Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2013
С Никитой я пересекся только однажды. В прошлом
году в Перми. Я был членом жюри ФИПРЕССИ на «Флаэртиане».
Замечательный фестиваль неигрового кино, с оригинальным концептом. Отбирают
туда неигровые картины, сделанные по принципу: «реальный герой — в предлагаемых
обстоятельствах». После конкурсного показа ко мне подошел паренек лет
восемнадцати. Крупноват для своего возраста,
трогательно нескладен. Сказал, что хочет стать режиссером, уже снимает какие-то
ролики. Что читал мои тексты о Денисе Осокине и о якутском кино. Стал сыпать
вопросами про хтонических тварей, про региональные хорроры. Сообщил, что
мечтает сделать «настоящий пермский ужастик». Спохватившись, представился
наконец: Никита.
Никита вызвался проводить меня до магазина
«умной» литературы. Книжная лавка пряталась на задворках, без провожатого не
обойтись. Спускаясь вниз по бульвару, мы продолжали беседу о странностях
мифологии. Консультантом я оказался никчемным, увы. О плане финно-угорского
мироустройства знал не так уж и много. Архаическое сознание делит мир на три
основных уровня: верхний, нижний и средний (наш). Об этом можно прочесть в
любой популярной энциклопедии. Вспомнил «разрез» вселенной из якутского
эпоса — олонхо. Верхний и нижний миры
неоднородны — они состоят из множества ярусов, по окоему земли и небес обитают
гротескные монстры, родичи подземных чудовищ.
— А у вас в Перми в спальных районах «реальные пацаны» живут…
— У нас в Перми нет метро, — неожиданно произнес
Никита, — вода и пустоты.
— В пустотах обитают гады-страшилища, — решил пошутить я.
И в самом деле, в Перми есть все для выживания хтонических тварей — вдоволь и подземелий, и вод. Заговорил
о специфике регионального хоррора — такое кино
прорастает чаще всего из локальных легенд, из суеверий конкретной местности…
В поле зрения влез плакат какой-то турфирмы: по
черному фону рассыпаны «археологические» фигурки. Бляшки с изображением
фантастических ящеров, медведей (а может, медвежьих шкур), хищных птиц с
человеческой физиономией на брюшке. Чудские древности, пермский звериный стиль.
«Никита, а сделай-ка фильм-катастрофу про нашествие ящериц — из нижних миров.
Пускай с ними ОМОН сражается». Никита закивал головой, но мне показалось, что
эта идея не слишком заинтересовала его. «Знаешь, почему на брюхе у птицы проступает
человеческое лицо? Самоеды именно так представляют себе шамана, который
отправляется в небеса — сделавшись соколом, коршуном, филином (позабыл уже, кто
из пернатых встречается в приполярных тундрах). Оборотень совмещает две
сущности — человеческую и птичью». Никита начал расстегивать куртку: «Мой
любимый персонаж — вот».
Принт на
его майке воспроизводил контур чудской бляшки — двусоставную химеру. Существо
соединяло в себе характерные признаки человека и лося.
— Волшебный зверь на ящерице стоит!
Контровой свет золотил Никитины
волосы. То ли нимб, то ли рога сохатого. Я понял, кого напоминал мне этот
парнишка. Точно — человек-лось.
Не помню, сказал ли ему об этом…
Неделю спустя Никита зафрендил
меня на «Фэйсбуке». Я написал: «А ведь любимец твой
годится в герои пермского экшна.
Человек-лось — местный Бэтмен. Вычитал в интернете —
есть у него еще одна ипостась: лось-человек-птица. Значит, им обжиты
пространства двух высших миров, он держит в узде низовых, хтонических
тварей». Никита ответил: до этой идеи он додумался сам. Судя по переписке
(сбивчивой и нерегулярной), образ посредника между мирами все сильнее
завладевал пацаном. Его одержимость не вызвала у меня
опасений. Такое случается с творческими людьми: писатель или актер срастается с
придуманным персонажем, идентифицирует себя с ним. Никита зачастил в зоопарк —
то к ящерицам, то к птицам. Искал откровений в немигающих взглядах. В
рассветный час приходил к «табуретке Полисского».
Становился в самом центре поленницы, запрокидывал голову, глядел в небеса.
Собирался после полуночи спуститься в железнодорожный тоннель: «Электрички по
этой ветке ходят не часто».
Никита пропал внезапно — перестал обновлять
страничку. Почуяв неладное, я написал — наугад —
одному из его пермских приятелей. Оказалось, парень и в самом деле исчез — без
следа, безвестно. Есть надежда, что жив, — тело не найдено…
Перед отелем «Урал» вкопаны каменные столбы. Увешаны громадными бляхами. Пермский звериный стиль — в
ненатуральную величину: антропоморфные персонажи, медведи, ящеры, птицы.
Венчает скульптурную композицию стилизованная ладья — без гребцов, без
пассажиров. Но если вглядеться внимательней, довериться играм света, из стыков
пятен и линий возникнет мальчишеский силуэт — зыбкий образ Никиты. Тень умеет
менять обличья — то парень, то сокол, то лось.
Не замечаете? Я — вижу.
Примечания
1. FIPRESCI — международная ассоциация
кинокритиков.
2. Денис Осокин — казанский писатель, знаток
традиционных финно-угорских культур. Его творческий портрет и статьи о якутском
кинематографе опубликованы в журнале «Искусство кино».
3. Артефакты звериного стиля происходят из
разных точек Пермского края. Но сконцентрированы они в Перми, в фондах
краеведческого музея. Совокупная сила чудских оберегов определяет многое из
того, что происходит в округе.