С Никитой я пересекся только однажды. В прошлом году в Перми. Я был членом жюри ФИПРЕССИ на «Флаэртиане». Замечательный фестиваль неигрового кино, с оригинальным концептом. Отбирают туда неигровые картины, сделанные по принципу: «реальный герой — в предлагаемых обстоятельствах». После конкурсного показа ко мне подошел паренек лет восемнадцати. Крупноват для своего возраста, трогательно нескладен. Сказал, что хочет стать режиссером, уже снимает какие-то ролики. Что читал мои тексты о Денисе Осокине и о якутском кино. Стал сыпать вопросами про хтонических тварей, про региональные хорроры. Сообщил, что мечтает сделать «настоящий пермский ужастик». Спохватившись, представился наконец: Никита.

Никита вызвался проводить меня до магазина «умной» литературы. Книжная лавка пряталась на задворках, без провожатого не обойтись. Спускаясь вниз по бульвару, мы продолжали беседу о странностях мифологии. Консультантом я оказался никчемным, увы. О плане финно-угорского мироустройства знал не так уж и много. Архаическое сознание делит мир на три основных уровня: верхний, нижний и средний (наш). Об этом можно прочесть в любой популярной энциклопедии. Вспомнил «разрез» вселенной из якутского эпоса — олонхо. Верхний и нижний миры неоднородны — они состоят из множества ярусов, по окоему земли и небес обитают гротескные монстры, родичи подземных чудовищ.

— А у вас в Перми в спальных районах «реальные пацаны» живут…

— У нас в Перми нет метро, — неожиданно произнес Никита, — вода и пустоты.

— В пустотах обитают гады-страшилища, — решил пошутить я.

И в самом деле, в Перми есть все для выживания хтонических тварей — вдоволь и подземелий, и вод. Заговорил о специфике регионального хоррора — такое кино прорастает чаще всего из локальных легенд, из суеверий конкретной местности…

В поле зрения влез плакат какой-то турфирмы: по черному фону рассыпаны «археологические» фигурки. Бляшки с изображением фантастических ящеров, медведей (а может, медвежьих шкур), хищных птиц с человеческой физиономией на брюшке. Чудские древности, пермский звериный стиль. «Никита, а сделай-ка фильм-катастрофу про нашествие ящериц — из нижних миров. Пускай с ними ОМОН сражается». Никита закивал головой, но мне показалось, что эта идея не слишком заинтересовала его. «Знаешь, почему на брюхе у птицы проступает человеческое лицо? Самоеды именно так представляют себе шамана, который отправляется в небеса — сделавшись соколом, коршуном, филином (позабыл уже, кто из пернатых встречается в приполярных тундрах). Оборотень совмещает две сущности — человеческую и птичью». Никита начал расстегивать куртку: «Мой любимый персонаж — вот».

Принт на его майке воспроизводил контур чудской бляшки — двусоставную химеру. Существо соединяло в себе характерные признаки человека и лося.

— Волшебный зверь на ящерице стоит!

Контровой свет золотил Никитины волосы. То ли нимб, то ли рога сохатого. Я понял, кого напоминал мне этот парнишка. Точно — человек-лось.

Не помню, сказал ли ему об этом…

Неделю спустя Никита зафрендил меня на «Фэйсбуке». Я написал: «А ведь любимец твой годится в герои пермского экшна. Человек-лось — местный Бэтмен. Вычитал в интернете — есть у него еще одна ипостась: лось-человек-птица. Значит, им обжиты пространства двух высших миров, он держит в узде низовых, хтонических тварей». Никита ответил: до этой идеи он додумался сам. Судя по переписке (сбивчивой и нерегулярной), образ посредника между мирами все сильнее завладевал пацаном. Его одержимость не вызвала у меня опасений. Такое случается с творческими людьми: писатель или актер срастается с придуманным персонажем, идентифицирует себя с ним. Никита зачастил в зоопарк — то к ящерицам, то к птицам. Искал откровений в немигающих взглядах. В рассветный час приходил к «табуретке Полисского». Становился в самом центре поленницы, запрокидывал голову, глядел в небеса. Собирался после полуночи спуститься в железнодорожный тоннель: «Электрички по этой ветке ходят не часто».

Никита пропал внезапно — перестал обновлять страничку. Почуяв неладное, я написал — наугад — одному из его пермских приятелей. Оказалось, парень и в самом деле исчез — без следа, безвестно. Есть надежда, что жив, — тело не найдено…

Перед отелем «Урал» вкопаны каменные столбы. Увешаны громадными бляхами. Пермский звериный стиль — в ненатуральную величину: антропоморфные персонажи, медведи, ящеры, птицы. Венчает скульптурную композицию стилизованная ладья — без гребцов, без пассажиров. Но если вглядеться внимательней, довериться играм света, из стыков пятен и линий возникнет мальчишеский силуэт — зыбкий образ Никиты. Тень умеет менять обличья — то парень, то сокол, то лось.

Не замечаете? Я — вижу.

Примечания

1. FIPRESCI — международная ассоциация кинокритиков.

2. Денис Осокин — казанский писатель, знаток традиционных финно-угорских культур. Его творческий портрет и статьи о якутском кинематографе опубликованы в журнале «Искусство кино».

3. Артефакты звериного стиля происходят из разных точек Пермского края. Но сконцентрированы они в Перми, в фондах краеведческого музея. Совокупная сила чудских оберегов определяет многое из того, что происходит в округе.