда Риббентропа. Нарком заявил, что этот визит нужно подготовить, чтобы принимать решения, а не просто беседовать. Поэтому если Германия относится положительно к идее пакта о ненападении, то надо говорить более конкретно. (То есть не Англия и Франция ведут переговоры с Германией за спиной СССР, а, наоборот, СССР ведет секретные переговоры с Германией у них за спиной. — Л.П.)
17 августа Шуленбург принес Молотову ответ Германии. Посол сказал, что в Берлине работают быстро (еще бы там не торопились, ведь до сих пор было непонятно, что делать: готовиться к войне или распускать армию по домам. — Л.П.), и зачитал ответ, в котором говорилось, что Германия готова заключить с СССР пакт о ненападении без денонсации на 25 лет, гарантировать совместно с СССР Прибалтику и помочь улучшить отношения СССР и Японии. Фюрер думает, что нужно принципиально и быстро выяснить германо-советские отношения. Поэтому Риббентроп готов, начиная с 18 августа, в любое время прибыть в Москву на аэроплане с полномочиями от фюрера на переговоры и подписание соответствующих договоров.
Нарком сказал, что он уже имеет ответ на предложения Германии от 15 августа, и вручил послу памятную записку, уточнив, что Сталин в курсе дела. В записке говорилось, что раньше СССР полагал, будто Германия хочет напасть на него, и поэтому и сам готовился к войне, и создавал единый фронт против Германии. Если же Германия хочет улучшить отношения с СССР, то СССР тоже готов к улучшению отношений. Поэтому налицо не только база для улучшения отношений политических, но и условия для серьезных практических шагов в этом направлении, и что первым шагом к такому улучшению отношений двух стран стало бы заключение кредитного договора, вторым — заключение пакта о ненападении или подтверждение пакта 1926 года и принятие специального протокола по вопросам внешней политики с тем, чтобы он составлял органическую часть пакта. По поводу визита Риббентропа нарком заявил, что СССР ценит позицию Берлина, который подчеркивает серьезность своих намерений: ведь фюрер направляет в Москву министра, тогда как англичане послали мелкого клерка. Но визит министра нужно подготовить, и СССР не хочет прежде времени поднимать шум. Посол обещал запросить в Берлине проект пакта, но есть трудности в протоколе. Нарком заявил, что нужно иметь проект пакта о ненападении или подтвердить старый пакт — по выбору фюрера, и тогда можно перейти к протоколу.
Посол сказал, что при заключении нового или подтверждении старого пакта речь пойдет лишь об одном пункте. Основным же документом будет протокол, и поэтому СССР должен дать хотя бы его эскиз. Протокол очень важен, т.к. встанет вопрос о гарантии Прибалтике и т.д. Нарком сказал, что вопрос о протоколе пока не детализирован. При его разработке нужно выяснить вопросы, поднятые в заявлении Берлина от 15 августа. Инициатива при разработке протокола должна исходить не только от СССР, но и от Германии. Вопросы из заявления 15 августа должны войти не в пакт, а в протокол. Посол заявил, что Берлин готов дать проект пакта, но будут затруднения при подготовке протокола. Пока открыт вопрос о гарантиях Прибалтике. Может быть, в протоколе надо отразить заявление от 15 августа о том, что Германия учтет интересы СССР в Балтике? Нарком ответил, что торговый договор уже почти готов, надо готовить проект пакта или подтвердить пакт 1926 года. Протокол Молотов просил составить на основе германского заявления 15 августа, внеся туда общую формулу об учете Германией советских интересов в Прибалтике.
Потрясающая покладистость Гитлера говорит о том, что он находится в жесточайшем цейтноте, у него остается меньше двух недель для того, чтобы, начав войну с Польшей 1 сентября, успеть завершить ее до осенней распутицы, дождей и туманов. Но, имея вероятным противником СССР, он не мог напасть на Польшу, и уж тем более Гитлер не собирался осенью 1939 года воевать с СССР: для этого у него не было ни времени, ни сил.
