Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2014
Дмитрий Брисенко (1970) — родился в Великих Луках.
Жил на Урале и в Подмосковье, учился в РХТУ им. Д.И. Менделеева. Публиковался в
журналах «Волга», «Русская жизнь», «Полдень ХХI век» и
др., а также в нескольких антологиях современного рассказа. Живет в Москве.
Маргарет Тэтчер и утята
Сначала все стены внутри здания покрасили свежей краской. Краску клали
прямо поверх древней пыли, черной, жирной; пыль эта, вероятно, помнила ремонт,
который в последний раз проводился в те годы, когда институт был еще училищем.
Одновременно с покраской стен распространился слух, что к нам едет Маргарет
Тэтчер. Что якобы ректор Павел Джибраелович Саркисов
с ней на короткой ноге, и связь их чуть ли не межатомная — не разорвать. И что
он ее, учившуюся когда-то химии в Оксфорде, позвал официально в наш химический
институт. И что приезжает она со дня на день (а дело было осенью, в самом
начале семестра).
Но Тэтчер не спешила — осенний семестр кончился, а уж когда и летние
экзамены мы сдали, стало окончательно ясно, что слухи о ее
приезде были не более чем слухами.
Я забыл про ту историю, но однажды, в один из летних вечеров, зазвонил
телефон, я взял трубку и услышал голос моего приятеля: «Завтра Тэтчер
приезжает. Пойдем посмотрим?»
Договорились встретиться в Миусском сквере. О
том, что приезд Тэтчер не фейк, говорил большой
парадный кортеж, выстроившийся вдоль сквера. Первым, у главного входа, стоял
белый «роллс-ройс», за «роллс-ройсом» — «мерседесы», а за «мерседесами» шел во
всей красе советский номенклатурный автопарк: «ЗИМы»,
«ЗИСы», «Волги». У входа в здание нас остановили
коротко стриженные люди в неприметных костюмах. Они
сообщили, что прохода здесь нет и что не нужно мозолить глаза, не нужно
создавать скопление, не нужно пререкаться, все равно они нас не пустят, потому
что у них есть на то особое распоряжение.
Ну что тут скажешь; пришлось возвращаться в сквер. Было обидно видеть,
как другие люди в костюмах, по виду явно комсомольские чины, не имевшие
никакого отношения ни к институту, ни к химии, проходят внутрь группами и по
одному, тогда как для нас — светлого будущего химической науки — двери закрыты.
Мы пили пиво, купленное в палатке у метро, и со скамейки наблюдали за
суетой у главного входа.
Вот приехал очередной правительственный лимузин; из его глубин неожиданно
вышел Горбачев, а следом за ним — Раиса Максимовна. Скрылись в здании. Примерно
через час вышли обратно; погрузились в лимузин, уехали. Не прошло и пятнадцати
минут, как появилась черная «Волга», на которой приехал мэр Лужков. Автомобиль
мэра лишь на первый взгляд был проще: на самом деле его изготовили по
спецзаказу и чуть ли не из танковой брони. Бывалый Миша А. показал на колеса:
вон, смотрите, какие диски, тонн двести выдержат, и добавил, что у бывшего
президента с мэром обострились отношения и что Лужков специально приехал позже,
чтобы не столкнуться нос к носу с Горбачевым.
Затем мэр Лужков уехал на своей бронемашине, и мы в очередной раз пошли к
метро за пивом.
Интересно, о чем они там говорили? О демократизации, гласности? О
политической весне, переменах, трудностях, апатии до полного опущения рук, но и
о свете в конце тоннеля? О чем-то конкретном, о финансовой помощи? О долгом и
славном пути института? О нюансах академического обмена? О, наконец, структуре
кристаллической решетки ионных кристаллов? Об особенностях твердофазного
синтеза пептидов? О чем?
Мы не знали.
Миша А., самый решительный из нас, придумал поймать кого-нибудь из комсы и пытать в подвальных лабораториях — поить, например,
коллоидными растворами до тех пор, пока не расколется. При всей нашей
антипатии, обостренной пивом, этот план мы отвергли.
