Пьеса в одном действии
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2014
Станислав Вальковский
(Черницын)
— родился в Кургане. В 2011 г. окончил факультет искусствоведения и
культурологии УрГУ. Сейчас учится в Екатеринбургском
театральном институте по специальности «литературный работник» (мастерская Н.В.
Коляды). Участник конкурсов «Евразия», «Действующие лица», «Любимовка»,
«Текстура». В журнале «Урал» публикуется впервые.
Действующие лица:
Максим
И другие
Картина первая
Темнота. Выходит Максим.
МАКСИМ. Вы жили в таких маленьких городках у дороги? И даже не у железной дороги, на полустанках, где поезда, а таких, что возле трассы? Вы в таких рождались, росли? Возле трассы — это хуже всего. Не знаю, кажется. Ладно, если трасса через город. Ну, по главной. Но обычно же не так. Обычно где-то километр до трассы. Не знаете таких? Знаете? Знаете эту дорогу от городка до трассы? А городок ну 15–20 тысяч, еле дышит городок. Еле там жизнь бьется. На Севере, на Востоке Дальнем. Не знаете? Там все знакомы. Знакомы, но не здоровается никто утром. Кто на работу, кто в школу. Не здороваются. Зачем уже? Знаете? Мало кто и уезжает. Поселок городского типа. Три пятиэтажки и частный сектор. По краям этот сектор постепенно загнивает, пустеет, разваливается. Кладбище зато разрастается. Городок постепенно съеживается и вытягивается вдоль этой километровой дороги до трассы. Кафешки, бильярды, сауны, еще кафешки, отели, хостелы. Все убогое, яркое, кричащее, гнилые доски, обитые поломанным пластиком, китайские гирлянды. Именно здесь, на дороге на этой, — жизнь. Здесь все мы гуляем вечером после работы, учебы. Идем вечером до трассы, обратно по другой стороне. Парни девчонок водят. Некоторые девчонки здесь и работают. Короче, норм все. И вопросы если здесь какие-то возникают, решаются четко. А мимо машины несутся и не останавливаются. Из одного центра в другой два раза в день автобус, межгород, останавливается, пассажиры вываливаются. Как инопланетяне из тарелки. Смотрят поверх домишек, курят, ругают растворимый кофе и позавчерашнюю пиццу. От автобуса далеко не отходят. Уезжают. Иногда кажется, чего проще, купи билет — и вперед. Ну, заработай там, скопи и сваливай скорее. Особенно лет в 17–19. Часто так снится, что покупаешь билет и едешь. Кто-то уезжает. Некоторые возвращаются, мятые, обветренные, странные такие. А другие не возвращаются.
Вокруг Максима появляются его друзья.
ДРУЗЬЯ. Ну.
Максим ладонями закрывает глаза, его раскручивают. Друзья разбегаются, он еще некоторое время кружится. Потом останавливается. Темно, тихо.
ГОЛОС. Максим…
МАКСИМ. Кто здесь? Пацаны, вы чо? Вы где?
ГОЛОС. Максим…
МАКСИМ. Чо за прикол…
Появляется человек в спортивном костюме и кожаной кепке. Максим открывает глаза, смотрит на него.
БАТЯ. Вырос уже. Я так и знал, что вырастешь и меня забудешь…
МАКСИМ. Ты кто?
БАТЯ. Батя твой. Не узнал, откуда тебе узнать, мы не виделись совсем. Я сначала на зону, а потом совсем…
МАКСИМ. Что совсем?
БАТЯ. А тебе никто не рассказывал?
МАКСИМ. Чо?
БАТЯ. Я расскажу. Я, когда с зоны вернулся, сразу домой — и к тебе, и к матери твоей. Но встретила меня не она. А знаешь кто?
МАКСИМ. Кто?
БАТЯ. Меня встретил наш участковый Ваня.
МАКСИМ. Дядя Ваня?
БАТЯ. Дядя Ваня. Он меня и встретил. И сказал мне, что это больше не мой дом, и не моя жена, и ты не мой сын. Так он мне сказал. А я решил, что не могу просто так уйти. Не могу просто. Он, конечно, обещал мне, что обратно на зону вернет. Но чо он мог-то тогда, участковый… Я жил у корешей и пытался вас вернуть и наладить жизнь. Но однажды я перебрал и спал на лавке у вас во дворе. Ночью. Я смотрел, как свет у вас вырубился. Я сидел и думал, что сейчас этот Ваня мою жену лапает… Нет, я думал, что вот ты там один сидишь и никому, совсем никому, кроме меня, не нужен. В общем, сидел, думал, так и уснул. А ночью вышел дядя Ваня этот. Он захватил с собой отвертку.
Пауза.
МАКСИМ. И чо?
Батя снимает кепку, у него из уха торчит всаженная по самую рукоять отвертка.
МАКСИМ. Батя!
БАТЯ. Да, сын. Все так. И теперь ты знаешь…
МАКСИМ. А чо? Я? В смысле? И чо мне теперь?
БАТЯ. Ты должен отомстить за отцовскую кровь. Ты должен убить дядю Ваню и мою жену. Ну, твою мать.
МАКСИМ. Я мать-то, это… не смогу, наверное.
БАТЯ. А это уже тебе самому решать, сын. Кровь требует отмщения. (Вытаскивает отвертку из уха, вкладывает в руку Максиму.)
БАТЯ. Светает, сын. Я должен уходить.
МАКСИМ. Отец. Отец, подожди…
БАТЯ. Говори быстрее, скоро я отправлюсь в обитель мрака и печали…
МАКСИМ. Отец… скажи, как там, в обители?
БАТЯ. Стремно, сын, очень стремно…
Батя растворяется в воздухе. Максим стоит неподвижно с окровававленной отверткой в руке. Мрак вокруг начинает рассеиваться. Из темноты проявляются очертания парка, лавки, пустые бутылки, пьяные бомжи. Мимо идут две бомжихи со всеми атрибутами: большие сумки, грязные тряпки, намотанные на тела в несколько слоев, пропитые, беззубые лица.
ПЕРВАЯ БОМЖИХА. Помаду она у меня забрала. Помаду.
ВТОРАЯ БОМЖИХА. Чо?