1 сентября 1939 года в люфтваффе было 3030 боевых самолетов, в т.ч. неисправные. В вермахте было 3200 танков, из коих только у 1540 было пушечное вооружение. 1223 танка имели пушку калибром 20 мм (у советской авиапушки ШВАК калибр был тоже 20 мм), причем снарядов для этих танков было на 6 дней войны. Командование вермахта требовало создать запас боеприпасов на 4 месяца, в течение которых промышленность Германии перешла бы на выпуск военной продукции, но Германия таких запасов не имела. Пауза между разгромом Польши и началом войны с Францией позволила Германии частично восполнить нехватку вооружения. А СССР поставил заключение нового пакта в зависимость от подписания кредитного договора по номенклатуре вывозимого из Германии оборудования, предназначенного для производства вооружений. И второй немаловажный момент из памятной записки Кремля: если Германия предложит выгодные условия, СССР откажется от договора с Англией и Францией.
19 августа Юзеф Бек вызвал посла Франции Ноэля и попросил его передать Ж. Бонне, что Польша не допустит на свою территорию иностранные войска. Ноэль сказал: «Может быть, лучше, чтобы вы мне не отвечали. Допустим, что вопрос не был поставлен перед вами». Поразмыслив, Бек ответил, что оставляет Франции возможность либо сообщить Кремлю об ответе Бека, либо сказать ему, что решено не ставить этот вопрос. В тот же день Мюсс и военный атташе Англии несколько часов тщетно добивались от начальника польского генштаба генерала Стахевича хотя бы того, чтобы поляки согласились считать, что вопрос не решен. Стахевич говорил, что Польша против пропуска иностранных войск. Генерал добавил, что, с одной стороны, этот принцип был противопоставлен немцам, а с другой, как только начнется война, он утратит первоначальное значение.
Таким образом, все разговоры о т.н. польско-германской дружбе, направленной против СССР, по крайней мере с момента прихода Гитлера к власти, необоснованны, т.к. Польша не хотела пропускать ни РККА, ни вермахт. Во-первых, это сделало бы Польшу театром военных действий, во-вторых, означало оккупацию — советскую или германскую. Стахевич фактически заявил, что, если в ходе войны войска другого государства вступят в Польшу в качестве союзника, Польша не будет этому противиться.
19 августа Шуленбург вновь добивался приема у Молотова и был принят им в 14 часов. Посол сказал, что Гитлер согласен со всеми условиями Москвы. Риббентроп уверен, что необходимо еще до начала войны с Польшей выяснить отношения между Германией и СССР. Кредитный договор уже готов. Вопросы взаимной гарантии стран Балтики, пакта о ненападении, влияния на Японию также улажены. Поэтому министр придает большое значение своему визиту в Москву и хочет скорее приступить ко второму этапу. Риббентроп получит неограниченные полномочия от Гитлера заключить любое соглашение, которое захочет СССР. Шуленбург подтвердил, что Германия хочет заключить новый пакт на 25 лет, а не подтвердить пакт 1926 года. Нарком сказал, что перед приездом министра надо быть уверенными, что переговоры обеспечат достижение решений, тем более что не подписан кредитный договор. Посол вновь настаивал на приезде Риббентропа, чтобы еще до начала войны достичь результата. Нарком спросил, объясняется ли желание ускорить переговоры интересом Германии к Польше. Посол это подтвердил, добавив, что именно эти вопросы являются исходной точкой при желании Берлина удовлетворить все желания Москвы. (Гитлер готов напасть на Польшу, но не нападает, не зная отношения к этому СССР. Именно СССР был последней преградой, отделявшей мир от войны. — Л.П.)
Через 2,5 часа после начала беседы Молотов сказал, что он доложил в Кремль содержание этого разговора, и передал послу советский проект пакта. В нем говорилось, что СССР и Германия отказываются от агрессии друг против друга как отдельно, так и вместе с другими странами, не поддержат другую страну, если она нападет на страну — участницу пакта. Пакт вступал в силу после ратификации, заключался на 5 лет с возможным продлением еще на 5 лет и был действителен лишь вместе с особым протоколом.