Наконец из здания стали выходить слушатели. Из своих тел они постепенно
выстроили коридор очень плотной фактуры, в несколько рядов. Коридор вел от
парадного подъезда к возглавлявшему кортеж «роллс-ройсу».
Пробиться через этот коридор было невозможно, равно
как и примкнуть к нему. Тогда мы обошли «роллс-ройс» с другой стороны и стали
практически вплотную к окнам.
Теперь включаем быструю перемотку: красное пятно (платье? жакет?)
мелькает на ступенях широкой мраморной лестницы, вот оно на секунду исчезает, и
затем в дверном проеме показывается Маргарет Тэтчер; коридор начинает шуметь,
рукоплескать и выражать восторг иными способами, мы ненадолго теряем премьершу из виду, затем она снова попадает в поле зрения; и вот она уже у лимузина — спиной к нам, машет рукой, прощается с
коридором; охранник распахивает дверь, Тэтчер усаживается на заднее сиденье,
охранник захлопывает дверь, Тэтчер смотрит на лица, мимо которых она только что
проходила; с другой стороны «роллс-ройса» стоит только наша небольшая и уже
порядком набравшаяся банда; и вот мы начинаем запоздало кричать и махать
руками.
Стоп; дальше уже на рапиде. Охранник с заднего сиденья смотрит на нас.
Говорит что-то Тэтчер, показывает рукой в нашу сторону. Она
оборачивается и вдруг, неожиданно для всех, велит охраннику опустить стекло,
вниз, вниз, дальше, еще, еще дальше, до конца. И вот мы видим перед
собой Маргарет Тэтчер, Мэгги, Айрон-леди — совсем
близко. У нее живое, веселое лицо! Она совсем не похожа на свой образ из газет
и телевизора, ни капельки. Тэтчер машет нам рукой и улыбается, хорошо
улыбается, не для протокола. Охранник поднимает стекло, мы отходим от
автомобиля, кортеж плавно трогается и уплывает из сквера.
Иногда я представляю, что эта сцена могла бы запомниться Маргарет Тэтчер.
А если не ей, то ее охраннику или водителю, а те уж не упустят случая напомнить
в один из пепельных зимних вечеров, когда под треск дров в камине уместно
поговорить о чем-нибудь несуетном и далеком: мол, миссис Тэтчер, а помните то
лето в Москве и то прощание у главного входа?
— Ну, конечно, — скажет Тэтчер, — помню прекрасно. Милые молодые люди,
светлое будущее химической науки…
Прошли годы. Миша А. и Андрей Ш. лежат на кладбище, а те, кто живы,
занимаются делами, далекими от химии и от всего того, чему их обучали в
институте.
Но я помню эту историю, а особенно утят в ее финале. Может быть,
благодаря утятам и запомнил.
Напротив института, через дорогу, расположено здание Российского государственного
гуманитарного университета (в то время Высшей партийной школы). Когда мы с
Андреем К. в очередной раз шли от метро с пивом, из-под выкрашенных черной
краской ворот РГГУ вдруг вышла утка. За уткой, выстроившись в линию, трусил
отряд из нескольких утят. Шествие пересекло тротуар, утка и ее детеныши
прыгнули с бордюра и стали переходить дорогу. Дойдя до середины, семейство
обнаружило машины; те как раз показались из-за поворота. Мы с Андреем К.
выскочили на проезжую часть и стали энергично махать руками водителям, чтобы те
остановились. Машины встали — прямо перед утятами. Наши крики, гудки задних
машин, весь этот ажиотаж вокруг обычной, видимо, прогулки утиного семейства
произвел неожиданный эффект: утка развернулась и, громко крякая, повела утят обратно
под ворота. Там они и скрылись. Для меня так и осталось загадкой, куда они шли
(за едой? в гости? прогуляться?), где живут (во дворике РГГУ? но там, насколько
мне известно, нет ни захудалого пруда, ни хороших луж) и как вообще тут
оказались.
