Дэвид Митчелл. Тысяча осеней Якоба де Зута
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2014
Дэвид Митчелл. Тысяча осеней Якоба де Зута. — М.: Эксмо, 2013. Пер. В. Вебера.
Дэвид Митчелл — известный английский писатель. Он дебютировал в 30 лет романом «Литературный призрак», который сразу был замечен благодаря особой технике сюжетопостроения. Роман даже получил премию, присуждаемую авторам-дебютантам моложе 35 лет. В этой книге Митчелл вел повествование от разных лиц, находящихся в разных местах. Это позволило ему показать широкий по масштабу срез жизни современного общества. Позже такую же технику он продемонстрирует в самом известном своем романе «Облачный атлас», который был не без успеха экранизирован. Последний роман Митчелла «Тысяча осеней Якоба де Зута», похоже, не так известен, однако является, вероятно, самым личным произведением писателя. Как-никак Митчелл больше пяти лет прожил в Хиросиме, преподавая английский язык японским студентам, и вполне понятно, что опыт жизни в Японии мог лечь в основу романа об этой стране — пусть действие его и разворачивается на рубеже 18-го и 19-го веков.
Молодой голландец Якоб де Зут прибывает в составе торговой миссии голландской Ост-Индской компании на Дэдзиму — искусственный остров вблизи Нагасаки. Япония конца 18-го и начала 19-го веков — одна из самых закрытых стран мира, поэтому даже Дэдзима обладает особым правовым и политическим статусом. Этот искусственный остров площадью около одного гектара — единственное место на японской территории, где могут высаживаться голландцы. Другим иностранцам приезд в Японию вообще запрещен, Голландия — единственная европейская страна, с которой торгует Япония, да и то количество кораблей, прибывающих в Японию из-за границы, год от года сокращается. У голландца де Зута на родине осталась невеста Анна. Ее отец не против выдать дочь замуж, но сначала хочет, чтобы жених добился чего-нибудь в жизни. Поэтому де Зут отправляется в Японию в качестве рядового клерка, надеясь приобрести опыт и заработать денег. Он плывет на корабле вместе с новым директором, имеющим поручение расследовать вопиющие коррупционные дела, в которых был замешан его предшественник. Проверка бухгалтерских книг и выявление нарушений как раз поручены де Зуту, который сразу же добросовестно берется за дело. Тем временем торговые дела у Голландии складываются неважно. Голландии позарез нужна японская медь для доставки ее в центр Ост-Индской компании в Батавии, однако японцы не намерены повышать квоту. Новый директор решает выдвинуть ультиматум. Он подделывает письмо батавского губернатора с требованием увеличить японскую квоту на медь и заставляет подписать это письмо де Зута. Японцы частично соглашаются с ультиматумом и немного повышают квоту. Голландский корабль, груженный медью, готов к отплытию. Де Зут проверяет бумаги и выявляет обман — меди нагружено больше, чем написано в бумагах. Выясняется, что новый директор — такой же коррупционер, как и его предшественник, и занимается контрабандой. Добросовестный де Зут, не соглашающийся подписывать бумаги, в одночасье лишается всех перспектив стать крупным управляющим в Дэдзиме. За несговорчивость новый директор, ранее обещавший серьезное повышение, навечно заточает де Зута в должности обычного клерка без каких-либо перспектив. Де Зут остается на Дэдзиме ни с чем.
Он помнит про Анну, но влюбляется в японскую акушерку Орито Аибагаву с обожженным лицом, которой, единственной из японок-непроституток, позволяется посещать Дэдзиму и, в частности, лекции доктора Маринуса. Орито удостаивается такой чести потому, что помогла родиться ребенку магистрата, которого считали обреченным. Но Орито ждет трагическая судьба. После смерти отца, оставившего после себя большие долги, ее продают в горный монастырь, порядки в котором мало отличаются от концлагеря. Девушки живут там под строгим надзором, проводя время в работе и молитвах. Периодически по приказу сверху они вступают в сексуальные связи с монахами с единственной целью заиметь детей. Детей, как объясняют матерям, отдают в приемные семьи, о чем много позже свидетельствуют их письма домой. Орито с самого начала одержима идеей бегства. Она прогрессивная девушка, верящая в науку и отвергающая невежество религии. Однажды ей действительно удается убежать, а заодно узнать страшную правду о монастыре. Оказывается, узнает она, все письма детей подделываются монахами, а в действительности дети умерщвляются в ходе ритуалов, которые проводит настоятель храма Эномото с целью обретения личного бессмертия. Впрочем, последнее она узнает много позже, когда Эномото будет отравлен, а его храм закрыт, а пока она возвращается в храм, потому что понимает — без нее и ее знаний роды у девушек-монахинь могут быть неудачными. Страшная правда о монастыре становится известной благодаря беглому монаху, которому удается записать секретные догмы монастыря и вынести их за пределы храма. Позже Якоб де Зут будет тайно учить японский язык, чтобы перевести записи монаха.