(Наш проект пакта с 25 до 5 лет уменьшал срок его действия, вводил оговорку о денонсации и возможности продления еще на 5 лет. Гитлер, в конце концов, согласился и с этим. Пакт должен был вступить в силу после его ратификации, но потом СССР внял просьбам Германии, и пакт, подписанный 23 августа, вступил в силу с момента его подписания, ведь Гитлер очень спешил. Но куда спешил Сталин? Пока в Москве шли военные переговоры, Гитлер не мог напасть на Польшу. Но даже если бы он на такое безумие и решился, и даже если бы союзники в этот же час не подписали с СССР военный пакт, у СССР было еще минимум две недели — столько Гитлер отводил на разгром Польши — для того, чтобы привести армию в боевую готовность, достойно встретить врага, а потом перейти на чужую территорию и победить «малой кровью»: ведь РККА была сильнее вермахта в несколько раз. Сталин спешил позволить Гитлеру начать войну именно в 1939-м. — Л.П.)
Нарком сказал, что министр мог бы приехать в Москву 26–27 августа после оглашения торгово-кредитного договора.
19 августа СССР и Германия подписали торгово-кредитное соглашение. Германия давала СССР кредит 200 млн марок на 7 лет для закупки немецких товаров. Германия должна была поставить в СССР оборудование, которого в нашей стране не делали. В тот же срок СССР должен был поставить Германии на 180 млн марок зерно, марганцевую руду и другое сырье, бензин, паклю, хлопок и хлопковые отходы, тряпье, фосфаты, асбест, рыбий пузырь, щетину. Несомненно, что поставки из Германии были предназначены для военных заводов. СССР же поставлял сырье и такие товары, без которых, за исключением зерна и руды, Германия могла и обойтись — не верится, что Германия не могла обеспечить себя рыбьим пузырем.
В тот же день Сталин в Политбюро ЦК ВКП(б) произнес речь, перевернувшую всю ситуацию в Европе. Суть сказанного вождем в том, что сегодня война СССР не угрожает, что победа мировой революции возможна только через мировую войну, что договор с Англией и Францией войну предотвратит, а подписание «мирного» пакта с Германией, наоборот, войну развяжет, и, какими бы ни были результаты войны, СССР все равно выиграет, т.к. и в случае победы Германии, и в случае ее поражения мировая революция неизбежна. Речь Сталина логически венчала всю деятельность Кремля по срыву переговоров с Англией и Францией6.
21 августа, в то время пока шло последнее заседание миссий трех стран, Сталин и Гитлер обменялись письмами. Сначала Шуленбург в 15 часов передал Молотову письмо для Сталина.
«1. Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений.
2. Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому германское правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.
3. Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и народным комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.
4. Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок.
5. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нестерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.
6. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол. Более продолжительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ»7.
Через 2 часа Молотов передал Шуленбургу ответ для Гитлера. Сталин благодарил его за письмо и выражал надежду, что германо-советский пакт о ненападении повернет политические отношения между двумя странами к серьезному улучшению. Согласие Германии на заключение пакта о ненападении ликвидирует политическую напряженность и установит мир и сотрудничество между двумя странами. Сталин соглашался на приезд в Москву Риббентропа 23 августа.
Читая письмо Гитлера, разве можно сказать, что это ультиматум, что Германия хочет напасть на СССР? Гитлер заранее согласен на все условия Сталина. А Сталин абсолютно уверен в своей силе, в том, что Германия на СССР не нападет, и в том, что без его согласия Гитлер на Польшу не нападет, а потому ему можно выкручивать руки.
21 августа Наджиар писал Бонне, что, вероятно, Гитлер предложил Сталину территориальные изменения: раздел Польши и Румынии и уступку Москве Прибалтики. (Наджиар точно предугадал суть секретных протоколов к пакту от 23 августа. — Л.П.) Сегодня фюрер и дуче стольким рискуют в конфликте, в котором участвовал бы СССР, что они, не колеблясь, используют любые средства, способные в их глазах обеспечить успех в игре, надеясь тем самым, используя все силы, свести счеты с западными демократиями.