ПЕРВАЯ БОМЖИХА. Помаду. Я пришла и спицей ее. Нашла на помойке спицы и клубки всякие. Она рукой так вот. (Показывает.) Я хотела глаз ей выколоть. Один, а там, может, и второй. Нет, я один хотела. А она рукой закрылась, и я ей ладонь насквозь проколола.
Смеются, проходят дальше. Не слышно, что они говорят.
Один из бомжей просыпается и идет к Максиму. Приближается вплотную.
БОМЖ. Эк тебя торкнуло… вот приход-то…
Нагибается, пытается расстегнуть Максу джинсы. Максим медленно направляет на него отвертку.
МАКСИМ. Пошел.
БОМЖ. Да ладно, парень, я ведь ничо. Ты только не убивай.
МАКСИМ. Пошел отсюда, мразь…
Бомж убегает. Максим быстро идет в сторону от парка.
Картина вторая
Максим идет по своему двору. Раннее утро, но народу полно. Все столпились возле одного подъезда. Максим хочет пройти мимо, но останавливается, подходит к толпе, пробирается через стоящих людей. На асфальте лежит девушка в футболке и джинсах, голова разбита, светлые волосы перемешаны с кровью и мозгами.
ПЕРВАЯ ТЕТКА. Я всегда знала, что так и будет. Какая мать шалава, такая и Катька у нее росла.
ВТОРАЯ ТЕТКА. Да она наркоманка была. Они, наркоманы, все такие — убьются своей отравой — и ну из окон прыгать.
ПЕРВАЯ ТЕТКА. А мать ее, ты слышала? Сегодня пошла дальше бухать. Вот, чуть только что через дочь мертвую не перешагнула.
ВТОРАЯ ТЕТКА. Ой, не говори.
Из окна напротив появляется пьяный мужик в трусах.
МУЖИК В ТРУСАХ. Семь утра! Чо разорались! Чо вам не спится? На … все пошли!
Кинул бутылку и попал Максиму по голове.
Картина третья
Темнота. В темноте стоит Максим. У него в руках бутылка. Он оглядывается по сторонам. Появляется Катя. Она на возвышении, и Максим смотрит на нее снизу вверх.
МАКСИМ. Катя, Катя… что с тобой? Куда ты ушла?
КАТЯ. Я ушла туда, где все будет проще. Где не будет грязи и вони в подъездах, не будет алкашей-родителей.
МАКСИМ. Почему ты не взяла меня с собой? Я тоже хочу туда…
КАТЯ. Я ждала тебя, Максим. Каждое утро ждала. И когда ты проходил утром по двору пьяный или избитый, я понимала, что не могу тебя позвать. Я просто хотела увидеть тебя снова, на следующее утро. И поэтому не уходила сама. А сегодня утром ты не пришел.
МАКСИМ. Я с батей говорил.
КАТЯ. Тебя не было в пять, в шесть, в полседьмого, в семь, в полвосьмого. И вдруг мне стало ясно, что сегодня именно тот день, когда я могу уйти. Именно сегодня, когда ты не прошел и я не почувствовала то, что обычно. То, что останавливало меня каждый день. И я ушла. И сейчас мне пора уходить…
МАКСИМ. Катя, подожди. Не оставляй, ну, меня. Я, типа, один. Я, типа, один не смогу.
КАТЯ. Человек все сможет, и по-настоящему мочь, ну, смочь сделать, он может только сам. Только один. Остальное нечестно. Короче, прощай, Макс, я, типа, люблю тебя.
МАКСИМ. Я тебя, типа, тоже… Катя! Не уходи!..
Но Катя уже растворилась во тьме. Максим закрывает лицо руками, кружится на месте.
Картина четвертая
Максим сидит дома, в своей комнате. На стенах плакаты уже не модных групп, а самых крутых компьютерных игр. Он смотрит на монитор старого, купленного с рук компа. Без стука в комнату входит мать. У нее растрепаны волосы. Она пьяна.
МАТЬ. Скорей бы тебя уже в армию забрали, алкаша. Алкаш алкашом, как отец твой.
МАКСИМ. А какой он был?
МАТЬ. Кто?
МАКСИМ. Батя.
МАТЬ. Обычный алкаш, кто еще он был. Бил меня. Воровал по мелочи, вот и сел. Убили его по пьяни собутыльники-алкаши.
МАКСИМ. Отверткой?
МАТЬ. А я откуда знаю? Развелись, и катись колбаской…
Максим надевает наушники. Снова оглушительные пулеметные очереди. Мать говорит что-то неприятное еще некоторое время. Потом выходит из комнаты. Максим поднимается, наушники выщелкиваются из компа, но пулеметные очереди не смолкают. За окном в темном вечернем дворе кто-то запускает салюты и петарды, и двор время от времени освещается тревожным красным светом. Максим подходит к окну. Слушает пулеметные очереди, смотрит на фейерверки во дворе.
От неожиданного удара по уху Максим улетает в угол комнаты. Оборачивается. Стоит пьяный дядя Ваня.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо уставился? Урод.
МАКСИМ. Сам урод.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо сказал? Шваль ты малолетняя.
Голос матери с кухни.
МАТЬ. Чо вы орете там! Будете базлать, никакого вам обеда!
ДЯДЯ ВАНЯ. Попробуй только, сука, голодным меня оставить, на х… замочу из табельного и скажу, что от оспы сдохла.
МАТЬ. Чо ты мне сделаешь, говноед?
Соседи сверху стучат чем-то тяжелым. Слышны их приглушенные голоса.
СОСЕДИ. Заткнитесь, уроды!!! Здесь, между прочим, дети маленькие уснуть пытаются!!!
ДЯДЯ ВАНЯ. А ты мне не ори, сука, нарожала ублюдков, сама с ними и возись!!! (Стучит в потолок шваброй. Потом этой шваброй хочет ткнуть в сидящего на полу Максима.)
У Максима в руках откуда-то появляется отвертка.
МАКСИМ. Ничо ты мне не сделаешь, ментяра. Мент позорный. Я все знаю про тебя. Все знаю.
Максим выбегает из комнаты, из квартиры, из подъезда. Бежит по улице.
Картина пятая
Школьный туалет. Стоят Максим, Анатолий и Геннадий. Курят в открытую форточку.
АНАТОЛИЙ. Не западло, Макся, прыгнуть?
МАКСИМ. Сам прыгай.
ГЕННАДИЙ. Да ладно, чо?
АНАТОЛИЙ. Чо дома?
