Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2013
Валерий Скобло (1947) — родился в Ленинграде. Окончил матмех ЛГУ. Работал научным сотрудником в НИИ
Ленинграда-Петербурга. Автор научных трудов в области прикладной математики,
радиофизики, оптики. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Автор сборников
стихов «Взгляд в темноту» (1992) и «Записки вашего современника» (2011). Стихи, проза, публицистика печатались в российской и зарубежной
(США, Англия, Франция, ФРГ, Израиль, Болгария и др.) литературной периодике.
Живет в Петербурге.
***
Дорогой господин наш Фу
Юнь,
Что сказать про прошедший июнь?
Ливни шли, протекла наша фанза —
Щели в крыше — хоть руку просунь.
А в июле — сплошная жара,
Высох рис, и стеной мошкара —
Нос не высунуть, съест без остатка…
Не исчезла и в крыше дыра.
Ну, а в августе — ливни и зной.
Наш сосед — оптимист записной.
Он терпел — но не выдержал больше
И сбежал с деревенской казной.
Это лето — как дикий бамбук:
Под напором его не испуг,
А отчаянье в сердце вползает,
И перо выпадает из рук.
Записав на одном из листов:
«Вся земля — в норках ос и кротов», —
Я увидел, что лист тот последний,
И подумал, что к смерти готов.
***
В России томиться в остроге —
Вполне рядовой вариант.
Там сгинул в конечном итоге
Столь многих и дар, и талант.
«Записки из мертвого дома»
Намедни я перечитал.
Болезненно это знакомо:
Зайди на тюремный портал.
Ничто не меняется в мире.
Да, правда, сейчас не секут.
Но лишь намекнут, и в сортире
Утопят за пару минут.
И некто, писателя вроде,
Все так же, утратив покой,
В тюремной заплатанной робе
На каторжных смотрит с тоской.
Мол, злы и жестоки — а люди,
Как лет полтораста назад,
С мечтою о счастье и чуде,
И грезой — забыть этот ад.
И вот он вострит карандашик,
Строчит в свой убогий блокнот,
Руками, задумавшись, машет,
Бормочет… и пишет… и рвет.
…В душе безнадежно от мрака,
И боль не омыта слезой.
А этот случайный писака
Здесь лишний совсем и чужой.
***
Осень — и в пустыне тоже осень.
Вихрь песчаный… кровь стучит в висках.
Не найдут они тебя, Иосиф,
В этом рву, затерянном в песках.
Ищут ли, сюда во
гневе бросив?
Ты о них пока что позабудь…
Лишь бы Бог узрел тебя, Иосиф,
Все и утрясется как-нибудь.
Красота — не лучшая подмога.
Быть любимым — худший вариант.
С братьями расходится дорога,
Путь их ясен: скот и провиант.
А твоя — туда,
где пирамиды…
Сфинксы берегут покой дворцов…
Впрочем, что тебе все эти виды?
Крепче пирамид — завет отцов.
Погибай во рву… Прощай, сновидец.
И восстань в темнице ото сна.
Я всего лишь слабый очевидец,
Как и ты, прошел путем зерна.
Эти карты с детства мне знакомы.
Господи, и что я там искал?..
Я листал роскошные альбомы
С видами равнин и диких скал.
Знал я, где Синай и Палестина,
Представлял, где были рай и ад…
Ведал, где Хевронская
долина,
Где Сихем, Дофан и Галаад.
Сны какие вижу,
боже правый!
Кто же я: провидец или псих?
Напоен их сладкою
отравой…
Никому нельзя доверить их.
Я молчу — не обвинишь в обмане,
Пью ночной таинственный отвар.
Кто я там у
Господа в кармане,
Знать бы: виночерпий? хлебодар?
Мне известна злая власть закона —
Знак подаст, оковами звеня…
Милости и кары фараона
Да минуют, Господи, меня!
***
Сквозь небесную твердь
я, мне кажется, тропку нащупал,
через тернии к
звездам…
и дальше… за огненный купол.