В тот же день Бонне и Э. Даладье поручили Думенку согласиться на пропуск РККА через Польшу и подписать военную конвенцию. 22 августа Думенк попросил встречи с Ворошиловым, передал ему решение Бонне и Даладье, просил продолжить военные переговоры и заявил, что Париж поручил ему подписать военную конвенцию на советских условиях. Ворошилов сказал, что, пока не будет официального ответа Румынии и Польши, продолжать переговоры нельзя, а поляки или не в курсе дела, или не согласны, и что переговоры провалились по вине союзников.
22 августа Чемберлен писал Гитлеру, что Англия в случае войны поможет Польше, и предлагал решать все на переговорах. Через несколько дней Гитлер ответил категорическим отказом. Письмо Чемберлена Гитлеру в советских источниках приводилось как свидетельство того, что Чемберлен продолжал потакать Германии, что он готов был отдать Польшу, лишь бы Гитлер не пошел на Запад. Некоторые историки договаривались до того, что письмо Чемберлена — это попытка сговориться против СССР. Однако Чемберлен, говоря о разрешении польско-германских проблем мирным путем, прямо заявил Гитлеру, что в том случае, если война, несмотря на все усилия, начнется, Англия выступит на стороне Польши.
Гитлер был так уверен в успехе миссии Риббентропа, что 22 августа, выступая перед военным командованием, заявил: «С осени 1938 г. <…> я решил договориться со Сталиным. <…> Через несколько недель я протяну руку Сталину на совместной германо-советской границе и приступлю вместе с ним к перераспределению мира. <…> После смерти Сталина <…> мы разгромим СССР. <…> Новый метод ведения войны соответствует новому проведению границ от Ревеля до устья Дуная. Остальное будет отдано русским. Риббентроп имеет приказ сделать любые предложения и принять любые требования»8. Общаясь с теми, кто знает и хранит государственную тайну, и говоря то, что заведомо не предназначено для чужих ушей, Гитлер уверяет, что он готов принять любые требования СССР, лишь бы на время вывести его из игры, а нападет Германия на СССР только после смерти Сталина, который умирать пока не спешил. Гитлер в столь узком кругу особо доверенных людей еще раз подтвердил: в 1939 году он не нападет на СССР.
В ночь с 23 на 24 августа Молотов и Риббентроп подписали пакт о ненападении. К пакту прилагался секретный дополнительный протокол, о котором в тексте договора не было ни слова и о котором советские газеты ни советских людей, ни весь мир не известили. В протоколе говорилось, что в случае территориально-политического переустройства Прибалтики и Финляндии северная граница Литвы одновременно будет границей сфер интересов Германии и СССР, что в оккупированной Польше граница сфер интересов Германии и СССР пройдет по рекам Нарев, Висла и Сан. СССР подчеркнул интерес к Бессарабии, немцы заявили о своей полной незаинтересованности в этих областях.
Этот пакт, а также подписанный 28 сентября пакт «О дружбе и границе» стали политической базой для развития отношений СССР и Германии вплоть до 22 июня 1941 года. Статья IV пакта окончательно ставила крест на любых переговорах с Англией и Францией, т.к. запрещала участницам договора участвовать в блоках стран, направленных против одной из участниц пакта. Впрочем, при желании эта статья оставляла возможность для расторжения договора, ведь Германия не заявила о своем выходе из антикоминтерновского пакта, но желания аннулировать пакт у Сталина не возникло.
25 августа Англия и Польша подписали Соглашение о взаимопомощи, обязавшись немедленно оказать любую, в т.ч. и военную помощь друг другу в случае любой агрессии Германии и не заключать сепаратного мира. Соглашение вступало в силу немедленно. После нападения Германии на Польшу, 4 сентября, Франция присоединилась к англо-польскому Соглашению, что стало первым шагом в деле создания антигитлеровской коалиции в условиях войны.