МАКСИМ. Х…ня. Одна «Дота» только доставляет.
ГЕННАДИЙ. Тебе «Майнкрафт» не купили?
МАКСИМ. Какой «Майнкрафт»! Там еще приставка, все дела.
Молчание.
АНАТОЛИЙ. Точно. Ты чо-то последнее время как целка-невидимка ходишь. Чо такое, Макся?
МАКСИМ. А тебе чо, интересно?
АНАТОЛИЙ. Просто.
ГЕННАДИЙ. А с Наташкой чо у тебя?
МАКСИМ. С Натахой все зашибись. Я с ней не здороваюсь. Притворяюсь накуренным постоянно. Она «В контакте» пишет.
ГЕННАДИЙ. А ты, ты чо?
МАКСИМ. А я ей всякую х… отправляю, из папки «Черное гейское БДСМ». Которая у меня для троллинга.
ГЕННАДИЙ. Мужик, б…
МАКСИМ. Достали меня эти ее ванильные посты. Повзрослей сначала, потом пиши.
АНАТОЛИЙ. Ну ты даешь, Макся. Ты чо дикий такой?
МАКСИМ. А тебе чо, интересно?
АНАТОЛИЙ. Просто.
МАКСИМ. Это там у тебя ИксБокс твой. Ты там по кнопочкам хреначь, и человечек прыгать будет, бегать и вообще делать все, чо хочешь. И в окно сиганет, если кнопочку нажмешь. Я тебе не ИксБокс. На мне кнопочек нет. Не так просто все.
ГЕННАДИЙ. А чо там этот?
МАКСИМ. Толстеет. Водку жрет. Че ему будет.
ГЕННАДИЙ. Ты же чо-то говорил про него.
МАКСИМ. Я ничо не говорил. Ты говорил.
Молчание.
ГЕННАДИЙ. Я говорил?
МАКСИМ. Чтоб он сдох. Дядя Ваня.
Смеются.
ГЕННАДИЙ. Дуть будем?
МАКСИМ. У меня денег нет.
ГЕННАДИЙ. Да на х…
МАКСИМ. Давайте после уроков, а?
ГЕННАДИЙ. А щас чо, зассал?
МАКСИМ. Сам ты зассал.
ГЕННАДИЙ. Ну, давай тогда.
Достают пластилин, маленькую бутылочку из-под минералки.
Картина шестая
Актовый зал в школе. На сцене прыщавый длинноволосый мальчик и толстая девочка в белом платье что-то читают с листочков. Самодеятельность. Максим, укуренный, сидит в зале и смотрит. На сцене читают текст.
ДЕВОЧКА. Давай, Максик, уедем с тобой, хочешь? Я буду любить тебя, Максик. Я хочу тебя, Максик. (Приближается к мальчику.)
МАЛЬЧИК. Иди ты… (Хочет уйти.)
ДЕВОЧКА. Чо захотел! Славик, меня этот гад схватил! Стой, шакал!
Появляется еще один, совсем грустный паренек. Нехотя идет к мальчику.
ДЕВОЧКА. Стой, тварь!
Мальчик уныло встал посреди сцены.
ПАРЕНЕК. Стоять! Ну, чо, с-сучок, с тобой делать будем?
ДЕВОЧКА. Славик, сука, наваляй ему! Чо, не мужик, что ли?! Вали его на! Вали суку!
Парень неумело ударяет мальчика.
ДЕВОЧКА. Мочи его, Славик, гада! Ногами, суку!
В полумраке зала поднимается толстенный парень в шарфе.
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Вы чо, блин? Вы чо, блин, играете, как сценку из КВН? Ты как бьешь? Ты чо? А ты, невеста, ну, Светка, где вульгарность, где гадость жизни? Мы ж говорили. Всё, сдохните, свалите все.
МАЛЬЧИК. Пошли в столовку.
ДЕВОЧКА. Я пюреху с котлетой возьму.
ПАРЕНЕК. Погнали.
Актеры уходят.
МАКСИМ. Че за фигня?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. А ты чо здесь делаешь?
МАКСИМ. Смотрю на фигню эту. У тебя минералка есть?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Нету. И чо тебе надо?
МАКСИМ. Вы это вот играть будете?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Да блин. Нам разрешили сыграть отрывок из «Пластилина», это по пьесе современного драматурга…
Пауза. Парень что-то смотрит в своем телефоне.
МАКСИМ. Слушай. А предки придут это смотреть?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Ну, я думаю.
МАКСИМ. Зашибись. Слушай, а ты можешь там текст малость поменять?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Как поменять? Ты шизанутый? Там автор, там каждое слово…
МАКСИМ. Да на хрен, думаешь, его читал кто-то?
ПАРЕНЬ В ШАРФЕ. Иди на хер.
МАКСИМ. Слушай, ты же Костик из «Б» класса.
КОСТИК. Ну?
МАКСИМ. Слушай, Костик, я тебе пластилина достану. Не фигни всякой, а реального такого. Самого… Улетишь просто.
КОСТИК. Ну, я не знаю.
МАКСИМ. А чо знать. Я завтра, короче, слова принесу тебе. И пластилин. Ок?
КОСТИК. Не кинешь?
МАКСИМ. Мне надо.
КОСТИК. Ну, хрен с тобой. Неси. Но если говно напишешь — хрен я текст изменю.
МАКСИМ. Все зашибись будет.
КОСТИК. Давай.
Костик уходит. Максим достает из кармана отвертку. Просто стоит и смотрит на отвертку. На сцене появляется Натаха. Читает по бумажке.
НАТАХА. Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум. Вот укроп для вас и голубки; вот рута для вас; и для меня тоже; ее отличием. Вот маргаритка; я бы вам дала фиалок, но они все увяли, когда умер мой отец; говорят, он умер хорошо. (Поет.) «Веселый мой Робин мне всех милей».
Максим смотрит на нее пустыми глазами. Отворачивается. Смотрит на отвертку.
МАКСИМ (тихо). И чо, вот все так? В ухо ему, и все. А мама… Я не думал, что все вот так. Что говно это курить…
НАТАХА. Максим. Максим, ты чо здесь делаешь?
МАКСИМ. Так.
НАТАХА. Тебе понравилось? Ну как я щас…
МАКСИМ. Я не понял ничо.
НАТАХА. Ты укуренный, что ли?
МАКСИМ. Ну.