Когда процессия покинула дорогу, движение возобновилось, и мы с Андреем
К. вернулись в сквер. Нашему рассказу не очень поверили; все были слишком
увлечены происходившими на их глазах событиями да уже и не слишком трезвы, и
вообще, парни, откуда здесь взяться уткам?
Да, в общем, неоткуда; мы и сами, страшно сказать, удивлены.
Но говорим же: шествие отважной утки и ее утят, чем-то напоминавшее
растянувшийся автомобильный кортеж в сотне шагов от этого места, произвело едва
ли не большее впечатление, чем все описываемые здесь события.
Этот человек
Когда мне было семь лет или около того, в наш маленький городок,
расположенный в двухстах километрах от Челябинска, приехал человек, имя
которого знала тогда вся страна, ну или, по крайней мере, все советские дети.
События масштабней за все семь лет своей жизни я, признаться, не припомню. А
главное, он собирался приехать именно к нам домой. К нам! Домой!
В Челябинске у него были гастроли. С помощью приятеля моего отца удалось
уговорить его заехать на один день в наш город — сходить на экскурсию на завод,
выпускавший стеклянные изоляторы, где мой отец работал директором, посмотреть
на циклопические плавильные печи, попариться в бане и прочее в таком же духе.
За несколько дней до визита мама рассказала мне, какое событие нас ожидает.
Эти несколько дней стали настоящим испытанием. Я, наверное, еще ни разу в жизни
так не волновался. Я не находил себе места и, не зная, чем себя занять, шатался
без всякого дела по пыльным июльским улицам.
И вот наступил долгожданный день.
Когда в дверь позвонили, я побежал за мамой в прихожую, и через несколько
секунд этот человек уже здоровался со мной, улыбался и что-то говорил. А я
смотрел на него и, как ни силился, не мог узнать. В ожидании его приезда я успел нарисовать в воображении целую галерею образов — от
боевой раскраски индейца до персонажа из фильма «Золотые дукаты призрака». Но я
был совершенно не готов к тому, что он окажется почти в такой же рубашке, что и
мой отец, что говорить будет обычным, немного усталым голосом, и что у него будет
обыкновенное человеческое лицо, не представляющее собой никакой загадки, — ни
грима, ни красного шарика на носу, ни огненно-рыжих волос. А может, это не он?
Может быть, в последний момент он заболел и не смог приехать, и, чтобы меня не
расстраивать, родители нашли другого фокусника? Но в глубине души я понимал,
что это он. Просто случилась какая-то ужасная нелепость. И ничего с этим теперь
не поделаешь.
Он показал мне какой-то фокус, рассказал анекдот, и дальше началось уже
взрослое застолье с непонятными взрослыми разговорами и шутками.
Весь вечер я сидел и смотрел на него, мечтая увидеть хотя бы слабый
отсвет того необыкновенного человека, которого я видел на телеэкране. Но так и
не увидел. А он шутил, смеялся, что-то рассказывал и… совсем меня не замечал.
Когда мы вышли его провожать, во дворе уже ждала толпа мальчишек. Все
знали, кто сегодня у нас в гостях. И когда автомобиль, в который он погрузился,
исчез за углом дома и повез его в Челябинск, в аэропорт, к самолету, на котором
он полетит в Москву, где его встретит другой автомобиль и повезет сразу на
телеэкран, чтобы все опять увидели этого человека, точнее, не этого нашего
сегодняшнего гостя, а того, которого знала вся страна, меня
обступили и стали хором расспрашивать: ну что? ну как? наверное, до фига было интересного? Ну не знаю. Да ладно, а много фокусов
показывал? Ну, показал один. А какой? Ну, такой, с ложкой и
яйцом. И все?! Ну да. А он был вот в этом своем парике? А на
одноколесном велосипеде катался? А собачка была с ним? А простыню из кармана
вынимал? А что у него в большом желтом чемодане?
Я односложно отвечал, понимая, что все ждут от меня других ответов. Но
мне было все равно.
В память о его приезде осталась фотография. На ней смеющаяся мама,
улыбающийся отец и этот человек с рюмкой на голове; и я — но мне как-то
невесело.