Советские историки утверждали, что союзники, подписав Соглашение, Польшу обманули, толкнув ее к войне с немцами, но потом, даже объявив Германии войну, воевать не стали, а после вторжения РККА в Польшу союзники не объявили войну СССР. При этом не учитывались несколько важных обстоятельств.
Во-первых, Англия была не готова к войне на суше: построить и оснастить армию практически с нуля за 4 месяца, прошедшие со дня введения конскрипции, невозможно и англичане просто не успели вооружить и обучить свою армию. Но очень сильный английский военный флот активно воевал на море, блокируя подвоз сырья и продуктов в Германию. Все бремя войны на континенте несла Франция, которая мобилизацию объявила со 2 сентября. Шапошников в «Соображениях» писал, что союзники могут начать активные действия на 16-й день с начала мобилизации. А 16-й день мобилизации — 17 сентября, т.е. как раз тот день, когда РККА вошла в Польшу. Возможно, это совпадение, но уж очень их много, чтобы это было простой случайностью: войну Гитлер начал лишь тогда, когда СССР ратифицировал пакт о ненападении, РККА вошла в Польшу на 16-й день с начала мобилизации во Франции.
Во-вторых, никто до конца не был уверен в том, что секретный протокол к советско-германскому пакту, о котором заговорили едва ли не на следующий день после его подписания, не предполагает военной помощи друг другу Германии и СССР, т.е. того, что пакт о ненападении не является военным пактом. Лондон обоснованно полагал, что без особых причин незачем заключать еще один пакт, аналогичный уже существующему пакту 1926 года, поэтому серьезно опасался, что воевать придется не только с Германией, но и с СССР, а союз таких врагов не оставлял шансов на благополучный исход войны. Потому Англия и Франция не объявили СССР войну, чтобы не давать формального повода для образования сталинско-гитлеровской коалиции.
25 августа Гитлер заявил послу Англии Гендерсону, что должен срочно получить Данциг и «коридор». После этого он готов обсуждать проблемы разоружений, торговли, колоний. Но все это после получения Данцига и «коридора». Гитлер хвастал, что после заключения пакта с СССР Польша обречена. Гитлер просил посла лично поехать в Лондон и доложить об этой беседе.
На утро 26 августа Гитлер назначил вторжение в Польшу. Однако подписание англо-польской декларации заставило его на некоторое время отложить этот акт.
27 августа в интервью «Известиям» Ворошилов сказал, что военные переговоры прерваны из-за серьезных разногласий, главное из которых — отказ Польши пропустить РККА к границам Германии, из-за чего РККА не могла вступить в контакт с агрессором. Переговоры прервались не потому, что СССР заключил пакт с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт из-за того, что переговоры с Францией и Англией провалились.
28 августа Гендерсон вручил Гитлеру ответ Англии. Лондон призвал решать вопросы на переговорах между Берлином и Варшавой и обещал в дальнейшем рассмотреть проблемы разоружения, торговли и колоний, поднятые фюрером 25 августа. Англия твердо заявляла, что выполнит все обязательства перед Польшей. Чемберлен предпринял отчаянную попытку, дабы избежать войны. Ради этого он вторично в своей карьере пошел на унижение перед Гитлером.
1 сентября Германия напала на Польшу. 3 сентября войну Германии объявили Франция и Англия, в течение ближайших нескольких дней — многие английские доминионы.
Подведем итоги. Во-первых, в 1939 году нашей стране в Европе не угрожала ни одна отдельно взятая страна, ни союз стран. Гитлер в 1939 году не собирался воевать с СССР, поскольку Германия ни в военном, ни в экономическом, ни в политическом отношении не была готова к войне с СССР. Заключив пакт, Сталин позволил Гитлеру совершить невозможное: перепрыгнуть пропасть в два прыжка. Ведь даже если допустить, что сразу после разгрома Польши Гитлер собирался напасть на СССР, ему все равно нужна была бы передышка.