НАТАХА. Ты совсем дурачок. Ну, Максик, ну ты чего? Зачем ты так с собой?
МАКСИМ. Я пойду. (Идет к выходу, запинаясь за стулья.)
НАТАХА. Ты посмотри видяху, которую я тебе на стену кинула. Там котятки.
Максим ушел. Натаха смотрит в бумажку.
НАТАХА. Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум. (Пауза. Посмотрела в бумажку.) Вот укроп для вас и голубки; вот рута для вас; и для меня тоже; ее отличием…
Картина седьмая.
Двор Максима. Вечер. Снова куча народа столпилась возле одного подъезда. Там даже пожарный кран стоит. И с пятого этажа пожарный спускает маленького ребенка. Ребенок, как кукла, болтает руками и ногами. Внизу два мента разговаривают с маленькой девочкой.
ПЕРВЫЙ МЕНТ. Был там еще кто?
ДЕВОЧКА. Там дедушка был и бабушка.
ВТОРОЙ МЕНТ. И где они?
ДЕВОЧКА. Дедушка в песочнице, вон там. У него инсульт, и он теперь дурак.
ПЕРВЫЙ МЕНТ. А бабушка?
ДЕВОЧКА. Бабушка подожгла. Она водку пьет, и бьет всех, и нехорошее делает, когда водку пьет.
ВТОРОЙ МЕНТ. И чо?
ДЕВОЧКА. Она подожгла и пошла водку пить.
ПЕРВЫЙ МЕНТ. Зашибись у тебя жизнь.
ДЕВОЧКА. А чо братик? Чо он болтается так?
ВТОРОЙ МЕНТ. Слышь, там шкет живой у тебя?
ПОЖАРНИК. Хрен знает.
Пожарный уносит ребенка в машину скорой помощи. Квартира горит. Максим смотрит на все это. Снова ему кажется, что выстрелы, взрывы гремят. Он закрывает уши. Кто-то положил ему руку на плечо. Он повернулся. Стоит Катя. Катя берет его за руку, и они идут в песочницу. Садятся рядом с дедушкой. Играют в песочнице.
МАКСИМ. Я придумал…
КАТЯ. Я тоже…
ДЕДУШКА. Играть будем, да? Давайте играть.
Все трое играют.
Картина восьмая
За гаражами запах мочи, мусор всякий валяется, бутылки, шприцы. Стоят Анатолий и Геннадий. Пьют пиво «Жигулевское», курят.
Подходит дядя Ваня.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо, говнокуры?
ГЕННАДИЙ. Он ни х… толком не говорит.
ДЯДЯ ВАНЯ. А вы лучше спрашивайте.
ГЕННАДИЙ. Отодрать его, что ли?
ДЯДЯ ВАНЯ. Давай.
ГЕННАДИЙ. Я так не могу.
ДЯДЯ ВАНЯ. Толик…
ГЕННАДИЙ. Я — Гена…
ДЯДЯ ВАНЯ. Мне по барабану кто ты, говнокур. Ты чо дерзкий такой. Прямо встал и на меня смотри. Сюда смотри.
АНАТОЛИЙ. Да ладно, дядя Ваня. Мы чо можем…
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо можете, вы будете делать на зоне, когда я вас закрою. Поняли? Ясно вам, спрашиваю?
АНАТОЛИЙ. Ясно, дядя Ваня.
Молчание.
АНАТОЛИЙ. Дядь Вань, нам бы…
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо вам? Дать в репу? (Осматривается по сторонам, выкидывает из кармана маленький пакетик.)
Анатолий быстро его поднимает и прячет.
ДЯДЯ ВАНЯ. Вы решили, я вас за красивые глаза прикармливаю?
ГЕННАДИЙ. Мы разберемся, дядя Ваня.
ДЯДЯ ВАНЯ. Свалили отсюда.
АНАТОЛИЙ. До свиданья.
ГЕННАДИЙ. Досвидос.
Анатолий и Геннадий убежали.
Дядя Ваня повернулся к гаражу, мочится.
Подходит Паха, владелец нескольких киосков в городе.
ПАХА. Чо ты с этими обмудками возишься? Прилипнешь еще…
ДЯДЯ ВАНЯ. Я не прилипну. У меня свои методы работы с населением.
Паха тоже пристраивается отлить. Достает из кармана толстый конверт. Передает его дяде Ване, тот молча прячет его.
ПАХА. А ты все из-за этого выблядка паришься?
ДЯДЯ ВАНЯ. Хер его знает, чо он знает.
ПАХА. Ну про батю-то не знает. Кто ему скажет…
ДЯДЯ ВАНЯ. Я не знаю! Он совсем запарный стал.
ПАХА. Нарик. Говнокур, как они все.
ДЯДЯ ВАНЯ. Не в этом дело.
ПАХА. Может, еще в моей Натахе дело.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо?
ПАХА. Короче, я ее переписку читаю. Чтобы она со всякими уродами не спала.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чо?
ПАХА. Ваня, «В контакте» переписку ее читаю. Ты чо темный такой?
Поворачиваются.
Паха достает бутылочку, зажигает сигарету.
ПАХА. Короче, у моей с твоим какие-то шашни. Я ее раскалывал, она говорит, что отшивает его.
ДЯДЯ ВАНЯ. И чо?
ПАХА. Ну, блин, может, там гормоны. Вся херня. Может, у парня спермотоксикоз. А ты тут паришься.
ДЯДЯ ВАНЯ. Но ты проверь все равно.
ПАХА. Я уже придумал все…
Накуриваются. Достают шкалик, запивают.
ДЯДЯ ВАНЯ. Паха… Как же все стремно.
ПАХА. Чо?
ДЯДЯ ВАНЯ. Все. Старею. Стоит у меня не регулярно.
ПАХА. Напомни мне, я тебе достану одну штуку. Стоять будет, как на плацу.
ДЯДЯ ВАНЯ. Да не в этом дело, Паха…
ПАХА. Я понимаю…
Смотрят в небо. Молчат.