Пока Орито томится в монастыре, к Дэдзиме с недобрыми намерениями приближается английский корабль. Англичане сообщают о захвате Голландии Наполеоном и о банкротстве Ост-Индской компании и предлагают японцам начать вести торговые дела с Англией. Японцы отказываются, в ответ на что английский корабль начинает агрессию. Дэдзиму неофициально возглавляет де Зут, мужественно стоящий на сторожевой башне под градом снарядов. Принимается решение о защите Дэдзимы, с близлежащих японских территорий стягиваются самураи. Но, видимо, поняв, что ничего добиться не удастся, англичане уплывают. Де Зут еще много времени проведет на Дэдзиме — почти двадцать лет. Он женится, и у него родится ребенок, а позже он даже встретится с Орито после закрытия монастыря. А потом вернется домой, на чем роман кончается.
Книга Митчелла — это замечательный исторический роман, и замечателен он именно своей историчностью. Это не приключенский роман и не любовный, он именно исторический и содержит массу любопытных сведений о жизни Японии того периода. Например, читатель может узнать о том, как строго запрещали японцы христианство. Все прибывающие на Дэдзиму европейцы должны были избавляться от христианских книг. Узнает он и о том, что иностранцам было запрещено даже изучать японский язык, а японцам — обучать языку. Японским девушкам было запрещено ступать на Дэдзиму, только проституткам. Интересно показана жизнь закрытого государства в ее контакте с европейской культурой. Например, ребенок де Зута, родившийся на Дэдзиме, не имел права покидать Японию с отцом, причем, оставшись на родине, он как полукровка вряд ли мог рассчитывать на хорошее будущее. Или взять заседания японской академии, где самые прогрессивные ученые осторожно пытаются обсуждать западные книги, боясь, как бы их не заподозрили в том, будто они считают, что Япония не центр мира. Замечательно передан японский королит. Глубина проникновения здесь, конечно, не та, что у Ясунари Кавабаты, но это весьма высокая художественная планка с поправкой на то, что книгу писал неяпонец. Впрочем, это неудивительно — сам автор жил в Японии более пяти лет, к тому же женился на японке.
Митчелл создает текст близко к жизни. Собственно, именно проявления жизни его и интересуют. Неслучайно поэтому он сделал главным персонажем акушерку. Отношения Орито и Якоба, конечно, по-литературному романтичны и осторожны, но утверждать, будто такого не может быть в жизни, вряд ли у кого-то повернется язык. Митчелл дотошно воссоздает топографию Дэдзимы и указывает не только все улицы, но даже места, где располагались здания и склады. Можно полагать, что все улицы и здания были списаны писателем с реальных прототипов. Так же пунктуален он в географических описаниях Японии. Знания, которыми владели японцы и голландцы, тоже тщательно прописаны Митчеллом. Он вполне органично может процитировать какую-нибудь современную для той эпохи книгу известного европейского врача, и цитата наверняка окажется верной. Поэтому «Тысяча осеней» оставляет самое приятное впечатление с точки зрения фактологии. Куда сложнее дело обстоит с соотношением японского и европейского в книге. Дело в том, что контакт суровой японской культуры и меркантильного запада у Митчелла получился слишком живым и в чем-то даже образцовым, настолько, что это подчас кажется неестественным. Как художникам положено изображать мышцы, которых нет, так и Митчелл создает исключительные ситуации, где проявляется конфликтность японского и неяпонского. Сочиняя роман о Японии, Митчелл не смог обойтись без расхожих стереотипов и в качестве детали включил, например, многозначительную игру в го. Как водится в таких случаях, ходы в игре совершаются на фоне не менее многозначительного разговора между собеседниками-противниками. Пожалуй, это и составляет загадку книги. Как к ней относиться — с полным доверием к рассказываемой истории или считать ее лубком, написанным на основе других, более аутентичных материалов?
На этот вопрос ответить сложно. Пожалуй, верно будет и то, и другое. Автор серьезно подошел к изучению источников, да и над романом работал значительное время. Любой читатель убедится, что это придало роману живость и одновременно крепкость, и читать его нисколько не скучно. Это замечательная историческая иллюстрация, где всему находится место — не самому банальному сюжету, живым характерам, обилию фактической информации и, разумеется, исторической правде. Поэтому чтение Митчелла можно назвать не только приятным, но и полезным. Но, с другой стороны, в романе немало и ложной многозначительности, которая стараниями европейцев часто придается Востоку и там, где ее искать не следует. Рядовые японцы показаны бедными и невежественными, погрязшими в религиозных предрассудках, чиновники — полными достоинства и значительности, переводчики — теми же чиновниками, если они обладают рангом, а если нет — то подобострастными карьеристами. Все это, пожалуй, верно, но, увы, отдает лубком — теми популярными у народа картинами, с описаний которых начинался гоголевский «Портрет». Митчелл все-таки не смог проникнуть в тайну японской души, потому что показал ее страждущей богатства, достоинства и свободы — то есть общечеловеческих, а не просто японских ценностей. Именно японское в этих устремлениях показать сложно. Не считать же японским идеалом монастырь, где в условиях, не отличимых от рабства, томятся девушки, которых, как коров к быку, водят к монахам? Вряд ли. Японский колорит остается всего лишь колоритом, а сущностного проникновения Митчелл не достиг. Но в то же время он создал чрезвычайно полезный беллетризованный исторический документ, где тщательно собрана информация о Японии перед реставрацией Мэйдзи. Где показана разная жизнь — чиновника и монаха, переводчика и травницы, магистрата и настоятеля монастыря, и где все помножено на фактологическую достоверность и приятный слог. Поэтому чтение Митчелла ни в коем случае не будет бесполезным.