Во-вторых, в ходе начавшихся в марте 1939 года переговоров Англия и Франция стремились преодолеть недоверие между ними и СССР. Ошибочно полагать, что Англия и Франция внезапно полюбили большевиков или их очень волновала судьба поляков, румын, русских и евреев. В политике, как известно, нет друзей, а есть только интересы. В Лондоне и Париже прекрасно понимали, что в случае войны в Европе им не удастся остаться в стороне, что придется воевать, а к войне они не готовы. Англия и Франция применяли тактику непрямых действий, рассчитывая, создав блок и поставив Гитлера перед возможностью войны на два фронта, заставить его отказаться от войны вообще. Сохранение остатков Версальской системы, за которое ратовали Франция и Англия, было выгодно нашей стране, т.к. Версаль создал межимпериалистические противоречия, исключавшие объединение нескольких стран с участием Германии против СССР, а без участия Германии такое объединение было бессмысленным в силу географического положения Германии.
При выборе союзника Англия и Франция были вынуждены выбирать между плохим и очень плохим. Такая альтернатива не сулила никакого выигрыша, а лишь давала призрачные надежды на минимизацию ущерба. Но союзники, отчетливо видя ту опасность, какую таит в себе новая мировая война и победа в ней Германии, пошли на переговоры именно с СССР, согласившись в итоге практически со всеми требованиями Кремля. К окончанию переговоров оставалось единственное разногласие, которое не было устранено, но, помня о том, что союзники пошли на все уступки и заявляли, что готовы принять определение «косвенной агрессии» в советской редакции, несомненно, что и это разногласие было бы устранено.
Союзники, сразу согласившись прислать в Москву военные миссии еще до подписания политического договора, на деле показали желание договориться, тогда как Кремль, напротив, вел себя по принципу: или будет так, как хотим мы, или не будет никак. Цель Сталина — не договор против Гитлера, а оказание давления на Гитлера с тем, чтобы заключить с ним пакт на более выгодных для себя условиях, столкнуть его с Англией и Францией, а самому вступить в войну тогда, когда хочет он. Еще одной целью было обвинить союзников в нежелании противостоять агрессору, стремлении решить проблему мира в Европе за счет третьих стран.
В ходе военных переговоров союзники заявили о готовности совместно выставить против агрессора столько сил, сколько у них было. Ворошилов, выполняя инструкции Сталина сорвать переговоры, выдвинул требование, ни разу не прозвучавшее в ходе политических переговоров: союзники должны заставить Польшу и Румынию пропустить РККА через свою территорию к границам Германии еще до того, как агрессор на них напал. Требование само по себе абсурдное, т.к. такой пропуск войск означал бы, во-первых, войну, во-вторых, войну на польской и румынской земле и, в-третьих, оккупацию Польши и Румынии Советским Союзом. Тем не менее Варшава, хоть и с оговорками, хоть и неофициально, на это согласилась.
Однако Сталин, торопившийся не меньше, чем Гитлер, уже свернул переговоры. Вот только природа такой спешки была иной: Сталин боялся, что Англия, Франция и Польша в очередной раз согласятся на его условия, и тогда придется либо подписывать с ними пакты о взаимопомощи, либо, окончательно раскрыв свои замыслы, выдвинуть новые, теперь уж совсем абсурдные требования, либо присоединиться к Гитлеру, либо того, что Гитлер не начнет войну в 1939 году.
В-третьих, в 1939 году Гитлер, кроме Польши, ни с кем воевать не хотел. Предположу, что, если бы Сталин в августе не подписал пакт и протянул еще хотя бы 2–3 недели, Гитлер в 1939 году вообще не рискнул бы начать войну. Ближайшее время, когда можно было напасть на Польшу, — апрель 1940-го. Но время, как считал Гитлер, работало против него: темпы роста производства военной продукции в Германии были значительно ниже, чем в СССР, Англии, Франции и США.