Картина девятая
Максим сидит на лавочке в парке. Вечер уже. Здесь дальний угол парка: карусель сломанная, старые кирпичи, мхом покрыты. Максим сидит на кирпичах. Накуривается. Потом достает пакет вина, открывает, пьет. Откуда-то издалека начинают доноситься звуки автоматных очередей, взрывов. Максим закрывает уши. Автоматные очереди все громче, вдруг небо разрывают фейерверки. Но они не обычные. Они черные. Где-то в небе взрываются и рассекают его черными ломаными стрелками. На небе все больше полос. Небо разрывается, земля тоже исчезает. Во всем мире остаётся только куча кирпичей, а вокруг тьма. В темноте повисла разбитая карусель. Максим лежит на кирпичах. Он оглядывается, отпивает вина. Берет один кирпич. Кладет его прямо на темноту, туда, где должна быть земля. Потом берет следующий. Начинает по одному кирпичу выкладывать себе дорожку.
МАКСИМ. Мама, мамочка… Почему ты мне не говорила, что жизнь, она такая? Что сигареты такие крепкие, что водка такая горькая, что дурь так берет?.. Почему нам это в школе не говорят? Почему не говорят, что зимой холодно, а ботинками в лицо — это больно? Мама, что мне, зачем? (Выкладывает кирпичи.) На х… жить так, мама? Зачем рождаться тогда, если все в грязи, если всегда в грязь лицом. Самого себя сам. И другие. Все, всё. Зачем так, мама? Друзей нет, девки — шалавы. Чо будет-то, чо я жду-то? Все херня, мама. Зачем же это все?.. Зачем ты нас так, мама? Мы же ничего еще не сделали никому. Никого не обидели, не ударили. Зачем нас вот в это все? (Выложил уже длинную дорожку.) Терпеть, терпеть, ходить, говорить, пресмыкаться, ползать в блевоте, обмазываться грязью, бухать, упарываться, курить, играть, ходить голодным, обжираться, еб…ся, сдохнуть, сдохнуть… Все слишком… Все крутое скребет по коже, как наждачка. Сначала больно, а потом привыкаешь просто. И тебя эта наждачка стирает. Ничо не останется. Не будет уже мест, которым больно. И мест, которым приятно, тоже не будет. Кусок мяса будет. На хер тогда здесь вообще чалиться, как на зоне, как в пещере? (Бьет кирпичи.) Очко! Все очконавты! Все стремаются свалить. И я стремаюсь. Не только говном окажешься. С тебя не только кожу всю на х… сдерут, еще и напомнят что ты, ссыкло, сам на все это подписался… сам все… Мам, я сам все… сам…
Максим ложится на кирпичи. Его потрясывает. А в небе снова фейерверки, снова гремят взрывы и автоматные очереди.
Появляется Катя. Она медленно прыгает по кирпичам, приближается к Максиму. Нагибается, смотрит на него.
МАКСИМ. Я совсем, короче, не знаю, чо должно быть…
Катя танцует, напевает что-то, и звуки взрывов смолкают. Катя начинает двигаться неестественно, как кукла. Максим с трудом поднимает голову, смотрит на нее.
МАКСИМ. Ты не настоящая.
КАТЯ. А ты настоящий?
Максим поднимается, подходит к ней. Они обнимаются, стоят секунду и падают на землю, как куклы. Разваливаются на части.
Картина десятая
Магазин. Стеллажи с продуктами. Прямо возле стеллажа с вином в продуктовой тележке уселась Натаха, она пьет вино из пакета. Максим стоит рядом с ней, опираясь на тележку. Натаха отпивает, подает ему пакет. Он мотает головой.
МАКСИМ. Пропалят.
НАТАХА. И чо? Отцовский магаз. Мне здесь все можно. Я могу даже продавщице в рожу плюнуть. И она мне ничо не сделает.
Максим отпивает.
НАТАХА. Покатай меня, Макся.
Максим медленно начинает ее катать по проходам.
МАКСИМ. И чо тебе, Натаха, надо?
НАТАХА. Чтобы ты меня покатал. А потом мы пойдем погуляем.
МАКСИМ. А потом?
НАТАХА. Потом пойдем ко мне. Или куда-нибудь еще.
МАКСИМ. А потом?
НАТАХА. А потом суп с котом. (Смеется.) Сам знаешь, чо потом.
МАКСИМ. Ну, пусть. А потом?
НАТАХА. Когда потом?
МАКСИМ. А потом мы все умрем.
НАТАХА. Ой, Макся. Вот не начинай только.
МАКСИМ. А ты чо думаешь, так и будешь кататься в колясочке всю жизнь? Чо потом, Натаха?
НАТАХА. А ты чо предлагаешь?
МАКСИМ. Тебе? Тебе на панель. Это самое честное, Натаха. И самое чистое вроде.
НАТАХА. Блин. (Вылезает из тележки.) Блин, Макся. Чо ты трудный такой?
Максим берет у нее пакет вина. Отпивает. Отдает ей.
НАТАХА. Мне обидно, Макся.
МАКСИМ. Можешь еще в монастырь. Но, х… знает, мне кажется, там самый пи…деж и есть. Короче, решай. (Идет к выходу.)
НАТАХА. Куда пошел, Макся? Макся! Макся, а чо, если я тебя люблю, а? Чо тогда?
МАКСИМ. Тогда точно на панель.
НАТАХА. На х… иди!
МАКСИМ. Но это потом. А пока пошли, накуримся.
НАТАХА. Придурок ты.
Кидает в него пакет вина. Пакет пролетает мимо. Они улыбаются.
Картина одиннадцатая
Снова актовый зал в школе. В зале много народу: ученики, учителя, родители. Шум, гам, все переговариваются, перешептываются. Постоянно кто-то входит, кто-то выходит. Максим тоже сидит в зале. Сцена кое-как, криво освещена. На сцену выходит Натаха в ночной рубашке. В руке у нее пучок укропа. Она, шатаясь, приближается к микрофону и повисает на нем. Пустыми, бегающими глазами смотрит в зал, качается в такт только ей слышной мелодии. Слышно ее дыхание. Она отрывает от укропа веточки и подает их невидимым людям.
НАТАХА. Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум. Вот укроп для вас и голубки; вот рута для вас; и для меня тоже; ее отличием. Вот маргаритка; я бы вам дала фиалок, но они все увяли, когда умер мой отец; говорят, он умер хорошо. (Поет «Веселый мой Робин мне всех милей».)
Неужто он не придет?
Неужто он не придет?
Нет, помер он
И погребен,
И за тобой черед.
А были снежной белизны
Его седин волнистых льны.
Но помер он,
И вот
За упокой его души
Молиться мы должны.