За изнанку небес,
с их мерцающей бархатной тканью.
Посмотреть, что же за
иллюзорным пределом — за гранью.
По алмазным ступеням
без всякой опоры и края.
Прочь из этого мира…
Никому
ничего
не прощая.
***
«Ценность текста, пойми,
ну, совсем не в избытке смысла, —
Говорит мой приятель, известный поэт
N.N. —
Ты расставь по строке иероглифы, знаки,
числа,
А читатель, известно, любитель таких
подмен.
Он доищется смысла, когда его нет в
помине.
Голова у него — генератор шальных идей.
Бутафорский контекст — как муляж в
дорогой витрине,
Но ведь так в головах у почти что и всех людей».
Как люблю я такой разговор за холодной
водкой,
Без закуски почти — чтоб до сути дойти
верней.
Я киваю и пью, не проделав попытки
робкой
Возразить… объясниться… Зачем мне
менять коней
На такой переправе… Когда уже вышли
сроки…
«Ну, пора по домам!..» — и приятель
толкает в бок.
Я плетусь до метро и сплетаю слова и
строки,
Наделяя их смыслом, насколько позволил
Бог.
***
Я когда-то мечтал научиться
Говорить на твоем языке:
Щебетать, точно звонкая птица,
Прошуршать, точно змейка в песке,
Шевелить бессловесно губами,
Точно рыбка за толстым стеклом…
Но прошло… Что случается с нами?..
Как-то все завязалось узлом.
Мертвым… Как тут рубить по живому?
Сколько правды скопилось и лжи…
И бредешь по обрыву… излому…
Птичьим свистом об этом скажи.
***
В Библии о рае и об аде,
Как ни странно, очень мало слов.
Мысль о наказанье и награде
Жгла не очень древних мудрецов.
Мало справедливость занимала?
Нет, наоборот, оно как раз!
Как они Молоха и Ваала
Обличали… Аж до
искр из глаз.
Дело все же, видимо, не в этом,
Может, не хотели так… сплеча.
Надо мудрецом быть и… поэтом,
Чтобы не судить нас сгоряча.
Обошлись без выводов поспешных,
Отрешась от нам привычных грез:
Нет ни шибко праведных, ни грешных
В этой вечной колыбели слез.
***
Я теперь воспринимаю все буквально:
Все оно, как Блок писал, и есть:
Тучка есть жемчужная и тайна…
Роковая, гибельная весть.
И квартал пустынный у залива,
И залив горящий вдалеке…
Сам он жил у водного извива,
Там, на
Офицерской… на реке…
Но и я ведь — с небольшой натяжкой —
Жил на Невке…
прямо в двух шагах…
Впрочем, не равняю Невку
с Пряжкой:
Малая, но все ж другой размах.
Ладно… Дело здесь совсем не в этом —
Не вселился я в его квартал…
Не был он мне близок… Все же летом
Снова я его перечитал.
***
За надежды, ушедшие разом,
И дождей непрерывную сеть —
Чем обязан
тебе, чем обязан…
И за осень в придачу? — Ответь.
За последнюю?.. Или же… Или —
Вечной ставшую
в жизни моей.
За ветра, что вконец истомили,
Кто ответчик? — Сомненья развей.
За соседство печали сторукой,
За невзятые
мной рубежи,
За привязанность, ставшую мукой?..
…На прощанье хоть слово скажи.
За любви неразрывные нити,
За горящее солнце внутри,
Незакатное солнце в зените,
Чем обязан
тебе?.. — Говори!
***
Думаешь, я отличить не смогу,
Станешь ты камнем, цветком ли, пушинкой?
Даже идя за тобой сквозь пургу,
Я угадаю — какою снежинкой…
Зренья лишившись, и слуха, и рук,
Я догадаюсь — мне много не надо:
Стала какою из сотни
подруг
В зелени нашего летнего сада.
Думаешь, я не смогу за тобой?
Это, поверь мне, легчайшая малость…
Все лишь затем, чтоб страданье и боль
И за чертою не прекращалось.