В-четвертых, ни Англия, ни Франция, ни США не собирались сталкивать Германию и СССР, ведь поражение одной из этих держав неизбежно приводило к гигантскому усилению другой. Кроме того, если Англия и Франция действительно хотели, чтобы Гитлер пошел на Восток, зачем же они объявили войну Германии тогда, когда Гитлер направился именно туда, куда его и направляли, — в Польшу, откуда до границы с СССР — рукой подать?
Германия также не хотела сближения с Англией и Францией, понимая, что с ними при наличии огромного количества межимпериалистических противоречий, в т.ч. колониальных, договориться не удастся. В то же время Сталин, понимая, что мировая революция возможна только через мировую войну, делал все, чтобы война началась. Полагая, что обуздать агрессора можно, лишь вступив с ним в прямой военный контакт, Сталин «борьбу за мир» превратил в борьбу за войну, мешая созданию союза стран, способного бороться с агрессией, ибо этот союз мог помешать не только Германии, стремящейся к мировому господству, но и «миролюбивому» СССР, мечтавшему о мировой революции. Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? Мог, и для этого ему ничего не нужно было делать. Хотел ли он ее предотвратить? Нет, не хотел.
1 В тех или иных выражениях это было написано в учебниках по истории для средней школы, или в учебнике по истории КПСС, или, скажем, в монографии академика А.М. Самсонова «Вторая мировая война» (М., «Наука». 1985. С. 21–32). Собственно, в 1950–1980-е годы иначе и не писали.
2 Архив внешней политики Российской Федерации (далее — АВП РФ), ф. 06, оп. 1 б, п. 27, д. 5, л. 22–32.
3 АВП РФ, ф. 06. oп. 16, л. 27, д. 5, л. 33
4 Международная жизнь. 1959 г., № 2. С. 144–158, № 3. С. 139–158.
5 АВП РФ, ф. 0745, oп. 14, п. 32, д. 3, л. 33–36, 37–39.
6 Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК), бывший ОСОБЫЙ архив СССР, ф.7, оп.1, д.1223. С 1999 года фонды ЦХИДК объединены с Российским государственным военным архивом. «Текст речи Сталина воспроизведен на основе ее французской копии, сделанной, вероятно, кем-то из Коминтерна, присутствовавшим на Политбюро», — пишет историк Татьяна Бушуева, которая и ввела этот документ в научный оборот. См.: Бушуева Т. «…проклиная — попробуйте понять…» // Новый мир. 1994. № 12. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1994/12/knoboz03.html
7 АВП РФ, ф. 0745, oп. 14, п. 32, д. 3, л. 63–64.
8 Documents on British Foreign Policy 1919–1939. Third Series. — Vol. VIL. — P. 258.
Зачем начинать войну?
Послесловие к статье Леонида Павлова
Многие современные читатели знакомы с концепцией Виктора Суворова, Марка Солонина, Михаила Мельтюхова, поставившей крест на традиционной историографии начала Второй мировой войны. Не только большинство простых людей, но и многие профессиональные историки все-таки держатся традиционного взгляда на пакт Молотова-Риббентропа. Пакт — вынужденная уступка, попытка Сталина оттянуть начало войны хотя бы на несколько лет, чтобы лучше к ней подготовиться. Но Леонид Павлов убедительно доказывает, что Гитлер просто не мог напасть на СССР в 1939 году, по крайней мере, напасть внезапно. Да в этом может убедиться и всякий читатель, если посмотрит на политическую карту лета 1939-го: у СССР и Германии просто не было общей границы. У Гитлера не было и не могло быть альтернативы: напасть на Польшу или на СССР. Да и бояться войны в 1939-м стоило именно Гитлеру, а не Сталину. Германия еще не вполне оправилась от последствий Версальской системы. Немецкие танкисты до прихода Гитлера к власти вынуждены были ставить пулеметы на фанерные макеты танков и вот так постигать азы современного танкового боя, ведь Германии было запрещено иметь на вооружении танки. Пока немцы возились со своими фанерными макетами, в СССР ставили на вооружение новые танки и самолёты, пушки и гаубицы. При Гитлере Германия начала быстро вооружаться, но в сентябре 1939-го преимущество Советского Союза оставалось колоссальным: у Германии было 4200 самолётов против 11 100 советских, против 3400 немецких танков Советский Союз мог выставить 21 000! Качество военной техники обе державы недавно опробовали в Испании. Советские танки Т-26 и БТ-5 из своих 45-миллиметровых пушек безнаказанно расстреливали немецкие пулемётные танкетки Pz-1, в воздухе советские И-16 били немецких «мессершмиттов» (Bf-109B). На вооружении Красной армии находились и сверхскоростные БТ-7 и БТ-7М с самым мощным в то время танковым двигателем, и тяжёлые Т-35, вооружённые тремя пушками и семью пулемётами. Ничего подобного у Гитлера просто не было.