Все той же шатающейся, медленной походкой Натаха уходит со сцены. Зал молчит секунду. Потом разрывается от неожиданных для самих себя аплодисментов.
На сцене появляется Костик.
КОСТИК. Разрешите представить вам первую работу нашего экспериментального театра, театра, театра… «Пластилин». Сигарев. Театр. Театр. (Пытается собраться, закрыл глаза.) Смотрим. (Быстро убегает со сцены.)
Максим сидит в стороне и наблюдает за матерью и дядей Ваней. Они сидят в другом конце зала. Почти не смотрят на сцену, разговаривают. На сцене что-то происходит.
МАКСИМ. Щас проверим. Щас проверим. Может, и реально просто на измену подсел. Но отвертка же. Загоним очко этой гниды в мышеловку. Посмотрим.
На сцене происходит следующее: на лавочку ложится паренек в спортивном костюме и кепке. Паренек притворяется сильно пьяным, шатается.
ПАЦАН. Я решаю на районе. Я здесь центровой. И всякие падлы у меня без разговоров отхватывают. Меня каждый реальный пацан в городе знает, и каждая сука меня боится. Вот только жену я не удержал. Семью не удержал. Всех уродов в кулаке держу, а бабу не удержал. Ну, ничего. Ты еще попляшешь у меня, ментяра позорный. Сука ментовская.
Засыпает. На сцене появляется парень в ментовской форме. Он крадется по сцене, приближается к лавке.
ПАРЕНЬ. Вот он. Уснул, мразь. Я говно, я червяк, я чмо. И с таким вором мне в жизни не совладать в честном бою. Поэтому я, трусливая гнида, решил подкрасться к нему ночью и подло замочить. Ведь бабу я у него увел. И семью развалил. И на зону закрыл. Все я. (Смеется, достает отвертку из кармана.) А теперь я его замочу. (Втыкает отвертку в ухо лежащему пацану.)
Пацан вздрогнул и упал с лавки. Паренек-мент начинает дико смеяться.
ПАРЕНЬ. Замочил. (Смеется.)
Дядя Ваня вскакивает с места, запинаясь о стулья и ноги сидящих, выбегает из зала. Максим бежит за ним. Дядя Ваня бежит по коридору.
ДЯДЯ ВАНЯ. Как так? Кто мог узнать? Кто мог рассказать? О, совесть. Сука. Поздно. Подловили. Прижали.
МАКСИМ. Вот оно. Раскололся. Потек. Все ясно. Теперь только уличить момент, ментяра.
Бегут по коридору.
Дядя Ваня выбегает во двор, бежит вдоль стены, подбегает к пожарной лестнице на стене школьного здания, шатается, начинает карабкаться вверх. Максим следует за ним.
ДЯДЯ ВАНЯ. Увы мне! Увы! Что это за жизнь такая? Зачем? Мне никто не говорил, что все так будет!!! Что все так! Облака, хватайте меня, принимайте. Разомните, размелите в муку. Чтобы не было меня, чтобы никогда меня не было. Совесть, сука. Почему же тебя пропить-то нельзя? И совесть не пропить и пустоту не заполнить, и стыд не забыть. Говно. Стать говном, чтобы жить. Не мы такие, жизнь такая. Господи! Увы мне!
Они всё лезут вверх. Стена школы давно закончилась, но лестница продолжается в небо.
МАКСИМ. Вот он. Вот он, передо мной. Достать отвертку. В ухо. Лучше в шею, чтобы мучился, падла. Рука. Рука. Давай. Бей, не жалей. Он не жалел. А мать? А он? Да. Господи. Разрушить все. Чтобы ничего и никого не осталось. И тогда не будет отверток.
ДЯДЯ ВАНЯ. И тогда не будет стыда и не будет совести. И не надо будет бить человека в лицо ногами, чтобы заглушить совесть. Не надо будет унижать и унижаться. Меня отверткой в ухо. Давайте! Ну, где же вы! Я готов! Облака размелют меня в стиральный порошок и высыплют в пустоту.
Они почти долезли до плотных молочных облаков. Город остался далеко внизу и не виден в тумане.
МАКСИМ. Пустота. Откуда такая пустота? Почему не могу сейчас? Не могу. Не могу.
ДЯДЯ ВАНЯ. Не могу, не могу, не могу.
МАКСИМ. Не могу, не могу.
ДЯДЯ ВАНЯ. Не могу.
Они лезут по лестнице дальше, выше, в облака. Исчезают в них. Оттуда, как из сита, сыплется мука и стиральный порошок. Все вокруг белое.
Картина двенадцатая
Камера СИЗО. В камере сидят трое зэков угрожающего вида. В углу примостился Максим. Молчит, смотрит себе на ноги.
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Ты глянь на эту целочку.
ВТОРОЙ ЗЭК. Ты здесь предлагаешь?
ТРЕТИЙ ЗЭК. Он ласты склеит. А потом чо?
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Мне вертухай напел, что волю дает этому мокрожопику понты пообломать.
ВТОРОЙ ЗЭК. Да ладно.
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Говорю. Его с говном на кармане приняли. И насолил он кому-то. Ему светит до х… так-то.
ТРЕТИЙ ЗЭК. Эй, пацан.
Максим молчит.
ВТОРОЙ ЗЭК. Ты чо кислый такой? Ты чо там, а?
Трое окружают Максима.
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Тебя спросили.
МАКСИМ. И чо ты хочешь?
ТРЕТИЙ ЗЭК. Ты чо дерзкий такой?
МАКСИМ. А ты чо хочешь-то?
По другую сторону клетки появляется дядя Ваня. Ставит стул поближе, садится. Все притихли, смотрят на него. Дядя Ваня молча закуривает, небрежно кивает. Зэки все поняли, приближаются к Максиму. Максим смотрит на него. Кидается на зэков.
ТРЕТИЙ ЗЭК. Ты чо, урод.
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Ломай!
ВТОРОЙ ЗЭК. Ломай его.
МАКСИМ. А-а-а-а. Пустите, суки. Пустите, уроды.
Борьба. Максима быстро валят на пол. Максим пытается вырваться, кричит.
МАКСИМ. Пустите!
Дядя Ваня спокойно смотрит на все это. Курит. Максим затихает, начинает тихо плакать.
Дядя Ваня резко встал, подошел к решетке.
