Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2014
Евгения Риц (1977) —
поэт, литературный критик. Родилась в г. Горьком
(Нижний Новгород), окончила Нижегородский педагогический университет, кандидат
философских наук. Автор двух книг стихов. Публиковалась в
журналах «Октябрь», «Воздух», «Новый мир», «Новый берег», «Волга — XXI век»,
«Урал» и др., в антологии «Братская колыбель», на сайтах «Сетевая словесность»,
«Молодая русская литература». Участник интернет-сообщества «Полутона».
***
Вот зерно прозревает сквозь предзимнюю почву
То, что будет потом,
И то, что
Не будет потом.
Отлучённый от круговорота земного
В круговорот городской
Ловит последнее слово
Обалделой подмёрзшей щекой.
Вот зерно прозревает цветные картины
На небесах потолка,
Ловит последнее дело прости, но
Целая жизнь коротка,
Чтоб поместиться в наружные складки
Долгих несобранных дней.
Скоро всё скроют земные осадки
И то, что
Ещё земней.
***
Белокурая бестия в самом окне окна
Засыпает на краешке полусна.
Белокурая бестия? Нет, отчего же так?
Просто, скажи, затылок, сдвинутое плечо,
И за окном окна золотой пятак
Подсматривает через плечо.
Вы ли ночные бестии, твари дрожащих стен,
Пустотелые окна, ведущие по стене?
А секунду назад здесь ещё блестел
Свет полутёмный, невидимый в полутьме.
***
Свет был мал.
Руки и ноги его корней
Оплетали подушку дней.
Здесь повести бы речь,
Как он рос
На перепутье рек
Как дорог,
Но мои глаза росли быстрее его высот,
Выше каждого этажа,
И вот уже каждый его висок
На уровне глаз дрожал.
Он был подросток,
Я была человек,
И возраст наш несравним.
Продавщицы в хозмагах каждый чек
Накалывали на штырь.
А он срывался и убегал
По щенячим своим делам,
Теперь иначе касаясь штор —
Одна рука здесь, другая —
Там.
***
И она засыпает на взлёте.
Впереди каждый день, каждый день.
Вот бы купаться в золоте, как в заботе,
В воздухе как в воде.
Нет, не нужно в золоте и не нужно падать,
Надо тонуть, где сомкнется над
Золотым каскадом золотым каскадом
Опрокинутая волна.
***
Что ты знаешь о не своей стране?
Знаю, как пахнет трава в горах.
И не надо мне
Более ничего —
Только запах, и пот, и счастливый страх,
Заливающий естество.
Что ты знаешь? А разве ты
Подряжалась, чтоб что-то знать?
Посмотри, это жёлтое — тоже цветы,
Их сухая, ломкая, травяная стать.
Что ты помнишь? Нет, закрывай глаза.
Здесь не место памяти. День для неё придет.
Раскрывается новая железа —
Сладкий запах, соленый пот.
***
Клеопатра — в Аланье,
В Ашкелоне — Далила,
Женщины-пляжи
Раскинули ражие рыжие руки.
Что она подливала,
О чём говорила
И где прозвенело в округе?
Нет, не монисто
И не монета
В песке —
Иная примета
И не особо
Особая даже.
Женщины дрожи,
Озноба
Закатного и предзакатного
Жара
Зазнобы.
Ты бы желала?
А кто бы,
Скажи, не желал, а?
И кто же
Здесь целомудрием вод средиземных
Целует отважную кромку
Меж двух разведенных,
И где, говоришь,
Твое жало?
***
Тают морские дни.
Уже осень щекой весноватой
К стеклу приложилась,
Рукой потирает щеколду,
Но щиколотки в песке;
И на горах
Сладкой нетающей ватой
Лежит самолётный туман.
Как фотоплёнка
Мигнувшего века,
Как скрученный лист,
Свернётся моя Клеопатра,
Сдаваясь коротким волнам.
Здесь воздух бензинный нечист
И долгое время открыто, как карта
По тем ещё временам.
***
Будем мы говорить о траве, воде
Поначалу в траве, под конец — в воде,
После — совсем нигде.
После будем не мы,
Будем рыбы по облакам,
Золотые сомы,
Каждый — сам.
Будет полюс, как полис —
Совсем страховой,
Населённый травой и молвой.
Карамель языка, кока-кола слюны
Будет слаще,
Но мы не должны.
***
В агонии, в огне
Жары полуосенней
Согни,
Мой парк, следы,
Сгони
Колени
До воды,
Где в обрамлении волос
Авессалом.
В напластовании корней
На улицы трамвайные выходим,
Но здесь трамваев нет,
И, как перед походом,
Горит окно
В распахнутом окне.
И вроде не должно,
Но всё же пахнет йодом.
***
Ларри, Ларри, мы отравлены морем,
Оправлены далёкими берегами
И близкими берегами.
Турпакеты шуршат пластмассовыми краями
Над столь массовыми краями.
Был бы каждый из нас спокоен,
Стал бы жертвой горячей речи,
Жатвой горящей ночи,
Но не так стоим, ничего не стоим,
Говорим короче.
Где-то там дешёвые перелёты
По чужой воде с остатками белых пятен.
У буклета глянцевые страницы покрыты потом,
Словно покрыты матом.
Ларри, Ларри, кричат
слюдяные птицы,
Пролетая над и под горным хребтом гортани,
Ударяясь сами в себя бортами,
Ходят лодки, лодки,
Насколько хватает глотки.
А на сколько её хватает?
***
Бледное солнце отходит в тень —
Надо бы отдышаться, попить воды,
Лысина, чесучовый пиджак,
Долгая память в чужом глазу.
Последняя капля дробится на тысячу рек,
Стёртая, не наличествует на виске.
Всё забыто, но как на грех,
Всё — это далеко не все.
***
Бойся, бойся, наблюдатель, вынесенный за скобки,
Безответный фиксатор окраски, обмолвки.
Бейся, бейся, бельё на чужой верёвке
Во дворе вчерашнем.
Пальцы по локоть в клубнике, по плечо в черешне.
Это ли счастье? Нет, только вчерне, пунктиром.
Вейся, вейся, флаг, так сказать, на башне,
Жёсткий метод, рабочая кость, чёрная крепостная сошка.
Посмотри, очевидец, слева стоит над миром
Вечный огонь, справа грядёт невечный.
Мы ещё, так сказать, погодим немножко,
А не так сказать было бы человечней.