Другое дело, что военный потенциал Германии рос стремительно. Сталин, располагавший хорошей разведкой, это знал. И здесь я не могу не поспорить с автором статьи. К сожалению, избежать войны в Европе было практически невозможно. Власть в крупнейшей стране Европы находилась в руках Гитлера и нацистской партии. И рано или поздно гитлеровская Германия развязала бы войну.
Военный потенциал Германии рос быстрее советского. Если в 1939-м преимущество было на стороне СССР, то уже через несколько лет немецкая наука и военная промышленность позволили бы Германии догнать и перегнать Советский Союз. Даже в 1941–1945-м, когда почти все силы и средства поглощал Восточный фронт, когда тысячи английских и американских бомбардировщиков ровняли с землёй немецкие военные заводы, Германия умудрилась создать новые тяжёлые танки, реактивный истребитель Ме-262 и реактивный бомбардировщик «Арадо-234», сделать 11 300 запусков крылатых ракет Фау-1 и 10 800 запусков баллистических ракет Фау-2. Теперь представьте, что Германия не вступила в вой-ну в 1939-м. Она не пострадала от экономической блокады и англо-американских бомбардировок. Году в 1945-м Гитлер начинает войну не с танкетками Pz-1, а сразу с «тиграми» и «пантерами», с реактивной авиацией, практически неуязвимой для советской ПВО, с крылатыми и баллистическими ракетами и, не исключено, с ядерным оружием. А ещё Вернер фон Браун проектирует межконтинентальную баллистическую ракету, которая доставит ядерный заряд не только в Лондон, но и в Нью-Йорк, в Москву, в промышленные города Урала. Вторая мировая во второй половине сороковых могла бы закончиться победой гитлеровской Германии и привести не только к гибели миллионов людей, но и к установлению нацистской власти в Европе на долгие годы, возможно — десятилетия.
Война — безусловное зло. Но мирная жизнь в Европе, оккупированной нацизмом, зло не меньшее. Если Сталин в самом деле заставил Гитлера начать войну в то время, когда тот был к войне еще не готов, то пакт следует признать большой дипломатической победой Сталина. Развитие военной промышленности гитлеровской Германии было теперь ограничено английской блокадой. Силы Германии скованы войной против Англии и Франции. При этом Советский Союз до июня 1941-го в войну против Германии вовлечен не был, а потому имел возможность копить силы, продолжать модернизацию армии и воздушного флота. Более того, сложившаяся после Пакта и начала Второй мировой войны ситуация автоматически превращала Англию и Францию (а в перспективе — и США) в союзников СССР в том случае, если бы СССР сам первым разорвал Пакт о ненападении и ударил по нацистской Германии.
Другое дело, что никто в тогдашней Европе не мог предугадать быстрого поражения Франции в мае-июне 1940 года, которое привело к ликвидации западного фронта и дало возможность Гитлеру подготовиться к нападению на Советский Союз. Но даже при этом нельзя не признать, что Пакт Молотова-Риббентропа во многом способствовал поражению нацистской Германии во Второй мировой войне.
Сергей Беляков