ДЯДЯ ВАНЯ. Завяли быстро.
ВТОРОЙ ЗЭК. Да ладно, начальник.
ДЯДЯ ВАНЯ. Ты не понял?
ТРЕТИЙ ЗЭК. Все, все.
Зэки отошли в другой угол камеры. Сели на лавку. Закурили. Максим лежит, не двигается. Хнычет. Дядя Ваня открыл ключами клетку. Зашел, поднял Максима, вывел его в коридор и завел в другой кабинет. Посадил на стул перед собой.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чаю, может?
Максим молчит. Дядя Ваня сильно бьет его ладонью в лицо.
ДЯДЯ ВАНЯ. Чаю, Максим?
МАКСИМ. Да.
ДЯДЯ ВАНЯ. Вот и хорошо.
Молчат.
ДЯДЯ ВАНЯ. Курить хочешь?
МАКСИМ. Нет.
Снова резкий, сильный удар. Дядя Ваня протягивает Максиму сигарету. Тот берет ее. Дядя Ваня протягивает зажженную зажигалку. Максим прикуривает.
ДЯДЯ ВАНЯ. Ты попал, Максимка.
Максим смотрит на него. Дядя Ваня кивает.
ДЯДЯ ВАНЯ. Я тебя определю года на три-четыре для начала. Для разгона.
Максим молчит. Дядя Ваня листает какие-то бумаги. Максим закашлялся, смотрит на сигарету, потом на дядю Ваню.
ДЯДЯ ВАНЯ. А, ну да. Это тебе потом. Для анализов. С говном сигаретка.
Максим положил сигарету в пепельницу. Дядя Ваня ее быстро затушил. Придвинул Максиму чашку чая. Максим не реагирует.
ДЯДЯ ВАНЯ. Ладно. Есть другой вариант. По старой дружбе. Я забуду все это. И дела не будет никакого. А ты отправишься, мой дорогой, подальше. У меня есть подвязочки. Друзья есть. Перевезут тебя в другой городок. Устроят там на завод помощником слесаря. Учиться будешь, работать. Тихо, мирно. Нормально, нет?
Молчание.
ДЯДЯ ВАНЯ. Учти, вариантов у тебя немного. Ну как, мы договорились?
Смотрят друг на друга. Молчат.
ДЯДЯ ВАНЯ. Ну? Пока я добрый.
МАКСИМ. Да.
ДЯДЯ ВАНЯ. Вот и хорошо.
Стукнул ногой в стену. Из-за угла сразу выбежали Геннадий и Анатолий.
АНАТОЛИЙ. Максим, привет, Максим.
ГЕННАДИЙ. Ты как? Чо вообще?
ДЯДЯ ВАНЯ. Ребята проводят тебя. Покажут куда.
Максим поднимается. Геннадий и Анатолий берут его за локти. Максим сразу обмякает, валится.
АНАТОЛИЙ. Как же так, Максим?
ГЕННАДИЙ. Взял спалился. Макся, Макся.
АНАТОЛИЙ. Что ж это такое?
ГЕННАДИЙ. Эх, Максим.
Геннадий и Анатолий волоком тащат Максима по коридору СИЗО. Он мутно смотрит по сторонам, трясет головой.
Картина четырнадцатая
Тот самый Арбат за городом. Маленькая кафешка. За столиком сидят Максим, Анатолий и Геннадий. Пьют пиво из бутылок.
АНАТОЛИЙ. Поедешь, осмотришься там. Ну, годок, другой, пока все утрясется.
ГЕННАДИЙ. А можно и в центр.
АНАТОЛИЙ. Да, можно и в центр.
ГЕННАДИЙ. Там и работа, и все на свете.
АНАТОЛИЙ. А здесь тебе чего?
ГЕННАДИЙ. Сядешь.
АНАТОЛИЙ. Сядешь, сто пудов.
ГЕННАДИЙ. Надо оно тебе?
АНАТОЛИЙ. Щас приедут мужики. Увезут тебя. Устроят.
ГЕННАДИЙ. Знаешь, какие у дяди Вани связи?
МАКСИМ. Знаю. Покурю пойду.
Максим вышел на улицу. Пошарил в карманах. Нет сигарет. Посмотрел по сторонам. В машине, в черном джипе, сидят суровые кавказские дяди. Максим спокойно к ним подходит.
МАКСИМ. Не будет у вас сигареты?
МУЖИК. Будет.
Дает ему сигарету.
МУЖИК. Слышь, парень, постой секунду, а.
МАКСИМ. Что? От дяди Вани?
Молчание.
МУЖИК. Пацанчика тут одного надо…
МАКСИМ. Там они.
МУЖИК. Ты в курсе, что ли?
МАКСИМ. Не одного только, а двоих.
МУЖИК. Нам сказал про одного.
МАКСИМ. Короче, планы изменились. Их двое. Они в кафешке. И, по ходу, все просекли уже.
МУЖИК. Так.
МАКСИМ. Щас на ногу двинут.
МУЖИК. У нас не двинут, да.
Мужики выходят из машины.
МАКСИМ. Они только на измене уже дикой. Гнать будут.
МУЖИК. Разберемся.
Мужики идут в кафешку. Максим ждет секунду. Потом срывается с места. Бежит через поле и грязь в сторону города. Пересекает поле, перепрыгивает невысокий железный забор и оказывается на кладбище. Бежит через могилы, перепрыгивает оградки. Прячется за деревом, переводит дух. Поднимается. Идет мимо могил. Видит, что неподалеку кто-то копает могилу. Спокойно подходит к человеку. Смотрит. Могильщик копает.
МОГИЛЬЩИК. Чо?
МАКСИМ. Ничо, смотрю.
Молчание.
МАКСИМ. А кому могила?
МОГИЛЬЩИК. А тебя канает?
МАКСИМ. Интересно.
Могильщик продолжает копать.
МОГИЛЬЩИК. Дочка буржуина местного, Пахи, знаешь такого? Наташка, что ли, говна накурилась и под автобус сиганула.
МАКСИМ. Да ладно.
МОГИЛЬЩИК. Ну да.
МАКСИМ. Натаха, блин… (Сел на землю.)
Человек выбросил из могилы череп. Это необычный череп, это голова манекена. Максим вздрогнул. Молчание. Могильщик копает. Время от времени Могильщик выбрасывает из могилы кисть или стопу манекена.
МОГИЛЬЩИК. Знал ее?
МАКСИМ. Вроде.
МОГИЛЬЩИК. Я вот знаю, чо им надо всем. Ладно нищеброды всякие. Клей нюхают. Сбухиваются и режут друг дружку. А богатенькие-то чего?
Молчание.
МАКСИМ. А можно ее здесь? На кладбище? Она же сама.
МОГИЛЬЩИК. Деньги есть, так все можно.
Молчание.
МОГИЛЬЩИК. Тоже, поди, упарываешься говном этим?
Молчание.
Максим смотрит на череп-голову манекена.
Берет его в руки, разглядывает.
МАКСИМ. А это нормально вот так?
МОГИЛЬЩИК. Щас закон новый. Если за могилой сорок лет не ухаживают, ну родные там, то можно выкапывать смело.
МАКСИМ. А это куда?
МОГИЛЬЩИК. Чо? (Посмотрел на череп.) Это. Вынесу там на помойку. Потом увезут.
Максим смотрит на череп.
Могильщик выбрасывает из могилы кусок ноги манекена.
МАКСИМ. А чей это? В смысле, кто здесь раньше был? (Поднимает череп.)
Могильщик перестает копать. Смотрит на Максима.
МАКСИМ. Может, моя училка из начальной школы — сучара старая. Или, может, сосед-алкаш. Прикольный был. У него когда белка начиналась, он по двору гоблинов гонял и чертей. Веселый был. А теперь вот. Невеселый.
МОГИЛЬЩИК. Чо ты выдрючиваешься?
МАКСИМ. Чо?
МОГИЛЬЩИК. Человек здесь лежал. Самый настоящий. А кто такой, не все равно?
МАКСИМ. Так-то да. Просто прикинь. А вот так же можно и череп Ельцина выкопать. Или Сталина. Типа как крутые мужики, а череп у всех — череп.
МОГИЛЬЩИК. Я тебя спрашиваю, сопляк, чо ты выдрючиваешься? Череп ему? Поставь в него свечку и побазарь тут еще. Я тут сто лет. Я тут всех уже похоронил и сам лягу. Я, знаешь, уже чо тут только не думал?
Молчание.
Максим смотрит на череп.
Вдали, там, где город, что-то прогремело.
Максим и могильщик вздрогнули.
МОГИЛЬЩИК. Кого-то хоронить будут сегодня. А в городе сегодня День города. Тоже мысль.
Они смотрят, как в небе разрываются фейерверки.
Могильщик вернулся к своей работе.
Максим пошел в сторону фейерверков.
МАКСИМ. Вот всегда думаешь, что уже все, что уже можно того. А потом чо-то еще, и снова все хочется. Страшно бояться. Чего бояться? Все уже…
Максим идет через могилы. Видит в стороне большую свалку, кучу частей тел манекенов, перемешанных с бутылками, пакетами и прочим.
Картина пятнадцатая
Центр города. Толпа людей, все говорят, кричат, очень шумно. Со сцены поют что-то попсовое, замолкают, начинают петь что-то блатное. В вечернем небе салют. Каждый взрыв сопровождается хором пьяных матерных возгласов. Менты в машине спят пьяные. К ним подходит Максим. Спокойно достает пистолет из кобуры у одного из них. Мент проснулся, схватил Максима за руку. Максим два раза нажал на курок, именно в эту секунду прогремели два хлопка, и небо осветилось двумя вспышками. Радостные крики людей. Максим пробирается через толпу. Туда, где стоят и смотрят салют дядя Ваня и мать. Дорогу Максиму преграждает парень в шарфе, Костик.
КОСТИК. Макся! Привет. Есть чо упороться? Я налью.
Максим стреляет. Вспышка. Крики толпы.
Парень падает на землю. Максим двигается дальше. Перед ним возникает в хлам пьяный Паха.
ПАХА. Дочка, Натаха, чего ей мало было? Аааа!
Максим стреляет. Вспышка. Крики толпы. Паха падает на землю. Мимо идут бомжихи.
ПЕРВАЯ БОМЖИХА. И я ей вот так спицей… (Показывает.)
Максим стреляет. Вспышка. Крики. Бомжихи на земле.
Максим двигается дальше.
Перед ним две тетки.
ПЕРВАЯ ТЕТКА. Еще одна б… наркоманская удавилась…
Максим стреляет.
Идет.
Перед ним возникают трое зэков.
ПЕРВЫЙ ЗЭК. Оп-па, кто у нас тут.
В небе три яркие вспышки. Максим двигается дальше. Приближается к дяде Ване. Тот оборачивается. Смотрят друг на друга. Одновременно поднимают пистолеты. Стреляют, попадают. Вспышки в небе. Оба начинают шататься, но не падают. Мать пытается их остановить.
МАТЬ. Максим, Ваня… Что вы… Я… Все можно…
Дядя Ваня стреляет. Мать загораживает собой Максима. Падает. Крики. Максим целится в дядю Ваню, стреляет. Вспышка, крики. Но тот не падает. Дядя Ваня шатается, убегает. Максим нагибается к матери.
МАКСИМ. Мама, зачем ты?
МАТЬ. Живи только. Ты живи… (Умирает.)
Максим гонится за дядей Ваней. Оба ранены, шатаются, ковыляют. Стреляют друг в друга. Куда попало. В людей, которые падают, как манекены. Каждый выстрел сопровождается взрывом. Фейерверк. Максим догоняет, в упор стреляет в дядю Ваню несколько раз подряд. Тот падает.
ДЯДЯ ВАНЯ. Сука. Сука. Страшно. (Хрипит.) А на небе чо? (Видит вспышку фейерверка.) Алмазы…
Максим стреляет, и дядя Ваня больше не двигается. Максим, шатаясь, идет по сцене.
МАКСИМ. Больно. Все уже теперь. Все теперь. Больно.
Фейерверк закончился.
Максим толкает людей, которые действительно оказываются манекенами. Они падают.
Максим и сам двигается, как кукла.
МАКСИМ. Зачем все было? Просто так ведь. (У него отвалилась рука.) И зачем тогда бояться? Тоже просто так. (Отваливается вторая рука.) Вспыхнуло чо-то на секунду и погасло. И темнота только. И тишина.
Максим развалился на части. Все манекены упали.
Темнота.
Со сцены тихо звучит шансон.
Конец